Адам

Василий Московский

Адам

1

Ворона ловко перемахнула через бетонную плиту, скалящуюся ржавыми рёбрами каркаса, и мягко опустилась на ноги. Амуниция даже не звякнула – у Сан Петровича с этим было строго. Не зря он её гонял, заставляя многократно перевязывать ремешки креплений, чтобы и бегать было удобно, и нигде ничего не громыхало. Поначалу это очень выматывало. А потом ничего – привыкла. И теперь каждый раз мысленно благодарила отчима за науку, незаметно проскальзывая мимо преграждающих путь чудовищ или их логовищ.

Девушка отёрла стёкла противогаза от налипшей на них пыли. Дозиметр знакомо потрескивал. Радиации здесь было меньше, чем в центре. Там фонило так, что, казалось, вот-вот мозг выкипит. И даже чудовища там не селились. Да там и не было ничего, кроме застывших чёрным зеркалом расплавленной земли и металла. Ведь, именно туда был нанесён самый тяжёлый удар…

Отчим говорил, что люди, которые жили там, погибли мгновенно – рассеялись пеплом, да даже и пепла от них не осталось. Наверное, даже испугаться не успели. Счастливчики! По сравнению с теми, кто выжил после, им несказанно повезло…

Подумать только! Столько лет прошло, а всякой заразы меньше не стало! Сан Петрович говорил, впрочем, что Земля ещё не скоро оправится от такого удара. Если, вообще, оправится.

Ворона, мягко, пружинисто ступая, пошла вперёд по расколотому камню и крошке, бесшумно и быстро, как ветер, скользящий над пустошами. Она оказалась в чём-то вроде развороченного туннеля. По сторонам высились расколотые ударной волной и яростными штормами стены, над которыми нависали разорванные полотна автострад, разрушенные мосты с вывороченными стальными перекрытиями. Ледяной ветер завывал среди руин. По небу плыли жирные клубы чёрных туч, подожжённые по краям лучами яростного солнца. Мертвенный холод ощущался даже под слоями защитного костюма и лёгкой брони. Сколько Ворона ни бродила по разрушенному городу, всё равно не могла привыкнуть к его промозглой тишине, нарушаемой лишь замогильным воем ветра в руинах, скрежетом разорванного металла да шорохом песка, гонимого ледяными порывами.

Место было незнакомым. Но она всецело доверяла чутью Ракеты. Ракета – огромный мохнатый енот, чуть меньше котопарда, когда стоял на всех четырёх лапках, а если поднимался на задние, присматриваясь, принюхиваясь, то мог сойти и за маленького человечка, достававшего ей почти до самого плеча.

Когда-то давно Ворона спасла зверька. Тогда енот вступил в схватку с двумя – двумя! – вампирами. Одному он выцарапал глаза и разодрал глотку, а второму разорвал перепончатое крыло и сильно расцарапал морду. Один! Обычно даже крупные лютоволки и котопарды прячутся, едва заслышат в поднебесье характерный хлопающий звук и резкий клёкот, который издают крылатые чудовища, когда кружат над выжженным городом. Но енот оказался либо очень тупым, либо очень агрессивным и отчаянным. Может быть именно эта бешеная отчаянность зверька заставила Ворону вмешаться, и разрядить в башку страшного крылатого хищника последние разрывные пули. А, может быть, каким-то странным извращённым чувством она ощутила некое родство с ним. Так же как и она, похоже, он был одинок в этом искорёженном Апокалипсисом мире. И он так был похож на маленького толстенького человечка, яростно и отчаянно отбивающегося от нависающего над ним монстра, касаясь лапками-ручками камней, ища опору. Так же как человек он цеплялся за жизнь, отчаянно, яростно, бешено, надеясь, если не победить, то хотя бы сражаться до последнего.

Человек. Когда в последний раз Ворона видела людей? И как жаждала их найти! Сан Петрович оставил ей свои записки и карты, испещрённые его пометками. Он тоже давно искал людей, веря в то, что ещё есть уцелевшие. Верила и Ворона.

