Мне снился сон…

Через два дня после того, как она очнулась, Виктория пережила нервный срыв – истерические рыдания, сменившиеся настоящим ступором. Уж очень сильно она ждала спасения: каждую минуту! И ведь сложа руки они не сидели. На одной из вершин, достаточно плоской, очистили полянку от кустарника, натащили туда с берега крупных камней и выложили знак «SOS». Тони сказал, что с самолёта, летящего низко, – а поисковые именно так и летают, – или с вертолёта эта надпись отлично видна. На берегу, в самой большой и открытой лагуне, соорудили что-то вроде мачты, прицепив на неё яркое, оранжево-чёрное, полотенце из бунгало… Но в небе царила безоблачность и безмятежная тишина, океан тоже был пуст и благодушно спокоен. Рыдая, Виктория повторяла: «Никто о нас не знает! Никто не ищет! Это же Бермудский треугольник!»

Энтони не трогал, не успокаивал её. Когда же девушка обессилила и замолчала, словно онемела, он напоил её, почти насильно, хорошей порцией рома. Она надолго уснула, но, придя в себя, замкнулась, не разговаривала. Однако не отказалась пойти с ним ловить рыбу.

Он привёл её к бурлящему на каменистом мелководье ручью недалеко от лагуны.

– Я здесь брал ту рыбку, что мы ели, на удочку, но хочу попробовать половить руками. Давай со мной!

Следом за Тони, оставшимся в плавках, разделась и Виктория. Он ведь уже видел её в трусиках и топике, а другого «купальника» не было. Они вошли в воду выше пояса. Прогретый солнцем, но приятно прохладный ручей словно кипел вокруг их тел, щекотал кожу.

– Похоже на водный массаж-спа, – произнесла девушка.

И Энтони быстро глянул на неё, неуловимо улыбнувшись: она приходила в себя, оттаивала.

Они стали нащупывать под валунами выбоины, норки, запускать поглубже в них руки. Когда Виктория первый раз коснулась чешуйчатого, извивающегося тельца рыбы, она отпрянула с испуганно-восторженным возгласом. Но потом быстро научилась, нащупав, перехватывать рыбу за жабры, крепко стискивать и тащить.

– Смотри, какая огромная! – каждый раз восхищалась она. Но точно так же радовалась и его удаче.

Когда, с хорошим уловом, они возвращались к бунгало, Виктория уже полностью забыла о своей депрессии. Смеялась, прыгала, вспоминала, как самая большая рыба у неё вырвалась, но она таки успела схватить её за хвост!..

Они сразу обработали рыбу: почистили, выпотрошили, помыли, положили внутрь можжевеловые веточки и листья – Энтони, оказывается, приготовил их заранее. Потом посолили рыбу сверху, завернули в пальмовые листья. Пока всё это делали, вновь обменялись цитатами из «Робинзона Крузо». С того момента, когда они поняли, что оба любят и почти наизусть знают эту книгу, они постоянно это делали. Причём, никогда не ошибались.

– У меня мало одежды, и скоро мне нечем будет прикрыть свою наготу, – восклицала она.

– Но климат здесь жаркий и можно обойтись без одежды, – тут же отвечал он.

И заливались смехом, потому что оба они цитировали дневник Робинзона, разделы: «плохо» и «хорошо».

Виктория иногда не помнила дословно цитату по-английски, а переводила с русского, и попадала почти точно. Оба не переставали удивляться: надо же, жили в разных концах света, в таких разных странах, а вот же – одна и та же любимая книга! Но особенно поражался Энтони.

– Ну хорошо, – говорил он, – я англичанин, мне естественно любить английского писателя. К тому же у меня в роду были мореплаватели. А ты, русская девочка – и Даниэль Дефо!

