Книга воспоминаний

Предисловие

Мы располагаем лишь незначительными и неполными биографическими данными о нашем авторе. Полное его имя – саййид Абдурахман, сын Джамалуддина ал-Хусайни ал-Кибуди ал-Газигумуки ад-Дагестани. Почетный термин «саййид» и нисба «ал-Хусайни» объясняются принадлежностью к потомкам пророка Мухаммеда и особенно к той их ветви, которая восходит к Хусайну, внуку пророка. Нисба «ал-Кибуди» связана с отдельным кварталом Газикумуха (Къи-буди, ранее – отдельным населенным пунктом). Время его рождения, думается, устанавливается точно. Его отец, Джамалуддин из Газикумуха, на листке одной из арабских рукописей из своей личной библиотеки сделал следующую запись: «Дата рождения Абдурахмана, сына Джамалуддина – ночь на воскресенье, двадцать второго числа благословенного месяца Аллаха шавваль 1252 года». Это, думаю, самая достоверная запись о времени рождения Абдурахмана – 1 февраля 1837 г.

Джамалуддин из Газикумуха был известным дагестанским ученым и преподавателем, духовным наставником Шамиля, одним из авторитетнейших знатоков арабской литераторы, занимавшим выдающееся место в духовной жизни Дагестана. Он был одним из ярых сторонников тариката накшубандийского ордена, автором знаменитого суфийского трактата «ал-Адаб ал-мардийа».

В «Предисловии к рукописному сочинению Джемалуддина о тарикате» Абдурахман дает ряд интересных сведений о своем отце и о его деятельности на духовном поприще. «Родитель мой, сеид Джемалуддин-Хуссейни, был родом из Казикумуха. В своей молодости он служил при бывшем казикумухском хане Аслан-хане в качестве письмоводителя. Хан любил его, и за усердную службу его и преданность пожаловал ему три деревни в Кюринском ханстве, под общим именем Астал, и жители этих деревень платили дань моему отцу». Но Джамалуддин вскоре «очнулся от светского забытья», – обратился к Богу с полным раскаяньем в своих грехах, в которых он провел прошлую свою жизнь, будучи в услужении у Аслан-хана. Ибо кто проводит время в сообществе тиранов, у того большая часть жизни проходит в согрешениях». Поэтому он посетил Мухаммеада ал-Яраги, от которого принял тарикат и «позволение направлять по этому пути желающих вступить на истинный путь». С этой миссией он вернулся в Газикумух, где «проводил время в уединении, занимаясь молитвами и направлением посетителей его на путь истины». Аслан-хан отрицательно относился к распространению тариката и мюридизма, потому Джамалуддин вынужден был удалиться в селение Цудахар, откуда вернулся в Кумух только после смерти правителя (1836 г.).

По своим политическим взглядам шейх резко расходился с имамом Газимухаммадом, потому что «не соглашался с последним в его действиях против русских и в возмущении дагестанского населения» , тем не менее, он пользовался громадной популярностью, принимал активное участие в идеологической и политической жизни Дагестана.

Джамалуддин находился в близких родственных отношениях с Шамилем. Его дочь Захидат была женой Шамиля («первая дама Дагестана и Чечни»), а его сыновья Абдурахман и Абдурахим были женаты на дочерях имама. После пленения Шамиля Джамалуддин жил некоторое время в Телетле, затем в Казанище. В 1862 г. он переселился в Турцию, где и скончался в 1866 г. в Стамбуле.

О детских годах и учебе Абдурахмана мы не имеем, к сожалению, подробных сведений, но можно предположить, что он получил от отца основательное обще-мусульманское образование, прошел обычный традиционный курс дагестанского мутааллима. В 23-летнем возрасте он оказался вместе со своей женой Нафисат и братом Абдурахимом в составе лиц, сопровождавших Шамиля в Калугу, где провел более 6 лет.

Калужский период жизни Абдурахмана получил в литературе и материалах (особенно в письмах) некоторое освещение. Сохранилась часть переписки его и его брата Абдурахима с их отцом, знаменитым шейхом Джамалуддином. «Что касается до нас, то слава Богу, по милости Великодушного нашего Монарха живем в совершенном довольствии и спокойствии, без тоски и печали», – это из письма Абдурахмана из Калуги, отправленного в 1860 г.  Этот отзыв типичен и для других писем Абдурахмана и в последующем, как, кстати, и для всех писем Шамиля. Возможно, учитывался постоянный официальный контроль за прохождением писем Шамиля и его окружения.