Ракета бесшумно и быстро, точно серая тень в полумраке, скользил по растрескавшейся земле, похожей на обветренную кожу поверженного гиганта, тронутой порослями бурого мха и чахлой травы. Он то и дело останавливался, оборачиваясь, сверкая глазами – не отстала ли Ворона. И убедившись, что его “детёныш” следует за ним, продолжал путь.

Коридор замкнулся над головой аркой тоннеля, незатронутого взрывами. Ракета остановился, скользнул в сторону, за бетонную плиту. Ворона опустилась на колено рядом.

Енот приподнялся на задние лапки, опершись передними о железные прутья. Принюхался. Бросил умный многозначительный взгляд на Ворону, обошёл её и затрусил к тоннелю. Можно идти.

Ворона, на всякий случай, надвинула на глаза прибор ночного видения, и осторожно двинулась следом.

Тоннель был длинным. Корни, свисающие из дыр в пробитом куполе, колыхались, готовые присосаться к живой плоти. Аккуратно огибая их, девушка вышла к огромной, похожей на амфитеатр, воронке. На дне, устланном битым камнем и кирпичом, ржавела старая техника, заваленная обломками и мусором.

“Стёкла не бьют, потому что их нет!

Сказка о том, где был солнечный свет!”

Ворона, вдруг, ощутила смутную тревогу и беспокойство. Да и Ракета положил ей на ногу лапку, мол, не лезь! Дай присмотреться!

Енот приподнялся на ноги, повертел скуластой головой. Острые ушки двигались, точно локаторы. Дёрнул зубами за рукав защитного костюма, мол, присядь – не отсвечивай. Подожди.

Ворона послушно опустилась на колено. Енот так же встал на все четыре лапы. Зверёк осторожненько юркнул в сторону по поросшей кустарником осыпи. Ворона, по-кошачьи, на полусогнутых, последовала за ним, стараясь не оскользнуться на краю, и не привлечь ненужное внимание шорохом катящихся камней. Снова остановка. Енот внимательно осматривался, а Ворона прильнула к оптическому прицелу автомата, обведя взглядом окрестность.

Ничего особенного.

Она, оторвалась от прицела, и тут же услышала странный шорох – слабый, будто ветер вздохнул среди развалин, – но она его услышала! Енот напрягся, готовясь защищать своего “детёныша”, если надо.

Ворона резко обернулась в сторону звука, вновь прильнув к прицелу. Палец замер у спускового крючка.

И то, что она увидела, подействовало как хороший удар прикладом по морде.

Там, впереди, у фрагмента стены с обнажёнными рёбрами каркаса, Ворона увидела человека. Человека!

Изящная фигура отделилась от разрушенной стены, почти в три прыжка добралась до осыпи на противоположной стороне, и подобно котопарду взобралась на неё… Идиот, что ли? Встал на самом открытом месте! Что-что? Не обманывают ли глаза?! Да на этом конченном даже защитного костюма нет! Да чего там, костюма! Он же голый по пояс! В одних армейских штанах! Ворона физически почувствовала кожей обжигающий холод, который, по идее, должен был чувствовать этот долбоящер – Ворона не сомневалась, что это парень. И, признаться, даже невольно залюбовалась им. Тощий, да ладный, со впечатляющей длинной гривой светлых волос, развевающейся на ветру. В этот момент, сквозь клубы мрачных туч, проглянуло солнце, излив на истерзанную, выжженную землю свои лучи. Парень вскинул руки, будто приветствовал солнечный свет, будто хотел обнять солнце и небо. Ворону аж передёрнуло. После Апокалипсиса находиться под прямыми солнечными лучами было опасно – серьёзные ожоги, слепота и рак кожи были гарантированы. А этот блаженный стоял и принимал солнечные ванны, как ни в чём не бывало. И не горел??? Что за хрень она сейчас видит??? И видит ли??? Или она просто уже сошла с ума???

