Anabasis. Право на настоящее

Спустя пару часов сынок, предоставленный сам себе, все-таки споткнулся о наш провод, упав личиком на пол. Жалко, что и говорить. Гневу проснувшегося папы предела не было. Ребенок плакал во весь голос, папа, подобно Зевсу, метал громы и молнии. Судя по его речам и жестам, папа готов был обрушить и удары чем-то покрепче. Виновником всех его бед и страданий был, разумеется, я – ложка дегтя, гвоздь в заднице, пуля в сердце.

Я молчал, боясь испортить ситуацию. Мой сопалатник ратовал за наше немедленное удаление из его бокса – некогда спокойной и мирной обители. Нам повезло: к очереди на заселение как раз была подготовлена палата, так что спустя полчаса я уже перетаскивал на новое место наши многочисленные пакеты.

Счесть ли это за лучшее – не знаю. Немного отлежавшись по разным боксам, скажу – везде примерно одно и то же: работающие весь день телевизоры, дети с планшетами и телефонами, досужие разговоры без конца, срывающиеся голоса и окрики на плачущих детишек. Окриков у нас немало, особенно по ночам. Курят очень многие. Книги в руках по-прежнему вижу нечасто, когда вижу – радуюсь, пробую завести разговор.

Вот уже середина мая подходит, потеплело, спать я давно, уже пару недель назад, перешел на террасу – воздух там много свежее, чем в палате.

Запись 15.05.2017. Холдинг Inland Group

Категория: ВОСПОМИНАНИЯ

Очень насыщенная практика в Чикаго была плотно ужата всего в один месяц. Первая неделя была посвящена ознакомлению с работой пяти небольших компаний, которые управляли кондоминиумами в уютных пригородах. По дню на каждую компанию, на понимание ситуации: что такое пригород в мегаполисе, кто там живет, каким образом и в каких зданиях, как происходит управление зданием и как устроена работа управляющей компании; как устраняются неполадки, как вывозится мусор, как решаются проблемы с жильцами и какого рода могут быть эти проблемы; что представляет собой собственник такой компании, кто такой – управляющий отдельно взятым домом. Это было нечто вроде моментального фото; экспресс-знакомство с отраслью, реальными людьми и реальными ситуациями.

Следующие три недели предстояло провести на объектах холдинга Inland Group. В его состав входило более полутора десятков компаний, занимавшихся строительством, реконструкцией, инвестициями, куплей-продажей, финансовыми услугами, страхованием, вывозом мусора и прочей многообразной деятельностью, имеющей отношение к сфере недвижимости. Основным объектом стажировки явился кондоминиум Gordon Place Terrace 711 W в северном Чикаго.

Незадолго до этого старое многоэтажное здание из красного кирпича было задешево куплено компанией. К моему приезду ремонт был уже практически закончен, здание населялось нанимателями и покупателями апартаментов. Изюминка состояла в том, что арендная плата и платежи по кредиту были примерно одинаковы. Но взяв кредит, ты становился будущим собственником квартиры и имел совершенно другие права в кондоминиуме.

Первые дни я провел с рабочими, приводившими в порядок различные компоненты большой системы и осуществлявшими эксплуатацию комплекса. Вся производственная цепочка была показана с самого низа. Далее я узнал, что такое джентрификация (облагораживание пришедших в упадок городских зон). Россия даже сейчас находится на третьей стадии процесса урбанизации, а Соединенные Штаты перешли уже на пятый уровень, представляя собой практически лабораторию территориального развития. Многие процессы, которые сейчас у нас только зародились, там можно изучать уже на финальных стадиях, буквально «под микроскопом». Многое из увиденного в ту пору заставило серьезно задуматься и, спустя десяток лет, вернуло меня обратно в стены альма-матер – архитектурного факультета. На сей раз – уже в качестве исследователя и преподавателя.

В России в девяностые годы прошлого века началась и сейчас активно идет массовая субурбанизация, то есть интенсивная застройка пригородов коттеджными поселками и многоэтажными микрорайонами. Америка этот этап переварила и оставила позади. Бескрайние малоэтажные пригороды массово и тихо стагнируют; многоэтажные кварталы социального жилья давно превратились в трущобы и места, в массе своей небезопасные. Городская ткань крупных городов, так называемый «внутренний город» (Inner City), также в свое время подверглась стагнации и превратилась в трущобы. В девяностые годы начался обратный процесс переселения среднего класса из малоэтажных пригородов в среднеэтажную застройку внутри городской черты – та самая джентрификация. На этом рынке холдинг активно работал.

