Полная версия
Из детства
У дяди Миши жена есть, тётя Тоня. Тоже хорошая. Она меня крючком вязать научила, и спицы подарила. Длинные, с наконечниками красивыми. А детей у них нет.
И у тёти Вали нашей детей нет. Муж есть, а детей нет почему-то. Зато машина у них есть, «Москвич» называется. Тёмно-синий. Блестящий. Они на нём в Крым на всё лето уезжают. Потому что дядя Володя – фотограф. Он фотографии красивые делает. У меня много фотографий цветных. Это он фотографировал. А еще серёжки у тёти Вали есть красивые, золотые. С камнями разноцветными. Она мне их потом подарит.
Мы однажды тоже в Крым поехали. К тёте Вале, в Николаевку. Я с мамой, и тётя Таня с Женей и Пашей. Это мои двоюродные брат с сестрой. Мы на самолете ночью летели. Только мне аэропорт не понравился. Ждать очень долго, и стульев нет. А в машине меня укачало. И где мы жили – не понравилось тоже. Комнатка там малюсенькая, пол кривой. Окошко на сарай выходит. И пахнет, как в деревенском туалете, сильно очень и противно. Комнатка там малюсенькая, пол кривой. Окошко на сарай выходит. И пахнет, как в деревенском туалете, сильно очень и противно. А Жене, когда она заболела, золотую цепочку с подковкой подарили. Тётя Валя на пляже нашла. А я ничего не нашла. Только крестик какой-то старый под лавочкой. Ничего хорошего. Лучше бы это я заболела
Мне только море в Николаевке понравилось, когда шторма нет. И медуз нет кусачих. Эти медузы хитрые такие! Маленькие, прозрачные, их в воде и не видно вовсе. А как подплывёт и ужалит – так ого-го! Зато я стёклышек цветных в песке насобирала, от бутылок разных. Стеклышки не острые совсем, их водой обточило. И они как галька стали. Как камешки обычные, только прозрачные, разных цветов. А еще мы дельфинов видели. Они вдоль берега в воде прыгали.
Бабушка с дедушкой раньше тоже на море ездили. В санатории. Им полезно. А сейчас всё дома сидят. И хорошо. Потому что я могу у них на поселке с ночевкой оставаться, пока мама с маленьким братом возится. У меня тут любимые ботинки есть. Старые, малы мне уже. Титимбы называются. Я их так назвала, когда маленькая была. И «ботинки» говорить не умела. Поэтому – титимбы. Я в них по дому на поселке хожу. Потому что пол холодный. Мама говорит, что их выбросить пора. А я не отдаю. Мои потому что, и жалко.
Мне дедушка книжки детские читает. Про трех дураков, которые на облаках прыгали, или про Крепышку, Перинку и Сладушку. Одна бабушка хитрая таких дочек себе придумала, когда её волк в лесу съесть хотел. А она его перехитрила. Сказала, пусть он придет лучше, и дочек съест. Которых у неё на самом деле и не было! Волк поверил, и отпустил старушку домой. А вечером пришел, и встал под окном. А старушка сказала, что заперла все двери крепко-накрепко, взбила себе перинку пуховую, и уснула сладко-пресладко. Это и были как будто дочки. Такая эта старушка молодец!
Только мне больше сказка про принца-ужа нравится. Эстонская сказка. Там картинки красивые. Три девушки стройные нарисованы, с большими глазами. И наряды у них красивые. А ужик – ну, такой разборчивый попался! Он себе в жены самую-самую красивую выбрал. На её одежду улегся, и не отдает. Красавице пришлось замуж за него выйти. И очень хорошо. Потому что ужик на самом деле принцем оказался. Он просто так прикидывался, чтобы невесту найти.
Я ужей боюсь, и змей всяких. Если на поселке из любопытства в подпол спускаюсь, всегда жду, что сейчас кто-нибудь из угла выползет. Подпол у дедушки хороший, сухой, банки с огурцами стоят, и с яблоками мочеными. Только я их не люблю, я просто в погребе стоять люблю. Но мне не разрешают. Опасно, потому что. Даже рядом с подполом стоять нельзя, если папа за картошкой полез. Все взрослые сразу в коридоре собираются, и меня отгоняют. А бабушка такую картошку вкусную жарит! С корочкой румяной. Запах на весь дом стоит. Только туалет у них на улице.