– Между прочим, – ответила тогда ему Вика, – Мы, бывшие советские, чтоб ты знал – самая читающая в мире нация! И после своей, русской, больше всего любим именно английскую классику. А лично я с детства увлекалась приключениями. К Робинзону, конечно, особая любовь, но я и Стивенсона читала-перечитывала, и Майн Рида, и Фенимора Купера, и Жюля Верна. А мореплаватели и в моём роду были.

И сейчас, укладывая приготовленную к хранению рыбу в вырытую яму-холодильник, Виктория сказала:

– Здорово, что ты многое знаешь и умеешь. Но и я кое-что помню из своих любимых книг. Наверное, если бы не оказалось здесь бунгало и запаса продуктов, мы бы с тобой всё равно не пропали.

– Я тоже так думаю. Как добыть огонь знаю: из кремня, трением…

– А есть ещё способы Паганеля, Сайруса Смита! Помнишь?

– Отлично помню. Дом, как я говорил, можно было бы сделать в секвойе. Можно было бы устроить ночлег и на улице: провести две параллельные линии, соединить их с одного конца виде буквы U, по контуру воткнуть толстые ветки…

– Да, да, вроде частокола! И оплести их лианами. У изголовья положить мягкие ветки, мох…

Они весело ударили друг друга ладонь о ладонь – знак солидарности.

– Молодец, – сказал Тони. – Вижу, что тоже знаешь. А вот как бы ты сделала «одеяло».

– Ну-у, – она замялась, – больших пальмовых листьев можно было нарвать.

– Есть способ получше. Нарезать с десяток тонких, в свой рост, прутьев, оплести их ветками или, лучше, жёсткой травой, концы связать… Сам я не пробовал, но думаю, было бы удобно и тепло.

– Зато я знаю вот что! – У Виктории глаза уже горели азартом. – Если бы кто-то из нас был ранен, вместо бинтов мы бы нащипали тонкие полоски коры хвойного дерева! Оно бактерицидное и его смолистый сок тоже лечебный.

– Отлично! А что бы мы ели?

– Не проблема! Над скалами много птиц летает, наверняка есть гнёзда с яйцами. Рыбу вот. Фрукты, мясо змей – я бы не побрезговала!

– Кстати, надо попробовать! А ещё я сегодня надавлю лимонного сока вон с того дерева… А из чего бы мы ели?

– Большие раковины – тарелки, маленькие – ложки. Пить можно было бы из пальмовых листов. Да мало ли тут подручного материала для умелых рук!

– Верно, остров у нас хороший.

– Жить можно, – согласилась Виктория.

Энтони быстро глянул на неё, но тут же успокоился. Голос у неё прозвучал грустно, но спокойно, даже с какими-то философскими нотками. Кризис, похоже, миновал, девушка ещё не осознанно, но уже готовилась, подсознательно соглашалась с тем, что придётся здесь жить дольше, чем надеялось…

Работа была окончена, и они пошли гулять. У них уже появились любимые маршруты. Например, на Каймановый островок. Они сами дали ему такое название, но не потому, что там водились крокодилы, а потому, что там было много каймановых черепах.

По пути к этому островку они прошли центральную часть своего острова. Она была возвышена, но не сильно, покрыта деревьями. Молодые люди пересекали рощицы, где, к восторгу Виктории, причудливо соседствовали клёны и магнолии, дикие яблони, сосны и кусты тамаринда, мирты. Ниже, вдоль берега, тянулась прерия вперемешку с песчаными отмелями, скалами. В берег вдавались несколько маленьких заливов и бухт.

Вскоре они спустились ниже, вышли к болоту, покрытому колышущейся меч-травой. Как раз там, на болоте, и находился чудесный островок, поросший деревьями. По уже проложенной тропинке они прошли на него, и Виктория тут же подобрала несколько черепах, стала играть с ними на песке. А совсем рядом, на мелководье, гордо расхаживали красивые птицы, похожие силуэтом на фламинго. У них были чёрные головы с огромными тяжёлыми клювами, белые тела, длинные лапы с розовыми пальцами-когтями. Конечно же, Энтони знал, что они называются молочными клювачами. Он пошёл проверить, нет ли поблизости гнёзд с яйцами. Но скоро вернулся:

– Сейчас у этих красавцев, видимо, не брачный период, – пошутил, растягиваясь на песочке рядом с девушкой. – Но мы можем сварить черепаховый суп.

