Para Bellum

– Знаю. Берия меня боится. Может быть, я единственный человек на свете, которого он боится больше, чем даже тебя, Сосо. Для него и Будиани – чуть ли не сам дьявол. А я умею гораздо больше. Так что устраивать несчастный случай на подходе к твоим апартаментам он точно не станет.

На сцене многократно убитые вдруг стали подниматься. Сначала на колени, потом на ноги. Они стояли, покачиваясь, и пели:

Я буду спасённым, и я спасу. Аминь.Я буду свободным, и я освобожу. Аминь.Я буду ранен, и нанесу рану. Аминь.Я буду рождён, и я рожу. Аминь.Я буду есть, и меня съедят. Аминь.Я услышу, и меня услышат. Аминь.Обо мне будут мыслить, мыслить полностью. Аминь.Я буду омытым, и я омою. Аминь.Милосердие танцует. Я играю на свирели.Танцуйте все. Аминь.Число Восемь (буквально: один огдод) поёт хвалувместе с нами. Аминь.Число двенадцать танцует в высоте. Аминь.Всё в высоте принимает участие в нашем танце. Аминь.Те, кто не танцует, не знают, что произойдёт. Аминь.Я спасусь бегством, и я останусь. Аминь.Я украшу, и меня украсят. Аминь.Я буду объединённым, и я объединю. Аминь.У меня нет дома, и у меня есть дома. Аминь.У меня нет места, и у меня есть места. Аминь.У меня нет храма, и у меня есть храмы. Аминь.Я есмь светильник тому, кто зрит меня. Аминь.Я есмь зерцало для того, кто видит меня. Аминь.Я есмь дверь тому, кто стучит в меня. Аминь.Я есмь путь для тебя, путник. Аминь.

Все попытки противников вновь низвергнуть восставших в прах почему-то не достигали цели. Казалось, измученные тела облекла какая-то незримая защита, отклоняющая, уводящая в сторону любое агрессивное действие.

– Скажи, Георгий, – попросил вдруг Сталин, – как ты думаешь, Бог есть?

– Есть, – кивнул Гурджиев. Он тоже внимательно смотрел на сцену. – Только он совсем не такой, как его все представляют.

– Да, – сказал Сталин. – Да, я понимаю.

– Понимаешь? – сурово переспросил гуру. – Тогда слушай: «Существуют места по правую руку и по левую, а также силы господства, власти и демоны, действия, угрозы, гнев, дьяволы, Сатана и корень внизу, откуда исходит природа вещей, вступающих в бытие. Ты видишь то, что ты есть, ибо я показал тебе это. Но то, чем являюсь Я, знаю Я один, и никто больше. Выстрадай же меня, чтобы сохранить то, что есть моё и то, что есть твоё, чтобы узрить через Меня и узреть Меня в истине. Я есть не то, что Я сказал, но то, что ты способен знать, так как ты близок к тому же». Эти слова были обращены к апостолу Иоанну. Мне кажется, сегодня их должен услышать и ты. Не ухом – сознанием. В этом твоё спасение. «Если ты слышишь Меня, ты, слышащий, будешь, как Я. Ибо от Меня ты есть то, что ты есть. Не заботься поэтому о многих, а тех, кто вне тайны, презри».

Запомни эти слова, Сосо. Они должны стать твоей баракой.

Выпускник духовной семинарии, Генеральный секретарь партии атеистов удивлённо поднял бровь.

– Барака – это слова, которые ты должен воспринять путём постоянного чтения, так чтобы постепенно усваивались разные уровни смысла. Они читаются не для того, чтобы «понять» их в вашем словоупотреблении, а чтобы погрузиться в самую суть своего сознательного существа и внутреннего «я». На Западе люди интеллекта учат, что для того, чтобы извлечь пользу из чего-либо, вы должны понять это. Суфийское учение не может опираться на такую грубую вещь, как эта поверхностная способность. Барака просачивается внутрь, часто независимо от человека, и её нельзя заставить ждать на пороге до тех пор, пока «интеллект» позволит ей проникнуть в вас или вам проникнуться ею.

