Прощальный поцелуй Греты Гарбо

– Почему игра проходила у нас в Питере? Насколько я знаю, вы с ним москвичи.

– Не только мы с Шмельцовым, – ответила Лионелла. – Все, кто участвовал во вчерашней игре, приехали из Москвы.

– Зачем?

– Новая игра – новое место. В прошлый раз мы были на «Роза Хуторе».

– В Сочи?

– На лыжном курорте недалеко от него.

– Тогда объясните. – Фирсов старательно расправил завернувшийся уголок протокола. – Что с составом участников?

– Их примерно пятьдесят человек.

– В общей сложности?

– Да. Но в каждой игре – не больше пятнадцати. Пять столиков по три человека.

– И все же не понимаю. – Следователь почесал нос кончиком ручки. – Что это за игра? В чем она заключается?

– Один столик – одна команда. Шмельцов задает вопрос, на который невозможно сразу ответить, после чего начинает давать подсказки. Так, путем правильных вопросов и подсказок, находится верный ответ.

– Это как-то оплачивается?

– За участие в игре все мы платим Шмельцову.

– Много? – Затронув этот вопрос, Фирсов поразился тому, как переменилось лицо Баландовской, и понял, что прошелся по краю.

– Этого я вам не скажу, – ответила она сдержанно. – Вопрос денег не обсуждается.

– Ну, хорошо. Сколько вас было на вчерашней игре?

– Немного. Всего – одиннадцать человек.

– Одиннадцать… – повторил следователь и наморщил лоб. – Но позвольте… Вы сказали: один столик – три человека.

– Один столик – одна команда, – уточнила она.

– И все-таки одиннадцать на три не делится.

– Ах, это! Один человек не пришел.

– Кто? – Фирсов был собран, упруг и спокоен. – Имя этого человека?

– Кира Ольшанский. – Лионелла Баландовская поправила волосы, но вдруг осеклась: – Да нет… Не думаете же вы, что Ольшанский мог убить человека?

– Вернемся к игре…

– Нет, вы скажите. Киру в чем-то подозревают?

– Оставим эту тему. Вопрос следственных действий не обсуждается.

– Что ж, – сказала она. – Счет один – один. Можно сказать – ничья.

– Как вы сказали? – Фирсов оторвался от протокола и поднял глаза. – Баландовская… Баландовская… Не та ли это Баландовская?.. Вы не артистка?

– Все в прошлом, – сдержанно ответила Лионелла.

– Я видел ваш фильм. Там была фраза: «счет один – один, можно сказать – ничья». Надо же! Баландовская! Да, вы были звездой.

– Я больше не снимаюсь. Теперь, как вы справедливо заметили, я – домохозяйка.

В кабинет снова заглянул полицейский:

– Разрешите?

– Что еще? – спросил Фирсов.

– Ольшанского привели.

– Что значит – привели? – обеспокоенно вскинулась Лионелла.

– Подписывайте, – следователь ткнул пальцем в конец протокола. – Читайте и подписывайте: «С моих слов записано верно, мною прочитано…»

Глава 2

Заклятые друзья

Лионелла не смогла заснуть даже под утро. Она легла в постель, погасила светильник, но остаток ночи провела в тревоге. То и дело подходила к двери и прислушивалась, нет ли в номере Шмельцова каких-нибудь звуков. Проверив, возвращалась в постель, но уже через минуту, облизывая сухим шершавым языком губы и небо, шлепала босыми ногами к бару. Всю ночь до утра ее мучили тревога и жажда. Виной тому была в том числе духота. Лионелла не включила кондиционер, опасаясь простуды, как будто можно было простудиться при такой-то жаре.

В пять утра, когда лучи солнца вломились в ее комнату, пришлось встать и задернуть шторы. После этого Лионелла наконец-то заснула.

В семь часов раздался громкий стук в дверь. Еще не проснувшись, Лионелла почувствовала, как оборвалось в груди сердце и потом снова заколотилось, но уже у самого горла.

Она прокралась к двери, заглянула в глазок и сразу открыла. В номер ворвалась Катерина и с рыданиями бросилась на грудь Лионелле. Не зная, как реагировать, та сдержанно спросила:

– Что случилось?

– Муж…

Лионелла решила, что уместнее всего обнять Катерину, и обняла ее, уточнив:

– Надеюсь, он жив?

Прорыдавшись, Катерина ответила:

– Жив… Скотина!