Одним из наиболее прибыльных направлений деятельности Inland Group был редевелопмент (объекты нежилой недвижимости перестраиваются в жилые дома) пустующих производственных зданий, занимающих огромные площади в Inner City Чикаго. Интерьеры и фасады зданий сохраняли прежний вид, полностью менялось инженерное оборудование, планировка, окна. По закопченному кирпичу и бетону в интерьерах проходили пескоструйным аппаратом: на выходе получалось очень комфортабельное жилье в модном стиле Loft. Зачастую начало продаж требовало только обустройства пары-тройки типовых апартаментов и офиса для работы с клиентами, прибыльность бизнеса составляла под сорок процентов годовых, что буквально запредельно для американской экономики.

А начинала компания, как часто случается в Штатах, с нуля. Трое молодых приятелей, бывших школьных учителей, решили организовать свое дело. Начало их бизнеса совпало с концом семидесятых годов – время глухое и депрессивное для американской экономики. Первые попытки и первые несколько лет были, как часто случается, неудачными. Собственно, бизнес начался с примитивной схемы – покупки квартиры в кредит с последующей сдачей ее в аренду. Этими платежами погашали проценты по кредиту. Далее – купили другую, третью, потом начали приобретать и ремонтировать дома в депрессивных районах, сдавая и продавая квартиры в них, затем появились дополнительные услуги и направления. Бизнес рос, шишки набивались. В Штатах к этому принято относиться спокойно, у нас – по голове не гладят, в чем я лично имел возможность неоднократно убедиться, отрабатывая различные гипотезы и модели. Опытом и методами коллеги делились охотно, искренне высказывая надежду, что на абсолютно пустом рынке России получится сделать не менее удачный проект, чем в конкурентном Чикаго.

Кураторство стажировки осуществлял непосредственно один из соучредителей и топ-менеджеров холдинга Николас Хелмер, совместно с президентом всей компании Дэном Гудвином. Сами они на наш дикий рынок не стремились, имея прецедент работы с украинской недвижимостью.

За несколько лет до этого, в начале девяностых, холдингу было предложено купить за смешные для Америки деньги постсоветский многоквартирный элитный дом в Ялте, недалеко от берега моря, почти достроенный в конце восьмидесятых годов. Сделка выглядела очень перспективно, объект был приобретен, подключен к сетям коммуникации, разработали план обустройства и продаж апартаментов. Уже в процессе работы обнаружилось множество нюансов – к примеру, электричество и горячая вода в Ялте подавались, как правило, с ежедневными перебоями. Ни о каком выходе на рынок элитной недвижимости с такими нюансами и речи быть не могло. Объект был законсервирован, а инвесторы зареклись работать с постсоветским рынком.

В последнюю неделю стажировки мне показали, как функционирует центральный офис компании. Это было огромное, широко распластанное по территории трехэтажное здание в офисном пригороде Oak Brook, постройки еще годов семидесятых. В свое время компания удачно купила по дешевке этот объект и приспособила для своих целей, собрав под одной крышей все подразделения. Система управления поразила своей демократичностью. Руководство размещалось в достаточно скромных кабинетах, включая основателей компании. Никаких тебе столов буквой «Т», никаких задних комнат с кожаной мебелью и буфетом. Для собраний приспособили отдельное помещение в углу коридора, две стены которого были сделаны сплошь из стекла. Там имелось все необходимое – мебель, мультимедиа, офисная техника, если понадобится что-то оперативно распечатать.

При надобности любые сотрудники могли забронировать комнату в порядке очередности, те же условия распространялись и на высшее руководство. Все обращались друг к другу по именам, для сотрудников были предусмотрены кухоньки с бесплатным молоком, кофе, чаем, сливками, сахаром. Мелочи, вроде… И еще много таких мелочей там присутствовало.

Система взаимодействия с собственниками жилья в американской действительности, на удивление, оказалась практически идентична тому, что по наитию, буквально на ощупь, «по кирпичику» создавалось в Воронеже. Также была управляющая компания, были ТСЖ, была их некоммерческая ассоциация, были некоммерческие проекты по социальным направлениям, получавшие серьезные льготы, субсидии и преференции. Вместе с тем было вполне очевидно, что российская реальность не позволит прямо скопировать чужой опыт.