Выл ветер. Убийственный, бледно-белый солнечный свет заливал руины мёртвого города, отражаясь от серого раскуроченного бетона, подсвечивая ржавые остовы машин и выломанные металлические рёбра зданий. Девушка и её зверь сидели, пребывая в глубоком шоке от увиденного, продолжая зачарованно смотреть на странного обитателя мёртвого города, вывернувшего душу Вороны наизнанку.

Девушка бросила взгляд на енота.

“Я пойду”, – пробормотала она.

Енот смотрел на неё бусинками умных глаз. Прям как Сан Петрович, право слово! И осуждал за глупость, и понимал порыв, и понимал, что не удержит. Но был готов прикрыть.

“Иди”, – как будто бы сказал зверёк. – “Что с тобой делать, дурёха?! Если что, я прикрою”.

Не сводя взгляда с замершего на гребне насыпи парня, Ворона соскользнула в кратер воронки. Молнией скользнула за остов перевёрнутой легковушки. Затем – короткой перебежкой за вывороченную бетонную глыбу, на которую навалился фонарь. Следом – к вытянутой махине с выбитыми стёклами.

До парня оставалось метров десять.

– Эй! – крикнула Ворона, не спуская странного парня с прицела. – Стой! Стрелять бу…да твою ж мать!

Парень бросил на неё быстрый взгляд и…исчез! Вот, просто, взял, скользнул куда-то в сторону и растаял под порывами ледяного радиоактивного ветра.

Ворона почувствовала себя ребёнком, которого поманили лакомством, а потом взяли, и треснули по лицу. Обидно было до боли. До соплей. До замершего в груди разочарованного крика!

К горлу подкатил ком – так вдруг? Так тупо обмануться? Видимо, действительно, годы без людей свели её с ума…

Но порефлексировать не получилось.

С замершим сердцем Ворона услышала характерный, заунывный и, что самое паршивое, приближающийся вой.

Она только успела обернуться, как на крышу ржавого автомобиля, с треском и скрежетом, вскочила туша, поросшая густым серым мехом. Чёрные когти на длинных подвижных, как у человека, пальцах, царапали ржавый металл. Прямо в глаза Вороны смотрели горящие жаждой крови жёлтые волчьи глаза. А в лицо скалилась вытянутая морда с огромными клыками, способными прокусить даже каску и разорвать броник, как ветошь.

– Бобик, место! – процедила Ворона сквозь зубы, чисто для того, чтобы подбодрить себя тупой шуткой. – Сидеть!

Лютоволк утробно зарычал.

Ручищей достанет запросто. Но это ему и не надо – она попалась! Зверюге достаточно прыгнуть, а там уже всё…

Яростное шипение. Лютоволка, едва прыгнувшего, сбила на землю серая тень. Ракета!

Лютоволк барахтался в пыли, силясь сбросить с себя вцепившегося в него енота. Но зверёк своё дело знал. Он уворачивался от мощных лап и челюстей. Царапал, кусал. Рвался к глотке. И, в конце-концов, разорвал чудовищу ярёмную вену.

Булькая и захлёбываясь кровью, чудовище попробовало встать, но тут же рухнуло, дёргаясь, истекая тёмной маслянистой жижей.

Перепачканый кровью Ракета встал рядом с Вороной, изгибаясь, желая казаться больше. Зверёк глухо рычал. Мол, а ну отвалите от моего ребёнка! Отвалите, или я вас всех порву!

Было бы даже забавно, если бы не было так страшно. Крутясь из стороны в сторону, Ворона с ужасом наблюдала через прицел как со всех сторон к ним подбираются монстры. Огромные глыбы мускулов, покрытые густым мехом и вооружённые серпами-когтями и кинжалами-клыками в мощных челюстях. Тускло поблескивали золотистые глаза. Стая не торопилась. Они знали – добыча никуда не денется. Но откуда они здесь?! И почему не тронули того странного парня?! Да, Ворона продолжала отчаянно верить, с упрямством безумия, что парень был настолько же реален и жив, насколько и она сама…пока ещё жива…

Самого резкого монстра она успокоила двумя одиночными выстрелами прямо промеж глаз. Затем, дала очередь, отгоняя других.

