Вкус жизни

Жанна

Может, Жанне надоели препирательства Инны и Риты или ей захотелось привлечь внимание к своей особе, только она вторглась в разговор сокурсниц и повернула его в совсем неожиданное направление.

– Не хочется никого обидеть – у всех свои радости и печали, – но, Господи, как здорово иметь хорошую, спокойную семью, надежный тыл, – воскликнула она достаточно громко, с какой-то явно наигранной небрежной ленцой, адресуясь скорее к себе самой или к подругам, нежели к Всевышнему. Ей явно хотелось похвалиться своим счастьем, а повод никак не предоставлялся.

– Человек счастлив настолько, насколько он доволен тем, что у него есть. Вот я, например, никогда не ждала гениального мужчину или там бессребреника, я искала себе нор-маль-но-го, среднестатистического. Мне нужен был человек, с которым я могла бы безбоязненно стареть. Мужчинам, наверное, льстит думать, что женщины только и мечтают об их физических достоинствах, а нам нужно другое: надежность, ласка, внимание. Ведь любовь немолодых людей – это нечто большее, чем любовь в юные годы. Она как выдержанный коньяк, настоянный на пережитых трудностях быта, на бедах и радостях.

Я не встретила человека, которого могла бы боготворить. Думаете, они были, но я пропустила? Любовь пришла ко мне без бурных эмоций, тихо и незаметно, как благодать. Я узнала в Николае себя. Мы не две половинки, мы – единое целое. Удивительно, но с мужем я и сама стала сильнее, увереннее, хотя он взял на себя большую часть моих забот. А раньше я считала, что одинокие женщины сильнее замужних. Это заблуждение. Незамужние более ранимые, более нестабильные, дорого им обходится самостоятельность. Природу не обманешь – она изначально запрограммировала быть каждой твари по паре.

Аня при этих словах как-то съежилась, лицом потускнела и погрустнела, но промолчала.

– Не выпадай из контекста, – буркнула Инна.

Наступила пауза, имеющая целью указать рассказчице на ее промашку, но Жанна замолчала, из боязни многословием ослабить эффект от уже сказанного.

– Научные достижения – хорошо, подвиг жизни – прекрасно, превосходно, но выше всего я ценю в мужчине порядочность, привязанность к семье и любовь к детям, а не способность зарабатывать большие деньги или ходить в героях. А если муж еще несколько преуспевает на поприще науки или бизнеса, так вообще цены ему нет. Мы с мужем не шикуем. Мои материальные запросы не так уж велики – крыша над головой, необходимый минимум одежды, сытая натуральная еда. А вот нежности, внимания и понимания не купишь ни за какие миллионы. Если в семье есть любовь, то многие проблемы сами собой отходят на задний план. Нас единодушие выручает. Мы любим друг друга, и это помогает нам относиться терпимо к нашим слабостям. У нас полная эмоциональная совместимость, поэтому в семье все спокойно, мирно. Если любишь и уважаешь человека, не одолевает желание первенствовать, не нужны никакие ссоры и выяснения отношений. И тогда невозможно быть более счастливыми. А сейчас мы богаты своей любовью к внукам. Они – самое дорогое, чем мы обладаем в жизни.

Мы с Колей как-то сразу поняли, что совместная жизнь нам даст намного больше, чем если бы мы жили порознь, может, поэтому быстро поладили. Он, когда мы только поженились, сказал мне, что у женщин больше порядка в голове, поэтому в некоторых вопросах мужчины должны им безоговорочно подчиняться. И я, в свою очередь, стараюсь делать так, чтобы муж чувствовал свою значимость в семье. Даже в мелочах веду себя так, чтобы он думал, будто это он сам все придумал или хотел этого. Мужчины без ежедневной порции лести чахнут и гибнут. Как, впрочем, и мы без комплементов. Хвалю мужа громко и прилюдно, а порицаю вполголоса и наедине.

Жанна улыбнулась детской наивной улыбкой. Ямочки засияли не только на щеках, но и на подбородке. Она лучилась счастьем, светилась радостью. Все присутствующие видели, что ее любовь не пылкая, но полна естественности, невинности, тайной трогательности, наивной прелести и спокойной уверенности. Это-то и раздражало Инну. Она находила счастье Жанны сомнительным.

– Жизнь легче, чем мы думаем: нужно всего лишь принимать невозможное и выносить невыносимое, – ехидно фыркнула она.

