Ты только живи. Рассказы

Вдруг дверь соседей открылась и на площадку выкатилась соседка. Она была маленького роста и полненькая, одевалась ярко и была похожа на рождественский елочный шарик.

– Ой, Ирыночка, шо ж Вы тут стоите? Идемте ко мне ж… Там посидим, поговорим… Как вы, как ваше драгоценное здоровье? А что неотложка вас увезла вчера, а вы ж уже туточки опять… – тараторила соседка.

– Спасибо, все более менее… Вчера Виктора увезла неотложка, ишемический инсульт, еле откачали. Да и меня чуть за ним не увезли… Вот такая беда, Целя Иосифовна… Вот такая беда… – повторила Ирина, уже для себя, чтобы в полной мере осознать случившееся.

– Ой, оййй… Ничего, душенька, ничего… Все под ним ходим,.. Он всё видит… Верьте, всё будет хорошо… – ноткой напускной скорби, произнесла Целя Иосифовна.

– Мама, а что ты тут стоишь? – спросил сын, поднимаясь по лестнице и неся сумку.

– Да, просто не могу войти… Сил нет войти туда, где папы нет – сказала Ирина, открывая ключом дверь.

– Ну, пошли я тебя провожу, да поеду, съезжу к Андрею, а ты отдохни немного. Мы съездим в больницу и к знакомому врачу, а потом заедем за тобой. Андрей уже в больнице был. Все хорошо с папой. Лежит, всё ему делают. В сознании. К нему пока нельзя. Состояние средней тяжести. Вечером придет Наташка с детьми, пока тут побудут с тобой – говори Артём, пропуская Ирину вперед, входя в квартиру.

Ирина вошла и сразу села на пуф, стоящий у двери. Ноги дрожали от напряжения и усталости. Сердце частило и ломило. Пришло время принять таблетку и поесть, она еще не ела и в желудке отчего – то жгло, скорее всего от голода и жажды.

– Мама, давай помогу тебе – сказал Артем, снимая с неё пальто и расстегивая сапоги.

Ирина прошла на кухню, приняла таблетку, поставила чайник и пошла в ванну. И тут её накрыло, как будто волной. В груди, стоящий комок вдруг вырвался наружу, ей не хватало воздуха, слёзы градом катились, не переставая, и Ирина зарыдала в голос. Она голосила и голосила…

Сын стоял в проёме двери и не знал, что делать. Дать ей проплакаться или поить валерьянкой. Его вид был растерянный и всклоченный, как у молоденького галчонка, готовившегося вылететь из гнезда.

Вдруг Ирина увидела сына и остановилась. Что её остановило, она не поняла или всё выкричала, или взъерошенный и растерянный вид сына… Она только сейчас осознала случившееся, а еще, что жизнь на этом не заканчивается…

– Извини, сына, извини… Не смогла сдержаться. Утром собирала вещи Виктора, мне так пусто без него всё показалось, да и уколы ещё действовали, а сейчас прорвало, напугала тебя… Прости – прошептала Ирина, выходя из ванной.

Вскоре Артём уехал, убедившись в том, что с матерью всё в порядке.

Ирина прилегла в спальне и лежала, рассматривала картины на стене и вспоминала знакомство с Виктором, как она приехала в город на учебу, а еще слова её бабушки, как же они её тогда ранили и били, хлестко с отмашкой, зная, что каждое слово падает в точку и ранит её.

– Я всё время думала, почему в моей жизни все не просто и что не так… Я рано поняла, что меня не любили и не всё мне говорили, только не могла понять, почему… Я всегда сочувствовала матери. Мы жили очень бедно, в маленькой хатке вместе с бабушкой. Отец её не любил, пил и часто бил, а мама всегда отыгрывалась на мне. Мою младшую сестру она любила, баловала и всегда лучше одевала и кормила, а мне доставались старые её платья, перешитые на меня и то, что останется со стола. Я всегда хотела спрятаться и уйти куда – ни будь, только чтобы меня не обижали. Я чувствовала себя лишней, а иногда хотелось от этого просто умереть. Я думала, что умру, а потом все будут жалеть и любить меня – вспоминала Ирина.

Она не могла никак ни на что переключиться. Воспоминания нахлынули, как водопад. Они долго не давали о себе знать, пока Виктор был рядом. Виктор не давал ей такой возможности думать об этом.

– Моё сердце отказывалось работать и все время мне приходилось пить таблетки. Мать считала, что этого достаточно. Когда я закончила 8 классов меня мой дядя, мамин брат, забрал в город, и я поступила в училище швейной фабрике. Вот это было счастье. Мне дали общежитие. Как же там было красиво. Голубые стены, большие окна. Там был душ и прачечная. Моё сердце стучало радостно, у меня появилась надежда на новую жизнь, но однажды мне сообщили, что мой дядя в больнице. Он был сердечником. И когда я пришла навестить его в больницу, он мне и рассказал историю моей матери и моего рождения. Я была в шоке. Мне хотелось кричать и плакать. Я ничего не понимала тогда, почему свои ошибки мать переложила на меня и тогда я поняла, почему моё сердце отказывалось работать. Это сейчас я понимаю, что в животе малыш все понимает, а особенно, что он не нужен и нежелателен. Вот откуда это подсознательно желание уйти из жизни и отказ от жизни. Вот тогда я и поехала домой в деревню к бабушке, чтобы выяснить всё. Господи, лучше бы я не ездила, потому, что меня там никто не ждал.