– Нет, – замотала она головой. – Не хочу! Мы ведь не голодаем, а черепашки такие чудесные. Смотри, у них на панцирях разводы интересные: словно неведомые письмена. Какого-нибудь древнего языка… Шумерского, ацтеков или майя…

Она замолчала, вдруг вспомнив, как сказала в самолёте Олафу о языке навахо. И спросила:

– Тони, ты ведь всё на свете знаешь… А о языке индейцев племени навахо? Вижу, знаешь и это! Расскажи. Мне когда-то рассказывал брат. Но это было давно, я маленькая была, не очень запомнила, только то, что его использовали как нечто секретное.

– Это в самом деле интересная история… Племя и сейчас существует – живут в штатах Аризона и Юта. Их язык не похож ни на какой другой. Очень сложная система звуков, живописные иносказания и тонкости произношения. Самое маленькое различие в ударении – и это уже другое совсем слово. Например, для определения «ветра» у навахо существует около тридцати названий.

– Здорово! Но там что-то с войной было связано, с шифрами.

– Точно. Когда Соединённые Штаты начали войну с Японией, язык навахо стал использоваться вместо шифровального кода. Причём, этот радиокод навахо сами создали на основе своего языка. Очень сложный! И понимали его только они сами. В армии, в каждом подразделении, был свой индеец-навахо, который передавал, принимал сообщения, и расшифровывал их. Понятно, что такой шифр ни один враг не мог распознать. Но каждого такого навахо охраняли особенно тщательно. Было совершенно официальное указание высшего командования: ни в коем случае не допустить, чтобы шифровальщик попал в плен. Если такая угроза возникнет – убить его.

– А сами они, сами навахо, знали об этом?

– Думаю, знали, – пожал плечами Энтони. – Но о случаях убийства мне ничего не известно.

Энтони ещё что-то рассказывал о японцах-камикадзе, но Виктория уже почти не слушала. Лежала на спине, запрокинув голову на согнутые руки, глядя сквозь листву в ярко-голубое, пронизанное солнцем небо. Вспоминала… Ведь тогда, в самолёте, перед самым столкновением, она подумала: может, и в самом деле остаться с красавчиком-террористом? Стать его любовницей и боевой подругой, зажить совсем другой жизнью – полной приключений… Был миг, когда она подумала об этом совершенно серьёзно. И готова была сказать себе «Да»… И почти сразу – темнота, удар, падение!.. Только сейчас до неё дошло: это и был ответ на её сомнения! Катастрофа – это и есть ответ: жестокое «Нет!» А, может даже, и наказание ей за подобное допущение! Божье наказание…

Виктория резко поднялась, села. То, что она сейчас подумала, было как откровение. И девушке, может быть впервые в жизни, захотелось прочесть молитву. Обратиться к Господу… С просьбой? С благодарностью? Но в это время Тони схватил её за руку, воскликнул полушёпотом:

– Смотри, смотри!..

У самого берега, по воде, бежало невероятное существо. Оно неслось в облаке брызг, подняв вертикально небольшое чешуйчатое тельце, на задних длинных и сильных лапах, молотя по воде длинными пальцами. Передние лапки, словно ручки, держало перед собой, так же на весу «летел» за ним и длинный хвост. Большеглазая мордочка его была невероятно симпатична, череп удлинялся костистым гребнем.

– Инопланетянин! – не удержалась, воскликнула Тори.