А Жанна, не вникая в сказанное Инной, продолжала с упоением:

– Правда, последнее время Коля стал тяготиться своими обязанностями, хотя еще не отдал времени яркость красок своей привлекательной внешности, даже не поседел. Теперь вот не переносит запаха табака. А какой был заядлый курильщик!

– Одни превращают дым в деньги, другие – деньги в дым. И что самое странное – все довольны, – снова небрежно вклинилась Инна. Не утерпела.

– Теперь он все больше стремится уехать на рыбалку. Я не препятствую, понимаю – устает. У него есть оправдание – возраст. Работа изматывает, а внукам помочь хочется. Но он бодрится, мол, рано еще меня списывать со счетов. Я и сама стала тяжела на подъем, по дому с черепашьей скоростью вожусь. И слезы теперь у меня всегда наготове. Бесчувственному легко быть твердым. Когда болеешь, приходит понимание, что тебе уже далеко не сорок. Вот говорят, что самое опасное для любви – отсутствие препятствий, а я всегда хотела иметь их поменьше.

Представьте себе, мой первый парень был ростом два метра. Девчонки завидовали мне. А я, бывало, как подумаю, что у меня может быть дочь такого роста и это не принесет ей счастья, так сразу пропадало желание с ним встречаться. Я не понимаю мужчин, которые поступают неосмотрительно, женятся на красивых, но глупых девушках. Эгоистично ради собственной услады не думать о будущем своего ребенка. Может, вам покажется, что я в чем-то несколько примитивна, но такие у меня убеждения, и ничего тут не поделаешь, – добавила она с милым, мимолетно блеснувшим лукавством, подчеркнувшим ее еще заметную холеную пригожесть.

Аня громко вздохнула, давая выход своим чувствам. Подвижная физиономия Инны выражала безграничное удивление – какое только можно было себе вообразить, – вызванное трогательной наивностью Жанны. Она вскинула глаза и тут же пришла в состояние боевой готовности:

– Никому еще не помешала доля здорового скептицизма по отношению к жизни. Тебе бы тоже… Будь твой муженек молодым писаным красавцем, вряд ли у тебя сложилась бы тихая семейная жизнь. Вот тогда бы ты поняла, что такое око за око и все такое прочее, связанное с ревностью, разборками. Проще жить с таким, который не бросается в глаза…

– Вопиющая бестактность! И как только у тебя язык повернулся сказать такое! – начала было Мила.

– Мой Коля красотой не блещет? Но это с твоей «кочки» зрения. А для тех, кто понимает, он приятный и обаятельный. У него очень даже располагающая внешность. А на сторону мужчины глядят не по причине своих эффектных данных или молодости, а от неправильного воспитания, – с достоинством ответила на грубый выпад Жанна. – Мой Коля утверждает, что тот, кто знает сто женщин, не знает ни одной, а кто хорошо знает одну, тот знает сто. Гоняясь за количеством, не достигнешь качества.

Слышавшим эту перепалку казалось, что Инна на всех пытается выместить неудачи своей личной жизни. Это задевало и раздражало. Кира выразила на лице крайнюю степень огорчения, и Инна подумала, что ее отрицательные эмоции имеют и к ней какое-то отношение.

– Не заводись. Твой Коля женился, успев вдоволь нагуляться и наделать кучу ошибок, какие молодым еще только предстояло сделать. Опасна зыбкая жизнь с юным, которого трудно удержать от искушений… Каким образом муж ценит тебя? – ехидно спросила Инна.

– Мне медали за преданность требовать от мужа? Мой Коля полушутя говорит: «Жена в России больше, чем жена. В наши трудные времена она часто является единственным оплотом».

Жанна сделала паузу, желая усилить впечатление от умной фразы ее мужа.

Кира напряглась, с тревогой ожидая выпадов со стороны Инны.

Тема не была поддержана, и Жанна, чуть смутившись, умолкла. А Инна неожиданно стала тихонько напевать что-то совсем неподходящее ситуации.

Антон, опять Антон

Задел Инну за живое рассказ Жанны.

«Не хвались, а Богу молись. Расхвасталась, разоткровенничалась! Видно, шла по жизни, ни мыслями, ни сердцем не терзаясь. Не выношу необузданно глупых изъявлений чувств. Жажда красиво хвалиться возникает только у дураков. «Кто говорит что хочет, тот может услышать чего не хочет». Повезло ей, вот и задается. И где только такого откопала? Что-то меня настораживает в их отношениях. Мужик – он ведь сам по себе как кот. Ему женщина нужна постольку, поскольку создает комфорт. А может, это мне только несамостоятельные мужья попадались?..