Запись 19.05.2017. Рави

Категория: ВОСПОМИНАНИЯ

Рабочие дни были насыщены до предела. Днем – слушал, говорил, читал, впитывал в себя все, что видел вокруг; вечерами – подводил итоги прошедшего дня. Хотя вечерами нас часто приглашали на самые разнообразные мероприятия. Однажды довелось играть в большой теннис с местным раввином. После игры был удостоен приглашения на праздник в синагогу. Пожилой раввин провел по синагоге, показал место, где свитки Торы хранятся. И вообще, мои отношения со старшим поколением складывались чрезвычайно интересно. Напротив, посиделки в ресторанах с местной молодежью вызывали только разочарование своей пустотой. Говорить было абсолютно не о чем: пиво, спорт, ток-шоу, музыка.

На одном из корпоративных мероприятий познакомился с очень симпатичной женщиной – возрастом лет за сорок, выглядит на двадцать пять; Америка, у них это дело обыкновенное. Разговорились – оказалось, она глава фирмы, которая в холдинге за инвестиции отвечает. А супруг ее – далее из беседы следует – индус, инженер-конструктор, в фирме SOM работает.

Вот так! А я эту фирму со студенческих лет знаю и люблю: пошел дифирамбы петь, какие они молодцы и как замечательно строят. В общем, звонит она супругу, а он, в свою очередь, приглашает меня завтра вечером к ним домой – кофейку попить.

Гляжу – дело серьезное намечается. После обеда отпрашиваюсь в фирме, еду в чикагскую центральную библиотеку. Библиотека вся в наворотах-изысках, гранит, бронза – стиль постмодерн: мимо не пройдешь. Спрашиваю все про фирму SOM, несут мне кипу красочных альбомов; сижу, изучаю, ищу фамилию того инженера, где и что он строил. Дом, куда меня пригласили в гости, тоже их фирма строила, а конструкции – он проектировал.

Найти дом оказалось несложно – от библиотеки минут двадцать пешком через центр; дом на восемьдесят четыре этажа, в форме трилистника с закругленными концами, на самом престижном месте в городе – на мысу, за которым бывший военный пирс, сейчас – центр развлечений Navy Pier.

Весь фасад – сплошное остекление, кругом – панорама города, парк, озеро Мичиган. Захожу внутрь – огромный холл, ресепшен – как в премиум-отеле, кругом – одни индийцы: и обслуга и жильцы. Оказалось, что один из самых дорогих небоскребов Чикаго целиком принадлежит индийцам. Внутри – все для автономной жизни: химчистка, прачечная, парикмахерская, фитнес-центр, магазины, даже кинотеатр свой имеется. На ресепшене пропустили меня к лифту, а жили мои хозяева практически на самом верху небоскреба.

Захожу внутрь, хозяйка встречает. Приглашает войти, я начинаю обувь снимать.

– Что вы, в Америке обувь не снимают!

– Так я русский, у нас по-другому нельзя!

Тут и индиец, супруг в дверях показался, встрял в беседу, дескать, и у нас в Индии в дом в обуви не заходят, но это же Америка, где здесь культура! Хорошее начало беседы. Хозяина звали Рави. Возрастом уже за шестьдесят, был он крепок, бодр и жизнерадостен.

Первым пунктом осмотра апартаментов стала коллекция элитных коньяков. Осмотрели, откомментировали – пришел черед дегустации. Всего понемножку попробовали – и похорошело сразу. После – провели по квартире. Он, как строитель, для себя объединил пару соседних типовых апартаментов в одно уютное гнездышко на полдюжины комнат. Про виды из окон я уже говорил – дух захватывает.

Прошли, насмотрелись, присели: разговор зашел об архитектуре. Я про одно здание вспоминаю, – ну, как мне оно нравится!

– Так я же его лет двадцать назад в Эмиратах строил!

– А еще вот это здание замечательное, – тычу пальчиком в картинку на стене.

– А это тоже мой проект, это мы в Австралии строили. А это – мы вместе делали с другом из Бангладеша. Мы с ним в Штаты практически в одно время приехали, – продолжает хозяин, – после войны, годах в пятидесятых. Английский язык – три слова, красное пятно на лбу, одежда наша, национальная – «дхоти курта». А сейчас бюст моего друга в холле Сирс-Тауэр стоит, недалеко отсюда, хочешь, съездим, наверх поднимемся. Самый высокий небоскреб в Штатах, а конструкции – мой друг проектировал.