Представители официальных властей сразу же обратили внимание на образованность, любовь к чтению и способности молодого Абдурахмана, на особое доверение Шамиля к нему. А. И. Руновский отмечал, что «старший брат очень подвержен к своей религии и много интереса находит в чудесах, описываемых мусульманскими книгами, к которым он питает доверие неограниченное. За все за это, а также за великую грамотность, Шамиль питает к нему большое расположение. Гунибская переписка ведена им. Абдурахим так же хорошо развит, как и его брат». Калужский губернский воинский начальник писал о его «способностях и благонамеренности», о том, что при таких достоинствах он мог быть «полезным даже для службы на Кавказе, в качестве переводчика, или состоять при местном управлении Т-Х. Шура». Он довольно свободно мог говорить, писать и читать на русском языке, хорошо знал мусульманское право, обычаи дагестанских горцев.

Однако неблагоприятные климатические условия Калужской губернии, прогрессирующая болезнь жены побудили Абдурахмана обратиться к официальным властям с просьбой «позволить ему с женой переехать на жительство на Кавказ и поселить ее близ Т-Х. Шуры, места ее родины». Наступившая в 1866 г. смерть жены Нафисат ускорила отъезд Абдурахмана в Дагестан. Похоронив жену в селении Гимры, он не вернулся в Калугу, а выехал в Тифлис, где был зачислен в Дагестанскую постоянную милицию, «с откомандированием в команду милиционеров Кавказского горского управления»

Кстати, здесь он продолжал свою успешно начатую еще в Калуге работу над материалами о Шамиле и народно-освободительном движении, здесь же подготовил к печати работу своего отца «Ал-Адаб ал-мардийа», снабдив ее предисловием. В год выхода в свет этого трактата Абдурахман завершил в Тифлисе свою крупную историческую работу, известную под названием «Воспоминания». В 1871 г. он возвращается в Дагестан, вернее «был откомандирован от горского управления в распоряжение начальника Дагестанской области, с назначением ему пожизненной пенсии по 450 р. в год»

Сведения о пребывании Абдурахмана в Дагестане, начиная с 1871 г. очень скудны. Имеется сообщение о том, что еще в 1890-1891 г. он занимал должность кадия в Газикумухе . Годом его смерти считают 1900 или 1901 г.

Творчество Абдурахмана вызывает все растущий интерес ученых.

Что касается «Воспоминаний» Абдурахмана, то впервые об этом крупном историческом труде сообщил известный дагестанский ученый, блестящий знаток дагестанской арабо-язычной литературы М.-С. Саидов (1902-1985) который выполнил в 1963 г. перевод сочинения с арабского языка на русский (за исключением вводной и заключительной частей, одной небольшой главы и вставок на полях рукописи). Перевод не был снабжен историческим комментарием. Попытки издания перевода в 1976 г. не увенчались успехом «благодаря» активной, достойной лучшего применения деятельности некоторых административных и партийных руководителей Дагестанского филиала АН СССР, воинственно оберегавших «идеологическую чистоту» научных трудов, особенно тех, что готовились на секторе востоковедения, от «тлетворного влияния реакционной исламской литературы».

В 1976 г. вышла статья В. Г. Гаджиева, посвященная жизни и творчеству Абдурахмана, характеристике и источниковедческому анализу его «Воспоминаний». Здесь мы находим обстоятельное исследование биографических сведений об авторе, его исторических сочинений, обзор источников, которыми пользовался Абдурахман в своих «Воспоминаниях», структуры и основного содержания сочинения, исторических взглядов автора; исследователь дает также и свою оценку идеологии мюридизма. В статье указывается, что «к данным сочинениям Абдурахмана читателю следует подходить осторожно» и что «произведения Абдурахмана требуют к себе сугубо критического, классового подхода, использования всего арсенала источниковедческих методов для выявления достоверности сообщаемых фактов». Особенно это относится к необъективным, нелестным отзывам об отделеных дагестанских селениях, характеристике отдельных обычаев, не всегда приятных для их носителей.

Тем не менее, нельзя отрицать, что основная часть сведений, зафиксированных в «Воспоминаниях», отличается своей точностью, правдивостью, нередко – уникальностью. Историко-этнографический контекст, «взятый на вооружение» автором, не имел в дагестанской арабоязычной литературе продолжения, если не считать «Хуласат ат-тафсил» самого же Абдурахмана, созданный им в Калуге.

