bannerbanner
Эшафот на пьедестале. В трёх частях
Эшафот на пьедестале. В трёх частях

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

– Твоя кузня неподалёку, так ты, мил человек, узнай про них – кто такие, откуда, да по каким делам повязаны. Особый интерес у меня к статному молодому парню с горбинкой на носу.

– Тебе-то это зачем?

– Я же тебя не спрашиваю, почему некоторые чешуйки в недовесе, что ты мне отчеканил недавно. А узнаешь всё в подробностях насчёт парня, так, может, часть долга прощу.

Фёдор смутился, а Сергей резко подвёл итог разговора:

– Завтра в это же время зайду.

На следующий день Поганкин уже знал, что парень этот юродивый как будто, и взяли его на Нарвском тракте в Сорочьем бору по подозрению в пособничестве разбойникам. Долго думал Сергей над тем, что видел, и о том, что сказал ему Фёдор. «Нет, не может быть этот парень юродивым – глаза не те. А вот лиходеем, да и не простым, может статься вполне». Придя домой, Поганкин учинил допрос жене:

– Вспомни-ка, жёнушка, кто из знакомых тебе баб родом из Сорочьего бора или Озёрного посада?

Та изумилась наглости вопроса:

– Зачем тебе надо знать, кобель эдакий, про баб такие подробности?

– Остынь, Любаша! Это для дела требуется – человека нужного вызволить из заточения.

После длительной паузы, заполненной раздумьями, жена спросила Поганкина:

– Тебе побогаче надо или нищенку? Какую?

– Да всё равно, хотя лучше бы такую, которая бедствует, но в здравом уме и язык за зубами держать умеет.

– О, это ты мне задачу задал. Хотя Пелагея, наверное, подойдёт для такого дела. Она из Озёрного посада родом и всего-то ей постоянно не хватает. Правда, насчёт языка за зубами – сомневаюсь.

– Иди, веди её сюда. Скажи – дело денежное есть, а сама можешь слушать наш разговор из-за занавески.

Перепуганная поначалу Пелагея слушала, открыв рот и округлив глаза, но, поняв суть поручения, сменила выражение лица. Поганкин вложил в её ладонь несколько медных монет:

– Вот тебе задаток. Пойдёшь в приказную палату. Там на допросе статный парень с горбинкой на носу, вроде как юродивый, с Озёрного посада. Его словили как разбойника, но он ни при чём. Скажешь воеводе, мол, знаешь его, что это Егорушка дурачок из приозёрной деревни, сама, мол, оттуда. Будешь божиться, клясться, слёзы лить, чтобы его отпустили. Если освободят, то веди не сюда, а в старый мой дом. По дороге скажешь, что у него благодетель появился и дело к нему имеет. Он хоть и не в себе, но поймёт, если всё так скажешь. Приведёшь – получишь столько же серебряных монет.

Пелагее несказанно повезло – едва подошла она к приказной палате, как оттуда вышел воевода. Она, как прирожденная скоморошница, бросилась в ноги и запричитала:

– Ой, батюшка родимый, отпусти Егорушку – дурачка, по недоразумению схваченного твоими людьми!

Дальше следовал набор слов, смутно понятный любому здравомыслящему человеку, но воевода понял суть, тем более что только что говорил на эту тему со своим помощником.

– Позвать сюда Митрофана!

Стражник, дремлющий на крыльце, встрепенулся и бросился в палату. Вышедшему Юдину была прочитана нотация и отдан приказ:

– Вот видишь, что говорит эта женщина. Нахватал ты всякого сброда, а настоящие разбойники вчера опять налёт на Персиянке устроили! Немедля отпусти дурачка, за которого хлопочет эта особа.

– Слушаюсь, но…

– Без всяких но, и что бы впредь мне вёз сюда только лиходеев!

Пелагея цепко взяла за руку отпущенного Авдея, который поначалу не понял сути происходящего. Он принялся испуганно мычать, закатывая глаза, и попытался вырваться от незнакомой женщины, но та успела прошипеть:

– Благодетель тебя спасает! Покажи вид, что меня знаешь, а то крышка!

Делать было нечего, тем более что стражники наблюдали встречу «давних знакомых», и Авдей, сменив мычание на доброжелательный тон, обняв тётку, пошёл туда, куда его вели.