И в самом деле: в разных документальных фильмах о НЛО ей приходилось видеть очень похожие изображения пришельцев: большеголовых, с вытянутыми черепами, большими глазами, маленьких и худеньких…

– И правда, можно ошибиться, – согласился Тони. – Но, увы, это вполне земная ящерица.

– Как называется? – быстро спросила Тори, словно хотела подловить его.

И он так же быстро, словно прилежный ученик, ответил:

– Шлемоносный василиск! Ловко бегает на задних ногах по суше, может, как видишь, и по воде. Особенно если от кого-то удирает. О, так и есть!

Они увидели, как василиск вдруг нырнул и исчез под водой, а к озерцу, откуда-то сверху, спикировала большая хищная птица, стала кружить…

– Не найдёт, – успокоил девушку Тони. – Этот инопланетянин минуты две-три может оставаться под водой!

На обратном пути Тони предложил проверить, не попалась ли им на ужин дичь.

– В «силки», – произнёс он по-русски. И улыбнулся Виктории. – Видишь, я запомнил.

Дичь попалась: в сетке, не двигаясь, испуганно сидел крупный грызун типа морской свинки.

– Ой, давай отпустим! – воскликнула девушка жалостливо.

Но её спутник на этот раз решительно покачал головой.

– Нет. Нам, особенно тебе, нужен горячий бульон и свежее мясо. Ты иди вперёд, домой. Я задержусь, всё сам сделаю…

Вечером они и в самом деле ели очень вкусный наваристый суп с кусочками нежного мяса. Тори наворачивала его без всяких комплексов, похвалила:

– Ну, Энтони, ты просто клад! Всё умеешь и знаешь! Даже поварское искусство. Повезёт же какой-нибудь девушке с таким мужем!

– Подумай об этом серьёзно, – произнёс Тони спокойно, словно между прочим, на минутку приостановив движение ложки ко рту.

Потом, сделав глоток, поднял взгляд на Викторию. И она вдруг смутилась – так пристально и пытливо смотрел он на неё… И тут же, наверное чтобы разрядить обстановку, он спросил:

– Ты несколько раз упоминала своего брата. Я так понял, что он старше тебя и живёт в Штатах. А кто он по профессии?

– Медик. Но это в прошлом. Там, в Америке, он стал скульптором… Боже мой, увижу ли я его!

Перед сном, оставшись одна в своей комнате в бунгало, Виктория подошла к окну. Москитная сетка, тонкая, как марля, ничего не скрывала: ни тёплого дыхания южной ночи, ни звуков, ни силуэтов деревьев, залитых лунным сиянием. Вспыхивали и гасли зеленовато-жемчужные светлячки. «Словно огоньки лампад» – подумала Виктория. Закрыла глаза, представила икону Спаса Нерукотворного, лик Иисуса Христа с печальным, требовательным взглядом… Трижды перекрестилась и стала тихонько, почти неслышно читать молитву «Отче наш».

Собственно, только её Виктория и знала наизусть. Она до конца не была уверена – верующий она человек или нет. Крещённая, православная – это да. Но истинная, убеждённая вера – это совсем другое. Виктории очень хотелось верить: она ходила в церковь – изредка, но всё же ходила, – один раз даже прошла, в дни Великого поста перед Пасхой, обряд маслособорования. Но от себя не скрывала: есть у неё сомнения, есть вопросы без ответов. Это и понятно: родилась ведь и росла она, как и многие её ровесники, в семье советских атеистов. Ни Сергея, ни Вику родители не крестили. Не потому, что это запрещалось – кто хотел, делал. Просто считали этот обряд бессмысленным. Но наступили иные времена, зазвучали иные песни. В том числе – и церковные песнопения. По телевидению стали транслировать торжественные службы из главных соборов страны, и вдруг оказалось, что многие известные люди – артисты, писатели, политики, – верующие. Их лица мелькали с экранов, когда они истово крестились или прикладывались к образам. Отец скептически кривил губы, восклицая:

– О, ещё один! Помню я его разоблачительные статьи в журнале «Научный атеизм». Оказывается, это он маскировался! Очень, надо сказать, удачно и убедительно…

В какой-то степени отец был прав: среди тех, кто ринулись в храмы, были и коньюктурщики, и притворщики, и данники моды. Но постепенно происходили перемены даже в самых непримиримых умах. Родители перестали считать себя воинствующими атеистами. Однажды отец задумчиво процитировал слова Луи Пастера о том, что чем глубже он проникает в мир микробиологии, тем сильнее чувствует во всём присутствие Бога…

Сергей, перед самым поступлением в институт, крестился. Он это сделал вместе со своим школьным товарищем, отец этого мальчика и стал Сергею крёстным. Родителей он поставил в известность уже о факте свершившемся.

– Ну что ж, – пожал плечами отец, – это твоё решение.

– Наверное, надо тебя поздравить, сынок, – сказала мама и обняла его.

Семилетняя же Вика вцепилась в родителей мёртвой хваткой:

– Серёжа крестился! И я хочу! Крестите меня скорее!

Она была так настойчива, что родители пошли в ближайшую церковь Усекновения главы Иоанна Крестителя, всё узнали, и через две недели девочка также была крещена.

Честно говоря, она не часто и не серьезно задумывалась о вере. И только здесь, на острове, поняла: то, что с ней произошло – настоящее чудо! Не совпадение, не удача, не везение… Чудо и откровение, которое она ещё должна понять… Она стояла, глядя в сияющую ночь и, больше не зная других молитв, неумело, своими словами благодарила Спасителя.

Потом она легла спать и, почти мгновенно засыпая, почему-то подумала: «А Тони, наверное, протестант…»

Глава 9

Утром Вику разбудил щебет зелёно-бронзовых попугайчиков. Их на острове было множество, и сейчас они облепили ближайшие деревья, то почти сливаясь с листвой, то вдруг вспархивая стайками. И стрекотали неумолкая.

«Как воробьи!» – подумала девушка, вспомнив большие тополя напротив окон своей квартиры: там летними утрами также собирались стайки неугомонных чирикающих сереньких птиц. Ностальгическое воспоминание почему-то не навеяло на неё грусть, и через минуту она даже задумалась: «Почему?» Утро, конечно, прекрасное, вид из окна – сказочный, рокот океана умиротворяющий, медлительный… Но нет, не это… Не только это… Да, Тони! Конечно Тони…

Она улыбнулась, подумав, что ей так легко, радостно. Да она просто счастлива, несмотря на все обстоятельства! Но ведь она не влюблена в Тони – Виктория совершенно отчётливо это осознавала. Ей ли не знать состояние влюблённости! Она была ужасно влюбчивой. Поначалу, лет в восемнадцать, когда поняла это, даже испугалась. Ведь влюблялась просто мгновенно, с первого взгляда, первой переброшенной фразы, первой ответной улыбки… Но очень скоро выяснилось и другое: так же быстро Вика и разочаровывалась в своих кавалерах. Это внесло успокоение и гармонию в её душу. И всё же она знала, что испытывает при влюблённости. Лихорадочное возбуждение – приливы восторга и тревоги, умиления и отчаяния. Постоянные мысли о «нём» не дают толком заниматься делом, всё время ждёшь: вот-вот он позвонит или придёт, совершенно невозможно ничего планировать. И диалог – нескончаемый мысленный диалог с ним… Может быть, у других девчонок всё по-другому, но у неё каждый раз происходило именно так. Хорошо, что это ненормальное состояние тянулось, обычно, не долго…