У бабушки с дедушкой яблок всегда много. Мне грушовка «Крымская» нравится. Желтая, яблоки длинные. И сладкие, как настоящая груша. Ни у кого таких яблок нет. Только у дедушки моего.
В маминой деревне тоже яблоки есть. Но они не вкусные все, кислые. И трогать нельзя. Потому что дедушка Иван, мамин отец, ругаться будет. И жена его ругаться будет, тетя Нюра. Она некрасивая вся, толстая, страшная очень. Трясется всегда. Только дядя Ваня, мамин брат, все равно в деревню на целый день уезжает. Потому что там родился. Папа мой в городке дядю Ваню к «Запорожцу» в колясочке специальной выкатывает. Инвалидной. Передние колеса – большие, блестящие. А задние маленькие совсем. И сиденье упругое, кожаное, кататься удобно. Только мне не разрешают. Папа дядю Ваню на руки берет, и в машину сажает. Потому что дядя Ваня – инвалид. Не ходит совсем. Только на машине в деревню уезжает часто.
Я с прогулки домой прихожу, а в квартире нет никого! Очень мне грустно становится. Не люблю одна дома быть. Страшно одной потому что. Особенно – если похороны на улице, гроб несут, и музыка громко играет. А когда дядя Ваня дома – не страшно. Даже если мама с папой в кино ушли. Только лучше бы они дома телевизор смотрели.
Иногда дядя Ваня не едет никуда, потому что бензин из нашего «Запорожца» ночью слили. Своровали, то есть. И машина – на приколе. Так папа мой говорит. Это мальчик из соседнего подъезда по ночам бензин из машин сливает. Для своего мотоцикла. Мальчик этот днем с собачкой белой гуляет, болонкой пушистой, а ночью канистру железную берет, и трубочку гибкую резиновую. И к дяди Ваниной машине подкрадывается. Крышку круглую у бачка бензинового откручивает, и трубочку туда опускает. Бензин сразу к мальчику в канистру утекает. А утром папа ругается.
У меня подруги в нашем доме есть, Марина, Наташа, Оля. Мы все вместе гуляем. Только они вредничают иногда. Мячик мой отбирают. Но я все равно с ними дружу. Потому что я – добрая. Мы около дома в «почекашки» прыгаем, или в «резиночку». Еще мячиком в «козла» играем. Надо мячик об стенку стукнуть, а потом его перепрыгнуть. Когда он о землю ударится. А для «почекашек» асфальт сухой нужен, чтобы «классики» мелом расчертить. И на одной ноге прыгать, и баночку круглую из-под гуталина ногой толкать. Из одного квадратика – в другой перепрыгивать. Сложно очень. Потому что на одной ноге ведь прыгаешь. А еще и баночка эта…
Если нас много гуляет, мы прыгалки связываем, и в «вылеталы» играем. Друг за другом под скакалкой стоим, и перепрыгиваем, когда она земли касается. Кто застрял – тот встает прыгалки крутить. Еще в «вышибалы» мячом можно. Только – подальше от дома. Чтобы в стекло не попасть.
Нам однажды стекло в квартире разбили, в большой комнате. Там – лес, и не видно, кто сделал. Очень холодно было. Потому что – зима, и Новый год. Мама окно одеялом заткнула, и подушкой тоже. Я Новый год люблю очень. Мишура, игрушки блестящие, подарки под ёлкой всегда. И конфеты есть можно. Только я в Деда Мороза не верю. Раньше верила, а потом подарки в шкафу нашла. Случайно. Обидно было. Но я все равно на Новый год наряжаюсь, как принцесса.