Ещё один неожиданно рванул в их сторону. Ворона успела дать ещё очередь. Сука! Только ранила! Зверь сейчас взбесится ещё больше!

Шорох. Она резко обернулась. Вовремя, чтобы криком и очередью встретить бросившееся на неё чудовище.

Они напали разом.

Ворона и Ракета успели выскользнуть из кольца, разорвать дистанцию. Ворона прижалась к остову огромной машины, паля во все стороны.

Патроны в рожке закончились.

Сука!

Нужно время, чтобы перезарядить! Да где ж его взять?!

Выхватив рожок из кармана бронежилета, Ворона перекатилась в сторону. Чуть не в лапы так вовремя подоспевшему монстру. Но его “взял на себя” Ракета, и теперь, звери катались в бетонной пыли.

Сейчас, дружище, помогу!

Грёбаный рожок не вставлялся – руки тряслись как у сопливки. Щелчок! Есть! Встал!

Но было уже поздно.

Монстр подскочил к ней и двинул лапой, наотмашь. Ворона инстинктивно прикрылась автоматом. Удар выбил оружие из рук, чуть не оторвав эти самые руки.

Борясь с шоком, Ворона отскочила – на уровне рефлекса.

Вырвала из кобуры пистолет. Два выстрела точно в пасть монстру. Взвизгнув, тварь рухнула в пыль.

Удар. Её подбросило в воздух. Она тяжело грохнулась на камни. Удар выбил воздух из лёгких, ослепила вспышка боли.

Огромная лапа, похожая на гигантскую человеческую руку прижала к земле. На стёкла окуляров противогаза закапала слюна. В голове бил колокол. Сознание мутилось. Алая пасть, полная острых кривых зубов с двумя мощными клыками, обдала влажным жаром. Сейчас тварь оторвёт ей башку. И Вороне, вдруг стало так смешно, что она хрипло расхохоталась, дико, безумно…

И сквозь свой хохот она услышала:

– Фу! А ну, не трогайте! Фу, кому сказал! А ну, ко мне, пёсики! Ко мне, милые!

Зверь снял с неё лапу.

А потом, её подхватили на руки.

В лицо её смотрели странные тёмные, с лиловым оттенком глаза на тонком лице, обрамлённом длинными, светлыми, почти белыми волосами.

– Живая! – выдохнул тот самый странный парень, что принимал солнечные ванны в ультрафиолете и обращался к лютоволкам как к домашним пёсикам. – Я сейчас к папе тебя отнесу! Он поможет! Он у меня знаешь какой умный и хороший! Он всё знает и всё умеет! Ты только не молчи! Скажи что-нибудь!

– Охренеть! – только и успела выдавить Ворона, прежде, чем отключиться.

2

Первое, что Ворона почувствовала, когда очнулась – это странную, скользящую свежесть на лице, предплечьях и кистях рук. Будто бы по ним проводили тонкой, воздушной вуалью прохладного шёлка. Было приятно. Что-то едва слышно потрескивало. Слышались шаги. Она лежала на чём-то мягком. Голова явно покоилась на самой настоящей подушке. Тело, по грудь, укрывало пуховое одеяло, тёплое и уютное.

Она шевельнула рукой. Рука попала во что-то мягкое и тёплое. Шерсть. Шерстяной комок заворчал, зашевелился. Ракета! Енот осторожно наступил лапками ей на плечи и облизал лицо – радовался, что она проснулась.

Ворона разлепила глаза. Увидела над собой скуластую мордочку в маске со стоячими заострёнными ушками, слегка шевелящийся влажный чёрный нос и чёрные бусинки глаз. Девушка улыбнулась, с трудом подняла перебинтованную руку – тело было как не своё, – и почесала друга за ушком, с наслаждением погрузив пальцы в длинный мех.

