
Полная версия
Ангел-строитель
Но вдруг он ощутил на своём плече чью-то руку. Постепенно Прохоров пришёл в себя. Обернувшись и подняв глаза, увидел, что рядом с ним стоит его друг, Никита. А в это время человек, похожий на индейца, отдёрнул занавеску. Жестом руки он предложил Прохорову посмотреть в окно.
На улице бушевал ветер. Хрупкое одинокое деревце в неистовом танце едва не касалось ветвями земли. Казалось, оно вот-вот переломается.
– Это сезон ветров… какое удивительное совпадение! – от голоса, который произнёс это, веяло покоем и доброжелательностью. – Вы откуда будете родом?
– Родом… Можно мне стакан воды?
– Пожалуйста. Вы забыли про пирог…
– Пирог… Да, спасибо. – И тут же ему вспомнилось, как его мать пекла вот такие пироги, как он с удовольствием их ел. Сначала мать, потом жена – когда их сын был ещё маленьким. Со временем яблочный пирог стал всё реже и реже появляться у них на столе… а в последнее время… Когда он ел яблочный пирог в последний раз?
– Родом я из деревни. Родился в деревне и вырос. Возле Несвижа это – знаете такие места хоть? Женился, значит, перебрался в город.
– В город…
– Ну, в Минск. Жена у меня минчанка. Да здешний я, белорус, самый что ни на есть. Да что вы смотрите на меня, как всё равно что-то не так говорю? – в недоумении – но без возмущения, – с доброй усмешкой проговорил он.
– Минск. Очень интересно, – и как вам… как вам живётся в Минске?
– Да, как живётся… никак в общем… нормально.
На какое-то время в бытовке воцарилась. Все, без исключения, испытывали интерес к его рассказу, причём самый неподдельный интерес. Вдруг после продолжительной паузы на глазах у Прохорова выступили слёзы. Этого вопроса на самом деле он ждал долго. И это желание… встретить того, кто с такою искренностью и теплотой выслушал бы его, равно как и другие столь же простые желания, никогда не удовлетворялось полностью.
– Что тут рассказывать…Жизнь такая же, как и у всех, – начал он, стараясь не зарыдать. – С работы домой, с дому на работу и два выходных, чтобы выпить с друзьями, да посмотреть телевизор.
Он говорил, по-прежнему испытывая ощущение, что с ним происходит нечто, подобного чему в его жизни никогда не происходило. Эти люди, по-видимому, готовы долго и внимательно слушать его. А он при этом может не бояться, что его несвязный и по сути неинтересный рассказ разочарует их.
– Я сказал: с работы домой. Это по привычке я так… На самом-то деле это не дом, а общага, общежитие в смысле. Мы, то есть я, жена и сын живём в нём девять… да, почти девять лет. Сначала Мапидовская, потом ДСКовская общага – она недалеко тут находится. Честно говоря, мне-то ещё ладно, жена тоже мирится, правда нервная совсем стала… А вот сын… ему, наверное, труднее всего – не хочет подрастающее поколение к тяжёлой жизни привыкать, но оно-то и правильно – нужно всегда большего добиваться… наверное… уж и не знаю, так это или не так. Чем больше взрослеет, тем всё глубже плюёт на всё, на всё, что связывает, на обычаи и прочее. Я вот чувствую, что слишком рано я для него из отца в старика превратился. Как подумаешь… ведь, что нас теперь с ним связывает? Мы и по чашке-то чая не сядем вечером вместе выпить. – После этих слов у Прохорова хлынули слёзы.
– В общем, не умею я красиво излагать. Да и что тут излагать… Всё у меня не так, как у нормальных людей, и сам я в этом виноват. Воровать, как другие, не умею, зарплаты хватает только на проживание: поесть, там, приобуться. А амбициями бог не наградил. Так вот и получается, что к своим сорока благосостояния так и не нажил, так что… А что нас ждёт дальше? Я говорю не только про себя и свою семью… таких как я счастливчиков ведь много. Что нас ждёт… Вот вы, скажем, строите элитные эти дома – нет, чтоб для простых людей такие строили, и цены на квартиры реальными были, а не заоблачными. Понимаю, конечно, каждому своё… Кто-то полжизни положил, чтобы в люди выбиться, денег заработать, а кому-то всю жизнь поле пахать. В общем, о чём тут говорить…
– Что означает это слово «элитные»? – поинтересовался пожилой седовласый строитель, который на строителя, правда, был как-то совсем не похож. При взгляде на него у Прохорова замерло сердце, и по телу пробежала дрожь. Этот человек вполне мог бы сойти за какого-нибудь гения, учёного. Но что гению делать на стройке? Может это просто умный и интересный человек – такого сорта людей ещё можно встретить среди строителей, хотя и очень редко. От волнения Прохоров даже не придал значение тому, что человеку со столь интеллигентной наружностью не известен смысл слова «элитные».