Я вообще наряжаться люблю. В ночнушку мамину шелковую, к примеру. Она – до пола, в рюшечках вся, и переливается здорово. Платье нарядное, как будто. У меня нарядных платьев нет, и я сама их себе придумываю. Я даже штору старую тюлевую могу на себя навертеть, и уже как королевна с картинки. Жалко, что у мамы клипсов мало. Раньше много было, только я все растеряла. Зато у мамы бигуди есть. Тяжелые, черные, блестящие такие! Я их на себя нацепляю, когда мама не видит. Только они держатся плохо, и уши задеваю. Неприятно.
По утрам мама бигуди в миске варит, и на волосы накручивает. Она по кухне в них ходит, суп на плите готовит, и на работу собирается. Потом снимает, конечно. Потому что на них шапка зимняя не налезает. У мамы шапка зимняя – меховая, блестящая, только не пушистая совсем. Из ондатры сделана. Я этих ондатр в Болшево видела, у тёти Тани и дяди Лёни. Ондатры – выдры такие. Только не в воде живут, а в сарае. В клетках огромных. И подходить нельзя. Потому что ондатра прутья может перегрызть и покусать больно. Очень эти ондатры злые. Поэтому из них шапки делают, наверное.
Шапки из ондатры – красивые очень. Я в маминой дома хожу и песни пою. Шапка уши закрывает, и песня громче получается. Я много песен знаю. У меня проигрыватель и пластинки есть. Там песни разные. И просто так песни, и из мультфильмов. Про «Бременских музыкантов» есть, и про Ухти-Тухти. Это Ежиха такая, которая всегда платочки стирала. А еще у нас взрослые пластинки есть, про «Синий-синий иней», и про «Вдох глубокий, руки шире, не дышите, три-четыре». Это я знаю, это Высоцкого песни.
Мне папа иногда такие колыбельные поёт. Редко, конечно, потому что стесняется. Он детских песен не знает совсем, и Высоцкого поёт. Про то, как «если я заболею, к врачам обращаться не стану-у-у–у….обращуся к друзьям». Мне в конце нравится очень, где «в изголовье повешу ночную звезду». У меня над кроватью тоже ночничок висит. Лилия фиолетовая, блестящая, с прозрачными лепестками. Как звезда прямо.
Мама, конечно, больше песен знает. И тоже поёт, если я попрошу. Только она все грустные песни поёт. Унылые, народные. Про молодую пряху, которая у окна сидит. Или про тонкую рябину. Она к дубу перебраться хочет. А дуб через дорогу растет. Как же она доберется, если ходить не может? Неинтересные какие-то песни, тоскливые.
Я маму прошу лучше детские песни петь. Мне про Умку песенка нравится. Это где «ложкой снег мешая, ночь идет большая». Очень хорошая песня. Из мультфильма красивого. И мультфильм мне тоже нравится. Мне вообще все мультфильмы нравятся. Которые не кукольные, конечно. Кукольные – совсем не интересные. Там ручки и ножки отдельно, и верёвочки видны, на которых бабочки подвешены. Я про кротика мультик люблю, и про Кржемелика с Вахмуркой. Или про Лёлека и Болека, к примеру. Это два мальчика. Они всегда что-нибудь интересное придумывают.
А Кржемелик и Вахмурка – гномики лесные. В уютном домике живут, и всегда всем помогают. Я много мультиков смотрела. Про аленький цветочек, про гусей-лебедей, и про снеговиков разных. Но про кротика и Кржемелика с Вахмуркой – мои любимые. Потому что домики уютные. А в других мультиках – волшебники страшные, или звери какие-то неправильные с птицами. И мне не нравится.
И фильмы детские мне не нравятся. Некоторые – глупые совсем, про Олю и Яло, например. Зачем у девочек усы? И форму они школьную носят, хотя и не в школе. Отличницы, наверное. Или вот кино «Морозко» тоже. Почему Настенька – рохля такая? Мачеха её обижает, за косу дергает. А та в ответ боится даже нагрубить немножко! Не может за себя постоять. Мне больше фильм «Три орешка для Золушки» нравится. Очень сильно нравится! Золушка там красивая, боевая вся. И одежда у неё чудесная. И принц там красивый, и замок с каретами. Вообще всё в этом фильме замечательное, мне близкое! Хочу там жить.