Тот, кто имеет глаза, чтобы видеть, пусть видит связь; тот, кто имеет уши, пусть слышит истину среди запутанной паутины лжи. Но пусть он сначала разовьёт в себе способность знать структуру истины, ощущать истину, говорить истину и создавать климат, в котором истина – норма, а не что-то необычное.

На сцене между тем истерзанные, погибшие и воскресшие оказались победителями. Об их упорство разбились все атаки тёмных сил. Теперь они стояли перед зрителями, пошатываясь, поддерживая друг друга, но гордо глядя в зал.

– Несгибаемая сила духа, – произнёс Сталин. И даже Гурджиев не понял, иронизирует его друг детства или же он потрясён до глубины души.

Когда интендант Иванов отпер дверь и пропустил Маркова в его новую квартиру на Якиманской набережной, Сергей испытал давно забытое чувство. Он отвык, что одному человеку может принадлежать столько личного пространства. После годов, проведённых в тесноте и вони тюремных камер, арестантских вагонов, лагерных бараков, где нельзя уединиться и на минуту, где даже сортиры на десять, двадцать, пятьдесят очков, очень легко заболеть агорафобией, страхом больших площадей. Огромная гостиная и ещё три комнаты ненамного меньших размеров, обставленные с казарменной скупостью и незамысловатостью – потрёпанными казёнными шкафами с обязательными зеркалами и железными солдатскими койками без матрасов. Штук восемь их тут было, и прикроватные тумбочки к ним. Ещё – десяток разболтанных венских стульев. Запах какой-то затхлый, словно портянки на батареях недавно сушили.

Командующий поморщился. Хотел спросить, что за цирк интендант устроил. Но тот и сам уже, покраснев почти до невозможности, уже ругался в пространство, одними губами, вслух не смел. Чуть не за руку потащил Маркова в кухню. Там возвышался титанический буфет тёмного дерева и ещё не виданная Марковым новинка – печь, по виду газовая, но с электрическими спиралями в широких керамических дисках.

– Это – электрическая печка для готовки, – гордо объяснил интендант. – В Америке газом уже не пользуются. Опасно, может взорваться. Вдобавок ядовит. – Потом ткнул рукой в белый эмалированный саркофаг, поставленный вертикально. – Это тоже новинка. Называется холодильный шкаф или попросту холодильник.

Иванов потянул за сверкающую хромом ручку. Дверь раскрылась. Внутри была зима, как на улице. На полках расположились банки с тушёнкой, с овощными и рыбными консервами, икрой, крабами, десятка два яиц, несколько палок колбасы, пачки сливочного масла, цельная головка сыра. Почему-то две буханки хлеба, белого и чёрного, еще какая-то снедь. Натуральный Торгсин. Впрочем, пока Маркова не посадили, снабжался он не намного хуже. Но всё-таки хуже: комкор и командующий округом – разные номенклатурные уровни. На полках с внутренней стороны дверцы – десяток цилиндрических бутылок водки с незнакомой надписью «Столичная». Раньше таких не было. Ещё там находился коньяк в ассортименте и для чего-то две бутылки шампанского. Имели место и «семисотки» каких-то вин, но они Маркова не вдохновили и не заинтересовали.

– Это ваш доппаёк за неделю, товарищ генерал-полковник. Адъютант будет пополнять, будьте спокойны.