– Элитные, мм, как вам сказать… это значит: не для простых смертных, таких вот как мы, хотя про вас я ничего не знаю… Словом, элита – это общество состоявшихся людей, таких перцев, с которыми нам не тягаться.
Судя по лицам слушателей, его объяснение было не совсем понятным. Прохоров почувствовал себя неловко. А затем в нём внезапно возникло недоверие, негодование…
– Да, что вы задаёте такие вопросы?! Вы ж лучше меня всё знаете! Знаете, и молчите?! Что вы хотите от меня услышать?! Это что, тест какой-то?! Да неграмотный я, в смысле малообразованный – на двойки, тройки учился, школу чуть закончил! И большинство у нас таких, и пусть вас это дальше удивляет! Да, что я тут торчу с вами! Пора мне!
И приложив руку к груди, сердечно добавил:
– Извините, бога ради, за причинённое беспокойство!
Прохоров уже подошёл к двери, но тут кто-то настиг его вопросом:
– И поэтому для этих людей строят особые дома?
– Эти особые дома строите вы, – с ухмылкой сказал Прохоров. Немного постояв и помолчав, он обратился к другу: – Никита, зачем ты привёл меня сюда? Ты просто хотел познакомить меня со своими приятелями и показать, как у вас всё хорошо? Что ж, у вас всё хорошо, просто чудесно! Теперь, если ты не возражаешь, я пойду.
– Эти дома мы строим для гостей, для тех, кто скоро придёт в этот мир. Прошу прощения – я знаю, это звучит для вас странно, – сказал молодой парень, которого он до сих пор не замечал в бытовке.
Упёршись рукою в дверь, Прохоров устало свесил голову и сделал глубокий выдох. Невольно прислушался к шуму ветра. Куда он пойдёт в такой ураган? Но не важно – если надо, пойдёт! Тут он вспомнил, что куртка, которая на нём, не его, а значит, если он решится идти, то ему придётся шагать по такой погоде практически голым, что смерти подобно, а уж как нелепо будет он при этом выглядеть… Хотя, разве не всё, что происходит с ним сегодня, выглядит странно и нелепо?
– Значит, для гостей…для заморских что ли? Ну вот, уже и иностранцев будут к нам подселять.
Вдруг на первый план вышел низкорослый лысоватый человек в очках, у которого была на лбу шишка. Прохорову он напомнил рассеянного школьного учителя.
– Вы не слышите, что вам говорят! Хотя вы давно должны были заметить, что нам несколько непонятен ваш язык, а вам, соответственно, наш. И, если хотите, то особое положение, в котором вы волею судьбы сейчас находитесь, отнюдь не позволяет вам вести себя безрассудно и делать скоропалительные выводы! – Выплеснув эмоции, он приложил ладонь ко лбу. – Ох, ни к чему мне сейчас волноваться. Прошу извинить меня, – обратился он ко всем, – пожалуй, я вас покину – мне нужно успеть закончить свои дела…
Его трепетная речь поначалу вызвала у Прохорова натянутую улыбку (ни с того, ни с сего на его голову свалились нравоучения, которых ему сейчас только и не хватало), но потом… «Если хотите, положение, в котором вы находитесь волею судьбы…» От этих слов по телу прошёл озноб. Что хотел он этим сказать? Прохорову вновь стало не по себе.
– Для гостей, которые скоро придут в этот мир, для наших потомков, – объяснил молодой парень.
– Ничего более странного не слышал. Это что, новый указ президента? Выходит, вы строите для тех, кто ещё даже не родился! Замечательно, конечно, но тут и живым негде жить, простым то бишь людям, – нуждающихся ж миллионы! Чёрт, я сплю, наверное, или это какой-то дикий розыгрыш… – Он взглянул на лица пожилых людей, сидящих за столом. – Нет, это не розыгрыш…
Его друг снова положил ему руку на плечо. Настроение Прохорова от этого сразу же изменилось.
– Никита, кто эти люди? Ты слышишь, они уверяют меня, что… а тогда как же…
– Этот мир выглядит иначе. А эти люди – мои большие друзья.
– Здесь все друзья?..
– Точно.