Иногда я взрослые фильмы смотрю. Мне разрешают, если это про войну. Или «Клубкино-путешествий». Как люди в других странах живут. Мне бабушка с дедушкой разрешают телевизор на посёлке смотреть. Только они концерты одни смотрят. И мне не интересно. А если про майора Земана кино – тогда другое дело. Это про войну, там шпионы плохие всегда в болоте тонут.
А если дедушка концерт по телевизору смотрит, то я в сад иду гулять. Там гамак висит, и одеяло толстое бабушка мне уже постелила. Чтобы удобней было качаться. Я качаюсь себе, и песни пою. «Здесь вам не равнина, здесь климат иной, идёт лавина одна за одной, и здесь за камнепадом ревет камнепад». Очень мне эта песня нравится. Как будто про войну, но не про войну вовсе. Я красиво петь стараюсь. Чтобы громко было. Мне даже Светка соседская говорит, что я как радио у них. Значит, я хорошо пою.
У Светки в саду сарай есть. Хороший сарай. Стол стоит, и диван старый с пружинами. Уютно в дождик сидеть. Капли по крыше барабанят резко. Гром гремит. А мы сидим себе, и здорово! Только пахнет в сарае плохо. Кошками старыми. У дедушки тоже сарай есть. Только там вещи навалены.Журналы, одежда старая. Перчатки боксерские висят большие, кожаные. Папа мой занимался в молодости. Шлем еще боксерский висит, смешной очень, в дырочку. Верстак в сарае есть, широкий такой. Очень в сарае тесно и неудобно.
Зато весной тут здорово в окно смотреть, как папа с дедушкой на улице дрова пилят. В сарае не холодно совсем, солнце в окно припекает. Я у окна стою и смотрю. Папа бревно толстое на кОзлы кладёт, и они с дедушкой пилить громко начинают. КОзлы – не животные, у которых рога. Это подставка такая специальная, для брёвен. Стружки душистые из-под пилы веером разлетаются, блестят на солнце. В ручейки забиваются. Вода из сада на дорожку перед домом течет, и сосульки капают громко. Прямо в лужи. Ручейки красивые журчат, и на солнце переливаются. А в саду еще сугробы огромные. И в огороде тоже. Опилки так вкусно пахнут! На солнце нагреваются, и ароматными становятся. Потому что – березовые. А мне жарко в шубе. И я ныть потихоньку начинаю. И меня в дом отправляют, обедать.
Я вообще покушать люблю. Особенно – пельмени и картошку жареную. Только у меня живот всегда болит, если много съем. Или когда назавтра – утренник в садике. Ну, это от волнения уже. Я всегда на утренниках выступаю. Потому что лучше всех стихи читаю. Громко и с выражением. Меня воспитатели всегда хвалят. Очень мне нравится, когда хвалят. А если живот болит – не нравится, конечно. Один раз он ночью разболелся, перед утренником как раз. И мама испугалась – вдруг это аппендицит какой-то? А я за маму испугалась, что она волнуется. И мы ночью в больницу нашу побежали, на другой конец городка. Потому что телефона в квартире нет, а на улице телефоны сломаны. И врача вызвать не можем. Мы долго до Пионерской бежали, где больница большая, красивая. С колоннами старинными, дворец как будто. Хорошо ночью на улице, тихо, людей нет, фонари в мокром асфальте отражаются. А доктор сказал, что ничего страшного, если живот болит. Это все – от волнения. И надо в ванночке теплой по вечерам сидеть. И экстракт хвои добавлять.
А как в ней сидеть, если у нас в новом доме на Солнечной воды не бывает? То есть она, конечно, есть немножко. Холодная. А горячая – ржавая всегда. Мама говорит, это потому, что дом наш новый. И трубы новые тоже. В них еще ржавчина не затвердела. А откуда в новых трубах ржавчина? Они же – новые…
Когда воды в квартире нет, наш папа вёдра берет, и с другими папами за водой через дорогу идет, на пожарку. Это часть такая, военная. Там пожарные дежурят. Это наша пожарная часть номер сорок семь. На машинах красных так написано. И вышка там есть пожарная. И вода, конечно, тоже всегда есть. Вдруг где пожар?