Поганкин встретил долгожданных гостей весьма довольным. Расплатившись с Пелагеей и отправив её восвояси, он начал разговор:

– Как зовут тебя парень, я не знаю, да и знать мне не надобно. Вижу, что ты не дурак, коим прикидываешься, а лихих дел мастер, поэтому и вызволил тебя с острога. Дело у меня к тебе, вот какое: ты мне серебришко, золотишко, камешки самоцветные, а я тебе харчи, одёжку и всё, что понадобится, доставлю в любое место, куда укажешь. Можешь пока не отвечать – подумай хорошенько. Хочешь – уходи с миром, потом придёшь, если надумаешь, а можешь остаться переночевать в избе – ужин на столе. Я пойду в свой новый двор, а утром зайду, и если останешься, могу довезти в Озёрный посад или куда скажешь – еду завтра в ту сторону по торговым делам.

Сергей, глядя в глаза Авдея, похлопал того по плечу, развернулся и вышел на улицу.

Расчёт Поганкина оказался верным – утром они вдвоём, сидя на телеге, запряжённой чалой кобылой, выехали из Пскова в сторону Озёрного посада. Долго ехали молча, а когда показались первые сосны Сорочьего бора, Сергей не выдержал:

– Ну что, Егорушка, не ограбят ли нас здесь разбойники?

И тут впервые раздался твёрдый голос Авдея:

– Никогда меня так больше не называй, если жизнь дорога, благодетель хренов. Таких оборотистых, как ты, я прокалывал насквозь, но для тебя сделаю исключение, если вести себя будешь правильно.

Поганкин был окончательно удовлетворён правильностью предположений, но вместе с тем напуган до потери речи гневным нравом попутчика. После паузы Авдей продолжил:

– То, что ты меня вытащил из острога, я не забыл, но не просил об этом, и посему благодарить не буду. Осенью одно дело провернём с тобой, а там посмотрим. Звать меня будешь – Авдоша.

Во второй половине дня они свернули с тракта на просёлок, а через пару вёрст, повернув ещё раз, остановились. Авдей удалился в ельник и через некоторое время вернулся с льняным мешком, содержимое которого показал Сергею. От блеска металла у Поганкина загорелись глаза:

– Да я тебе за это телегу харчей привезу!

Авдей рассмеялся.

– Содержимое мешка обоз будет стоить! Но ты мне привезёшь еды и одежды на дюжину людей, чтобы зиму не бедствовали. Если до весны нам не хватит, значит, больше дел не будет – так что считай сам, сколько подвод грузить.

Поганкин попробовал было торговаться, но Авдоша сразу осёк его взглядом с крепким словом, и тому пришлось согласиться. Затем договорились, в какой престольный праздник на это место будет доставлен товар. В заключении, часть содержимого мешка в виде задатка была отсыпана на телегу, а остальное Авдей закинул за плечо и скрылся в ельнике.

* * *

Когда атаман, после недельного отсутствия, пришёл в летний стан, расположенный в удалённом сосновом бору, то обнаружил всех в спящем состоянии. У остывшего кострища лежали разбойники вперемешку с пустыми бочонками, от которых несло запахом медовой браги. За время отсутствия атамана, видимо, был произведён налёт, результатом которого стала добыча хмельного напитка. Авдей не стал будить подельников, а, проверив пустую посуду, начал искать полный бочонок – должны были ведь оставить пьяницы что-нибудь на опохмелку. К вечеру это удалось сделать, и непочатый бочонок был перепрятан в ближайший муравейник. Начинало темнеть. Авдоша, запалив костёр, улёгся спать.

Утром его разбудили стоны, оханье и отборная брань, но атаман притворился спящим и дальнейшими действиями решил изощрённо наказать пьяниц. Они долго искали полный бочонок, переругались и начали уже было драться, но тут монах, наверно, самый зрячий, замычал, показывая пальцем на спящего Авдошу. Все сразу затихли. Разбойники задумались, сопоставляя появление атамана, пропажу бочонка и того, что он строго-настрого запрещал заниматься хмеле питием. Через некоторое время раздался чей-то робкий голосок:

– Мужики! Так ведь это он нашёл нашу медовуху и…

После минутной тишины более решительный голос произнёс:

– Надо будить!

Разбойники вначале стали покашливать, потом постукивать палками по деревьям, кто-то закричал по-петушиному, потом заорали во все глотки, но Авдей не открывал глаз.