Не подумала Жанна о том, что уши многих из нас давно тоскуют по замирающим звукам нежно произносимых фраз и просто по доброму человеческому участию. С удовольствием бы выпроводила ее отсюда», – мстительно подумала Инна, но почему-то не завелась и не ответила Жанне по-своему «достойно».

Почему? Может, потому, что неожиданно задумалась о ее судьбе? В классе Жанна была самой «сильной», как говорили учителя. Ни разу не случилось, чтобы она не ответила на какой-либо вопрос, не решила трудную задачу. В вузе была одной из лучших на курсе. На съезд комсомола ее посылали как самую активную, деловую, умную, порядочную и удивительно скромную. Вышла замуж за выпускника пединститута и отправилась за ним на Дальний Восток в деревеньку, в которой не было даже нумерации домов. Всю себя отдавала местным ребятишкам и своей маленькой семье. «Доброта есть, ум тоже. Одно не исключает другого. А она с ее талантами и внешностью всю жизнь была для мужа чем-то вроде домработницы и, похоже, деградировала? – гадала Инна. – Откуда в ней такая нетребовательность к жизни? Почему, имея такие прекрасные умственные данные, не добивалась в жизни достойных ее высот? Любовь за собой повела? Ради нее она «закопала» себя в деревне? А вдруг бы разочаровалась в муже, и тогда это стало бы трагедией всей ее жизни. Но как гордо защищает свой выбор! Не показное ли это?

И сестры ее, не менее талантливые к наукам, не сумели достичь многого и в личной жизни оказались неудачливыми. И это с их-то золотыми бесхитростными сердцами! Вот в чем обидная ирония судьбы. Поди, пойми ее, судьбу эту их распроклятую. Может, в детстве стоит поискать корни их неуверенности перед жизнью? Им не хватало практической смекалки или цепкости? Их городская мама, когда-то с отличием закончившая институт, родив третьего ребенка, оставила работу, и семья жила на нищенскую зарплату деревенского завклубом… пока не случился тот жуткий пожар…

А ведь, если вдуматься, процентов пятьдесят (а то и все шестьдесят!) женщин ищут именно такого, как у Жанны, мужа: надежного и совсем даже не сексуального, чтобы помогал, нервы не мотал, а не этаких, пусть даже совершенно очаровательных, «перпетум ко́биле», как у Маргариты, которые в упор не видят своих жен… Такая вот моя бытовая версия.

– …И все же роскошно говорит Антон, – томно прикрыв глаза, проговорила Рита, желая возобновить разговор: «Моя душа призвана идти дальше, она стремится к познанию мироздания… только любовь, искусство и удовлетворение от достигнутого в науке доставляют мне истинное наслаждение, находят во мне глубину и делают счастливым. Они приоткрывают мне вечность…» Как это на него похоже! Есть своего рода шик в его словах… И все-таки он романтик. Последняя особь из когда-то многочисленного вида, – пошутила Рита.

По ее лицу прошла еле уловимая улыбка, точно она подумала о ком-то очень любимом, но далеком.

Женщины уважительно помолчали.

«Как же мало меняются люди с возрастом. Рита сегодня как-то особенно романтична, ну совсем как тогда, в день моего отъезда в Москву, в МГУ. Никто в меня не верил, но все искренне желали удачи, а Рита говорила яркие вдохновенные романтичные слова напутствий», – вспомнила Лена.

– Антон мог бы и понятней изъясняться. В его возрасте уже принято давать рациональное объяснение своим чувствам, а он остался романтиком, – вставила пренебрежительную фразу Инна.

Со стороны казалось, что в ней боролись и уважение, и нелюбовь к Антону.

«Инна знает свой стервозный характер и уже не ждет к себе доброго отношения? Я заметила, что ее удивило и обрадовало мое приятельское к ней обращение в самом начале нашей встречи. Она как-то сразу разъерошилась, стала мягче. А в первый момент показалась слишком напряженной и взвинченной», – на минуту отвлеклась на Инну в своих мыслях Жанна.