– Да я и не беспокоюсь, – усмехнулся Марков. Пора заново привыкать, в родной армии ничего не меняется…

– А насчёт меблировки и прочего – вы не пугайтесь. Это у нас здесь что-то вроде общежития для временно прикомандированных. Ну, по нашей части – приезжают люди из корпусов, дивизий на месяц, бывает два… Ну, чтобы в гостиницах не тратиться. А что же им – ковры-паласы стелить? От зампотыла команда поступила – нового командующего обеспечить. Ну – мы исполняем. Кухню вот успели, а остальное… – он развёл руками. – Главное – квартира вот! Сегодня с вечера начнут, и побелят, и покрасят… Что касается мебели – хоть сейчас на склад можно подъехать. Выбор есть. Если что не так – имеем фонды, можно в комиссионных закупить. Мы главное что – мы ж не знаем, у супруги вашей какие вкусы! Кому что, как говорится, нравится… Если прикажете – мы хоть сейчас.

– Успокойтесь. Я не женат, во-первых. Во-вторых, – вот именно – стены побелить, чтоб свеженько было. Обоев не люблю. Полы натереть как следует (Марков обратил внимание, как затоптан хороший дубовый паркет, узорчато выложенный). Окна, двери – под светлую слоновую кость. Бронзу – вычистить. Я вам передам ключи. Срок – неделя. Мебель завезите на своё усмотрение. Лучше – гарнитурами. Рабочий кабинет, спальня, столовая-гостиная. Чтобы можно было жить…

И подумал – да какого чёрта! Ещё скромничать я вам буду!

– Я предпочитаю по-дореволюционному. Строго, без купеческой роскоши, как у профессора университета, например. Представляете?

Интендант шевельнул извилинами.

– Разберёмся, товарищ генерал-полковник.

– Тогда всё. А мне пока номер в гостинице снимите. В НКВДшной мне не нравится.

– В «Метрополе» устроит?

– Пусть в «Метрополе»…

– Тогда прошу в машину, я вас отвезу, размещу – и отдыхайте.

* * *

Марков расположился в свежеотремонтированной квартире и с удовольствием рассматривал книжные шкафы, приобретённые Ивановым неизвестно где прямо с книгами. Четыре застеклённых шкафа под потолок, не меньше, чем на тысячу томов. Книги были все солидные, дореволюционные, в тиснённых золотом переплётах. Правда, половина по зоологии и энтомологии, но остальные вполне хороши – полные собрания словарей Брокгауза и Ефрона, Граната, Даля, русская и зарубежная классика, переплетённые комплекты журналов «Нива», «Русская старина», «Мир Божий» и тому подобные. Всё же положение большого начальника имеет свои плюсы. Сказал – и сделали. Как, где – не моё дело.

Во входную дверь кто-то постучал. Похоже, кулаком, как будто звонка нет. Не ожидая разрешения, дверь тут же и распахнули, Марков забыл запереть её на ключ и накинуть цепочку, как в Москве принято. Тоже отвык.

На пороге стояла огромная фигура в отлично подогнанной генеральской форме и сияющих сапогах.

Гигант сделал шаг, оказался в прихожей и широко развёл руки:

– Серёга, третий день мечтаю добраться до тебя и напиться в драбадан!

Марков торопливо двинулся навстречу:

– Володька, до чего ж ты вовремя! А раньше где пропадал? Я уж думал…

– Смотри, кого я к тебе привёл, – продолжал шуметь Владимир, не ответив на вопрос. Он сделал шаг в сторону. Из-за спины напарника по двуручной пиле появилась хрупкая фигурка – та самая Люсечка из самолёта.

– Здравствуйте, – застенчиво сказала она.

– Ребята, проходите. Я сам всего час, как въехал. Ремонт, меблировка, то-сё. Осматриваюсь вот. Из всей дислокации познакомился только с холодильным шкафом.

Лось демонстративно потянул носом:

– Похоже, ваше знакомство было крайне поверхностным и в глубокую дружбу перерасти не успело. Ничего, сейчас поправим.

Он повернулся к девушке:

– Тащи сумку. Будем жить, будем пить. С нынешнего дня мы с тобой соседи, – объявил Лось. – Только меня поселили на этаж выше. Логика простая, чем меньше чин, тем дольше будешь топать по лестнице.