О Тони она не думала постоянно. Засыпая, уходила мыслями к родителям, к брату, к погибшему самолёту и людям. Просыпаясь, сразу окуналась в звуки, в природу – вот так, как сейчас. Всё остальное время Тони был рядом, но так же рядом был океан, деревья, птицы, солнце, песок… Она и спутника своего воспринимала, как неотъемлемую часть острова. Неотъемлемую, но всё-таки главную: с ним было спокойно, надёжно, светло. Именно с ним ассоциировалась вера в спасение. Ещё в один из первых дней она подумала о Тони, как о брате. Да, чувство было похожее… И всё же не совсем такое. Когда Виктория поворачивала голову, видела взгляд молодого человека, его весёлую улыбку, когда они перебрасывались фразами, понимая друг друга с полуслова – у неё в груди – а, может быть, в сердце? – загорался огонёк, который так приятно грел… Такого ощущения она не знала раньше.

Но где же он? И опять, как в то утро, когда она только очнулась, вышла на веранду и подумала о своём спутнике – и теперь он тут же появился. Пересекал поляну, направляясь к бунгало и неся что-то, завёрнутое в листья. Наверняка что-то к завтраку: дичь, или рыбу, или фрукты… Добытчик! Кормилец!

Виктория поймала себя на том, что подумала так с иронией. И ей вдруг стало стыдно перед собой. Энтони ведь в самом деле её кормилец. И спаситель, и доктор, и гид… Разве не благодарила она вечером Иисуса Христа за чудо, происшедшее с ней? А появление Тони – это ли не чудо, не милость Божья! Да, она уцелела в катастрофе, но сумела ли выплыть сама к этому острову? Скорее всего, плыла бы вглубь океана, пока не выбилась бы из сил… И здесь – разве не чувствует она себя защищённой, спокойной и даже счастливой? А всё оттого, что рядом оказался этот парень. Скорее, надо выйти ему навстречу, улыбнуться, сказать приятное…

Тони принёс восемь штук яиц – меньше куриных, но и не таких маленьких, как рябые перепелиные.

– Не так уж высоко пришлось за ними забираться, – сказал весело. – Как раз на яичницу нам хватит.

– Пожалуйста, возьми меня следующий раз с собой, не пожалей, разбуди! – попросила девушка. – Я ведь лазила по горам с альпинистами! Тоже, как ты говоришь, не высоко, но по настоящим горам.

– Да ты просто клад, всё умеешь, – улыбнулся Тони. – Повезёт же какому-нибудь парню!

Виктория засмеялась: он поддразнивал её, повторяя сказанные ею слова. Ей захотелось ответить ему так же, как он ей: «Подумай об этом серьёзно», но вдруг стало неловко. И она сказала другое:

– Вот только я большая соня, или, как у нас говорят – «сова». То есть, поздно встаю. А ты, судя по всему, «жаворонок». Откуда такая привычка рано просыпаться?

– Всё объясняется просто: я оканчивал военное училище. А это значит – подъём в пять тридцать утра, интенсивный темп, дисциплина… Как видишь, в жизни пригодилось…

Они решили пойти к океану, искупаться. Впервые за всё время. Нет, к побережью они выходили не раз, но океан всегда был неспокоен. Шли широкие большие волны, то поднимая пенные гребни, то обнажая дно, а когда приближались к берегу, швырялись увесистыми камнями. А иногда они попадали на прилив, и тогда зрелище открывалось ещё грандиознее и грознее. Волна из океана сталкивалась со встречной, от берега, поднималась огромным валом и с грохотом обрушивалась на прибрежный песок! В такие моменты множество птиц, похожих одновременно на чаек и на ласточек, с невероятным гомоном носились над волнами… И они ходили окунались в тихий внутренний заливчик. А прибрежная песчаная полоса так манила!..

Но за завтраком Тони сказал:

– Сегодня солнце, штиль, просто красота – я уже разведал. Так что идём плавать в Атлантическом океане! А по пути я тебе покажу кое-что.

– Неужели здесь есть что-то, чего я ещё не видела?

– Думаю, такого ещё много. Одно чудо природы увидишь сейчас.

– И ты знаешь, как оно называется?