– Может, это и хорошо, что Антон романтик, – помедлив, сказала Лера. – Как-то за рюмкой коньяка, не помню, на какой праздник мы собирались, он произнес задумчиво: «Все мы ищем того, кому не хотели бы изменять». Может, о работе говорил, а может, Дина всю жизнь стоит перед его глазами.

Я эту его фразу запомнила еще и потому, что впервые услышала нечто подобное от своей мамы. Она при этом еще добавила, что всегда хотела умного и такого, в ком могла быть уверена, но, видно, эти понятия несовместимые. А много позже она грустно констатировала, что так и не встретила мужчину, которым могла бы всерьез восхищаться, потому что мужчины по большей части неумны, неглубоки и в основном лживы. И сказала она это так, будто добралась до сути главной житейской истины, основной причины всех женских несчастий. Мне было жаль ее…

«Любовь! Одни беды от нее, – подумала Инна. – Антон! Спроси он меня тогда, наверное, сказала бы правду, и тот день, может, изменил бы всю мою жизнь. Но после ошибки юности не давало покоя чувство вины, я была слишком неуверенной, и неловкостью своей все испортила сама. Только поняла это слишком поздно. И потом не видела в юных девах, с их примитивными попытками соблазнять, серьезных соперниц и все надеялась… Надо хорошо знать мужчин, чтобы не влюбляться столь опрометчиво…

Но когда спустя годы мы встречаем тех, кого любили прежде… мы их не любим, потому что и в них, и в нас умерли те, кем мы были в юные годы. Мы стали другими. Теперь я уже не могу себе вообразить, что страдала, сходила с ума. От того состояния влюбленности, от прошлых мучений сердца ничего не осталось. Я испытываю к объектам своего прежнего вожделения смешанные чувства любопытства, разочарования и даже некоторой неприязни. Но тут уж, что греха таить перед собой, надо винить обиду на свое неслучившееся счастье или зависть к соперницам.

Еще больших трудов мне стоит поверить в то, что некоторые роковые встречи, предвещавшие радость и страдания, были пустоцветом моего пылкого воображения, а трогательные истории, бывшие тогда единственным утешением, теперь кажутся почти смешными… Оказывается, любовь вместе с нами стареет, изнашивается и погибает»…

Голос Риты перебил печальную думу Инны.

– Что мне еще нравится в Антоне, так это то, что он не позволяет себе хвалиться перед друзьями, не бравирует своим талантом. Говорит, что здесь это было бы неуместным, мол, не на партсобрании, где все регалии каждого обязаны быть на виду. От похвальбы его, очевидно, предохраняет редко теперь встречающееся нравственное достоинство ума. Может, поэтому и для нас, его сотрудников, его «хорошо» было высшей точкой похвалы.

– Хватит смаковать героя. Антон – совсем не уникальный случай. Если ты ищешь кумиров среди своих современников, значит, сама уже принадлежишь прошлому, – подбросила шпильку Инна.

«Так и подмывает ее кому-нибудь нахамить. Скучно Инке дома одной, задыхается она в тисках четырех стен. Ищет на кого выплеснуть переизбыток нерастраченной энергии. Наверное, сейчас сидит здесь между нами и думает: наконец-то у меня в жизни что-то происходит… Или хамит, или хитро, провокационно исповедуется, вкрадчиво влезает в душу, вываливая житейский хлам наружу то истово, то с осторожной правдивостью, ожидая от каждого из нас того же. Слушать ее порой совестно, но я слишком устала, чтобы упорствовать, отстаивать свое», – размышляет Кира, предлагая подругам чай, кофе и бутерброды.

– Закругляйтесь с разговорами, перекусите, – обращается она к подругам.

Рита опять заговорила о научных успехах Антона, потому что побоялась еще раз ступить на зыбкую почву разговоров о личной жизни своего друга.

– В небольших, гомеопатических дозах похвальба, злость и обидчивость не только простительны, но и полезны, – засмеялась Жанна. Ей не хотелось скучных, серьезных разговоров и оценок.

