bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Урсула Виртц

Убийство души: Инцест и терапия

* * *

© Ursula Wirtz, 2005

© Когито-Центр, 2014

Благодарности

Многие женщины внесли свой вклад в написание этой книги. Я хочу поблагодарить тех, кто был со мной в терапии, и тех, кто участвовал в опросах. Женщины из групп самопомощи отвечали на анкеты и неоднократно давали мне ценную обратную связь после моих лекций и докладов. Это сотрудничество оказалось очень плодотворным для углубления темы и всегда поддерживало меня в трудную минуту сомнений.

Я очень многое узнала из американской профессиональной литературы, многому научилась у своих коллег, работающих в терапевтических центрах, которые я посетила в США. Я благодарю Марию-Франс Минтон из Центра по работе с последствиями сексуального насилия в Харбор-вью, Сиэттл, Вашингтон, которая нашла время вникнуть в мою работу и снабдила меня множеством текстов и брошюр по этой теме. Я благодарна Кэрол Бриант, директора Совета по профилактике насилия над детьми в графстве Контра Коста, Калифорния, неопубликованная диссертация которой существенно расширила мое понимание проблемы инцеста. Также я очень благодарна Джудит Л. Герман, которая работает в госпитале Кембридж-сити, Массачусетс, за то, что она поделилась со мной результатами новейших в то время исследований по злоупотреблениям детьми и по пограничным личностным расстройствам.

Также я хочу выразить благодарность женщинам из Кембриджского женского центра, которые информировали меня об особенностях модели консультирования и просвещения, разработанной консультационным пунктом «Инцест-ресурсы», которую мы немедленно стали применять в Цюрихе. Я благодарю Элен Вестерлунд, сотрудника этой организации, которая поддержала меня при написании книги, предоставив данные своей диссертации по теме инцеста и сексуальности.

Я благодарна женщинам из организации «Пэрентс Юнайтед Чаптер», графство Монмут, Нью-Джерси, за то, что они позволили мне присутствовать на совещании сотрудников и на групповой психотерапевтической встрече преступников, так что я смогла составить реалистичное представление о трудностях терапевтической работы с преступниками.

От всего сердца я говорю «спасибо» моим подругам Герде, Барбаре и Гизеле, с которыми я много раз обсуждала свои идеи, и Элси Амман, чей тихий дом на Луганском озере вдохновлял меня, и я написала там часть рукописи.

Я хочу выразить особую благодарность своему спутнику жизни, Йоргу Цобели, любящее присутствие которого помогало мне справиться с трудными и сильными чувствами, возникавшими у меня в связи с работой над темой инцеста. Он помогал мне помнить о жизни и любви. Его готовность критически отнестись к этому тексту и идеям очень поддерживала меня.

Предисловие

Много лет минуло с той пасхальной пятницы 1989 г., когда я писала предисловие к этой книге, ставшей учебником по терапевтической работе и источником надежды для пострадавших.

Тема сексуального насилия в контексте семьи и общества сегодня актуальна как никогда. Массовые изнасилования на войне как ритуалы завоевания и инструмент утверждения господства над побежденными людьми больше не являются запретной темой для обсуждения. И все же, несмотря на освещенность в средствах массовой информации этой темы, многие профессионалы испытывают очень большие трудности при работе с травмированными людьми.

Потребность в психотерапии и консультировании с учетом специфики травмы заметно увеличилась в последние десять лет. Психотравматология давно стала отдельной областью исследований, появилось множество публикаций, научных профессиональных сообществ. Существует высокий спрос на обучение и повышение квалификации специалистов в области травматологии.


