Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

А Сколкз между тем заметил Натаниэлю:

– Когда в поселке будут состязания, я тоже буду участвовать, – вспомнил он.

– Я рад, – отозвался тот. – Будет интересно. И весело.

– Можем пойти завтра на реку пострелять вместе, Натаниэль.

– Я приду, – согласился Нат.

– Когда тебя ждать?

– Как сегодня, – улыбнулся он.

Мэдилин посмотрела из окна, как новые друзья что-то еще сказали друг другу и разошлись. Тайна Божия. Сила Божия. Чудо Божие – весь мир. Эти два мальчика. Один – светлоголовый, и темноголовый – другой. И синее небо над ними. Просто. Все просто. Если бы не было так сложно… Есть церковное правило причащать детей – и самых маленьких тоже – каждую неделю. Или по Праздникам. Суть одна. Смысл один. Надо.

Но это такое церковное правило, и это не обсуждается, но, может, можно и по-другому растить ребенка? Мать же может поступить по сердцу: «Мы можем отвратить детей от Христа, если слишком жестко следуем церковным правилам»8.

Натаниэль уже вернулся в дом. Он был спокоен и непринужден, всё как всегда.

– Всё хорошо, Натаниэль? – все-таки заметила ему она.

– Да, – отозвался тот.

Он улыбнулся. Мэдилин невольно улыбнулась на него тоже. Наверное, пристрастное материнское сердце, но она не задумывалась. Он был ее чудесный, золотой мальчуган. Вчера, сегодня и завтра. «Слава Богу».

Ее маленький Нафанаил. И вот он вырос.

«Жил-был король. И жила-была королева. И были у них дети. Царевич-королевич. И царевна-королевна…» Так начинаются сказки. Или так начинается детство. У любимых, желанных малышей.

Наверное, Мэдилин знала заранее, как все будет. Она будет водить малыша на все службы. Носить его на Причастие. Великолепная и заветная идиллия, как она думала и верила.

А потом оказалось, что у малыша своя, детская жизнь. Свой возраст. «Невозможно предписывать общие правила по поводу числа церковных служб, на которых должно присутствовать детям. Каждый случай нуждается в рассуждении и молитве, и руководстве духовника»9. Наверное, потом получилось как-то так. По-другому оказалось теперь ближе сердцу. И вроде как лучше для малыша.

И вот он незаметно и вырос, поняла теперь Мэдди.

Совсем взрослый мальчишка. Свой мир, своя жизнь, своя судьба. «Сия-то радость моя исполнилась…» (Ин.3:28), – вспомнила и поняла она. Дорогой и выросший малыш.

В некотором царстве, в некотором государстве…

Глава 3. Названые сестры

I

Невидимая иволга выводила где-то над головой свои радостные, заливистые трели. Солнечные блики пробивались сквозь листву. Новый, полный юности и сил день был в самом разгаре. Сколкз Крылатый Сокол помолчал и наконец произнес свои слова.

– Я никогда не собирался брать в свой вигвам жену, Уинаки Первый Утренний Луч, – сказал он. – Но такова воля моего отца и моей матери…

– Я знаю, – тихо и спокойно сказала Уинаки. – За нас с тобой все решили очень давно. Иногда так бывает.

Сколкз заговорил снова:

– Я всегда хотел быть великим воином и вождем, а великий воин и вождь должен как можно меньше знать всяких житейских забот. Но что я хотел и что я думал уже все равно неважно. Теперь я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты согласна?

Уинаки подняла взгляд и снова опустила свои длинные черные ресницы.

– Да, Сколкз Крылатый Сокол, – помолчав, отозвалась она.

– Я не люблю тебя, но я буду заботиться о тебе и беречь тебя, – продолжил тот. – Договорились?

– Любовь – это не то, что ты думаешь, – заметила Уинаки. – Любовь – это решение. Вот такое решение о любви и заботе. Однажды и навсегда. Я думаю, у нас все будет хорошо.

Она улыбнулась.

– Откуда ты знаешь такие хорошие слова, Первый Утренний Луч? – невольно спросил Сколкз, только сейчас заметив, какая же его невеста не просто красивая, но очень красивая, черноглазая и мудрая девочка.

Уинаки просто знала. Это была память семьи. Ее прабабушка. Бабушка. Мама. Три поколения женщин не могут ошибаться. Три поколения женщин хранили этот секрет семейного счастья. О том, что «любовь приходит тихо…»

– Значит, знаю, – улыбнулась она. – Как мы знаем наши сказки.