– А живой ли он? – самый молодой Алёшка осторожно подошёл к атаману, склонился над ним и принялся трясти за плечо. Авдей пинком свалил кашевара прямо в угли костра – тот, заверещав как поросёнок, бросился к ручью тушиться. Авдей вскочил и, приняв грозный вид, начал увещевать:

– Ах вы, свиньи грязные, пьяницы беспробудные. Говорил же я вам, что хмеле питие для лиходея – это смерть. Ежели бы вместо меня пришёл кто другой, так хоть вяжи вас, хоть режь, как хряков…

Разбойники, понурив головы, молча слушали, пока самый больной не упал на колени и не запричитал:

– Авдоша! Душенька ты наш! Виноваты мы, и наказывай, как сочтёшь нужным. Больше никогда не будем лакать это зелье, но дай нам сегодня опохмелиться в последний раз…

Авдей продолжил игру:

– Да не брал я вашего пойла. Небось, сами куда-то засунули, аль воры мимо проходили да прибрали.

Похмельная братия загалдела и принялась вновь искать заветный бочонок. Через час безуспешных поисков все вернулись к кострищу – легли помирать со стонами, изредка отползая к ручью похлебать водицы. Атаман, между тем, усевшись удобней на колоду, возобновил представление:

– Знаком был я с одним малопьющим попом. Так вот он сказывал, что души пьяниц после их смерти переселяются в муравьёв, и если в лесу брошено что-то хмельное, так они затаскивают к себе в муравейник и гудят там до отупения.

Его словам не придали значения, расценив, как очередное издевательство. Однако через некоторое время один из страдальцев подполз к тому самому муравейнику и стал тыкать в него палкой. Упёршись во что-то твёрдое, он встал, ногами разворошил хвойную кучу – под ней показался бочонок!

– Мужики, здесь! И правда, муравьи затащили к себе в дом!

Все разом бросились к спасительному напитку. Из бочонка, облепленного насекомыми, вытащили затычку, подняли в несколько рук и начали жадно лакать, отталкивая друг друга. Брагу, льющуюся на землю, ловили разинутыми ртами, подставленными пригоршнями. Кто-то снял рубаху, вымочил целительной жидкостью, а потом лёжа на спине, отжимая материю, ловил драгоценные капли. Один из разбойников, первым почувствовав облегчение, прислонившись спиной к сосне и поглаживая грудь ладонью, воскликнул:

– Как будто боженька босячком по душеньке прошёлся!

Авдей долго смеялся, потом взял лопату и начал посыпать остатками муравейника всех по очереди, приговаривая:

– И мурашкам оставьте хоть немного, ведь тоже души страждущие – делиться надо!

Опохмелённые разбойники начали чесаться, стряхивая назойливых муравьёв, а сил на ругань уже не было – через некоторое время все уснули. По ним ползали насекомые, наверняка обжигая своей кислотой, но никто на это не реагировал. Авдей долго ещё вздрагивал от смеха, разглядывая безобразные физиономии своих подельников.

Осень подкралась незаметно, с утренними туманами, пожелтевшими рощами, затяжным ненастьем. Однажды, после очередного нудного дождя, небо просветлело и Авдей, находившийся на краю мохового болота, стал свидетелем необычной сцены. Из низины с курлыканьем поднялись на крыло четыре журавля – два старых и пара молодых – наверняка семья. Они начали кругами набирать высоту, и чем выше взлетали, тем тоскливее становились их звуки, причём старики кричали так пронзительно, что у Авдея похолодела спина. Молодые тоже курлыкали, но не так печально, как их родители. Сомнений не было – журавли прощались с родной стороной, и расставание для них было чувствительной трагедией. Превратившись в точки, они выстроились клином и, затихнув, полетели на юг.

* * *

Дело близилось к очередной зиме – многочисленные гусиные клинья и караваны своим гомоном ещё раз напоминали о неизбежности морозов со снегопадами. Разбойники с тревогой поглядывали на атамана, а тот всё не выводил их на большой тракт, как обычно раньше они делали для пополнения зимних запасов. Вылазки на второстепенные дороги давали кое-какое пропитание и незначительное пополнение разбойничьей казны. В шайке начался тихий, но гнусный ропот. Уловив это настроение, Авдоша пресёк бузу:

– Никого не держу. Кто хочет, может сходить на тракт посмотреть насаженные на колья головы Мирона с его людьми. Митроха Юдин всерьёз взялся за нашего брата, и соваться туда – себе в убыток. На днях уходим в зимник – там займёмся заготовкой подножного корма.