– Да, – ухмыльнулся Марков. – Только лифта ты не учёл. И всё наоборот. Чем человек значительнее, тем он выше. А внизу магазин.

Люсечка уже порхнула в прихожую, втащила объёмистую сумку, стала извлекать из неё балык красной рыбы, колбасы, консервные банки с яркими этикетками и надписью «chatka», стеклянные банки с красной икрой и причудливой формы бутылки.

Ассортимент был точно тот же, что имелся и у Маркова. Видно, между генерал-майором и генерал-полковником невелика разница с точки зрения снабженцев.

Лось взял в руки банку крабов.

– Интересно, почему написано «Хатка»? Это по-каковскому крабов так кличут?

– Это по-нашему, – засмеялся Марков. – Напечатали этикетки с названием «Камчатка» под банку другого размера. Стали клеить, остается либо «Камч», либо «чатка». Решили оставить «чатку». А в Европах так продукт понравился, что смели с прилавков вмиг. Делать правильное название – надо объяснять, во-первых, что это те же крабы. Во-вторых, что маху дали. Помараковали и решили: пусть остаётся, как было.

Люсечка сноровисто нарезала, что полагалось, Лось быстрыми движениями открыл консервные банки. Из буфета появились хрустальные бокалы и рюмки, нераспечатанные коробки с мельхиоровыми ложками, вилками и ножами. Лось попробовал ударом под толстое литое днище выбить пробку из заморской бутыли, не сумел, смутился, принялся искать штопор.

– Это тебе заграница, пробковый дуб, а не картонка с сургучом, – засмеялся Марков. На душе у него было удивительно хорошо.

– Ну, будем живы и здоровы!

Чокнулись с долгим замирающим звоном, глотнули обжигающей жидкости.

– Фу, гадость, – выдохнул Марков. Джин ему до этого пить не приходилось.

– Самогон, – уважительно протянул Лось, разглядывая этикетку с забавной фигуркой. – Еловый, что ли?

Потом решительно отставил бутылку в сторону, взял «Столичную», повторил свой номер, теперь – вполне удачно.

– Для нас водочка повкуснее будет, – пропел он нежно и набулькал по полфужера.

– Второй тост – за великого и мудрого вождя, товарища Сталина, – торжественно произнёс Володя. – Все пьют до дна.

Марков посмотрел на друга с весёлым недоумением, однако стакан в рот опрокинул.

– Вы же ещё ничего не знаете, – затараторила Люсечка, заев горькую куском балыка. – Володечка был на приёме у самого Иосифа Виссарионовича! Два раза! По приказу Генерального сняли все обвинения, повысили в звании и дали новое назначение.

– С сегодняшнего дня я – заместитель Власика. Заместитель начальника личной охраны вождя. Нет, ты понял? Какой проницательностью и мужеством надо обладать, чтобы вчерашнему зэку не просто оказать доверие, но приблизить к себе!

Лось почти касался своим лицом лица Сергея, заглядывал ему в глаза, словно просил: «Вспомни. Пойми!»

Марков мигнул, показал, что всё понял. Он слышал байки о лишних вентиляционных отверстиях, под которыми сидит за стеной невзрачный человечек и записывает школьной ручкой с пером-«уточкой» на стандартных листах всё, что услышит. В лагерях – пересыльных и в самом СТОНе – об этом рассказывали очень многие. То, что подобные отдушины должны существовать в этом «хитром» доме, где обитали весьма большие военные чины и крупные деятели других ведомств, сомневаться не приходилось.

– Может, пойдём проветримся, – предложил Сергей. На балконе, если стать лицом к улице и говорить потише, подслушать разговор практически невозможно. Во всяком случае, генерал так думал. – Что-то на меня эта пакость иноземная плохо подействовала.

– Что вы, мальчики, – вмешалась Люсечка. – Пойдёмте лучше к нам. Я тоже ничего не успела, но всё же у нас немного уютнее.