Как указывалось выше, «рукопись автограф – это единственный известный нам экземпляр «Воспоминаний» Абдурахмана, он хранится в рукописном фонде Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра. Обстоятельства приобретения рукописи в инвентарной книге не отмечены. Однако имеется сообщение о том, что «автограф воспоминаний Абдурахмана приобретен Институтом ИЯЛ Даг. филиала АН СССР у сына известного арабиста Али Каяева». Источник этого сообщения не указан, но, скорее всего, это записано со слов М.-С. Саидова, который хорошо знал историю рукописи. Неизвестно нам также и время приобретения «Воспоминаний».

Если сравнить наш текст с текстом другого сочинения Абдурахмана – «Хуласат ат тафсил», то нетрудно обнаружить значительные различия в области лексики и в форме изложения материала. В «Воспоминаниях» практически нет слов, заимствованных из русского языка, как это имеет место (и довольно часто) в «Хуласат ат-тафсил». Нет ни одной стихотворной вставки, так обильно представленных в другом сочинении, как и тематических отступлений, плохо связанных  с основным материалом. Арабский язык, как правило, не представляет особой трудности для перевода, исключая несколько последних страниц, написанных вычурным, чрезмерно образным языком, не всегда понятным, что делает перевод иных мест проблематичным.

Мощный взлет исторической литературы середины XIX в., вызванный грандиозными народно-освободительными движениями, был явлением закономерным. «Эпоха Шамиля выдвигает, по-видимому, впервые в арабской литературе Кавказа ряд крупных исторических хроник местного происхождения». Количество этих сочинений значительно, если иметь в виду литературу предыдущих столетий. Как по числу сочинений, так и по всей информативности, «отзывчивости» на события «Шамилевский цикл» не знает себе равных ни до, ни после XIX в. Он стал крупным, новым явлением дагестанской арабо-язычной литературы, не получившим, к сожалению, развития, хотя последующие события (в частности, восстание 1877 г.) не уступали по своей грандиозности и территориальному охвату событиям 20-50-х гг. XIX в.

К числу известных в науке исторических сочинений, посвященных народно-освободительному движению XIX в., относятся:

. «Хуласат ат-тафcил ан ахвал ал-имам Шамиль» («Резюме подробного изложения о деяниях имама Шамиля») Абдурахмана из Газикумуха. Это сочинение, одинаково интересно «и для биографии Шамиля, и для бытовой картины России в начале 60-х годов» . Речь идет о так называемых записках Абдурахмана. Как отмечал И. Ю. Крачковский, «они носят определенный характер, усугубляющийся тем, что автор значительно русифицировался во время долголетнего пребывания в Калуге».

2. «Барикат ас-суйуф ал джабалийа фи ба'д ал-газавал аш-шамилийа» («Блеск горских сабель в некоторых шамилевских газаватах») Мухаммадтахира ал-Карахи (умер в 1880 г.). Это наиболее крупное историческое сочинение среди созданных в XIX в. и освещающих народно-освободительное движение 20 – 50-х гг. XIX в.

3. «Воспоминания» Абдурахмана из Газикумуха, которым посвящена настоящая работа.

4. Гаджи Али. «Сказание очевидца о Шамиле» , Имеется только русский перевод, выполненный Г. А. Подхалюзиным, арабский оригинал или же иной список не обнаружены.

5. «История» Курбана из Ашильты. Арабский подлинник также не обнаружен.

6. Исхак из Урмы. «Эпоха Шамиля». Арабский подлинник также не обнаружен.

7. Калил из Ангида. «Ал-Хабар» . Полное название сочинения: «Ал-хабар фит тарих ал-махалли». Арабская рукопись хранится в коллекции М.-С. Саидова, переданной им в дар Институту истории, археологии и этнографии. Перед нами рассказ о событиях в Дагестане в середине XIX в., прежде всего о деятельности Шамиля и о восстании 1877 г.

8. «Китаб фи байан шаджаат ал-батал Хаджимурад» («Книга о храбрых поступках героя Хаджимурада»). Автор не указан. Сочинение небольшого размера, на арабском языке.

9. «Ал-Вакаи вакаат фи-д-Дагестан ба'д хабс имам Шамуил» («О событиях в Дагестане после пленения Шамиля»). Небольшой арабский текст, автор которого не указан.