Они пошли к поселку. Уинаки молчала. Теперь будут новые хлопоты и заботы. Такие радостные и счастливые женщинам. Свадьба. Только она не знала, будет ли радость или нет.

Но когда они остановились у окраины деревни и Сколкз отпустил ее руку, они все-таки снова посмотрели друг на друга. И Сколкз Крылатый Сокол вдруг сказал:

– А чем ты будешь меня кормить?

– Кукурузными лепешками и вареной кукурузой, – понимающе улыбнулась Уинаки.

Это была такая индейская сказка. Сказка про кукурузу и фасоль.

«Жил Одинокий. Стало ему скучно одному, и пошел он искать себе невесту.

Идет и поет:

– Кто выйдет за меня замуж? Кто выйдет за меня замуж?

Отвечает Сова:

– Я выйду.

Одинокий спрашивает:

– А чем ты будешь меня кормить?

Сова говорит:

– Ящерицами и мышами.

– Э, нет, так не пойдет. Эта еда не по мне.

– Как хочешь, – обиделась Сова, взмахнула крыльями и улетела.

Пошел Одинокий дальше и опять поет:

– Кто выйдет за меня замуж? Кто выйдет за меня замуж?

Ему отвечает Лягушка:

– Я пойду за тебя замуж.

– А чем ты будешь меня кормить?

– Мошками и червяками.

– И эта еда не по мне, – отвечает ей Одинокий и снова идет дальше.

В третий раз завел он свою песню:

– Кто выйдет за меня замуж? Кто выйдет за меня замуж?

– Я выйду, – послышался чей-то голос.

– А чем ты будешь меня кормить? – озираясь, спрашивает Одинокий.

– Кукурузными лепешками и вареной кукурузой.

– Эта еда как раз по мне, – обрадовался Одинокий. – Я на тебе женюсь.

И поскорее обнял свою невесту. Так они нашли друг друга.

Невесту звали Кукуруза, а жениха – Фасоль. Вот почему индейцы сажают с тех пор кукурузу и фасоль всегда вместе»10.

И Сколкз согласился:

– А ты знаешь, хорошо, что мы с тобой будем вместе. Вдвоем в жизни все равно веселее. Ты такая красивая, Уинаки.

Он повернулся и зашагал прочь, а она смотрела ему вслед. Солнце сияло своими яркими лучами. Сколкз Крылатый Сокол уже исчез где-то среди деревьев. Мужественный, смелый, один из самых красивых юношей поселка. И, конечно же, он станет великим воином и будет надежный и верный муж. Уинаки улыбнулась. Свадьба. Это будет радостная свадьба.

II

Хелен Лэйс сделала последние несколько стежков. Посмотрела на законченную работу и улыбнулась.

– Ты прямо как Натаниэль. Ты вышиваешь бисером совсем также, как любая девушка дакота, как и он всегда свой среди наших юношей, – с улыбкой заметила ей Уинаки Первый Утренний Луч. Она была сестра Текамсеха, и поскольку их старшие братья были друзьями, эти юные девочки тоже сдружились между собой с самого детства. Только Хелен была чуть младше подруги.

– Сразу видно, что вы с ним брат и сестра, – добавила Уинаки, убирая свою вышивку тоже.

Нелл улыбнулась.

Она была другая. С серо-зелено-карим взором, и все-таки это был такой же взгляд, как и у брата. Тот же взгляд и та же улыбка… Очень стойкая и серьезная маленькая хозяйка ранчо, сдержанная и молчаливая леди.

– Да, мы с ним брат и сестра, и это главное, – согласилась девочка.

Уинаки загадочно улыбнулась.

– Ты будешь моей лучшей подружкой у меня на свадьбе, Нелл?

– Уинаки? – удивленно и обрадованно переспросила Хелен. И такая новость, и такая честь. Так вот что значила сегодня эта тихая, непонятная таинственность в этих черных и больших глазах, словно казавшихся от этой таинственности еще больше.

– Да, – снова улыбнулась та.

– Я так рада, Уинаки, – открыто и счастливо призналась Нелл.

Уинаки Первый Утренний Луч посмотрела на солнце высоко в небе.

– Пойдем, скажем твоей маме, и я хочу еще успеть сегодня побывать в вашем поселке.

Хелен с понимающим задором глянула на нее:

– Поедем за лентами-жемчугами? А разве ты будешь не в дакотском платье?