Воду у нас отключают, и я в ванночках не сижу. И живот не проходит. Меня поэтому в «Семашко» положили. Обследовать. «Семашко» – больница наша, в Академгородке, старая очень. Зато – рядом. Не в Подольск ехать. Я в Подольск боюсь очень. Если туда везут – значит, все, умрешь скоро… Хорошо, что меня – в «Семашко»! Очень мне интересно было посмотреть, как это – в больнице лежать. Я прямо дождаться не могла, когда же меня положат. И здесь интересно всё оказалось! Бабушка мне после работы бульоны куриные в термосе приносила. Потому что больница – с институтом рядом. Через дорогу.
У моей бабушки такие бульоны вкусные! С мясом белым. И вообще, все меня там навещали. Даже Саша, двоюродный брат-моряк, приходил с другом. Он в форме морской приходил, красивый такой, в фуражке. Я очень, конечно, застеснялась. И выдрючиваться немножко начала. Ну, воображать немножко. Совсем чуть-чуть.
В «Семашко» масло соленое дают, и лечебные порошки в бумажках. Никогда соленое масло не ела. Мне нравится. И вообще, здесь всё чуднОе очень… Кажется, что про меня здесь кино снимают, и я на себя со стороны смотрю. Как будто меня – две. Забавно очень. Вот я сижу и вижу, как я в палату зашла, а вот – в столовую. В телевизоре это вижу, как будто. И уши закладывает.
А еще тут из тумбочек пахнет странно. Печеньем и яблоками. Потому что всем яблоки приносят и печенье. Меня, наверное, выпишут скоро. Потому что я трубку резиновую не могу проглотить, чтобы сок пошел. И врачи сердятся здорово. Третий раз уже уговаривают. А я – не могу. Наверное, у меня горло маленькое.
….Ну, и что с того, что меня из больницы выгнали! И сами глотайте свои трубки! Живот-то не болит уже, и вот. И ничего я не трусиха. И врачей не боюсь. Мне даже бровь врачи без заморозки зашивали. Когда я в детском садике по столам прыгала, и упала нечаянно. Бровь пришлось ниткой с иголкой зашивать. Как у портного. И я не боялась.
Только я этого не помню уже. Маленькая совсем была, в младшей группе. Мне мама рассказывала. А вот когда мне коленку зашивали – это уже помню. Мы около дома играли, вечером, и темно. Скользко очень, потому что – март. Мы около дома в прятки играли, и я за бойлерную спряталась. А там хлам железный навален, и я поскользнулась случайно. И не больно было, когда упала. И кровь не сразу заметила, а только когда игра закончилась, и я под фонарь вышла. Тогда только я штанину распоротую увидела. И крови много. Я, конечно, домой сразу побежала. Думала, это царапина, и надо зеленкой помазать. А мама испугалась, потому что там не царапина была. И мы снова в «Семашко» побежали. Только не в большое здание, а в маленькое, деревянное, рядом. Там хирург добрый сидел, дедушка старый. С усами, и в форме военной. Он по телевизору маленькому черно-белому кино про войну смотрел. Я тоже хотела кино про войну посмотреть, но дедушка сказал, что сначала ногу мне зашьет. А потом я сколько угодно кино могу смотреть. А мама сказала, что заморозку мне нельзя. Аллергия потому что. И хирург фуражку снял, иголку толстую достал, гнутую всю, и нитку в нее продел. И сказал, что я кричать могу, сколько захочется. Если вдруг больно будет. А мне интересно было, как это – ногу зашивать. Я ведь не помню, как бровь зашивали. Маленькая была, в младшей группе. А сейчас-то я в старшей уже. Но мне все равно очень больно было. И я плакала, конечно, и на хирурга ругалась. Зато потом две недели в садик не ходила! Я дома с мамой сидела, и мама мне книжки читала. Я, конечно, и сама читать умею. Только мне больше нравится, когда читают. И с мамой дома сидеть очень понравилось. Потому что я редко болею, и не бываю дома вообще. Редко маму вижу…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.