10. «Зикр ахвалат Гази Молла Авари» («О деяниях Гази Молла Авари») Мирза Джабраила, сына Исрафила Дербенди Суперхи . Сочинение написано на азербайджанском языке и состоит из трех частей: «О делах Гази Молла Авари», «О выступлении Гамзата Авари после Гази Молла и рассказ о деяниях Хаджимурада Хунзахи», «О выступлении Шамиля после смерти Гамзата и рассказы (о) Хаджимураде». Текст датирован 1893 г.

11. Исторические очерки Гайдарбека из Геничутля.

Ознакомление с сохранившимися историческими сочинениями показывает, что самые крупные описания событий середины XIX в. принадлежат Абдурахману из Газикумуха и Мухамедтахиру ал-Карахи, сподвижникам и секретарям Шамиля.

Три года (1994) назад ученый совет Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра РАН поручил отделу восточных рукописей подготовить перевод М.-С. Д. Саидова к изданию (сверка перевода с оригиналом, дополнительный перевод пропущенных мест и научное комментирование). Работа эта выполнялась сотрудниками отдела X. А. Омаровым (гл. IV, XVII, XVIII) и А. Р. Шихсаидовым (гл. I – III, V – XVI, XIX – XX). Была проведена тщательная и полная сверка с оригиналом, внесены соответствующие уточнения (иногда существенные) и дополнения в перевод, вполне понятные, если иметь в виду, что первоначальный вариант перевода был выполнен около 30 лет тому назад, а позже не подвергался, по существу, уточнениям.

А. Р. ШИХСАИДОВ.

АБДУРАХМАН ИЗ ГАЗИКУМУХА

КНИГА ВОСПОМИНАНИЙ

Саййида Абдурахмана, сына шейха тариката Джамалуддина ал-Хусайни о делах жителей Дагестана и Чечни. Сочинено и написано в Тифлисе в 1285 (то есть в 1869) году

Во имя Аллаха, милостивого, милосердного. К нему мы обращаемся за помощью и на него уповаем. Хвала Аллаху, господу миров, и мир щедрым посланникам.

Эти «Воспоминания» («Тазкира») о положении жителей Дагестана и Чечни. Составил их саййид1 Абдурахман, сын Джамалуддина ал-Хусайни ад-Дагестани по поручению средоточия достоинств и заслуг начальника Кавказского (Горского) управления в 1868 году по христианскому летосчислению нашего возлюбленного, уважаемого начальника, его превосходительства генерал-майора Дмитрия Семеновича Старосельского, славу которого нет необходимости описывать.

Я разделил книгу на отдельные главы и заключение и хочу, чтобы они были полезны уважаемому читателю через подробное познание положения двух упомянутых выше вилайатов.

Глава 1. О ПЕРВОМ ИМАМЕ В ДАГЕСТАНЕ ГАЗИМУХАММАДЕ ИЗ ГИМРЫ (АЛ-ГИМРАВИ) И О ЕГО ВОЙНАХ С РУССКИМИ

Появился он2 в селении Гимры в тысяча двести сорок девятом году хиджры Мухаммада, что соответствует 1832 году от рождества Христа, божьего духа Иисуса. Да будет мир с обоими.

Родился он в 1794 году от отца из Гидатля, и матери из Гимры, где он и вырос. Обучался он наукам в селениях Дагестана и на равнине3. Когда он завершил учебу, вокруг него сгруппировались искатели знаний из разных селений. Среди них был его любимый друг Шамиль, (который жил по соседству, и смолоду они знали друг друга и привыкли друг к другу, как родные братья) (Добавлено сверху).

Газимухаммад любил читать книги по шариату и изрядно их знал, по тафсиру4  и жизнеописанию Мухаммада. Есть книги, переписанные его рукой, (его) комментарии к тексту на полях его книг. Он считался одним из крупных алимов, набожных, воздержанных людей, храбрых, известных щедростью. Щедрость его выражалась, например, в том, что он никогда не брал из казны денег во время своего имамата.

Когда он достиг совершенства в науках, он пожелал войти в тарикат  накшбандийа-халидийа. Этот тарикат (орден) берет свое начало от известного шейха Халида ас-Сулеймани. Этот орден был тайным, повелевающим жить вдали от людей и скрыто славословить Аллаха и совершать другие поклонения. (Об этом я написал в книге) (Запись на поле, слева. Не ясно, о какой книге идет речь).

