Вниз по течению. Книга первая

Нет, Валёк не упал в беспамятстве, как этого можно было бы ожидать от измученного, несколько суток не евшего человека. Он бросил душить хрипящего Витю, выпрямился, и до ужаса медленно повернулся к Натке. Она навсегда запомнила этот взгляд. Налитые кровью глаза, полные не злобы или безумия, как можно было ожидать, но – смертельного ужаса. Ужаса перед чем-то невидимым ей, перед тем, в чьём образе предстал вдруг для Валька злополучный Витя, пытающийся сейчас отдышаться на полу. Это что-то или кто-то спасло тогда Натку, потому что Валёк её не увидел, он увидел нечто за её спиной. Нечто такое, что заставило его лицо потечь как расплавленный пластилин, исказиться до неузнаваемости и затем скомкаться наподобие обрывка бумаги. Это выглядело так страшно, что Натка шарахнулась в сторону, уставилась туда, куда был направлен безумный взгляд Валька, разом забыв, что только сам Валёк и представляет единственную угрозу в этой комнате. Но она ничего не увидела, это видел только он, это было лишь для него. И, страшно закричав, закрыв лицо руками, как насмерть перепуганный ребёнок, он развернулся и бросился в окно, разбив стекло своим тщедушным телом…

Валёк выжил. Этаж, на котором обитал Витя, был, к счастью, всего вторым от земли. А может быть – к несчастью, Натка не могла сказать точно, зная, что случилось с Вальком дальше. Неизвестно, удалось ли ему убежать от того страшного, что увидел он той памятной ночью, но в привычный мир больше не вернулся. Сначала лежал в нарке, куда его увезли сразу после прыжка сквозь оконное стекло с диагнозом «острый алкогольный делирий», потом, так и не оправившись до конца, попал в психбольницу, да там и остался, по слухам разучившись даже говорить. Но Натка не сомневалась, что заговорить при желании он смог бы, только с кем и зачем, если этот мир для Валька перестал существовать?

Алкоголики (разумеется, настоящие алкоголики, а не всякая временами выпивающая шушера, пытающаяся так называться с целью вызвать жалость или привлечь внимание) обычно тесно контачат между собой. Вместе легче «соображать», да и кому они по большему счёту нужны кроме друг друга? Как учил Витя свою молодую товарку по несчастью: «Ты, дочка, в помощи своим никогда не отказывай, не плюй в колодец, завтра уже тебе помощь понадобится. У нас кроме друг друга никого нет, чистоплюи презирают таких как мы – хоть подыхай перед ними, перешагнут и дальше пойдут. Ты знаешь.»

Натка знала, пусть её алкогольный стаж был невелик по сравнению с тем же Витей, но людского презрения она успела хлебнуть сполна. Мир умеренно пьющих не принимает алкашей. Алкаши их пугают, алкаши – это то, что может случиться с каждым, как бы ни утверждали некоторые свою безгрешность. Поэтому их предпочитают не замечать, а если не замечать не удаётся, то обливают презрением и злобой, а порой и открытой ненавистью. Вот и остаётся алкоголикам только тесный круг себе подобных, благодаря чему их информационное пространство сужается до типичных насущных алко-проблем и их решений. Но поскольку жить одними проблемами невозможно, а душа требует простого человеческого общения, то зачастую удачно «сообразив», разжившись закуской и тёплым углом, алкаши пускаются в долгие задушевные беседы. Вот в этих беседах и наслушалась Натка рассказов про соседний вывернутый наизнанку мир, от которого их всех отделяет всего одна лишняя рюмка пойла. И пусть это тёмное призрачное пространство каждый алкаш описывал и называл по-своему, они все знали, что речь идёт об одном и том же.

Самой Натке не доводилось ещё пересекать границу, уходить по ту сторону абстяги, хоть и допивалась она уже до такого состояния, что начинала видеть выходцев оттуда. Бесшумных шпионов, являющихся посмотреть, не готова ли и она, наконец, к персональному приглашению? Однажды, в той же злополучной Витиной хрущобе, в которой и без того частенько творилась разная мелкая чертовщина, из стены осторожно высунулась хитрая собачья мордочка. Совсем не страшная бурая дворняжья физиономия, с полувисячими ушками и чёрным носом-кнопкой. Но было на шерстяном собачьем лице выражение такого нечеловеческого лукавства, что Натка заорала в голос именно от него, а не от самого сумасшедшего факта появления собаки из стены. Витя же, прибежавший на этот ор, отнёсся к произошедшему вполне спокойно, даже обыденно. Он за свои тридцать лет почти непрерывного пьянства видал вещи и подиковиннее.

В другой раз пришельца с той стороны Натка не видела, но слышала. Из унитаза. Это могло бы показаться смешным, если бы не было таким страшным. Свистящий шепот раздался как раз в тот момент, когда она склонилась над белым другом в очередном приступе безудержной рвоты. Это был второй день её невольного выхода из запоя на сухую – очередной рыцарь запер её у себя в квартире, предварительно отобрав ключи, и с Наткой случился приступ панической атаки, когда она поняла, что деваться ей некуда. Голос из унитаза сказал: «Далеко-далеко в лесу есть дом». Он сказал: «Приходи в этот дом и живи там». А ещё: «Живи с медведем, спи с медведем». И напоследок, когда она уже отползала от унитаза на заднице, раскрыв рот в немом крике: «Если плыть, то только вниз по течению». Натка хлопнула дверью туалета так, что треснул косяк, и рыцарь, вернувшийся с работы, долго брюзжал о том, какая она бесполезная дрянь, свалившаяся на его украшенную нимбом голову.

Были и другие случаи, запомнившиеся не так ярко, поскольку произошли или в пьяном дурмане, или на самом выходе из него, когда восприятие окружающего ещё слишком размыто, слишком неотличимо от бессвязных алкогольных снов. Хоть и сны эти, обычно полные кошмаров или просто до дури неприятные, но при этом невероятно реалистичные, наверняка сами были пограничьем между двумя мирами. Как и пробуждение от них, тот момент, когда с трудом вырываешься из вязкого забытья, как из смрадной трясины, слышишь в ушах тяжёлые удары пульса, и понимаешь – ещё живём, ещё дышим! Вот только решить: хорошо это или плохо – не можешь…

Из всех мучительных Наткиных пробуждений, которых за её недолгую жизнь набралось слишком много, сегодняшнее было самым ужасным.

Она сразу вспомнила всё, что произошло с ней до потери сознания. Вспомнила, ещё не успев открыть глаза, и замерла без движения, без дыхания, испуганным дрожащим комком больной плоти.

Тишина. Ни голосов, ни шорохов. Воздух прохладный, даже холодный, но на удивление свежий. Нет в нём ни кислого запаха перегара, ни застарелого пота, ни сигаретного дыма, ничего, что она обычно обоняла, просыпаясь в подобном состоянии. Под ней – нечто твёрдое и колкое. Но руки свободны. Ноги? Небольшое, давшееся с трудом движение подсказало, что ноги тоже не спутаны и ни к чему ничем не пристёгнуты. Но ведь это ещё ни о чём не говорит, верно? А чтобы узнать больше, придётся открыть глаза. Глаза, в которых, как и во всём теле бьётся со скоростью автоматной очереди пульс. Здравствуй, абстяга, всё-таки ты меня догнала, впрочем, как и всегда…

Свет едва проникал сквозь веки, приглушённый, неяркий, но Натка на всякий случай бросила первый взгляд вокруг сквозь едва приоткрытые ресницы. Дощатый пол. Бревенчатые стены. И… печь?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.