А Рита не унималась, ее точно прорвало:

– …По-настоящему умный и серьезный, Антон испытывает отвращение к тем, кто вкладывает свою энергию в рекламное пустословие, набивает себе цену, желая прослыть гением, дает амбициозные названия своим статьям, теориям и проектам. Как-то хлестко и ядовито высказался – видно, достали его, – что дураков всюду хватает, что, мол, дураки и хулители, со страстью отстаивающие глупые дела, не бесят его, там все ясно. И только те, что настырно лезут в разумные проекты, выводят его из себя, потому что его злит торжествующий оптимизм несведущих людей. И тут же заявил, что любая борьба, будь она даже на службе самого правого дела, никогда не убедит того, кто сам не захвачен этой борьбой. Вы не представляете, какого удовольствия лишаетесь, не общаясь с Антоном, не пытаясь его разгадать. А он связан с каждой из нас какими-то незначительными подробностями, которые объединяют всех, – задумчиво и немного грустно закончила Рита и с таким важным видом кивнула головой, словно под присягой подтверждала строгую достоверность своих слов.

От внимания Инны не ускользнул излишне романтичный настрой сокурсницы.

– Рите поберечь бы комплименты для своего очередного мужа, – зашептала Инна, обращаясь к Жанне, – а она возвеличивает и расхваливает на все лады Антона. По-моему, она злоупотребляет литаврами, характеризуя однокурсника, с пеной у рта защищает. Подумать только, как велико его влияние на умы некоторых женщин! Ее рассказ – ода! Бравурный марш в честь друга юности. С тем же успехом она могла бы воздвигнуть ему памятник у себя на родине. Он ее единственное утешение? – иронично хмыкнула Инна, бросив презрительный взгляд в сторону Риты, для которой она произнесла эту фразу достаточно громко, чтобы та поняла, что говорят о ней, но пониженным тоном, чтобы показать, будто не хочет быть услышанной. Ох уж эти каверзы женской натуры!

«Инка похожа на неразорвавшуюся гранату, готовую от малейшего толчка все разнести в клочья. Глаза ее горят каким-то болезненным возбуждением, – тревожно подумала Аня. – Не ожидала, что ею так остро переживается само воспоминание о давней любви».

Рита резко выпрямилась на стуле, ее щеки вспыхнули нервным румянцем, но она ответила Инне с достоинством:

– Мне следует обидеться на твои колкости? Не дождешься. Запомни, мои интересы лежат несколько в другой плоскости, нежели ты предполагаешь. Антон – герой не моего романа, он просто прекрасный человек и редкий друг. Я ценю его. Ты же знаешь, что удивительные встречи, переворачивающие жизнь человека, слишком редки… Если продолжишь говорить глупости – будешь иметь со мной серьезное объяснение, только не тут и не сейчас. Я промолчу, хотя ты уже достойна приличной нахлобучки. Не выбивай меня из нормальной колеи.

Инна применила свой старый излюбленный способ: подколоть, унизить, раздосадовать и вовремя отвернуться. Теперь ее голос совсем сошел на доверительный шепот, и она принялась спокойно делиться с Жанной своими предположениями:

– Антон – холостяк по натуре, вот и не снискал доверия «масс», окучивая красоток, ценит в себе только самцовую доблесть, помешался на собственной персоне. Меня шокирует его непохвальная неразборчивость. Похоже, он дал обет безбрачия. У каждого своя Голгофа… Конечно, его откровенная наглость и изысканная небрежность по-своему неотразимы, а безупречные европейские манеры притягивают. Мне кажется, он все больше напоминает свою мать. Наверное, от нее он унаследовал высокомерную изысканность обхождения. Ее прекрасное дворянское воспитание выпестовало в нем это свойство… Он точно всех инспектирует своим пронзительным взглядом. В нем это проявляется инстинктивно, непроизвольно, в силу привычки… – долетали до Лены отдельные фразы Инниных высказываний.

– «Из неправды в правду дверей не отыскать», – обронила Алла. – О каждой из нас тоже говорят много всякого, разного.

«К Антону, я думаю, все эти сплетни имеют малое отношение. Не одобряю я подобные россказни. Не стоит верить всему тому, о чем Инна треплется. Может, Антон по натуре дамский угодник, но никак не ловелас. В студенческие годы, помнится, он был не большой охотник до вина и вольных женщин. Одной Дине отдавал все свое мужское обаяние. В порядочности никто с ним не мог сравниться, – думает Жанна, внешне не выдавая своего несогласия. – А если что и было, так эти локальные моменты несовершенства в нем так милы и обворожительны, что только подчеркивают его естественность».

– Не пора ли нам закончить разговор об Антоне? – шепнула на ухо Инне Кира.

Ответа не последовало.