В этой книге представлен терапевтический подход, который за многие годы моей практики хорошо себя зарекомендовал и был дополнен в ходе работы с травматическими переживаниями, а также рассмотрен в контексте темы войны и пыток. Мой взгляд на терапию травмы связан с целостным образом человека и мира, поскольку человек является не только биопсихосоциальным существом. Я учитываю влияние духовного измерения человеческого бытия. Одностороннее видение травмы как дефицита я дополняю перспективой, направленной в будущее, а также описываю потенциал травматического опыта, изменяющий сознание человека. В ходе многолетних исследований этой темы мне стало ясно, что при травматическом потрясении могут одномоментно констеллироваться все те аспекты одухотворенного мировоззрения, которые в обычной жизни мы учимся понимать очень медленно.

Также небыстро все происходит и при терапевтическом сопровождении: сначала речь всегда идет о стабилизации, преодолении дистресса, создании чувства безопасности и доверия как основы для совместной работы. Для этого имеются много ресурс-ориентированных методов, усиливающих чувство защищенности и мышечное расслабление, успокаивающих дыхание и имагинативно отдаляющих человека от травмировавшего события.

Вторая фаза терапии состоит, прежде всего, в сознательных встречах с многократными воспоминаниями о травме. Пока правда о прошлых травмах вытеснена и отрицается, настоящее не может быть прожито, а будущее спланировано, поэтому особое внимание в научных исследованиях травмы уделяется теме воспоминаний. Исследования мозга показали, как и где сохраняется травматический опыт, как возникают и происходят пугающие вторжения воспоминаний о травме – «флэшбэки», какую роль играют триггеры, моментально оживляющие и запускающие заново травмирующие ситуации. Были разработаны холистические методы, нацеленные на воссоединение фрагментов воспоминаний, на ослабление процессов расщепления и защитного поведения. Лишь в конце 1990-х годов в немецкоязычных странах стали проводить научные исследования диссоциации в диапазоне от отщепления психических функций, например способности помнить, до полного отсоединения сознания от ощущения личностной идентичности. Уже неоднократно переживания сексуально эксплуатируемых женщин были впечатляюще описаны как опыт бытия «множественной» личности, но научное обсуждение диссоциативного расстройства идентичности как процесса саморегуляции при травматическом опыте является относительно новым. Кроме того, с целью предотвращения ретравматизации после ошибочных интервенций терапевтов были разработаны техники терапевтической работы с разнообразными диссоциативными состояниями сексуально эксплуатируемых людей.

В третьей фазе терапии речь идет о размышлении над новой, осмысленной жизнью, об обнаружении творческих возможностей в своей жизни, об изменении мировоззрения и углублении его духовного аспекта. В работу на этом этапе терапии исследования травмы также внесли существенный вклад наблюдения за процессами, восстанавливающими здоровье и «эластичность» личности, а исследования посттравматического роста (PTG, posttraumatic growth) обогатили наши знания об адаптационных способностях человека и о том, что именно в нашем искусстве жить и в житейской мудрости досталось нам в наследство.

Важным аспектом моей работы в качестве юнгианского аналитика является амплификация старых как мир человеческих тем жизни и смерти, разрушения и созидания, разделения и воссоединения. Я попыталась определить архетипические паттерны, с помощью которых символические системы человечества образно выражали эти древние проблемы жизни и смерти, разрушения и исцеления. Мои представления о терапии травмы сотканы не только из «нитей» мифа и сказки, мистики и алхимии, исследований мозга и нейробиологии, но и из опыта буддистских инсайтов.


Травмированным людям нужна перспектива, знание того, что нечто имеет смысл, что хорошее может быть восстановлено, как учат нас мудрые сказки, мифы и духовные традиции. Преображающая сила символического образа, художественное самовыражение, регуляция самоуважения, знание того, что образ проникает глубже слова и что формирование образа означает коммуникативный прорыв, привело меня ко все более широкому применению в терапии травмы методов рецептивной арт-терапии. Картины Иеронима Босха, Гойи, Пикассо, Базелица, Мунка, Кати Кольвиц, Луизы Буржуа и Фриды Кало очень помогают в процессе символической переработки расчленения, раздробленности, насилия и психического фрагментирования.