Теперь для выяснения обстоятельств ее следовало проводить в гостиную и усадить на диван. Лионелла Баландовская все так и сделала. Принесла бутылку виски и два стакана со льдом. Настало время узнать, чем вызван столь ранний визит.

Катерина залпом выпила четверть стакана и заговорила с бешеной, навязчивой доверительностью, как будто до этого они с Лионеллой только и делали, что выкладывали друг другу свои секреты:

– Он бросил меня! Так и сказал: я развожусь. Животное! У него есть другая баба. Не понимаю, кому еще нужен этот урод. Если бы не его деньги… Стремно рассказывать, но, когда он лежит со мной рядом в постели, меня буквально выворачивает от омерзения. Видела бы ты его голым: слоистый волосатый червяк…

– Послушай, – прервала ее Лионелла. – Ты уверена?

– В чем? – Катерина впала в кратковременный ступор.

– В том, что Мишель тебя бросил.

– Он сам так сказал.

– Когда?

– Этим утром.

Баландовская взглянула на часы:

– Семь ноль пять. Когда вы успели поговорить?

– Четверть часа назад.

– Он сам тебе позвонил?

– Нет. Я ему позвонила.

– Глупо звонить мужчине так рано, он может быть не один.

– Все так и было, – всхлипнула Катерина.

– Значит, ты сама нарвалась. Кстати, насчет его денег… – Лионелла взяла со стола мундштук и достала из портсигара сигарету. Прикурив ее, выдохнула вместе с дымом: – Тебе стоит позвонить адвокату.

Начав разговор сумбурно, Катерина продолжила его весьма прагматично:

– В десять часов позвоню.

– Много отсудить вряд ли получится. У вас, как я слышала, брачный контракт?

– Пусть не думает, что бросил никчемную дуру, которая только и знает, что плакать от горя. Не велика потеря! Лучше найдем!

– Прежде чем искать лучше, – рассудительно заметила Лионелла, – стоит отсудить то, что возможно.

– Дом, квартиру в Москве и пару миллионов. Большего взять не смогу.

– Долларов, надеюсь? – Лионелла медленно затянулась и выпустила из губ голубоватую струйку дыма.

– А кто говорит про рубли? – Катерина пришла в себя, по ней было видно, что она уже торит свой жизненный путь в предвкушении грядущих свершений.

Вскоре Катерина ушла. Мысленно поблагодарив ее за уход, Лионелла начала одеваться к завтраку. Сборы омрачились тем, что она не нашла свой телефон. Их было три, и особой трагедии не случилось, если не принимать во внимание, что это был золотой Vertu в стразах Сваровски.

Еще ночью, когда в ее номере были криминалисты, Лионелла попыталась найти мобильник, но внимание отвлекла занятная процедура забора проб воздуха. Следователь Фирсов потребовал сделать исследование подобного рода, и криминалисты приволокли странный агрегат с двумя стеклянными колбами, установив его на треногу в гостиной. В течение получаса он шумно втягивал воздух и, кажется, был неисправен. На вопрос Лионеллы, когда будет результат, человек, который принес, а потом унес газоанализатор, незаинтересованно хмыкнул:

– Этого я вам сказать не могу.

И было неясно: то ли он сам не может сказать, то ли ему запрещено говорить.

Несмотря на все перипетии прошедшей ночи, Лионелла ощущала странное безразличие. Ей меньше всего хотелось копаться в самой себе и в сложившейся ситуации. Надев пестрое шифоновое платье и красные босоножки, она приказала себе быть счастливой.

В ресторанном зале для завтрака к этому часу присутствовало всего несколько человек, трое из которых были официантами. Лионелла села за столик и подозвала одного:

– Кофе. Черный. Без сахара.

– Что-нибудь еще? – Это был тот самый парень, что обслуживал их столик вчера во время игры.

Она дружелюбно кивнула:

– Круассан с грушевым вареньем.

С круассаном был перебор, и Лионелла пообещала себе, что, когда все закончится, она пойдет в спортивный зал или, по крайней мере, в бассейн.

Под словом «все» подразумевалась история с убийством в номере Шмельцова. Убитый был в ее платье, значит, она – участник событий и должна сыграть свою роль.

Когда официант принес кофе, в зале появились Марго с Катериной. Последняя уже трансформировалась, к ней вернулись привычные горделивость и самолюбование. Сущая безделица – развод с мужем к завтраку был освоен и определен по шкале важности где-то между чисткой зубов и звонком адвокату.