– Говорят, если юноша был слишком любим своей матерью, он ждет от женщин слишком большой к себе любви и, естественно, не находит. Нельзя получать, не умея отдавать. Женщинам тоже хочется, чтобы их любили, боготворили… А как он красиво и гордо вскидывает голову, с каким достоинством! И движения шеи при этом настолько гибкие, высокомерные, даже кокетливые. От матери унаследовал…

– Кто тебе о нем такое наговорил? Я такого за ним не замечала. Антон прост и в высшей степени естественен. Никогда не замечала в нем ни малейших черт рисовки и позы. Никогда не видела, чтобы он принимал людей, самодовольно развалившись в кресле. Слишком предвзято ты к нему относишься и чудовищно извращаешь его поведение, – в запальчивости повысила голос Рита и, смутившись, оглянулась, испугалась, что привлекла к себе внимание.

Но нет, все присутствующие были поглощены своими разговорами.

– Так я тебе и скажу, кто́, – рассмеялась Инна.

Она умела нагнетать обстановку неудовольствия, поэтому невозмутимо продолжала:

– Не уместно ли в этом случае задаться вопросом: «Что может привнести в жизнь женщины такой мужчина?» Только хаос. Его любовь – блестящий дивертисмент на короткое время. Легко ему – не надо ни о ком тревожиться, заботиться. По одному принципу живет: если очень хочется, то можно. Он слишком умен и хорош, чтобы кого-то любить. Любая ему неровня. Прекрасно выкован природой, улетный экземпляр, к тому же красив той особенной внутренней красотой, которую так ценят умные женщины. Но он давал отпор любым их поползновениям. А чтобы потешить свое самолюбие, окружал себя дурочками, которые сохли по нему, которым нравилось, чтобы их раздевали глазами. У них он нарасхват. Элегантное решение, ничего не скажешь!

И – надо же! – совсем не боялся огласки. Другого давно бы «раздавили» и мокрого места не оставили. Такие дела обычно заканчивались скверно. Ему бы оставить опасную забаву, так нет, все нипочем. Был молод, беспечен, кровь бурлила. Я советовала ему не искушать судьбу, сокрушалась, мол, умерь свой пыл, иначе с тобой при первой же возможности разделаются.

Надо сказать, не удавалось повлиять. Это было безнадежным делом. Как-то он заметил мне довольно холодно, мол, на свой аршин всех не меряй. Не оценил моей заботы. Не одобряла я его ребячества, но, смирившись, предпочла больше не смущать друга, со стороны наблюдала его жизнь…

Аню ошеломили слова Инны, Лене чуть дурно ни стало… «Хорошо, что Рита вышла на лестничную площадку подышать и не слышит этой дикой ахинеи».

– Во внешней красоте их притягательная сила? Но она ничто без внутренней. Нет, все-таки недаром говорят, что женщины одерживают верх над самыми выдающимися мужчинами лишь благодаря макияжу и прекрасной фигуре.

– Напротив, Антон был один из тех немногих, которые не боятся сильных умных женщин. Он дружит с ними, – возразила вошедшая в комнату Мила.

– Если он их использовал, то хорошо устроился, – хмыкнула Инна, довольная невольной подсказкой.

– Не можешь без пошлостей! – рассердилась Мила.

– Наверное, надо быть мужчиной, чтобы понять Антона. Существует магнетизм талантливых людей, в них влюбляются, и ничего тут не поделаешь. А влюбленности гениев интересны тем, что под влиянием чувств у них возникают талантливые идеи или создаются прекрасные произведения искусства. Я, например, скорее полюбила бы талантливого, нежели красивого, – простодушно заметила Жанна, совершенно не желая унизить Инну своим замечанием. – Умная женщина, наверное, уцепилась бы за Антона обеими руками. От такой просто так не отмахнешься.

Реакции Инны на слова Жанны не последовало. Она торопилась высказать свое мнение:

– Едва ли надо говорить, что он в женщинах искал радость и сладость, а они в нем опору. Не сходились их помыслы. Разное исповедовали. Он – нарцисс, и в этом его несчастье… Никто не удержал его ни опытом, ни безотказностью, ни пышными или изящными формами. Ему хотелось от них только телесной любви… Для очистки от грехов его идеального образа – а они, несомненно, за ним водились – нам только не хватает средневековой церкви с ее индульгенциями, но для этого надо очень даже напрячь воображение, – с притворным вздохом закончила свой монолог Инна.