Терапия травмы – вызов моей собственной терапевтической креативности. Вместе с моими пациентками и пациентами я училась работе с образами, при которой сила фантазии проникает в будущее, а в художественном самовыражении, игре и «сновидениях наяву» проявляются жизнеутверждающие внутренние ценности. Мы вместе развивали символическую установку сознания, которая в ходе поиска смысла и своей системы ценностей открывала доступ к бессознательным творческим возможностям развития, а также поддерживала процесс становления сознания.

Терапия травмы – это длительный процесс восстановления творческих возможностей после полного разрушения способности символизировать, когда человек снова может жить, «со-образуясь» с этим миром и своим отношением к нему.

Терапия травмы – это путь из ада, переписывание собственной истории, в которой больше нет ничего из того, что было до нее. Если мы поощряем наших пациенток рассказывать свою историю, чтобы выстроить осмысленное повествование о своей биографии, то терапия травмы становится заботой и сопровождением на пути обратно в жизнь. Тогда может быть преодолен ригидный и закрытый внутренний мир травмы и возвращена открытость психической системы. Терапия травмы способствует возвращению в жизнь изменчивого диалектического процесса «Умри и стань!».

В этой работе меня ориентировало высказывание Юнга: «Эффект, которого я хочу достичь, – это создание такого душевного состояния, при котором мой пациент начинает экспериментировать со своим характером, когда больше нет ничего данного навеки, нет прежнего безнадежного окаменения, то есть создание состояния текучести, изменчивости и становления» (GW 16, par. 99).

И теперь, 16 лет спустя после первой публикации этой книги, я остаюсь верна фундаментальной идее «Умри и стань!».


Урсула Виртц

Май 2005 г.

I. В колее инцеста

За каждой правдой следует скандал.

Маргерит Юрсенар

1. Инцест и убийство души

От права первой ночи к серийному преступлению

Тема инцеста больше не является табу. Если мы окинем взглядом прессу, то повсюду столкнемся с заголовками типа: «Злоупотребление детьми – отцы-преступники», «Кровосмешение», «Семья – место преступления», «Инцест – абсурдное преступление идиота». Молчание о «тайном злодеянии» инцеста отменяется. Наконец-то мы стали обращать внимание на предательски используемых, эксплуатируемых детей.

В Швейцарии Алиса Миллер была первой среди тех, кто стал «адвокатом» эксплуатируемых детей. На международном уровне в 1985 г. в Берне конгресс ВОЗ «Дети, которых бьют и насилуют» был посвящен проблеме сексуального насилия над детьми. В 1987 и 1988 гг. в Цюрихе прошли международные конференции, посвященные инцесту и его последствиям. Эта тема звучала и на швейцарском политическом уровне. В 1987 г. госсоветник Джудит Штамм и более чем 60 депутатов Федерального собрания поручили исследовать и доложить в парламенте текущую ситуацию в Швейцарии по видам, количеству и причинам преступлений против детей. В настоящее время в Цюрихе разрабатывается проект консультационного центра по проблемам сексуального насилия над детьми.

В 1988 г. в Австрии по поручению Федерального министерства по делам семьи, молодежи и защиты прав потребителей была издана брошюра по противостоянию сексуальному насилию в отношении детей. Ранее, в 1983 г., в Инсбруке было основано Общество против жестокого обращения с детьми.

В Германии прежде всего необходимо отметить работу группы «Бурный поток», которая в 1983 г. впервые обратилась к публике с целью довести до ее сведения ситуацию с сексуальным насилием над детьми. «Бурный поток» является консультативно-информационной организацией, при которой работают группы самопомощи в 30 городах ФРГ.

Рассматривая инцест в рамках сексуального насилия над детьми, необходимо помнить, что инцест является формой жестокого обращения. Снятие табу с темы сексуального насилия в семье сделало эту тему модной в СМИ, но еще много вопросов остаются открытыми. Что такое инцест? Инцест – это кровосмешение или изнасилование? Является ли инцестом сексуальная эксплуатация, осуществляемая врачом, учителем и психотерапевтом?