– Да был я уже там недавно, – отвечаю.

– Ну, посидим еще здесь, Игорь, а затем в ресторан наверх поднимемся. Он на крыше у нас: крутится вокруг оси понемногу. Лампочек там нет, в зале – одни свечи. Вот как солнце будет заходить, сходим, увидишь закат на озере. Сын у меня тоже на инженера выучился, вон видишь – там, к югу, в паре километров от нас, трехэтажные кондоминиумы? Он там и живет, с семьей, квартиру купили, место хорошее. Карьеру в Америке хорошо делать, если всерьез на работу настроен. Сам, кстати, перебираться к нам не думаешь? Наших людей из Индии – видишь уже сколько вокруг? Все с нуля начинали, многие доросли до президентов компаний. Вот какое здание себе построили – и не одно оно такое в Чикаго.

Запись 22.05.2017. Давид, Милица

Категория: ВОСПОМИНАНИЯ

С нашими, русскими, тоже неоднократно пришлось пересекаться в самых различных ситуациях. В холдинге их было немало, в массе своей – на средних управленческих должностях: нечто вроде нашего мастера или прораба. С одним из них, Давидом, судьба столкнула меня на второй неделе стажировки.

Давид, улыбчивый, крепкий, сухопарый, возрастом слегка за пятьдесят, работал в одной из дочерних компаний холдинга. Былую советскую жизнь он вспоминал сочно, с заметной ностальгией: Баку, квартира в центре, многонациональный двор, где каждый вечер что-то совместно отмечалось за длинным столом под раскидистым деревом; пиджак в шкафу со стабильной заначкой в три сотни рублей в потайном кармане; по выходным – друзья, «Москвич», шашлыки и рыбалка на побережье Каспия. Все было как у людей, и работа не то чтобы особо напрягала.

Перелом в его жизни произошел в конце семидесятых, в загранпоездке Давид спрыгнул за борт теплохода в порту, доплыл до берега и смог как-то обустроить свою жизнь в новой реальности. Меняя страну за страной, он обрел новое отечество под звездно-полосатым полотнищем. Ныне он трудился прорабом; подопечными Давида в основном были люди с темным цветом кожи и низкой квалификацией.

О новой жизни в свободном обществе Давид говорил со значительно меньшим энтузиазмом, чем о тяжелом советском прошлом: была здесь своя непростая специфика, примеры которой были приведены во множестве. Непростые ситуации, совершенно нетипичные для России, повсеместно присутствовали в отношениях с подчиненными, коллегами, начальством, соседями, соотечественниками; везде приходилось держать ухо востро и нос по ветру. Я, со своей стороны, поделился рассказами о жизни в новой России, своей работе, моих впечатлениях о США; рассказал также о знакомстве с индусом Рави и его очаровательной супругой.

История заставила Давида сделать паузу: он задумался и засопел.

– Да, с индийцами я тоже сталкивался, где сейчас индийцев нет! Везде они, как и китайцы. Здесь эта тройка называется «ЧИП» (т.е. дешевка): Чайна, Индиа, Пакистани. Работают они незадорого, каждый тянет за троих, все точно в срок и без приключений. Устроится куда такой, через год-другой глядишь – уже группой руководит; скоро в группе еще индийцы появляются, пашут, как звери, а он – еще выше идет. Поднимется – за собой своих наверх тянет, да и они его снизу подталкивают. Вот так они и до начальников, вице-президентов дорастают, компании собственные открывают. Выходят в апперкласс, короче говоря.

– Взять, к примеру, арабов или испанцев – они на рынках, в основном, торгуют. У китайцев или итальянцев – рестораны. Индийцы – программисты или управленцы. А мы кто? Что о нас кому известно? Никто не знает, чем русские на жизнь зарабатывают. Вот и глядят соседи на нас, либо как на паразитов, живущих на пособие, либо на бандитов, замешанных в подпольном бизнесе или криминале.

– куда ни погляди, местные русские – сплошь лузеры (патологические неудачники), – продолжал Давид. – В бизнес с нашим народом влезать – одни траблы-проблемы: то денег нет, одни вздохи; если деньги пойдут – за твоей спиной чудеса разные начинают твориться. Карьеру мало кто делает: многие по домам, на вэлфере-социалке сидят, кто-то лайсенс-лицензию берет по франшизе – квартиры убирать или там газоны стричь. Тут уж как повезет; бывает, на проезды больше времени потратишь, чем на саму работу. Даже в гавернмент эйдженси (местные органы власти) на аппойнтмент-прием, чтобы вэлфер получить – и то опоздать умудряются!