Было уютно, тепло, хорошо. Так бы лежать, и не вставать никуда.

Но тут, Ворону будто бы окатило ледяной водой, смывая остатки ленивого оцепенения. Она глубоко вздохнула, попыталась встать, но не смогла – мышцы одеревенели и утратили всякую силу. Она лишь смогла беспомощно застонать. Она лежала на простой железной кровати со спинками из тонких прутьев, какие были в древних домах. Лежала в дальнем углу небольшой комнаты, освещённой бледным дневным светом, льющимся из окна напротив, прикрытого лишь лёгкими занавесками. С потолка свисали пучки ароматных трав. В дальнем углу, справа от тяжёлой двери, в специальном, обложенном плиткой, месте, стояла буржуйка. В ней полыхали поленья.

Ворона с ужасом поняла, что она лежит совсем голая, не считая, майки и трусов, лишённая малейшей защиты от всепроникающей радиации и ядов, оставшихся с Апокалипсиса. На смену ужаса пришло немое отчаяние. Ну, вот и всё! Наверняка уже нахлебалась! Сейчас начнётся чудовищная интоксикация организма, а волосы, зубы и ногти будут выпадать вместе с ошмётками обожжённой и вздувшейся кожи и плоти! Будет усиливаться сводящая с ума боль, она ослепнет и будет биться в конвульсиях и безудержной рвоте…

И ничто теперь её не спасёт!

И кто такое с ней сделал? Тот ли это странный парень – последнее, что она помнила после лютоволков.

А Ракета – ничего! Сидит себе, смотрит на неё своими проницательными глазками, мол, ты чё дёргаешься, дорогуша?! А раньше он её зубами и лапами оттаскивал от опасных мест, и не давал идти туда, где фонило сильно.

– Да ты не бойся, маленькая! – услышала она ласковый женский голос совсем рядом. – Тут всё чисто. Вон, даже трава и деревья растут нормально.

Ворона обернулась. И, на мгновение, онемела от накативших на неё чувств. К ней подошла женщина с большой металлической кружкой в руках. Человек! Человек! Выживший! Сан Петрович был прав! Прав, когда говорил, где искать людей, которые могли ещё остаться! И прав оказался в своих расчётах и прикидках! А она ещё сомневалась! Верила, конечно, но сомневалась!

Сан Петрович был последним человеком, которого видела Ворона. Сама она думала, что, наверное, людей больше и не осталось вовсе в этом искорёженном ядерными взрывами, заразой и ядами мире. Тех, кто выжил в первых волнах Великой Скорби, или, как говорил Сан Петрович, Великой … шибанутости, добили радиация, голод, яды, болезни и…твари, невесть откуда появившиеся на смену старой флоре и фауне десяток лет спустя. Да даже и те жалкие остатки, которые надеялась найти Ворона, должны были представлять собою иное зрелище, чем эта дама, и жаться в подземелье, пытаясь обеспечить себе хотя бы смерть в относительном покое. А эта женщина хоть была немолода, но выглядела до странности хорошо. Первое, что бросилось в глаза – на ней не было ни защитного костюма, ни даже маски, защищавшей органы дыхания. Чистая, даже ухоженная (впрочем, и Ворона за собой старалась следить – просто, как символ того, что сдаваться она не собирается), со статной осанкой. Округлое лицо, изборождённое тонкой сеточкой морщин, улыбающиеся серые глаза так и лучатся теплом, от которого на душе становится хорошо. Русые волосы с прядками седины, забраны под алую косынку. Руки грубые, привыкшие к физическому труду, но женственные. На ней была потрёпанная серая телогрейка, надетая поверх тёплой кофты, серые же штаны и старые сапоги.