Для понимания этого термина полезно обратить внимание на происхождение самого слова. Слово «инцест» происходит от латинского castus (чистый, непорочный) и incestus (нечистый, порочный, недостойный). Глагол incestare имеет значение «запятнать, загрязнять, насиловать». Латинское значение слова фокусируется вокруг морального нарушения в значении «опорочить», вокруг чего-то неприличного. Это создает впечатление, что инцест – это нечто грязное.

Словарь немецкого языка[1] объясняет инцест через понятие кровосмешения, то есть это «половые отношения между кровными родственниками, между родственниками супругов по восходящей и нисходящей линии, между братьями и сестрами». В этом определении акцент сделан на том, что имеет значение в юридической практике, то есть зачатие детей кровными родственниками является тяжким преступлением. Всем нам известно, что в нашей культуре факт кровного родства делает половую любовь кровосмешением. Идея насилия или сексуальной эксплуатации в этом определении не подразумевается, оно указывает лишь на нарушение общепринятого табу на инцест.

Еще один аспект немецкого слова «кровосмешение» – «стыд» указывает на чувства, присущие внутренним переживаниям жертв инцеста. Со словом «стыд» соотносятся слова «позорить», «запятнать», «портить», «осквернять». В индоевропейских языках слово «позор» связано со словами «стыдиться», «скрывать», «прятать».

Этими словами описывают чувства людей, которые подверглись сексуальному насилию. Они указывают, что жертвам должно быть стыдно за то, что они пережили инцест, то есть нечто предосудительное, бесчестное, оскорбляющее, позорное. Таким образом, с инцестом связаны стыд и позор, молчание и утаивание, нечистота и запятнанность, вина и изоляция.

По-моему, слово «кровосмешение» подходит только для характеристики эмоционального содержания ситуации. Однако оно не описывает то, в чем, по сути, заключается проблема инцеста. Уже во времена французской революции появляются определения преступления кровосмешения в связи с «ограничением свободы и жестоким обращением с человеком». Например, в баварском уголовном кодексе 1813 г. понятие «инцест» означает, что родители и другие кровные родственники, «которые переспали со своими детьми или другими отпрысками или использовали их ради своего сладострастия… будут лишены всех общественных чинов и должностей, а также родительских прав… и, более того, будут наказаны каторгой от двух до шести лет…». Надо подчеркнуть, что неправильно и лицемерно говорить о сексуальном насилии со стороны родителей, ведь подавляющее большинство таких преступников – мужчины.

Кроме того, подлежали наказанию также мачехи и отчимы, опекуны, учителя и воспитатели, которые «сексуально злоупотребляли» теми, кто находится в их власти. Этот подлинно прогрессивный подход, однако, не был принят как закон в прусском уголовном кодексе, основном для современного германского законодательства[2].

Сегодня против общепринятого понимания инцеста и кровосмешения говорит то, что в нем сделан акцент на безнравственности и сексуальности, а не на очевидном злоупотреблении властью, на манипулировании и использовании зависимого положения жертвы.

В этой книге речь не идет о сексуальном контакте между взрослыми кровными родственниками – членами нуклеарной семьи. Я пишу об инцесте как о сексуализированном насилии, о ритуале «контроля и подчинения». Инцест – это злоупотребление в отношениях с теми, кто зависим, а не в кровных отношениях, и в этом смысле он является видом изощренного насилия и истязания детей. В литературе на эту тему укоренился термин «сексуальное злоупотребление», вроде бы верный, но «злоупотребление» в разговорном языке неявно подразумевает, что существует некое «законное» использование детей или женщин. Более однозначным является термин «сексуальная эксплуатация», указывающий на властный компонент и на сопутствующее ему подавление. В этой книге я использую оба термина как синонимы.

Важно иметь в виду, что тема инцеста имеет политический аспект, так как в центре внимания оказывается разоблачение структур общества, которые санкционируют и поддерживают сексуальную эксплуатацию. Речь идет о неравных отношениях «сильных» и «слабых» мира сего, о позиции силы и механизмах подчинения и подавления.