– А ты сомневаешься?

– Нет, сэр, – девушка вскинула руку к воображаемому козырьку. – Нисколько!

Тони повёл её в сторону от уже хоженых ими троп. Вскоре открылась поляна с небольшой рощицей, и Тори издали увидела: ветви этих деревьев увешены необычными плодами – похожими на груши или авокадо, но очень длинными и волосатыми, как кокосы. Вокруг вилось много птиц.

– Что это? – воскликнула она. – Ты это хотел мне показать? Они съедобны?

– Пойдём ближе, – Тони потянул её за руку, – сейчас увидишь.

Это были не плоды. Деревья рощи гнулись под множеством гнёзд, свисающих вниз как мешочки или чулки. Довольно крупные птицы – величиной с ворон, – ловко ныряли в верхнюю узкую часть, гнёзда раскачивались, оттуда доносился писк и гомон… Гнёзда висели высоко, не дотянуться, но снизу их можно было прекрасно разглядеть. Тем более что птиц присутствие людей совсем не пугало.

– Великолепные сооружения! – восхитилась Виктория. – Как всё продумано! Сверху летающим хищникам туда не попасть. Вход длинный, узкий… нет, не проскользнуть. И снизу не достать. Обезьянам или дикой кошке по таким тоненьким веткам не добраться… Молодцы, птички! Как они называются?

– Оропендолы, – ответил Тони. – Гнёзда вьют самки.

– Я всегда была убеждена, что женщины – прекрасные архитекторы! Так, что здесь за строительный материал? Похоже, разорванные на полосы листья, лианы… Как они ловко и туго сплетены! Даже на глаз видно, что гнёзда мягкие, удобные и водонепроницаемые.

– Это ты совершенно точно заметила.

– Ну так! Взгляд профессионала! Спасибо, что показал мне это чудо архитектуры.

– Подожди… Так ты что, архитектор?

– Ты удивлён? Да, не манекенщица, не топ-модель, не официантка, не продавщица, не секретарь, и даже не путана… Представь, я окончила архитектурно-дизайнерский факультет. В моём городе – а он называется Харьков, настоящий мегаполис, – много институтов, университетов. Тот, в котором я училась, всегда славился отличными специалистами в области строительства.

– Тори, ты, похоже, обиделась? На что? Я просто удивлён: архитектор – это такая серьёзная и сложная профессия.

– А я, если ты ещё не понял, тоже девушка серьёзная. И далеко не простая…

Так, весело пикируясь, они прошли рощу, по зелёному травяному ковру прошли вдоль ручья, и вскоре оказались на большой площадке, усеянной крупными валунами. А дальше открывалась песчаная береговая полоса. Океан. Он и в самом деле был тих, спокоен, волны катились ровно – глаз невозможно отвести! С пригорка, на котором они остановились, водная гладь просматривалась, казалось, до горизонта, переливалась золотыми, серебряными бликами от солнечных лучей. Не сговариваясь, парень и девушка быстро разулись и босиком бросились вперёд. Через минуту они уже мчались по белому, прогретому солнцем песку, держась за руки – сами не заметили, как их пальцы переплелись. Белый песок, на вид такой раскалённый, не обжигал, а приятно грел ноги. Слева мягко накатывали, немного не доставая их, волны, справа, в отдалении, тянулась стена деревьев… Виктория вдруг споткнулась, замедлила бег. Тони вырвался вперёд, оглянулся:

– Догоняй!

Но она совсем остановилась, удивлённо оглядываясь. Она вспомнила: это всё она уже видела! Во сне, в самолёте. Она заснула, убаюканная монотонным полётом, и ей приснилось вот это самое место: океан, песчаный пляж, тропическая растительность вдалеке… В том сне она думала, что бежит по песку, держа за руку брата… А это, оказывается, был Тони! Да, она не раз думала о нём, как о близком человеке, подобном брату. Но это не Серёжа…