– Попей. Это бульон, – женщина поднесла ей к губам кружку с ароматно пахнущей жидкостью – от запаха в животе Вороны заурчало. Когда она в последний раз ела? Ракета не спускал с женщины недоверчивого взгляда, но к Вороне приблизиться позволил. Значит, опасности не чувствует, а за время, что проводила с ним Ворона, она поняла, что зверёк редко ошибается. – Ничего не бойся. Пей!

– У вас иммунитет? – прохрипела Ворона.

– Какой иммунитет? – удивилась женщина.

– К радиации. К заразе…

– Да какой иммунитет! – улыбнулась женщина. – Нас Адам защищает.

– Адам?

– Адам, – ответила женщина так, будто бы Ворона просто обязана знать Адама, и не знает лишь по какой-то нелепой случайности. – Адамка. Сынишка начальника нашего. Он тебя, кстати, и притащил. И зверька твоего. И, во многом благодаря ему у тебя кровь не хлестала, и Егор Матвеевич тебе помочь успел. Адамка нас защищает, и лечит. И благодаря ему тут нигде никакой заразы нет. И земля родит лучше. У нас даже цветы, травы и деревья растут, такие как до Великой Скорби.

Ворона закрыла глаза, устало опустившись на подушку. Сил удивляться и возмущаться, чего-то требовать совсем не было. Со временем, она во всём разберётся.

– Пей, – в очередной раз предложила женщина.

Ворона приподняла голову. Женщина бережно придержала её за затылок и поднесла кружку к губам. Бульон был тёплый, наваристый. От него по телу разлилось приятное тепло, и в животе поселилось чувство наполненности и удовольствия.

– Бедненькая, – всё приговаривала женщина, – А худенькая какая! Ну ничего! Вроде, здоровенькая, без увечий. Выходим, вылечим! И не таких на ноги поднимали.

Тётушка говорила так, будто бы Ворона уже решила, что останется здесь. Видно, что эти люди не представляют опасности, и намерения у них добрые. Но, стоит ли доверяться первому впечатлению? А, с другой стороны, чего она думает? Она же хотела отыскать людей! И искала так долго! И, вот, теперь, когда отыскала, наконец, почему же её гложут сомнения, и радость подтачивается едва уловимым, но стойким, чувством страха?

– Спасибо, – поблагодарила девушка, когда выпила весь бульон. – Кто вы? И что это за место?

Женщина внимательно посмотрела на неё.

– Ты издалека, – это был не вопрос.

– Я из города, – ответила Ворона. – Жила там.

– Батюшки! – воскликнула женщина. – Как же там жить?

“Забавная странность, ведь, почти тот же вопрос я хочу задать и вам!”, – подумала про себя Ворона.

– В бункере мы жили, – ответила Ворона, чувствуя. Что с этой женщиной её странно тянет на откровенность. – С Сан Петровичем.

– Это папа?

– Нет…отчим. Родителей я почти не помню… Он один меня на ноги ставил.

Женщина сочувственно покачала головой:

– Надо же! Как Адамчик наш. Его же Егор Матвеевич тоже тут, в лесу нашёл.

Ворона пока промолчала. Да кто они все такие?

– Здесь раньше церковь была, – продолжала женщина. – И поселился тут сначала Егор Матвеевич и пара его однополчан. Как могли, наладили тут всё. Потом Егор Матвеевич Адамку нашёл и взял к себе. Воспитывал как родного сына. А потом, к нему потянулись другие. Я пришла, когда тут уже с десяток человек прижилось. Сама в лесу помирала, да подобрал меня дед Игорь. У меня ж тоже, почитай, и не осталось никого. Так и живём тут. Немного нас. Не наберётся и полусотни. И в основном, бабы, старики да больные. Но ничего, живём дружно. Трудимся. Помогаем друг другу. А Егор Матвеевич за всех нас – словом и делом помогает.

Женщина помолчала.

– Хочешь, и ты с нами оставайся…

Ворону этот вопрос, одновременно обрадовал и напугал.