Безусловно, опыт моего наставника имел частный характер. Хотя, как я подметил за годы моего общения с сотнями людей из делового мира: те, кто остался в России, сделали в среднем гораздо более успешные карьеры, нежели те, кто уехал за рубеж в поисках лучшей доли. Меня все тянуло задать вопрос Давиду: зачем же он выпрыгнул с того злосчастного теплохода и стоила ли игра свеч? Но я держал язык за зубами, боясь спугнуть текущую живо беседу.

– Вот этого выгони, попробуй, – Давид кивнул головой в направлении негра необъятных габаритов, неторопливо убиравшегося неподалеку. Мы перешли на русский. Переход на родной язык давался Давиду нелегко.

– Вот он, с вакуум-клинером в ливинг-рум копошится, пыль сосет, барахло с места на место таскает. А сначала его на финишинг поставили, отделку по-нашему. Мы тогда блок на Брук-стрит сдавали, торопились, срок поджимал. Дедлайн. Так он апартмент с двумя бедрумами так покрасил – все сдирать пришлось, со шпаклевкой вместе. Я объясняю ему ситуацию, что так работать нельзя, что надо по-другому. Назавтра на объект сам вице-президент, Ник Хелмер, приезжает: – Ты что, Давид, извинись немедленно! Не может красить – пусть носит, подметает, монтирует. Он, оказалось, уже к своему лойеру наведался, который по харрасментам и дискриминации. Жалобу на компанию собрался писать. И ведь не уволишь такого! Как мне после объяснили, в Чикаго, да и не только там, существовали обязательные квоты на трудоустройство различного рода меньшинств: негров, мексиканцев, геев, лесбиянок, больных СПИДом, инвалидов и проч. Любая контора, государственная или частная, была обязана эти квоты блюсти, их невыполнение грозило серьезными санкциями.

Не все просто в Америке – даже при самом благоприятном раскладе. Как-то свел случай с одной женщиной из бывшей Югославии. Престижная работа в банке, машина хорошей марки, муж, двое детей, домик в неплохом пригороде. Самой – лет слегка за сорок, смотрится – под тридцать; стройная, яркая и симпатичная брюнетка. Собирались домой после работы, вызвалась подвезти меня до метро. Пока ехали – разговорились; после Милица еще на стояночку у кафе на полчасика заехала – разговор продолжить. В Штатах вообще такие разговоры не приняты; и я это понимал, и она. Мы вместе без слов понимали, что другого шанса на подобную беседу у нее просто не будет.

– В Штаты я приехала лет в восемнадцать из социалистической Югославии. Конец семидесятых – не самое простое время: кризис, безработица, бедность. По первому впечатлению – все показалось раем. Отучилась, вышла замуж, работа, дети, все в порядке. Как мы жили в Югославии? Дом, улица, все друг друга знают, все друг к другу в гости заходят. Постоянно – гости, постоянно – праздники, хотя жили очень небогато. Друзей у родителей, да и у нас, очень много было. Здесь – никого. Знакомые, конечно, имеются. Встречаемся изредка в кафе, быстро поедим; каждый за себя заплатит – поехали. Говорить особо не о чем: спорт, шоу, новости, телевизор. У детей с четырнадцати лет жизнь своя, я их почти не вижу. Да, дни рождения дома проводим, вместе. Минут десять-пятнадцать: поели быстро, поговорили быстро – и засобирались. Дела ждут. Что за дела – мне неизвестно, своя у них жизнь. Если проблемы обсудить требуется – психолог для этого имеется. Триста-пятьсот долларов в час, смотря какой психолог. Теперь я понимаю, какая моя мама счастливая в Югославии была. Мне до такого счастья – как до неба.

Ответить мне было нечего, я просто слушал. Мы понимали, что той Югославии уже нет и не будет, вместо нее – свежие руины, разрушенные мосты, заводы и города. Попрощались, я побежал на метро.