– Конечно, в нем. Но я придумала, как его можно пошить и украсить, чтобы было еще красивее, – пояснила Уинаки.

Хелен была в восторге. У ее подруги был чудесный вкус и чудесные руки. Наверное, это будет удивительный и сказочный наряд.

Уинаки задумчиво и спокойно отберет в рукодельной лавке нужный товар, и уже будет пора в обратный путь. Женщина в лавке заметила на прощанье:

– Ты бы зашла в церковь, такое событие и такая радость у тебя. Зайди, просто посмотри, как там.

Хелен вспомнила по дороге. Помолчала. Она никогда не говорила так Уинаки. Наверное, неписаное правило любой дружбы – всегда чувствовать и уважать чужую свободу и чужой выбор. Но сейчас был какой-то другой момент.

– Пойдешь, Уинаки? – просто напомнила Хелен.

– Я хочу домой, Нелл, – просто и мягко сказала Уинаки.

Хелен задумалась о чем-то своем. Наверное, Уинаки была права. Как будто она все знала. Словно она читала книгу заповедей Божиих в звонах ветра и по рассветным краскам торжествующих по утрам восходов.

«Сердце знает горе души своей, и в радость его не вмешается чужой» (Притч.14:10).

– Пойдем тогда к дому, Уинаки.

Они повели лошадей дальше по тропинке.

III

Совсем скоро настанет вечер этого, казалось бы, обычного дня. А потом другой, и еще следующий. И однажды эта девочка с черными бархатными глазами все-таки появится в местном поселке белых, где, оставив лошадь, юная и отважная, дочь лесов и прерий, она вступит за ограду православного храма. Она еще не уверена. Она еще не знает: «Благословен Господь, яко удиви милость свою во граде ограждения» (Пс.30:21).

Это будет один из будущих дней. Вечер. Полумрак. Никого. Несколько свечей перед иконами. Высокие своды. Тишина. Она тихо, неслышно ступая, шагнет в таинственную глубину. В черном облачении выйдет священник.

Уинаки огляделась, невольно затаив дыхание. Может быть, кто-то другой бы и не заметил, но она выросла среди простора зеленых трав и синего неба, и души просто коснулась эта тихая и величественная красота вокруг.

Она шагнула к горящим свечам:

– А можно, я зажгу тоже?..

Новый огонек пламени засветился перед иконой. Уинаки посмотрела на свет свечи, а потом тихонько повернулась и вышла.

Все двинется по своему кругу. Свадьба. Всё те же прерии и всё тот же лес. Семейное и спокойное счастье. Только где-то в сердце все-таки осталась память. Манящая и напоминающая.

…Она будет рада, что никто все-таки не узнал заранее о ее появившемся вдруг намерении принять Святое Крещение. Сомневалась, как отнесется муж. А сейчас было уже неважно. Сейчас был новый мир и новая жизнь. Только надо было как-то сказать Сколкзу Крылатому Соколу.

– Я вчера была в поселке в церкви и крестилась, – услышал Сколкз радостную новость. – Завтра утром пойду на воскресную службу. Хорошо?

Она была рада и любила его. Но Сколкз Крылатый Сокол тоже любил свою жену.

– Так это же хорошо, Уинаки, – согласился он. – Это очень хорошее твое решение. Если это для тебя такая интересная жизнь.

Она не удержалась и тихо засмеялась. Счастливая-счастливая в этот миг. Уинаки надеялась и верила в лучшее, когда сделала сейчас свое заявление, но и все-таки не ожидала вдруг встретить эту огромную любовь и это понимание в ответ. А золотые вечерние солнечные лучи заливали мир. Наверное, словно райским светом. Наверное, словно Адама и Еву…

IV

Легкий вечерний туман приокутал дальние дали. Хелен, приоперевшись на жерди загона, смотрела на пригнанных с луга коров. Натаниэль оставил коня у изгороди.

– А у меня сегодня новость, Тэн! Догадайся с трех раз, – улыбнулась Хелен, когда он подошел и встал рядом. Усталый и счастливый.

– Я понял, Нелл.

Натаниэль не догадался, он знал. Хелен поняла, что новости не получилось.

– Уинаки позвала тебя на свадьбу, – сказал он. – Потому что ты ее названая сестра.

– Откуда ты знаешь, Тэн? – заметила Хелен.

Глаза Натаниэля блеснули загадочным блеском.

– Уинаки позвала на свадьбу тебя, а Сколкз Крылатый Сокол – меня. Лучшим другом. Я думаю, это одна и та же свадьба. Потому что его невеста – Уинаки Первый Утренний Луч.