С этой целью Газимухаммад отправился со своим учеником Шамилем к моему отцу саййиду Джамалуддину ал Хусайни Газикумухскому (Газигумуки) Дагестанскому5, который являлся тогда наставником (устаз) ордена нахшбандиев, с иджазой6 от имени его шейха Мухаммад-афанди Ярагского Кюринского (ал-Курали),7 который похоронен в селении Согратль рядом с Сурхай-ханом Газикумухским, (который сражался с русскими) (Записано на поле, с левой стороны).

Мой отец до вступления в орден нахшбанди, был секретарем генерал-лейтенанта Асланхана Газикумухского8, у которого пользовался авторитетом. Через некоторое время мой отец раскаялся о прошлом, молился Аллаху и бросил дружбу с Аслан-ханом, проснувшись от заблуждений, и принял от Мухаммада из Ярага посвящение в орден.

Он ушел в уединение. Это было при жизни Аслан хана. Когда Аслан-хан заметил, что люди начали стекаться к моему отцу со всех концов, он испугался, что орден распространит свое учение и мюридизм в его владениях, (что люди отвернутся от него) (Эти слова под строкой). Когда недоброжелатели моего отца узнали об опасениях Аслан-хана, они начали способствовать ухудшению отношений между ним и его подданными, и Аслан-хан выгнал кюринца Мухаммада афанди из его места. Первый отправился в Балахан, где жил некоторое время, а отец мой в селение Куппа – один из цудахарских аулов, боясь за себя.

Аслан-хан неоднократно намеревался навредить ему (моему отцу), но Всевышний (Аллах) сохранял его от зла. Аслан-хан затребовал к себе известного ученого в Дагестане Саида-афанди Араканского9 , чтобы получить юридическое разрешение уничтожить моего отца.

Однажды привели моего отца к Аслан-хану, чтобы убить. Мой отец, опираясь на посох, встал перед ним. Аслан-хан побледнел, встал с места, будто запуганный, ушел в комнату (худжра), говоря: «Отпустите его домой и не чините ему никакого вреда. Подлинно, я видел его десять пальцев, они сверкали как светильники, когда он встал передо мной».

Другой раз Аслан-хан спросил отца моего: «Люди говорят, что ты достиг степени святого, и что ты обладаешь чудом святых. Если это правда, покажи мне чудо, чтобы я признал (это)». Мой отец ответил, что он не является святым, а есть божий раб, и лучше его оставить в покое.

Аслан-хан тогда говорит ему: «Если не покажешь свое чудодействие, то я убью тебя».

Когда отец мой увидел, что Аслан-хан не оставляет его в покое, он позвал одного из приближенных Аслан хана на дорогу города Казикумуха (Газикумук), по которой ходят скот и люди, начертил своей тростью посередине дороги  четырехугольник и заявил, что это могила женщины Райханат, которая умерла мученицей в давнее время, и тело ее не истлело, и саван на ней такой-то.

Представитель Аслан-хана засмеялся и сказал (тогда моему отцу) (Добавлено над строкой): «Как может быть могила человека на свалке? Если это окажется неправдой, Аслан-хан убьет тебя».

В это время один из мюридов отца подвел быка и сказал: «Если здесь могила, то зарежьте быка в жертву душе Райханат». Человек начал копать в том месте, которое указал мой отец.

Мой отец указал ему (то есть тому, кто копал) размер глубины могилы; когда дошли до могильной ниши, увидели (труп) женщины, свежий, ни один член ее не истлел. Волосы были целы, голова будто она положила ее только что. Тогда приближенный хана удивился, увидев это чудо и не мог выговорить ни слова. А мюрид с радостью и огромным удовлетворением тотчас зарезал быка над могилой.

Представитель передал (все это) Аслан-хану, который признал чудодейственность (карами), которую он постоянно отрицал. Тогда он оставил в покое отца и оказал ему почести.

Об этом случае узнали и в других селениях, и люди начали стекаться к отцу со всех сторон больше, чем раньше, а могила мученицы стала посещаться, (но на некоторое время, а затем была заброшена) (Добавлено на поле, слева).

Таких чудес у нашего отца много, мюриды его знали об этом. Мы здесь о них не упоминаем во избежание многословия.

Каждый святой угодник имеет свой дар чудес, в этом нет сомнения, (точно) как и пророки имеют способность творить чудеса. Эти установления истины стойкие, и все мусульмане убеждены в этом.