– А примете? – неожиданно для себя спросила девушка.

– А чего не принять? Только, ты наперёд, с Егор Матвеевичем поговори. Он примет. А ты с ним познакомишься, – женщина тепло улыбнулась. – Он необыкновенный.

3

Когда Ворона достаточно окрепла, что могла стоять, она первым делом отправилась осматривать поселение. Благо ей не препятствовали, и даже вернули кое-что из оружия. Исправный пистолет с последними оставшимися у неё обоймами к нему. И, что самое удивительное, вернули даже "Калаш" с тремя последними магазинами.

День, когда Ворона-таки вышла на ознакомительную прогулку, выдался тёплым и солнечным. По грязно-синему небу плыли обрывки матово-чёрных туч, подсвеченные по краям тёплыми, но не обжигающими солнечными лучами. Дул приятно-холодный ветер, треплющий непослушно спадающие на щеку пряди, выбивающиеся из короткой косы, и воздух казался сладковато-тёплым, бодрящим и чистым. Таким дышать – не надышишься. От такого кажется, что крылья у тебя за спиной вырастают. А тело становится лёгким-лёгким. И даже чувствуешь, что стоит тебе хорошенько оттолкнуться ногами, как ты полетишь далеко ввысь, далеко за пределы искажённого человеческим безумием мира.

Однако, Ворона не поддавалась захлёстывающему чувству эйфории. Она шла по просторной улице, тянущейся между редкими, но большими и добротными домами, собранными из грубо обтёсанных брёвен, и утеплённых дерюгой, или паклей. Крыши были покрыты лапами чудовищных деревьев, широких, тёмных, густо поросших длинными иглами, надёжно прикрывающими дома от непогоды. Ветки были наложены на чёрные, или серые листы неизвестного Вороне материала. Окна домов закрывали либо деревянные ставни, плотно прилегающие друг к другу, либо же потные занавеси.

Что её особенно поразило, так это то, что во дворах каждого из домов имелся свой огород. А перед окнами были разбиты цветники, пестреющие алыми, жёлтыми, или огненно-рыжими венчиками. То и дело ей попадались женщины в телогрейках и длинных юбках, стирающие на крыльце, или тащащие сумки, набитые сушёными травами. Мужчины таскали канистры, или вёдра с водой – за поворотом, на широкой деревенской площади, Ворона увидела водокачку, к которой выстроилась небольшая очередь. Завидев её, стоящие в очереди люди, и мужчины, и женщины, приветливо поздоровались с ней. И это было настолько искренне и дружелюбно, что Ворона почувствовала, как её подозрительность уменьшилась ещё на добрую треть. Да и чего ожидать от стариков да баб с детьми. Мужчин – здоровых и крепких, – в деревне и правда было мало. И те не выглядели богатырями. И, что особенно интересно – они все были безоружны!

Особенно всеобщее внимание привлекал Ракета. Люди заглядывались на него, улыбались. Он лишь многозначительно оглядывал приближающихся к нему и даже, иногда, давал себя погладить. Это удивительно и приятно. Раз зверёк не чувствует угрозы, значит, её нет, и людям этим он, худо-бедно, доверяет.

– А, вот ты где! – Ворона оглянулась. Ей в лицо, чуть ли не от уха до уха, улыбался тот самый странный парень. Светлые волосы удивительной гривой обрамляют тонкое, точёное лицо с заострённым подбородком и по-девичьи мягкими чертами. Большие сине-лиловые глаза искрятся неподдельной радостью. Теперь он был одет чуть больше, чем в городе – на нём была запылённая майка с выцветшим рисунком и жилетка со множеством карманов. Ворона невольно залюбовалась его искренним и чистым взглядом и красивыми, тонкими руками, белыми и совершенными, как у мраморной статуи, выточенной искусным скульптором. И, что самое странное, парень вызывал чувство умиротворения, покоя и даже умиления, какое бывает, когда видишь что-то очень красивое, маленькое и хрупкое.