Хелен невольно подумала, что совсем не поинтересовалась у подруги, кто же этот чудесный и прекрасный юноша – ее избранник. Но она даже и не подумала. Уинаки была счастлива и, значит, это был самый замечательный воин дакота на свете.

– Какой ты важный здесь, в прериях, Натти, – зато заметила теперь она. – Лучший друг Сколкза Крылатого Сокола. Названый брат Текамсеха.

– Нелл…

Он улыбнулся светло и весело. Он был всего лишь Натаниэль Лэйс, а это были прерии. Пока еще прерии. Осенью он поедет учиться в Гарвард. Вот так он вырос. Мир менялся, жизнь менялась. Семнадцать лет. Он вспомнил. Гарвард. Заветная университетская учеба для любого мальчишки в глуши, у которого запросто решается и считается любая задача из книги по математике. А вокруг были прерии. Его лучшая жизнь и его лучший мир. И лето. Пока еще стояло лето.

А в ближнем поселке скоро начнут строить военный форт. И в один из дней дакоты соберут свои палатки и уйдут дальше в прерии. Дружба останется, а друзья покинут эти края. Будет вечер. Будут сказаны последние товарищеские слова. Под высоким, бездонным и словно бы хрустальным небом. Когда просто спокойствие и сдержанная печаль. И назавтра все снова будет как обычно. Просто уже без этой дружбы.

Они молча стояли сейчас рядом, мальчик и девочка, брат и сестра, светлоголовый, с серо-голубыми глазами Тэн и темнокудрая Нелл… Словно дети из какой-нибудь старинной забытой сказки, еще не знающие ее начала, не знающие и конца. Только это была не сказка. Это была жизнь.

Подошла Мэдилин. Мэдилин тоже не будет скучать, когда чуть-чуть погодя и сам Нат уже уедет в Гарвард. Это жизнь. Это просто была жизнь. И это был уже взрослый и выросший ее сын. Наверное, он мог бы остаться. Подумаешь, талант к математике. У него были лучшие. Стрелять из лука, знать тайны леса и иметь еще много других умений в своих прериях. Но он и не задумывался. Она не задумывалась. Муж был уверен. Это была золотая юность, когда впереди вся жизнь. Возможности учиться в Гарварде у Ната больше не будет, если не сейчас и не сразу. Жизнь прожить – не поле перейти. Лучше всегда иметь за плечами университетское образование, если есть эта возможность.

Она не будет скучать. Потому что всему свое время.

«Сей, когда время, собирай и разрушай житницы так же, когда время; и сади в пору, и собирай виноград зрелый; смело пускай в море корабль весной и вводи его в пристань, когда наступает зима и начинает бушевать море. Пусть будет у тебя время войне, и время миру (Еккл.3:8), браку и безбрачию, дружбе и раздору, если и он тебе нужен, и вообще время всякому делу, если сколько-нибудь следует верить Соломону. А верить ему следует, потому что совет полезен»11.

Мэдилин посмотрела на своих уже таких взрослых малышей. И улыбнулась. Они стояли, брат и сестра. Красивый, юный мальчишка. Красивая, чудесная девочка. И Натаниэль всегда любил математику и чертежи, подумала она, вспомнив про скорую осень. Он не будет скучать от своей учебы. Для него все серьезно и все интересно. Такой уж он мальчик. Он вырос в прериях, он привык, что огромный и интересный этот мир. Простая и понятная жизнь. Радость. И счастье. И стойкость. И Хелен – тоже такая же девочка. Ее лучезарная и дорогая девочка.

Стояло лето. Лето, словно целая жизнь.

Глава 4. Лейтенант с Вест-Пойнта

I

Наверное, это была самая нелепая и глупая случайность, какая только могла быть. Наверное, она не стоила своих последствий. Но она была. Хотя в тот день просто торжествовала городская весна и наступал конец учебного года. Обычная весна. Обычный учебный год. Первый учебный год Натаниэля.

Но откуда-то из-за океана, сразу с корабля, сразу с железной дороги дядя приехал навестить своего племянника, и он не стал долго раздумывать и располагаться с дороги, а пошел прямиком в альма-матер своего юного друга. Дядя был охотником. Пылким и заядлым. А еще он никогда не думал о том, что скажут и подумают другие. Поэтому он и появился у здания Гарвардского университета словно бы английским герцогом – ружье на плече и ловчий сокол.