Многочисленные определения инцеста различаются в зависимости от подхода исследователей. Здесь я хотела бы привести несколько примеров:

В 1962 г. американским педиатром Кемпе был описан синдром «побитого ребенка» и дано определение сексуального насилия как вовлечения в действия сексуального характера зависимых, еще не зрелых в своем развитии детей и подростков, которые еще не способны полностью понимать, с чем они имеют дело, и не могут дать сознательное согласие на это или не могут нарушить социальные и семейные ролевые предписания.

В соответствии с этим определением легальность таких «отношений» зависит от согласия обоих партнеров. Однако фундаментальная асимметрия отношений детей и взрослых означает, что ребенок не может быть согласен ни на какие сексуальные отношения со взрослыми[3].



Нищета, проклятие, тьма, мельтешение, черная кишащая жижа, отец, сатана, тьма, потерянность, пропасть, танк, бесконечная тюрьма, осквернение, осквернение, неописуемое, невыразимое ощущение мельтешения в моем теле. Где начало, где конец, ничего не чувствовать, жить, как будто ничего не произошло, безмолвно, беспомощно. Кто захочет это знать, никто не слышит сообщение. Он должен на меня лечь, исчадье сатаны, во мне вопит осквернение, использована, оболгана, обгажена, пропитана вонью, размазана. Он завладеет моим телом. Я ничего не могу сделать, он владеет моим телом, я отдаю мое тело, мой единственный шанс, оболганное, оскверненное, изнасилованное. Отходы, отбросы, разрушено, опорочено, выхолощено.


В США Национальный центр по противодействию жестокому обращению с детьми определяет инцест как «внутрисемейное сексуальное насилие над ребенком, совершаемое членом его семьи. Инцест включает не только половой акт, но и любое действие, связанное с намерением сексуально стимулировать ребенка или использовать ребенка для сексуального возбуждения самого преступника или других лиц». Это определение может вызвать возражение: оно как бы укрывает виновного, создавая впечатление, что любой член семьи предрасположен к сексуальной эксплуатации.

Сюзанна Сгрой расширяет определение инцеста, делая акцент на очень важном аспекте замалчивания.

«Сексуальная эксплуатация детей взрослыми или более старшими подростками – это сексуальное поведение взрослого по отношению к ребенку, который из-за своего эмоционального и интеллектуального развития не в состоянии понимать информацию об этом и свободно согласиться на это. При этом взрослый использует неравные отношения между взрослыми и детьми, а также свою власть, чтобы убедить и принудить ребенка к соучастию. При этом очень важно то, что взрослый обязывает ребенка хранить тайну, что обрекает ребенка на безмолвие, беззащитность и беспомощность»[4].

Инцест как изнасилование

В своей книге «Инцест отцов и дочерей» Джудит Герман резко и с явно феминистской точки зрения называет внутрисемейный инцест изнасилованием, так как это принудительные сексуальные отношения даже при отсутствии физического насилия[5]. Другие феминистские авторы – Сьюзен Браунмиллер и Эмма Вард[6] – вообще протестуют против слова «инцест» и выступают за использование выражения «изнасилование дочери отцом», потому что только оно адекватно отражает всю серьезность ситуации.

Еще одна причина, по которой продолжается поиск понятия, альтернативного слову «инцест», – то, что мы привыкли одновременно думать и про инцест, и про табу на инцест, и у нас возникает представление, что речь идет о довольно редком поведении.

С нефеминистской позиции подчеркивалось, что общий термин «изнасилование» не охватывает любые инцестуозные действия и что отличие изнасилования от инцеста якобы размывается и остается неясным. Инцест, скорее, относят к действиям, повторяющимся в течение длительного времени. Кроме того, сексуальные инцестуозные посягательства нередко изменчивы; как правило, они явные и насильственные, но поначалу могут быть замаскированы нежностью или разговорами о сексуальной инициации. Нередко будто бы отсутствует момент принуждения или физической угрозы, что в случае изнасилования является основным. Последний аргумент не выдерживает никакой критики, так как взрослый всегда может со своей позиции силы подчинить своей воле ребенка, даже без применения физической силы. Напротив, из рассказов пострадавших хорошо известно, как часто физическое насилие и угрозы играют свою роль.