– Мой дом… жена, сын, работа – что стало с этим? Всё исчезло?.. Скажи, я ж не совсем дурак – что угодно могу понять! Я ведь чувствовал с самого начала, что что-то не так… Скажи, это правда?! Мне больше не найти их? Ведь так?! Зачем, зачем мы пришли сюда?!
– Всё в мире приходит и уходит. Жизнь – это сон, – говорил Никита, глядя в окно, за которым бушевал ветер и гнулось одинокое деревце.
– Сон? Что это значит? Ты предлагаешь смириться с тем, что всё, что всё, что я прожил – сон?
– Предлагаю, – ответил Никита, устремив на него взор.
– Нет ничего проще, чем воспринимать жизнь как сон, – сказал человек со смуглым орлиным лицом.
– Поэтому здесь нет никакой элиты, ни состоявшихся людей, ни простых смертных, нет ни псевдо несчастных, ни псевдо счастливых. Людьми не управляют амбиции. Их жизнь – это захватывающий творческий процесс, а не борьба за выживание. Ведь в этом мире мы только гости.
Последние слова Никиты показались Прохорову знакомыми. Где он мог это слышать? Ну, конечно, он видел их на стене прорабской. «Не зли других, и сам не злись – мы только гости в этом мире…» И так далее. Он знал этот стишок наизусть, но никогда особо не вдумывался в его смысл.
– Знаете, ведь я тоже так думал, и думаю… Это ведь неправильно, что существует миллион семей, у которых нет твёрдой почвы под ногами, то есть своего дома, своей квартиры. И это нелепо, что человек всю свою жизнь пашет для того, чтобы прокормить свою семью и построить жильё; и построит он его только тогда, когда ему самому оно надо-то будет постольку поскольку. Я всегда считал, что есть изначально какая-то ошибка в том, как мы живём. Другие обвиняют высшее руководство, а я думаю, что дело не только в высшем руководстве, но и в каждом из нас. Нам надо… нам надо простить тех, кто живёт лучше нас – не завидовать им, а не завидовать им – значит ничем не хвастаться перед другими, не хвалиться там и прочее. Я всегда так думал – бог тому свидетель – но что тогда мне мешало жить так, как я того хотел? Все мы, люди варимся в одном огромном котле, и выходит, что каждый из нас вовсе не самостоятельная личность. Все мы пропитаны друг другом, и правдой, и неправдой. Жизнь – великая путаница… и какими бы хорошими мы ни были… просто, наверное, мы выбираем такой путь, по которому идти проще. Идёшь себе до поры до времени, не задумываясь, и вроде всё так, как и должно быть. Но потом… в один прекрасный момент понимаешь: жизнь прожита зря. А если и не зря, то, по крайней мере, счастья ты своего личного в ней так и не нашёл. Да, ты чувствовал себя иногда счастливым, ну и что с того? Вот почему все желают друг другу счастья. Потому что редкостная это вещь, не зря её с птицей сравнивают. Ни у кого, почитай, этой птицы нет.
Знаете, в то, что говорите вы, невозможно поверить, – поразмыслив немного, продолжал Прохоров: – Вы рассказываете мне о людях, которые не гонятся за материальными благами, не пытаются выбиться из простых рядовых в начальники, или куда-нибудь там ещё повыше. Но разве это не в крови у любого человека? Если бы мне предложили деньги, власть, я бы, наверно, не смог отказаться. И никто не откажется. А вы, если бы вам это предложили, неужели отказались бы?..
Его слушали всё так же внимательно и с большим интересом, что нельзя было не почувствовать. И ещё Прохоров почувствовал, что его вопросы не вызывают ответа, а становятся частью его истории.
– Что ж, твой сын мог бы гордиться тобой, – сказал Никита. – А теперь… нам пора идти.
Все встали и вышли из-за стола вместе с Прохоровым. Когда дверь бытовки отворилась, в лицо ударило дневным светом. На улице стояла теплая и солнечная погода, которой, однако, никто не был удивлён. Сняв с себя куртку, Прохоров с благодарностью отдал её. Он посмотрел в необъятное голубое небо, набрал побольше воздуха в лёгкие и выдохнул.
– Эх, благодать! Ну-с…
Он протянул руку в знак прощания, чем вызвал небольшую заминку. Человек со смуглым орлиным лицом первым протянул Прохорову свою руку, подав тем самым пример всем остальным.
– Жаль расставаться. Всё-таки вы и впрямь необычные люди – я ведь не полный дурак, что-то да понимаю. Эх, кабы мне вас раньше встретить!..
Они ещё долго стояли возле бытовки и провожали его взглядом.