Дэви Диксли как раз оказался вместе с другими своими товарищами здесь же на Гарвардском двору, поскольку занятий пока не было. Поспрашивав и поосмотревшись по сторонам, дядя смог наконец остановить именно нужного человека, который знал, кто здесь Дэви Диксли и как его найти. Дэви Диксли был где-то там, возле тех деревьев. Где-то там, возле тех деревьев, сокол рванулся в небо и вырвался на свободу. Вместе с ремешком привязи. Отлетел в сторону и устроился на ветке. А потом снова сорвался было в воздух, но уже не смог. Ремешок крепко зацепился и уже не отпустил.

Мистер Эдриан Харрингтон не растерялся. Он вскинул ружье и хотел перебить выстрелом запутавшийся ремень. Но и все-таки не сделал этого выстрела. Слишком рискованно. Можно было промахнуться и попасть в сокола, и он не был готов к возможной ошибке. С невольной горечью Эдриан Харрингтон понял сейчас, что вовсе и не такой уж он непревзойденный охотник, каким представлялся сам себе всегда со стороны.

Лэйс случайно оказался рядом. Дэви Диксли посмотрел на него. Это была надежда. Они не были близкими друзьями и почти не знали друг друга, но Дэви знал сейчас главное: это был Нат из Висконсина. Говорят, в прериях охотники попадают в глаз белке. И много чего говорят. Что правда, а что – нет, непонятно, но должно же ведь хоть что-то всегда быть правдой.

Натаниэль не был охотником. Но стрелять он умел. Второго выстрела не понадобилось. Сокол оказался освобожден от своих пут, сделал круг по синему небу и спустился к хозяину. Тот скинул куртку и укутал его всего, а потом крепко и от всей души пожал руку неизвестному гарвардскому ученику.

Лэйса ждали на главном входе.

– Вы отчислены, сэр, – перегородил ему дорогу сам ректор университета. – Здесь вам не прерии.

Незнакомый, высокий и пожилой мужчина в военной форме стоял рядом с непримиримым и непреклонным обвинителем.

– Вы отчислены, сэр, но приняты в Вест-Пойнт, – сказал он. – Пойдешь, сынок?

Лэйс помолчал. Это была какая-то ошибка, вся эта история. Но он приехал сюда, чтобы иметь будущее инженера, и не мог просто вот так остаться неучем. Выпускники Вест-Пойнта построили пока большую часть железных дорог и мостов по стране. Они с сокурсниками знали. Там тоже изучают инженерное дело. Хорошо и серьезно изучают. Военная судьба, о которой он никогда не задумывался, и которая теперь станет его судьбой? Но кесарево кесарю… (Мк.12:17). Должен же кто-то носить военную форму за своего кесаря и страну, в которой живет. Как все воины всех веков.

– Пойду, – согласился он.

Ректор университета пожал плечами. Казалось, он был озадачен. Он не видел радости своего ученика. Почему-то ему казалось, что тот будет рад такому повороту событий. В Вест-Пойнт попадают единицы. Но, видимо, он ошибся. Только все уже было сказано и решено, и сказанного уже не вернуть назад.

– Ты ничего не теряешь, Нат. Ты точно также будешь иметь инженерные знания, – почему-то добавил теперь он. – Все учебные программы инженерных факультетов всегда пишутся по учебникам с Вест-Пойнта. Потом подашь через несколько лет в отставку. Какие твои годы.

Лэйс не понял его обеспокоенности о нем и лишь кивнул, он ведь не знал ничего о недавнем разговоре, когда его просто видели в окно и один из двоих собеседников заметил другому:

– Хотел бы я иметь этого стрелка кадетом у себя в Вест-Пойнте. Только жаль, никак этого не устроить. Уже гарвардский парень.

– Почему? Запросто. По старой дружбе, – невольно загорелся этой мыслью другой.

Лэйс не знал. А потом ему было уже неважно. Гарвард – так Гарвард. Вест-Пойнт – так Вест-Пойнт.

II

Он не написал домой письма. Слишком много всего, чтобы объяснять письмом. Он просто приехал на каникулы уже в своей синей кадетской форме. А потом прошла учеба. Прошли еще годы. Тогда он приедет уже со своими лейтенантскими контрпогонами.

Река шумела под откосом, лук со стрелами лежали рядом. Он был дома. И можно было вспомнить прежние умения. Все-таки, это были хорошие умения. Он вскидывал лук, и стрела летела точно и метко, и как когда-то в детстве, снова словно не было времени и ничего не было. Только солнце. Только этот день.