Если же в целом мы понимаем под изнасилованием нападение на тело и душу женщины или девушки, которое сопровождается демонстрацией силы, то инцест может быть понят как изнасилование. Это сравнение также подтверждается тем, что мифы об изнасилованиях поразительным образом совпадают с мифами об инцесте. Во-первых, необходимо расстаться с ложной идеей о том, что изнасилование – это, в первую очередь, половой акт. Инцест мотивирован не сексуально, а прежде всего стремлением подчинить. Также распространено представление, что женщины бессознательно провоцируют изнасилование, потому что ходят ночью в вызывающей одежде в безлюдных местах или как-то иначе ведут себя явно соблазнительным образом. Мы сразу же вспоминаем расхожее мнение, что юная Лолита сама соблазняет своего отца на инцест.

С этим тесно связано и представление, что в глубине души женщина хочет быть изнасилованной, потому что мужчины активно настаивают на том, что только ту женщину действительно изнасилуют, которая к этому готова. Также при инцесте приводят такой аргумент, что девушка не защищалась до конца.

К мифотворчеству в отношении изнасилования также относится идея, что женщин насилуют только посторонние мужчины.


Конечно, детей предупреждают не брать конфет у злого чужака, который может их схватить и утащить в кусты. Но реальность такова, что дети особенно уязвимы перед знакомыми мужчинами – членами семьи, соседями и друзьями отца.

К сожалению, все еще очень популярен миф, что женщины выдумывают истории об изнасиловании, чтобы отомстить мужчинам. Подобным образом подвергаются сомнению достоверность сообщений девочек, которые осмеливаются говорить о сексуальном насилии в семье.

Мне кажется особенно важным, чтобы вы – те, кто имеет дело с темой инцеста – задались вопросом, насколько сильно вы сами подвержены влиянию этих мифов. В противном случае бывает так, что вы бессознательно захвачены мифами, а ваши клиенты остаются с чувством своей вины, так как не возникает вашей подлинной эмпатии и настоящего понимания.

В своем эссе о социально-педагогических теориях Луиза Хартвиг и Карола Кульман определяют сексуальное насилие в соответствии с первой немецкой книгой по этой теме («Отцы как преступники»). Инцест – это «состояние, в котором мужчины полностью распоряжаются девушками и принижают их до уровня сексуального объекта/предмета, вместо того чтобы видеть в ней человека, интересного и важного… Насилием становится любое посягательство на девушку, независимо от того, идет ли речь о тайных и осторожных прикосновениях, которые она должна позволить или сама сделать, о принудительном оральном сексе или об изнасиловании»[7].

В заключение я хотела бы упомянуть еще одно очень конкретное определение инцеста, сформулированное женским терапевтом Евой Хильдебранд:

«Инцест происходит, когда доминирующий член семьи пытается через сексуализацию удовлетворить какую-то свою потребность (например, стремление к власти, потребность в физическом контакте, в признании) за счет других членов семьи, находящихся в более уязвимом положении. Сексуализацией здесь может быть все, что угодно – начиная с ласки, поцелуя, повторяющихся словесных замечаний о груди или других частях тела вплоть до орального, анального или генитального полового акта и мастурбации с жертвой или в ее присутствии»[8].

Я надеюсь, что из этих определений уже стало совершенно ясно, что инцест связан с предательством, с обманом доверия со стороны людей, от которых ребенок наиболее сильно эмоционально зависит. Там, где ребенок по праву ожидает получить тепло, заботу и защиту, его эксплуатируют. Это означает, что насилие в семье и в ее ближайшем окружении (друзья, сожители, соседи) – травмирует жертву особенно тяжело.

На страницу:
1 из 3