Они сели за стол к Лионелле, но заговорить не успели, потому что в тот самый момент на завтрак пришел Григорий Шмельцов. Он был отрешен, элегантен и, судя по тоске в припухших глазах, старался избежать ненужных контактов. Оглядев зал, Григорий выбрал самую безлюдную часть и, не удостоив взглядом ни одного из присутствующих, ограничился одним общим кивком.

Все, что происходило тем утром в ресторане отеля, было занимательным. Следующим в ряду событий стало появление красивого мужчины лет сорока, одетого с небрежной, но продуманной светскостью. Вел себя он в этом же стиле: всех видел, многих знал, однако никого не выделял для общения. Рассеянно оглядевшись, сел за свободный столик и уткнулся взглядом в окно.

Те, кто знал Кирилла Ольшанского (а это был он), с интересом наблюдали за ним. Особенно женщины, они всегда выделяли его, где бы он ни был.

Быстрые официанты сновали по залу, Шмельцов ел молочную кашу, Ольшанскому принесли кофе и сок.

– Интересно, чем все это закончится, – пригнувшись к столу, доверительно пробормотала Марго. – Я имею в виду убийство.

– Шмельцов давно притягивал к себе неприятности, – заметила Катерина и, взглянув на Баландовскую с обидой, сказала: – Ты не рассказала мне об убийстве.

– Тебе было не до того, – ответила Лионелла.

– Видела труп?

– Следователь попросил не слишком распространяться об этом, – сказав так, Лионелла покривила душой, ни о чем таком он ее не просил.

Но едва вспомнив о следователе, она увидела его самого.

– Прошу прощения… – Фирсов повернул мощную шею, оглядел сидевших за столиком дам и остановился на Лионелле: – Нужно поговорить.

– Сейчас? – удивилась она.

– Жду вас в баре. Приходите туда, как только позавтракаете.

Фирсов удалился. Теперь стало заметно, какой сокрушительный эффект произвело его появление. В зале сделалось тихо, и все взгляды были обращены на Лионеллу.

Она же думала лишь о том, что допустила непростительную промашку с платьем, которое не вписывалось в текущую мизансцену и ситуацию в целом. Прервав завтрак, Лионелла поднялась к себе в номер и переоделась в другое платье – приятного серого цвета в белый горошек.

Когда она вошла в бар, сразу увидела следователя, поскольку не заметить его большую фигуру не представлялось возможным. Он сидел на высоком табурете за стойкой и пил кофе, судя по размерам мизерной чашки – эспрессо.

– К счастью – отель маленький, – сказал Фирсов тихо, но внятно.

Лионелла услышала его издали и подошла ближе:

– Вы это к чему?

– В баре никого нет кроме нас и бармена. Сок или кофе?

– Стакан минералки.

Бармен поставил перед ней стакан минералки, после чего удалился.

– А я вот с чашечкой кофе… Спать еще не ложился. – Фирсов нехотя улыбнулся, показывая всем своим видом, что с ним можно держаться откровенно и просто. – Надеюсь, вы поняли, это не допрос…

– Что вам нужно?

– Информацию об одном человеке.

– С чего вы решили, что она у меня есть? – сдержанно поинтересовалась Баландовская, испытав при этом чувство, похожее на досаду. – Мне кажется, в вашем ведомстве можно отыскать информацию на любого из нас.

– Вы дружны с Кириллом Ольшанским?

– Настолько, что на завтраке он даже не поздоровался.

– У него есть все основания для подобной забывчивости. Мы с ним попрощались сорок минут назад.

– О чем говорили? – спросила Лионелла.

– Ждете, что все вам расскажу?

– Нет.

– Тогда зачем спрашивать?

– Что ж, давайте эту тему оставим… – Лионелла дала понять, что готова принять любое его решение, если оно продиктовано интересами следствия.

Следователь задал новый вопрос:

– Ольшанский – это псевдоним? Ведь он, кажется, художник?..

– Это настоящая фамилия Киры.

– Киры? – Фирсов склонил голову набок, словно прислушиваясь.

– Кирилл… Кира… Друзья зовут его так.

– Режиссер Ефим Ольшанский никем ему не приходится?

– Кирилл – его внук, – сказала Лионелла.

– Вот оно как!

– Мир тесен.

– Не терплю бессмысленных фраз.

– Еще их называют крылатыми, – усмехнулась она. – Иногда банальные фразы звучат откровением.