Марков слушал, открыв рот. К кому это к нам? Прелестная буфетчица тоже живёт в этом доме? Может, у неё папа – Валерий Чкалов? Или Паша Рычагов? Или… До Сергея стало доходить, почему так суетится девчонка, почему она так настойчиво приглашает в гости, так часто повторяет: к нам, у нас. Ай, да Володька, ай, да сукин сын. Когда только успел?

– Никуда мы не пойдём, – отрезал изрядно охмелевший Лось. Похоже, закладывать за воротник новенького мундира он начал давненько. – Мы будем пить и смеяться, как дети… или поётся по-другому? Хороши малыши, пить они будут… Серёг, ты понял, что я тебе хочу сказать? Господь Бог и товарищ Сталин дают мне шанс сделать то, чего я хочу больше всего. Может, мне народ памятник поставит, если я сумею. На последние трудовые копейки. Как Минину и Пожарскому. На Красной площади!

– На Лобном месте, – ляпнул Марков.

– Что?

– Памятник князю Пожарскому и гражданину купцу Козьме Минину поставили на Лобном месте, – пояснил Сергей. – Там, где совершались публичные казни.

Лось поднял разом протрезвевшие глаза:

– А и хер с ним. Пусть даже на Лобном.

Звонок прогремел в пустой квартире неожиданно. Марков ринулся искать телефон, ориентируясь по звуку. Каналья Иванов не удосужился показать, где стоит аппарат. Генерал, матерясь сквозь зубы, бегал из комнаты в комнату.

– Брось, Серёжа, – крикнул Лось, – кто тебе сейчас звонить может? Явная ошибка!

Но проклятая техника не унималась, выстреливая трели, как длинные пулемётные очереди. Наконец хозяин квартиры обнаружил чернобокого нарушителя спокойствия в самом дальнем помещении – кабинете. Он схватил трубку:

– Алло!

– Добрый вечер, товарищ Марков, – прозвучал незнакомый голос. – Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин.

– Сергей Петрович, – глуховатый голос вождя резанул по сердцу. Показалось вдруг, будто Хозяин не только мог слышать пьяный разговор в этой квартире, но и понял все намёки Лося. – Надеюсь, я не разбудил?

– Никак нет, Иосиф Виссарионович. Отмечаем с друзьями новоселье и новые назначения.

– Святое дело, – иронически сказала трубка, – только не злоупотребляйте. Я хочу пригласить вас завтра на небольшой приём. Не будет никаких государственных деятелей, чиновников, командиров производства. Надоели своим занудством. Соберутся культурные люди: артисты, режиссёры, писатели. Обещали, что будет даже Любовь Петровна Орлова. Ещё журналисты, поэты. Словом, люди свободных профессий. Есть постановление кое-кого из них наградить. А кого не наградят – получат новый стимул к этому стремиться. Не возражаете?

– С удовольствием, товарищ Сталин, – искренне произнёс Марков.

– Замечательно, – слышно было, что собеседник улыбнулся. – Да, желательно, чтобы приглашённые были с жёнами или… другими дамами. У вас есть подходящая? Если ещё нет – я распоряжусь, подберут… Одним словом, завтра вам на квартиру завезут пригласительный билет.

После телефонного разговора веселье как-то скукожилось. Лось старательно разливал спиртное, Марков натужно шутил, Люсечка прилежно смеялась каждой остроте. Но дух доброй пьянки улетел из казённой квартиры, как здравомыслие покидает голову дурака.

Когда гости прощались с хозяином, Люсечка сказала:

– Теперь вы просто обязаны нанести нам ответный визит. И как можно скорее. А я обещаю устроить дорогому гостю сюрприз. – И, лукаво усмехнувшись, добавила: – Приятный.

Против ожиданий, Марков проснулся рано, в шесть утра, всего на час после лагерной побудки, и почти не страдая от похмелья. То есть, во рту конечно, сухость, и голова не то чтобы болела, но была ощутимо тяжеловата.