Это стояли солнечные, горячие, летние дни. Это была великая, распахнутая небосклону даль. Золотая Псалтирь царя Давида. «В день заповесть Господь милость Свою, и нощию песнь Его от мене, молитва Богу живота моего» (Пс.41:9). Вся его жизнь.

«Юноша! сей с прилежанием семена добродетелей, приучайся с терпением и понуждением себя ко всем боголюбезным упражнениям и подвигам, приучайся и к памяти Божией, заключай ум твой в святое поучение. Если увидишь, что он непрестанно ускользает в посторонние и суетные помышления: не приди в уныние. Продолжай с постоянством подвиг: „Старайся возвращать, – говорит святой Иоанн Лествичник, – или правильнее, заключать мысль в словах молитвы“»12.

«Краткая молитва собирает ум, который, если не будет привязан к поучению, сказал некто из Отцов, то „не может престать от парения и скитания всюду“ (Исаак Сирский). Краткую молитву подвижник может иметь на всяком месте, во всякое время, при всяком занятии, особенно телесном. Даже присутствуя при церковном богослужении, полезно заниматься ею, не только при не довольно внятном чтении, но и при чтении отчетливом. Она способствует внимать чтению, особливо когда вскоренится в душе, сделается как бы естественною человеку»13.

«Не гоняйся за количеством молитвословий, а за качеством их, то есть чтоб они произносимы были со вниманием и страхом Божиим»14.

Натаниэль не помнил, когда он и как понял. Когда и как привык. Уже и не вспомнить, когда. Уже просто жизнь. День дни и нощь нощи.

«Не возноситеся» (Лк.12:29), то есть не расточайте ума вашего туда и сюда…» «Веселися, юноше, в юности твоей, и ходи в путех сердца твоего непорочен и чист, и удали сердце твое от помышлений» (Ср.: Еккл.11:9) (по Игнатию Брянчанинову).

А потом Мэдилин как-то вошла в комнату сына и увидела брошенный на кровать синий мундир. Натаниэль поднял голову.

– Я отправляюсь со своим полком дальше в прерии. Нас переводят в Миннесоту.

– Хорошо, я поняла, Натаниэль.

Она знала, она была готова. Не сегодня, так завтра. Он ведь просто приехал домой в свой отпуск. Значит, все-таки не подал в отставку, как вроде думал и собирался. Служба в армии – дело добровольное в Штатах, а у него всегда были другие планы. Или уже все неважно? После той войны, что осталась за ним. Уже боевой лейтенант со своими контрпогонами. Теперь эта новая жизнь. А солнечные лучи и зеленые просторы залечивали душу и все-таки не залечили до конца. Мир все-таки стал другой. Все стало другое. Уже неважно, что хотел и думал. Как есть – так есть.

Книга прерий была накрыта сейчас вечерней дымкой. Книга прерий озарится завтра новым рассветом. «Храняй младенцы Господь…» (Пс.114:5) – просто и тихо подумала Мэдди.

Как сказал когда-то свт. Василий Великий: «Чему же не научишься из псалмов? Не познаешь ли отсюда величие мужества, строгость справедливости, честность целомудрия, совершенство благоразумия, образ покаяния, меру терпения и всякое из благ, какое не наименуешь?»

– Все хорошо, – заметил Натаниэль.

Мэдилин посмотрела на сына и уже улыбнулась. Весь в отца. Все всегда по делу и без лишних слов. Его самостоятельная и взрослая жизнь…

Глава 5. И ничего не важно, и нечего терять

I

Это была зеленая трава Миннесоты. Когда всюду ширь и высь, куда ни глянешь, ширь и высь, и громада леса где-то в стороне. Когда ничего не важно и нечего терять, потому что счастье здесь – это просто солнце и зеленая трава, и торжество жизни и силы характера. Ничего не важно и нечего терять. Как сейчас. Когда детство осталось ведь где-то там, в Висконсине. Вместе со своей детской дружбой.

И все-таки прежние друзья были рады друг другу. Времени словно не стало, оставалась лишь прошлая память. Лэйс улыбнулся. Лед глаз и камень сердец дакотов треснули и раскололись мелкими кусочками, такими, что уже было и не собрать. Это был прежний Натаниэль, друг, брат, искренний, смелый и стойкий светлоголовый Натти. Не было больше никакого вражеского лейтенанта. Только торжество встречи, торжество дружбы, торжество этого дня и его солнечного света.