– Вернемся к затронутой теме. Ефим Ольшанский был заметной фигурой в советском кинематографе и, кажется, состоятельным человеком. Отпрыски таких людей рождаются с золотой ложкой во рту.

– Отец Кирилла погиб молодым. Так что наследство дед оставил ему.

– Деньги?

– Не только. Кроме денег – три московские квартиры, дача с двумя гектарами земли и прочие ценности.

Оживившись, Фирсов полюбопытствовал:

– Что подразумевается под прочими ценностями?

– Во-первых, драгоценности Инессы Ольшанской.

– Она была великой актрисой.

– Великой актрисой и второй женой великого режиссера. Кирилл, кстати, не ее внук.

– Вы сказали – во-первых… – следователь говорил отчетливым, ясным голосом.

– Что? – не поняла Лионелла.

– Драгоценности жены – это во-первых.

– Мутная история. Большая часть ювелирных украшений исчезла еще до смерти Ольшанской. Между тем она владела редкими сокровищами.

– Что во-вторых?

– Бесчисленное множество предметов искусства. Как вы понимаете, Кирилл стал художником не на пустом месте.

– Что-то я не видел его картин.

– Думаете, их видел кто-то другой? – Лионелла пожала плечами. – Просто все привыкли считать Кирилла художником. Кстати, он окончил Академию художеств здесь, в Санкт-Петербурге.

– Вернемся к предметам искусства, – напомнил ей Фирсов.

– Это бессмысленно. Кирилл все промотал. К примеру, глиняная тарелка, расписанная Пабло Пикассо, ушла за бутылку вина.

– Подвержен?

– В каком смысле?

– Пьет?

– Не больше других. Как вы знаете, выпивка в среде художников – обычное дело. Кирилл Ольшанский – безалаберный человек. Пришли друзья, денег нет, снял со стены тарелку – и вуаля! К слову, о бессмысленных фразах: то, что легко досталось, не очень ценится.

– В этой фразе – глубокий смысл, – сказал Фирсов, и Лионелла улыбнулась:

– Наконец-то вы хоть в чем-то согласились со мной.

Егор Петрович замолчал, и было ясно, что он ищет нужный вопрос. В конце концов вопрос прозвучал:

– Ольшанский нуждается в средствах?

– Об этом все знают. Он – на мели.

– Что не помешало потратить приличную сумму за участие во вчерашней игре.

– Не знаю, что взбрело ему в голову. «Зарядка для ума» подходит для скучающих дам и вышедших в тираж стариков. Но, как вы знаете, Кирилл на игру не пришел.

– Мне это известно.

Лионелла Баландовская отстранилась, чтобы оглядеть собеседника. В ее голосе послышалась напряженность:

– Вы хотите обвинить Киру в убийстве?

– С чего вы это взяли?

– Тогда к чему такие вопросы?

– Кажется, ясно: ведутся следственные действия.

– Тогда вот вам крылатая фраза: бедность не порок. Помните, как у Островского? Если человек не имеет средств, это не вина его, а беда. Ольшанский тут ни при чем.

– Откуда такое категоричное суждение?

– Я слишком хорошо его знаю.

– Тогда вопрос в тему: какой характер носят ваши с ним отношения?

– Этот же вопрос вы задавали мне про Шмельцова. – Лионелла царственным жестом взяла стакан с минералкой и, не торопясь, отпила. – Не думаете же вы, что я сплю с каждым своим знакомым?

Фирсов повинился:

– Не хотел вас обидеть. Из всего сказанного делаю вывод: вы с Ольшанским – друзья.

– С этого мы и начали, – благосклонно отозвалась Лионелла.

– Что еще можете рассказать?

– О Кире?

– Ну, раз уж мы о нем говорим… На какие средства он существует?

– Меня это никогда не интересовало. Возможно, продает картины.

– Которых никто не видел? – вопрос следователя прозвучал с долей иронии. – Вы сами рассказали, что все ценности, доставшиеся Кириллу от деда, были им спущены…

– Не все… – заметила Лионелла.

– Значит, что-то у него все же осталось?

– Несколько любимых картин и коллекция цветного стекла, которую собрала его мать. То, что я знаю… Возможно, осталось что-то еще.

– Где все это хранится?

– На даче.

– Ага… – Фирсов отставил чашку. – Значит, дача все еще в его собственности. Где она, кстати, находится?

– В Барвихе.

– Насколько я помню, вы проживаете в той же деревне.