Однако (вот уже триста лет) (Добавлено слева, на поле) богоугодники (авлийа) стали жить скрыто, теперь они не проявляют себя, как об этом пишут в исламских книгах.

Благодаря вышеупомянутому чуду и божественной мудрости мой отец уцелел и избавился от зловредности тирана Аслан-хана и достиг своей цели. Хвала Аллаху, который возвышает своего раба.

Вот так рассказал мне (все мой отец) лично.

Когда Газимухаммад в первое свое посещение пришел к моему отцу и вошел в его комнату со своими товарищами, а перед тем, как войти в комнату, сказал ему: войди первым в комнату и сядь возле него (отца), а я сяду рядом с тобой и буду испытывать его, знает ли он таинственный (мир), как об этом говорят, или нет. Товарищ вошел первым, приветствовал моего отца и сел возле него, как поручил ему Газимухаммад. Когда отец мой увидел Газимухаммада, то сказал: «Добро пожаловать, о Газимухаммад», взял его руку, посадил рядом с собой, говоря: «Место, которое ты заслужил (вот) это, а не рядом со своим товарищем». Мой отец раньше никогда не видел его. Газимухаммад был поражен прозорливостью моего отца и сказал: «Откуда знаешь, что я Газимухаммад?»

Тот улыбнулся и ответил: «Разве не написано в наших книгах: «Берегитесь прозорливости правоверного, так как он смотрит божьим оком и видит все, что есть в мире видений». Разве ты сомневаешься в том, что я правоверный?»

Газимухаммад воздержался от ответа и признал прозорливость (моего) отца. Затем мой отец обратился к его товарищу и сказал: «Твое повиновение отцу, которого ты покинул, угодное Всевышнему Аллаху, чем посещение меня хотя бы сто раз». А этот человек был именно таким. Услышав слова моего отца, он был удивлен, а Газимухаммад еще более изменился в лице.

И вернулся оттуда Газимухаммад к себе домой, получив тарикат от моего отца, удалился в уединение, как было ему велено, в келью, построенную для него на окраине Гимры. Некоторые люди начали убегать к нему. Так прошло некоторое время. Он навещал наставника (шейха) моего отца Мухаммада-афанди Кюринского, как и моего отца, и также принял от него (Мухаммада афанди) тарикат. И афанди велел ему то же, что и сам мой отец, то есть уединение. Через некоторое время Газимухаммад сделался другом Мухаммада-афанди и женился на его дочери.

В это время в голове Газимухаммада зародилась мысль, подогревавшая к борьбе за веру (джихад)  это итог долгих размышлений над жизнеописанием пророка (сира) и Корана, аяты, которого призывают к джихаду с врагами. Газимухаммад посоветовался с Шамилем по этому вопросу и сообщил моему отцу свои намерения. Мой отец не согласился с его решением по двум причинам: во-первых, он точно знал, что джихад Газимухаммада с русскими долго не продлится, (его) конец обязательно рано или поздно придет. Кроме того, область (вилайат) Дагестан была свободна от русских войск, забыта ими. Если же Газимухаммад или другой поднимется, несомненно, русские войска прибудут со всех сторон, и Дагестан превратится в место жительства русских.

Вторая причина: тарикат, который принял Газимухаммад от моего отца, не велит вести джихад, так как он (джихад) (признает) только упоминание Аллаха Всевышнего (зикр), не более.

(Мой отец) написал ему письмо, содержание которого заключалось в следующем:

«Совершенный ученый мюрид Газимухаммад, если ты вступил на путь накшбендийских наставников, настоятельно тебе нужно неотступно уйти в уединение и многократно славословить Аллаха и наставлять тех, кто тебя навестит, тому, что ты знаешь. Тебе нет нужды толкать людей на смуту и гибель. Известно, что смуты без конца будут продолжаться, если ты начнешь дело, которое ты хочешь».

Когда Газимухаммад прочел письмо моего отца, ему это не понравилось, он не отказался от своего намерения начать джихад. Тогда он писал вторично письмо шейху Мухаммаду Кюринскому, который был полон гнева на Аслан-хана Газикумухского за выселение его из родных мест и приложил к письму стихи из Корана о джихаде; подобно стиху: «Пророк, решительно воюй с неверными, с лицемерами и будь жесток к ним» (66:9) и другие такие же аяты.