Ранним утром вереница разбойников, гружёная заплечными мешками с солью и скарбом да пустыми бочонками, двинулась в неблизкий путь. Шли до вечера без роздыха по звериным тропам, пересекая моховые болота, сосновые и еловые гривы, переправлялись через ручьи и речки. К исходу дня путники добрались до подножья горищи. Последующую неделю по указанию атамана каждый занимался делом, без которого было бы трудно пережить предстоящую зиму. Накануне престольного праздника Авдоша объявил, что завтра все идут за зимними запасами, но грабить нужды не будет – хорошие люди сами привезут то, что им требуется. Правда, всё это придётся перетаскивать на себе, но своя ноша, как говорится, не тянет. Утром вышли налегке, а к полудню Авдей привёл ватагу к месту, назначенному Поганкину. Всем было наказано затаиться перед ельником, а сам атаман, сделав крюк, вышел на дорогу, по которой должны привезти товар. Через некоторое время проследовали четыре гружёных подводы – на передней сидел сам Сергей. Подождав немного и убедившись, что хвоста нет, Авдей подошёл к Поганкину.

– Ну что привёз, благодетель? Показывай.

– Всё что заказывал, Авдоша, даже с избытком. Пришлось в долги влезть, чтобы уговор исполнить.

– Ладно, не набивай цену, в прогаре не будешь, – Авдей обошёл обоз, посмотрел содержимое, прикинул и сделал заключение: – Маловато, конечно, но если одну лошадёнку с телегой оставляешь, то сделка состоится.

Поганкин открыл уже было рот возразить, но, глянув на хищный прищур разбойничьих глаз, осёкся:

– Хорошо, но хотелось бы посмотреть содержимое того мешочка.

Авдей молча удалился в ельник и вскоре принёс то, из-за чего так рисковал хозяин товара. Посмотрев содержимое мешка, Сергей удовлетворённо воскликнул:

– Годится!

Перепуганные возничие быстро разгрузили три телеги и без лишних вопросов развернулись в обратный путь. За это время Авдоша с Поганкиным успели обговорить детали дальнейших взаимовыгодных дел.

В следующем году, на Ивана Купалу, Авдей вновь пришёл в родную деревеньку навестить свою усопшую зазнобушку Марьяну. Могилка была прибрана, и едва он оценил работу юного помощника, как тот сам неожиданно появился.

– Здравствуй, дядя Авдош!

– А откуда ты узнал, как меня кличут? Я ведь в прошлый раз не говорил тебе этого! Или рассказывал кому про меня?

– Нет, что ты! Просто слышал бабьи разговоры про Марьяну да её дружка, ставшего лихим разбойником, вот и подумал, что это ты.

– Смотри, какой понятливый! Ну, рассказывай, что в деревне нового?

– Злодействует Кузьма всё сильнее – каждый житель у него в долгах. Измывается над старыми и малыми без оглядки на Господа…

Бориска осёкся, глаза его повлажнели, но слёз не проронили. Авдей потрепал его по вихрастой голове пятернёй.

– Ничего, парень, скоро отольются ему ваши слёзы сполна. А пока иди, помогай матери, и на тебе на уход за могилкой.

Авдоша достал горсть монет и вложил их в детскую ладонь. Бориска хотел вернуть деньги со словами:

– Не надо этого, дядя атаман. Возьми лучше меня с собой – буду кровососов убивать, чтобы хорошим людям лучше жилось на белом свете!

– Иже, что удумал! Мал ещё парень такие речи вести! Знай, что любая, самая расплохая жизнь в деревне всяко лучше разбойничьей доли!

Бориска насупился и после паузы произнёс:

– Всё равно, когда вырасту приду к тебе и…

Авдей прервал его, развернув за плечи лицом к деревне, и слегка шлёпнул пониже спины.

– Иди и помни, что мы никогда не виделись! А при встрече, не дай Бог, признаешь – выпорю, как отец не порол!

Авдоша остался один и до вечера просидел рядом с холмиком, под которым покоилась Марьяна. Боль утраты была уже не такой острой, как первые годы – сердце огрубело и ожесточилось, а время постепенно затягивало рану.

Осенью, накануне престольного праздника, Авдей собрал всех своих подельников и сообщил, что завтра они идут на необычное дело.

– Пойдём в одну деревеньку, хорошо мне знакомую, в стороне от тракта. Окружаем самый богатый двор и всё, что найдём в амбарах, разносим по избам страждущих крестьян. Деньги и побрякушки пойдут в нашу общую казну. Коней с телегами, на коих уместимся, заберём себе, а остальную скотину тоже разведём по дворам. – Атаман обвёл всех взглядом и продолжил. – И не дай Бог, кто залезет в другие избы или обидит остальных жителей – руки пообрубаю!