Запись 24.05.2017. Энн приглашает меня в гости

Категория: ВОСПОМИНАНИЯ

В то время, когда я жил в особняке Уэйна, в престижном районе северного Чикаго, его дочка, Энн, вызвалась помочь в обустройстве второй половины моих рабочих суток. Было ей лет за тридцать. Несмотря на молодость, свою жизнь Энн обустроила с толком, основательно, имела пару кондоминиумов, один из которых сдавала в аренду. Как-то Энн пригласила меня в гости к своему бойфренду, как это у них называется, – студию его посмотреть.

На розовом кабриолете с открытым верхом мы заехали в дебри внутреннего города Чикаго. Мимо проносились обшарпанные стены, граффити, мусор, пустынные улицы с грязными старыми авто. Закрытые давно заводы, магазины, кафе. Застарелая пыль на стеклах и мебели. Пешком в тех местах не гуляют. Мы завернули к брошенному заводскому корпусу, где-то в районе улиц Монро и Эшленд. У ворот один негр-охранник сидит, непонятно, что и от кого охраняет. Людей и машин на улицах нет, пусто. Ворота открылись, мы въехали. Снаружи машину не оставишь – опасно.

Дальнейший путь я вспоминаю с трудом, мы как будто оказались в лабиринте или в фильме Тарковского «Сталкер». Железная помятая дверь в грязной кирпичной стене. Узкий коридор с облупившимися и потертыми стенами. Полы, которые не метут, и мусор, который не убирают. Старая мебель, какие-то железные ящики на стенах, из которых – как будто кишки из распоротых тел – вываливались разномастные спутанные провода. Дальше путь шел через пустой цех, в нем была дверь, такая же, как и на улице. Дверь вела на лестницу с ржавыми перилами и сбитыми, потертыми ступенями. По ней мы поднялись на третий этаж. Потолки высокие – метров по пять-шесть, так что подъем был непрост. Ремонта здесь тоже давно не было. Дошли, наконец, до верха. Думаю, что же дальше-то?

Негр открыл очередную дверь, и мы оказались в очень большом помещении. Заходим, осматриваемся, обувь, понятное дело, не снимаем. Но полы здесь были уже чистые, без пыли и мусора. Стены выложены из старого красного кирпича, колонны – из бетона. Видны следы копоти, ржавая арматура местами торчит. Однако пескоструйкой слегка местами прошлись, подновили. Потолки высоченные – производство было, как-никак. И окна – от пола до потолка по стенам, сплошь. Окна – современные. Всего-то в километре – деловой центр Чикаго.

Самого бойфренда дома не оказалось – жизнь его была поминутно расписана между множеством самых разных занятий и сфер жизни – бизнеса, культуры, спорта, рекламы, общения.

– Вот, кстати, журнальчик на столике – посмотри! Это Джон тут прыгает с волшебной палочкой!

Я знал, что Джону уже далеко за сорок, но парню на глянцевой обложке никак нельзя было дать более четвертака. Сухой, поджарый, спортивный, с сияющей улыбкой во всю ширь.

Стиль жизни Джона зримо воплощался и в многочисленных артефактах его обители. Столик, на котором лежал журнал, представлял собой ржавую вагонетку с какой-то железнодорожной свалки; высотой она была в полметра, на ней – толстое стекло, толщиной полтора-два сантиметра. В интерьерах преобладал винтаж с помоек, на деревянных стойках-колоннах висели потертые указатели улиц Нью-Йорка.

Снял Джон эту студию, метров под триста общей площади, за сущие гроши и на большой срок. Такие же гроши приплачивал охране за круглосуточный просмотр телевизора и периодические проводы гостей наверх. Студия объединяла в себе все функции: жизнь, офис, хранилище готовой продукции. Было даже некое подобие спортзала со штангой и гантелями.

Основное помещение студии имело форму неправильного треугольника: вход располагался в середине одной из сторон, в углах по бокам были расположены офис и склад. В углу напротив входа царственно высился главный объект – кровать формата «кингсайз», поднятая на невысоком подиуме. Мы поднялись на подиум – я осторожно, как в некое сакральное пространство, Энн – уверенно и привычно: не впервой, понятное дело. За панорамным окном, во всю его ширь, разномастные – как в акульей пасти – зубья небоскребов вгрызались в красное, с прожилками, как кусок мяса, небо. Я понемногу узнавал отдельные здания – слева Джон Хэнкок высится, справа – Сирс Тауэр (бывший, сейчас по-другому), между ними – здания поменьше, этажей до полусотни.