– Как думаешь, Альберт, – обратился молодой человек к пожилому, – кто этот парень и откуда он пришёл?
– Откуда пришёл, можно лишь догадываться. Но если не ангел он, то кто же?
Никита и Прохоров шли по уже хорошо знакомой им дороге.
– Никит, знаешь, что я сейчас чувствую? – он хотел продолжить мысль, но друг остановился и пристально посмотрел на него.
– Да. Ты чувствуешь себя так, как когда-то в детстве.
– Я целую вечность не чувствовал этой лёгкости, этого юношеского… как же это…
– Задора, – подсказал Никита, и добавил вместо него: – этого интереса к жизни, которую можно проживать не неделя за неделей и месяц за месяцем, а час за часом, минуту за минутой.
– Да, я помню, что ты сказал, что мне не вернуть того, что было. Не уверен, что до конца понял тебя, но даже, если это так, если мне и вправду этого не вернуть, то хочу тебе сказать: я всё равно рад нашей встрече. Это было… как это говорится, незабываемое приключение!
– Надеюсь, я сделал для тебя то, что должен был сделать.
– Ты это о чём?
Но тут Прохоров увидел впереди карьер.
– Это ж тот самый, возле которого мы познакомились! А что это за люди…
Два человека сидели на краю, свесив ноги. Подойдя ближе, Прохоров узнал их. И из глаз его потекли слёзы.
– Алёнка, Егор! Егорушка, Алёнка! Сынок, ты разве не стал взрослым, разве тебе уже не шестнадцать лет? А ты мать, тоже выглядишь такой молодой…
Прохоров сел рядом с ними.
– Чем занимаетесь? Как себя чувствуешь, сынок, не болен ли ты часом, что-то бледное у тебя лицо?
– Не болен он, – произнесла жена. – Скучно стало ему – тебя давно нет. Вышла вот с ним погулять…
– Сына, посмотри на меня, это ж я – твой папа…
– Да ты бы извинился перед ним, что тебя три дня дома не было, что пропьянствовал с друзьями!
– Я… так это ж… так это ж когда было?!
– Пойдём, Егор, – позвала сына мать.
– Алён, да ты что, сбрендила? Это ж было триста лет назад! Я ж после того домой всегда вовремя приходил!
– Да только, что ты был, что тебя не было…
– Я же… Простите меня, Алёна, Егор… знаю, что ничего хорошего для вас не сделал. Но я всегда… я ведь всё-таки любил вас – сам только этого не понимал!
Прохоров упал на колени перед ними и зарыдал. Но сквозь рыдания до него донеслись слова Никиты:
– Теперь ничего не изменить. Ты мог только проститься с ними в своём сердце, что ты и сделал. Они смогут простить тебя.
– Куда нам теперь?
Никита направил взгляд в небо. Туда же посмотрел и Прохоров. Он увидел прямо над собой цепочку огней, образующих спираль.
– Тебе пора.
И Прохоров с готовностью шагнул в пропасть – как когда-то в детстве. Но только на этот раз он не скатился в неё кубарем, а взлетел высоко над ней.
Нина Петрушевич вошла в комнату, где её бригада сидела на рулонах линолеума и играла в карты.
– Кончайте уже резаться! – громко и взволнованно произнесла она, – пошлите на улицу, покажу вам то, чего вы ещё никогда не видели!
Всем стало ясно, что что-то произошло.
На дороге, пролегающей между строящимися домами, собиралась толпа людей. Там же стояли два автомобиля скорой помощи. Чуть дальше, возле того дома, который ещё только начинал строиться, на земле лежал башенный кран. К нему с кушетками спешили медицинские сотрудники.
– Кто-нибудь пострадал? – спрашивали в толпе.
– Крановщица. Молодая девка, – был ответ.
– Ну и дела…
– Ух, ничего себе… – сказал кто-то громко. – Это ж когда такое бывало, чтоб краны башенные падали!
– Да, бывало! – произнесли в ответ сразу два голоса – один громче, другой тише.
– Так, как так получилось, что он упал? – спросил некий молодой парень.
– Спешка это всё, – сказал тихий пожилой голос. – Быстрей надо дома сдавать.
– С каждым годом всё быстрей, – добавил кто-то.
– Подушку как следует не подготовили. Почва просела, вот он и поехал.
– Вот им спешка – боком вылезает!
Вдруг разговоры утихли. Медицинские работники несли на кушетках тела пострадавших. На одной из них лежала молодая женщина, на другой мужчина, лет, приблизительно, сорока.
КОНЕЦ. Июнь 2009г.
В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.