На рассвете около пятидесяти разбойников, основательно вооружённых, двинулись за атаманом. Шли звериными тропами и в полдень остановились на единственной дороге, ведущей к деревне. Авдоша на крайний случай выставил засаду из шести человек. Сам же первым, оставив за околицей ватагу, ступил на знакомую с детства улицу. Праздновавшая в этот час за столами деревня была пустынной – около дома Дементия тоже никого не было. По условленному сигналу атамана разбойники бегом окружили указанный двор. Авдоша с десятком помощников ввалился в просторную избу – сидевшие за столом Кузьма с несколькими гостями от удивления и ужаса округлили глаза. Женщины, хлопотавшие около, учуяв беду, заголосили и бросились в соседнюю комнату.

– Всем молчать и не двигаться! – Зычно прокричал атаман. Затем подошёл к столу, опёрся на него обоими руками и, глядя в глаза Кузьме, в наступившей тишине спросил: – Ну что, дорогой Кузьма, узнаёшь меня?

Тот, сглотнув слюну, утвердительно кивнул головой.

– А, знаешь ли, зачем мы пришли к тебе?

Парализованный от страха Кузьма уже не мог шевельнуться, предчувствуя что-то очень нехорошее. Авдоша продолжил:

– Значит, догадываешься, если молчишь! А я поясню, чтобы все знали и по округе разнесли. Сейчас всё твоё добро будет роздано жителям деревни, а сам ты отправишься на свидание к брату Дементию. Спросишь – за что? А за то, что не исполнял заповеди Господни: обижал ближних, измывался над слабыми, обирал бедных! Думал – на тебя управы не будет?

После этих слов Кузьма с отчаяньем загнанного зверя схватил со стола нож и бросился на Авдея, но чей-то удар сбоку кистенём свалил его прямо на чашки с едой. В доме вновь заголосили женщины.

Атаман дал команду о раздаче добра хозяина дома, а сам вышел во двор. Он долго сидел на завалинке, отрешённый от всего происходящего, наслаждаясь запахами и звуками родной деревеньки.

Через некоторое время разбойники приволокли к Авдею двоих гостей Кузьмы.

– Авдоша! Вот эти двое вроде как помогали кровососу измываться над людьми. Что с ними делать?

Атаман долго рассматривал приведённых людей, потом произнёс:

– Свяжите пока вместе с хозяином, а там посмотрим.

После затишья деревня ожила – послышались крики, голоса, между домов забегали люди, замычала скотина. Несколько стариков подошли к Авдоше и один из них задал вопрос:

– Здравствуй, Авдеюшка! Помним тебя ещё мальчонкой, шустрый ты был. А сейчас вот, значит, атаман и хорошее дело затеял будто бы. Но, видишь ли, какая беда может приключиться – уйдёте вы, а стрельцы придут разбираться, нам и накостыляют за твоё доброе дело. Что делать-то тогда?

Авдоша, поприветствовав старцев, ответил:

– А вы поешьте хоть несколько деньков всласть да что-то в земельку спрячьте на чёрный день, а там глядишь, и лучшие времена настанут!

Между стариков показалась вихрастая голова Бориски. Он уже хотел сказать что-то, но Авдей приложил палец к губам, дав понять, что они не знакомы. Тем временем всё намеченное атаманом было выполнено, и разбойники на нескольких телегах, запряжённых лошадьми Кузьмы, двинулись в обратный путь. Проезжая мимо Рачевьего озера, они остановились, пустив на корм ракам три жертвы сегодняшней вылазки.

* * *

Прошло пять лет. За это время сотрудничество Авдоши с Поганкиным окрепло и приобрело новые формы. Грамоте обоим не довелось обучиться, а доверять свои тайные дела помощникам было опасно, поэтому Авдей придумал передачу информации при помощи веток различных пород деревьев с определённым для разных случаев набором засечек и надрезов. Ветки эти прятались в дупле осины, которое знали их курьеры и каждую неделю, в бесснежное время года, проверяли тайник. Дополнительной нагрузкой на атамана стало пожелание Сергея контролировать весь разбойный люд от Пскова до Гдова, чтобы награбленное не утекало мимо кармана Поганкина. Уговаривать Авдошу долго не пришлось – он сам прекрасно понимал, что авторитет его среди лиходеев должен неуклонно расти и сурово расправлялся с теми, кто не хотел подчиняться. Большую помощь благодетель оказывал Авдею тем, что сообщал обо всех облавах на разбойников, которые затевал Митрофан Юдин. Для этого ему пришлось через подставного человека подкупить приказного дьяка, но потраченные деньги возвращались сторицей.