– Если вас интересуют подробности – мы с Ольшанским соседи, – ответила Лионелла.

– Насколько?

– Ближе некуда. Нас разделяет только забор.

Фирсов несколько оживился:

– В таком случае вы многое о нем знаете.

Она вскинула брови, слегка повела головой и отпила немного воды.

– Забор очень высокий.

– Послушайте… – Фирсов отвел разочарованный взгляд и уставился в стену. – Еще вчера я сказал вам, что мне не нужна полуправда. Не желаете говорить – скатертью дорога. Я вас не задерживаю.

Такой поворот событий не входил в планы Лионеллы. Все теряло смысл: скромное платье в горошек и белый кружевной воротник. Созданный образ рассыпался, и Лионелла решила прекратить всякое резонерство. Если она не свидетель, тогда кто она? Лишиться такого развлечения было бы глупо.

– Кирилл – своеобразный человек, – заговорила Лионелла более доверительно. – Не терпит никаких обязательств.

– Значит, у него нет долгов?

– Вовсе нет. К долгам он относится очень терпимо. Я бы сказала, легкомысленно.

– Многим задолжал?

– Слышала – да.

– У вас брал взаймы?

Она решительно покачала головой:

– Никогда!

Тогда Фирсов сказал:

– А мне всегда казалось, что к друзьям за помощью идут в первую очередь.

– Не в нашем случае, – промолвила Лионелла, и то, как сдержанно она поправила волосы, озадачило следователя.

– Объясните, – сказал он отрывисто.

– Ну, хорошо… В юности мы с Кирой встречались.

– Ага… – проронив только одно слово, Фирсов дал понять, что ждет продолжения.

– Нам было по семнадцать, и мы хотели пожениться.

– Не вышло?

– Как видите – нет. Обстоятельства сложились так, что нам пришлось расстаться. – Лионелла холодно взглянула на следователя. – Впрочем, к убийству это не имеет никакого отношения.

– Пока – никакого.

– Мне кажется или вы запугиваете меня? – поинтересовалась она.

– Напоминаю: вы можете встать и уйти.

И даже после этих слов Лионелла Баландовская осталась сидеть.

– Вот видите, вам этот разговор нужен не меньше, чем мне, – сказал Фирсов. – Значит, вы с Ольшанским знакомы давно?

– С детства. Дачи наших родителей были рядом.

– Это я уяснил.

– В те времена все было проще: и люди, и отношения, и привычки. Заборы были не такими высокими.

– Вы знали его деда?

Прищурившись, Лионелла спросила:

– Это любопытство?

– Чистейшей воды, – признался ей Фирсов. – Так знали или нет?

– Знала. И очень хорошо.

– Инессу Ольшанскую – тоже?

– Она жила обособленно, и, когда бывала на даче, к ним никого не пускали. Когда же они с Ефимом Аркадьевичем уезжали на съемки или на какой-нибудь кинофестиваль, мы с Кириллом бегали по всему дому. Я знаю каждый его уголок, картины и предметы искусства.

– Ольшанский оставался с родителями?

– С ним оставалась нянька Матрена. Она была доброй старухой. К тому времени Кира стал сиротой. Он сильно любил свою покойную мать. Однажды я разбила фигурку из ее стеклянной коллекции… – Лионелла грустно улыбнулась. – Кирилл чуть меня не убил.

Услышав телефонный звонок, она достала из сумочки трубку:

– Простите. – И, чуть отвернувшись, поднесла к уху мобильник: – Слушаю, Лев…

– Как дела? – Муж говорил в обычной своей манере, так, словно они расстались этим же утром.

На самом деле супруги не виделись больше месяца. Сначала он уехал по неотложным делам в Швейцарию. Потом она – в Ниццу. По возвращении в Москву Лионелла и Лев разминулись на пару часов: он улетел в Германию, она – в Санкт-Петербург на игру.

– Здравствуй, милый. У меня все хорошо.

– Кажется, ты планировала сегодня вернуться?

– Я задержусь.

– Надолго? – в его голосе не было недовольства. Казалось, он с равным одобрением принимает любое ее решение.

– Несколько дней, – проговорила она.

– В таком случае увидимся через неделю, после того как я вернусь из Пекина.

– Когда уезжаешь?

– Самолет – через три часа.

– Счастливо долететь. Целую тебя. – Спрятав мобильник, Лионелла удивленно посмотрела на следователя: – В чем дело?