Сергей был ещё достаточно молод и здоров, чтобы позволить себе варварские методы борьбы с состоянием, которое главные потенциальные противники – немцы – называли и по сей день называют «катцен ямер», – кошачий визг. Он приседал и отжимался до горячего пота, не обращая внимания на справедливое возмущение организма: полночи хозяин вливал в организм всякую отраву, а с утра устраивает марш-бросок по казённой квартире, но с полной боевой выкладкой.

Марков уже с удовольствием повторял хитрые упражнения. Лось вычитал их в каком-то самоучителе по борьбе кемпо. Друзья Владимира ещё по военному училищу ухитрились найти переводчика для этого японского трактата. В предисловии утверждалось, будто пособие средневековое и оно знакомит с приёмами, которые делают человека непобедимым. Правда, следовало ежедневно самосовершенствоваться и физически, и духовно. На это времени у Сергея не было даже до лагеря. А Лось, отзанимавшись несколько лет, втянулся. Он умудрялся выкраивать хотя бы по четверти часа даже в СТОНе, будь он вечно проклят.

Тем не менее иногда Марков получал и физическое, и интеллектуальное наслаждение, повторяя шаги с неожиданными поворотами, замысловатые удары руками и ногами, броски и падения. А для утренней зарядки лучше вообще ничего быть не могло.

К моменту, когда интендант Иванов позвонил в дверь, Марков был уже чисто выбрит, благоухал одеколоном «Шипр» и был готов «к труду и обороне», в данном случае – поездке к портному. В штаб сегодня не нужно – дела он уже успел принять, а график по должности имел почти свободный, главное – находиться на месте после восемнадцати и пока Сталин не удалится ко сну. А сегодня и этого не требовалось, сегодня – приём! На подобных мероприятиях ему ещё бывать не приходилось.

И парадная, и два комплекта повседневной формы были полностью готовы. Мастер проводил клиента в примерочную, а сам склонился над очередным отрезом. Когда генерал снова вышел в зал, Пинкус Мордехаевич поднял голову и рассеянно спросил:

– Товарищ генерал-полковник, а где этот?

– Кто? – не понял Марков.

– Ну, тут перед вами заходил один… Вроде приличный парень, но совершенно по-жлобски одетый.

Марков недоумённо оглянулся по сторонам. А Кофман отдёрнул шторку примерочной, где на столике грудой лежало прежнее марковское обмундирование.

– Подождите, подождите, – хорошо разыгранное удивление сменилось плутовской ухмылкой, отчего нос чуть не коснулся подбородка. – Я же говорил вам, что хороший костюм может сделать чудо. И самого затрушенного босяка превратить в лорда. Если босяк, конечно, умеет себя держать…

Сергей поднял глаза на ближайшую из зеркальных стен. В молодом элегантном военном, обтянутом безупречным мундиром и брюками с лампасом, он не сразу узнал себя. То есть это был, конечно, он, но гораздо лучше, значительнее и даже умнее, чем повседневный Марков. Действительно, был еле-еле жлоб, лагерник, а стал вполне приличный человек, какого и на светский раут пустить не стыдно. Такой фамильное столовое серебро по карманам точно рассовывать не будет.

Пинкус Мордехаевич с гордостью следил за реакцией Маркова на собственное отражение. Сергей повернулся к портному и искренне произнёс:

– Спасибо, мастер.

– Не на чем, – ответил Копфман. – К такому костюму просто необходимы приличные сапоги. Так они стоят вон там, в углу.

Марков уселся в синий «ЗиС-101» (по чину полагался. А на «Линкольнах» и «Паккардах» ездили уже секретари ЦК и члены Политбюро), на переднее сиденье, как всегда любил, а Иванова отправил в салон, чтобы не надоедал. Уже неделя прошла, а Сергей всё не мог насмотреться на Москву глазами свободного, да теперь ещё и высокопоставленного человека.