В конце лета Авдоша был приглашён погулять в трактир на окраине Пскова, недавно построенный уже хозяином «средней руки» Сергеем Ивановичем. Какого же было удивление Авдея, когда на пьянку-гулянку собралось с десяток таких же атаманов, как он сам, с разных сторон Пскова и даже земель отдалённых. Веселье продолжалось двое суток – столы ломились от разносолов и бражных напитков – хозяин не поскупился на угощения. Разбойники делились опытом, рассказывая об успешных засадах и неудачных налётах, хвастались приёмами и оружием в своём опасном деле. Одна из шаек, стоявшая где-то недалеко от Узмени, промышляла на Ливонском берегу, переправляясь на лодках или по льду Чудо-озера. Однажды в тумане им удалось наскочить на торговый ладейный караван – вот тогда и кровушки пролили и товаров взяли богато. Больше других Авдея удивил атаман из Доложского погоста по прозвищу Доломан. Он не был похож на других разбойников своим обличьем: на большой круглой голове отсутствовали волосы; бороду, от уха до уха, окаймляла редкая рыжая борода с усами, между которых выступали мясистые губы; всё это дополнялось огромными выпученными глазами. Поначалу он напоминал безумца, но когда Поганкин представил его как волшебника и попросил показать то, что тот умеет делать, все сразу затихли. Доломан потряс головой, заквохтал как курочка, помахал длинными рукавами холщовой рубахи и начал вытаскивать куриные яйца изо рта, ушей и других разных мест. Это действо настолько поразило разбойничью братию, что некоторые начали тереть глаза кулаками – не привиделось ли им. Раздались пьяные возгласы восхищения, а Авдоша подошёл ближе к волшебнику и начал внимательно смотреть, стараясь понять, как он это проделывает. Тот, ещё больше выпучив глаза, увеличил скорость манипулирования яйцами. Авдей неожиданно резко схватил Доломана за рукав и раздавил в нём, видимо, варёное яйцо, но получил удар кулаком в лоб, от которого отскочил к зрителям. Началась драка, такая, что Поганкину стоило больших усилий унять гостей, едва не перешедших к поножовщине. По его команде в горницу ввели молодых баб, после чего разбойники переключились на следующее угощение.

Утром опохмелённых гостей посадили на лошадей и они тайными тропами разъехались по своим вотчинам.

Перед самой зимой Авдоша заказал Поганкину зимних припасов и инструментов целый обоз, доставить который нужно было в другой район. Ещё несколько лет назад он приглядел новое место для зимовки, где можно построить более удобное логово. Правда, оно было расположено слишком близко к тракту, но топкое болото и непреодолимая гнилая речка делали высокий сосновый бугор с примыкающим озерцом недоступным для любых охотников. Авдей задумал изготовить разборный тайный мост, благодаря которому на место стройки можно было переправить лошадей с телегами.

К приезду обоза переправа как раз оказалась готовой – всё перевезли, вернули лошадей и мост разобрали, а через неделю полетели первые белые мухи – начиналась зима!

Два десятка лихих строителей под руководством атамана вначале выкопали просторную землянку с очагом наподобие горищенской, а потом принялись возводить целый дом на крутом южном склоне. Всю зиму стучали топоры, работали пилы, но главное – было занятие, не дающее предаваться унынию от безделья. К весне целый терем красовался среди могучих сосен. Самые работящие разбойники, любуясь творением своих рук, восклицали: «Да, отгрохали мы дворец на славу!» Лентяи замечали: «Вот только придётся ли пожить в нём? Ведь найдут служивые людишки и спалят». На что атаман отвечал:

– Сожгут – на новом месте построим, главное самим ноги унести, если облава будет. А на этот случай, да и чтобы не скучно было, будущей зимой пророем подземный ход на край бугра. Вот так!

Начиналось очередное лето. У Авдея на голове появились первые седые волосы, да и борода стала уже не такая шелковистая, как раньше. В тереме оставили двоих убогих лиходеев для поддержания порядка, а остальным было строго-настрого приказано – до зимы сюда не заявляться и беречь это место в тайне.

На страницу:
3 из 5