Тот спросил:

– Вы не сказали ему?

– О чем?

– Об убийстве.

– Зачем?

– Зная возможности вашего мужа, я предполагал, что сегодня из Москвы вылетит взвод адвокатов.

– Глупости… – сказала Лионелла. – Адвокаты мне не нужны. Что касается мужа, он – человек занятой, ему хватает своих забот. Лучше объясните, к чему все эти расспросы? Зачем вам Ольшанский? Мне кажется, вы чего-то недоговариваете.

– У меня такое же чувство, – заметил следователь.

– Вам удалось что-нибудь выяснить? Например, установить личность убитого?

Фирсов посмотрел на часы:

– Начало девятого…

– Я поняла, – сказала Лионелла. – С момента убийства прошло слишком мало времени. Но, возможно, вы нашли отпечатки пальцев или следы?

– Это – да, – устало заметил следователь.

– И, конечно, улики?

– Благодарю вас за то, что нашли время.

Лионелла не собиралась просто так отступать:

– Вы хотите сказать…

– Что наш разговор окончен, – крякнув, следователь сполз с высокого табурета и энергично подрыгал мускулистой ногой, расправляя смятую брючину.

Лионелла тоже спустилась на пол, встала напротив и, глядя на него снизу вверх, спросила:

– Кто вам сказал, что мы с Ольшанским знакомы?

– Ни за что не догадаетесь… – Фирсов глумливо прищурился, но Лионелла Баландовская повторила на тон выше:

– Кто?!

– У каждого из нас есть заклятые друзья.

– И подруги… – чуть слышно проронила она.

Глава 3

Петров день

Лионелла была уверена – всего пару минут назад она видела Кирилла Ольшанского. Он заглянул в бар и мгновенно исчез.

Она вышла в холл, Ольшанского там не было. К ней подошла жена колбасного короля Полторацкого. В этот утренний час ее тощую шею овивало широкое жемчужное ожерелье. Как говорили, под украшениями она прятала шрам от операции на щитовидке.

Милена Полторацкая чмокнула Лионеллу около уха:

– Сочувствую тебе, дорогая. Все только и говорят про это убийство. Многие из наших съехали из отеля. Как говорится, подальше от неприятностей. Остались только Марго, Катерина и Жанна Калмыкова.

– Из «Светской хроники»? – спросила Лионелла.

– Руку даю на отсечение, Калмыкова сегодня же явится к тебе с расспросами, того и гляди, с камерой. Ты знаешь, какими ужасными бывают эти телевизионщики. – Заметив, что Лионелла кого-то ищет глазами, Милена предположила: – Тебе нужен Шмельцов? Можешь не искать. Он, словно зачумленный, сидит в своем номере. То есть номер он, конечно, сменил. Никто не захочет жить там, где был убит человек. Сегодня на завтраке мы все увидели его буквально другими глазами. На нем всегда стояла печать порока. И как только раньше не разглядели. Одного жаль: без него игры больше не будет.

– Ты думаешь, убийца – Шмельцов?

– Кто же еще? – удивилась Милена. – Что тебе рассказал следователь?

– Сказал, что идет расследование.

– Да ну же! Наверняка ты что-то скрываешь! – Перейдя на полушепот, Милена чистосердечно заверила: – Ты ведь знаешь, я – никому…

Вполуха слушая Полторацкую, Лионелла тем временем искала глазами Ольшанского. Но в большом, со вкусом декорированном холле, кроме них и портье, был только один человек. Он сидел в огромном старинном кресле. На нем были холщовые брюки и русская косоворотка с вышитым краем. Простецкая одежда никак не сочеталась с окружающей роскошью.

Перехватив взгляд Лионеллы, Милена взяла ее под руку и подвела к сидящему человеку:

– Знакомься, Лина. Мой наставник, старец Порфирий.

Это был семидесятилетний мужчина крестьянского типа, с простым широким лицом и стянутым вниз, плоским носом. На его некрасивых натруженных пальцах были два перстня с черными, как уголь, камнями. Выглядели они чужеродно, и Лионелле подумалось: это должно что-то значить.

– Сегодня Петров день, – сказал Порфирий и отвернулся.

«Что в этом такого? – подумала Лионелла. – И почему это прозвучало так значительно?»

– Порфирий – славянский колдун. Я с большим трудом отвоевала его у банкирши Трифоновой. К счастью, она вовремя привезла себе из Бурятии забайкальского шамана.