В Москве начиналась весна. Солнце сияло с выцветшего за зиму неба, как лентяй в выходной. Сугробы на обочинах улиц начали темнеть и подтаивать с одного бока. С крыш капало, народ шёл не торопясь, подставляя лицо и бока разыгравшемуся светилу. Люди предвкушали грядущее тепло.

Сергей с удовольствием потянулся.

– Вас, полковник, куда подбросить? – он так называл Иванова для простоты, лень было каждый раз выговаривать – «товарищ военинтендант первого ранга». А тому – как маслом по сердцу.

Он высадил старательного интенданта на углу Воздвиженки, рядом с громадным зданием Военторга, потом доехал до Театральной площади и отпустил водителя.

– Я пройдусь пешочком, а ты езжай в гараж, машиной займись, в восемнадцать ноль-ноль у моего подъезда, как штык.

– Слушаюсь, товарищ генерал-полковник, – ответил сержант. Козырять, сидя за рулём, ему не полагалось, и он всё положенное почтение постарался передать голосом.

Марков медленно шагал по улицам, от которых успел отвыкнуть. Шёл куда глаза глядели, не обращая внимания на удивлённые взгляды столичных жителей: генерал-полковник, бредущий пешком, – зрелище не слишком привычное даже для центра Москвы.

Было тепло, наверняка выше нуля. Мамы тащили за собой санки с карапузами в пальто с воротниками, обвязанными шарфами. Но малыши уже всячески старались выпростаться из ставших неудобными одёжек.

По Неглинной, потом по Кузнецкому мосту Сергей вышел к Лубянке, автоматически свернул вправо, обошёл площадь, держась подальше от мрачного здания. Зачем-то направился к отгороженной от площади ветхими двухэтажными домишками каменной громаде – Политехническому музею.

В скверике возились и хохотали молодые парни и девчонки, наверное, студенты. Высокий тощий малый в очках-«велосипедах», шаля, ухватил соседку за воротник тонкого суконного пальто, похожего на шинель, и толкнул на лавку. Она, видно, больно ударилась. Продолжала смеяться, но на глаза навернулись слёзы. Марков подбежал, успел подхватить девушку, иначе та свалилась бы в мокрый снег. Юнец, увидев, что натворил, испугался, бросился к подруге:

– Ушиблась?

«Жертва» оттолкнула обидчика:

– Уйди, дурак ты все-таки.

– Ну, извини, я же не нарочно.

Сергей стоял, не зная, что делать. Повернуться и уйти, не сказав ни слова, – как-то глупо.

Студентка подняла на него глаза. По щекам текли слёзы. Генерал вынул из кармана шинели белоснежный (спасибо Копфману) платок, подал пострадавшей. Она жестом отказалась.

– Возьмите, – произнёс Сергей.

– Спасибо, – прошептала девушка и вдруг улыбнулась.

В этой компании было минимум две хорошенькие девчонки. А сидящая перед Марковым совсем не была красавицей. Голова не покрыта. Длинные русые волосы расчёсаны на прямой пробор и на затылке собраны в «хвост». Тёмные глаза, маленькие, узко разрезанные. Нос великоват, губы узкие. Дева-яга. Но когда она улыбнулась… Сергей не сумел бы объяснить, в чём её прелесть. Просто мордашка излучала искренность и веселье, светилась радостью жизни. Чёрт знает, как описать очарование! Бессилен человеческий язык в таких ситуациях, это ещё Бунин подметил.

Дева-яга аккуратно вытерла платком глаза, потом развернула его и высморкалась. Тут же смутилась:

– Ой, извините. Я постираю и верну вам чистый, честное слово. Только скажите, куда привезти…

Сергею захотелось погладить ладонью и пальцами высокую скулу, провести по длинной красивой шее. Его охватила такая нежность к совершенно незнакомой птичке, сидящей перед ним, – до дрожи. Давно такое не происходило с Марковым. Или, может быть, никогда не случалось.