Часть 5

– Ирина, ты пойми и не суди мать. Она была молодая, глупая, а отец фронтовик, бравый, жаль только с одинокими бабами. Бабы на него вешались пачками, только бы забеременеть, мужики почти все там остались, на войне, или пришли покалеченные. Кто на тело, а кто и на всю голову. Вот твой отец он, точно был ушибленный на всю голову. Ну, в общем, твоя бабка его приняла и жили они, если честно, то не очень хорошо. Гулял твой отец и пил много. Бабушка была его старше лет десять, а то и одиннадцать. И вот твой отец обратил внимание на твою мать. Она была молоденькой, красивой и веселой, в отличие от его жены, уставшей от его пьянок. Твой отец распушил хвост, как павлин, и соблазнил твою мать. Мать полюбила этого павлина, и они таились до тех пор, пока бабушка не застала их. Отец поклялся, что все закончилось, что это просто случайность и что твоя мать сама его соблазнила. Бабушка и это простила бы, все же женское требует своего, тебе этого пока не понять, если бы не беременность твоей матери. Если в двух словах, то бабка твоя распорядилась так, что бы позор дочери скрыть, женить твоего отца на своей молоденькой дочери и отделить их. Вот так ты и родилась. Остальное ты знаешь. Вот почему тебя твоя бабушка не любит. Говорят, что если существует какая- то ненависть, даже скрытая, ребенок это чувствует и может заболеть. Я думаю вот ты и заболела. Не хочу судить свою сестру и племянницу. Война много дел натворила, но я видел, как к тебе относились они. Не любили, обижали. Дуры бабы, не понимали, что мужик мужиком, а дитё – не виновато. Сколько баб осталось холостыми, и дитя не родили, а твоей матери такое счастье выпало, до сих пор бабка твою мать не простила, а причём здесь мать, когда рядом такой котяра облизывался. Вот я и решил тебе помочь. Как закончила восемь классов, решил забрать сюда в город. Я не смог семью завести. Сердце не даёт. Болит, не знаю, где и что случится. Вот тебе помочь сумею… Только хочу сказать тебе одно, счастье и тебе заказано. Сердце твоё оно не выдержит всего, что может случиться в семейной жизни. Когда ты лежала в больнице, я спросил доктора, он мне все и рассказал. Видать, ты в меня. Просто живи, работай, радуйся, что живешь, а семью тебе не потянуть. Береги себя, для чего-то Господь тебя же явил на этот свет. А домой не езди, ты там никому не нужна. Успокоишься, и сердце успокоится.

Ирине хотелось кричать и плакать. Она вспомнила своего дядю, единственного человека, который любил и заботился о ней. Он ушел недавно, просто не проснулся после очередной операции на сердце, а сейчас в реанимации был её любимый муж.

– Я ничего не понимала тогда, почему свои ошибки мать переложила на меня и тогда я поняла, почему моё сердце отказывалось работать. Это сейчас я понимаю, что в животе малыш все понимает, а особенно, что он не нужен и нежелателен. Вот откуда это подсознательно желание уйти из жизни и отказ от жизни. Вот тогда я и поехала домой в деревню к бабушке, чтобы выяснить всё. Господи, лучше бы я домой не ездила, потому, что меня там никто не ждал.

– Как же это было? – подумала Ирина.

После разговора с дядей, она отпросилась с работы на два дня перед выходными и поехала домой. Дома она давно не была, почти год. Сестра иногда приезжала, но ненадолго и по своим делам, но никогда ничего из дома не привозила и ничего не рассказывала. Лучше бы она не ездила. Сначала несколько часов на местном поезде, потом на старом пазике, совсем вымотали Ирину. Сердце стучало с удвоенной нагрузкой. Она устала очень. Есть не хотелось. Голова болела от голода, но ничего не могла проглотить. Только пила воду. Она очень волновалась, переживала о том, как ей получиться поговорить с бабушкой и матерью. Об отце она не думала. Что может сказать спившийся человек, для которого необходима только выпивка и её количество. Она ехала и вспоминала о том, как пьяный отец устраивал разборки полетов, как кричала и плакала мать, как потом он бил её, а бабушка стояла и смотрела, и как ей, Ирине казалось, а сейчас она отлично понимала, что нет, что бабушка улыбалась, злорадствуя. Ненависть или что это? А еще, как она, Ирина пряталась сама и брала с собой младшую сестрёнку под стол, прижимала её к себе и закрывала ей уши. Чтобы не слышать этого ужаса. А потом начинался ужас для неё, когда отец, получив то, что хотел от матери, засыпал… Мать разыскивала, их под столом или где – то в другом месте, как например чулане, или под крыльцом, и начинала вымещать своё зло и ненависть, забрав младшую сестрёнку. Она кричала всё, что придет в голову… А Ирина, сжимаясь в комок, старалась стать незаметной и раствориться в темноте чулана, чтобы мать только скорее выкричалась и ушла, и потом начинался ужас для Ирины. Сердце колотилось, голова болела, а она не могла понять, за что и почему? Она понимала, что она никому не нужна, и никто о ней не заботился. Сколько раз ей приходили мысли о том, что ей незачем жить. А еще, если б она умерла, то все бы с облегчением вздохнули. Она в тихом ужасе, сидя под столом, слушала, как отец в пьяном угаре храпел или домогался внимания матери, а потом довольный засыпал. Как плакала мать, не думая о том, что её дочь всю ночь сидит под столом или в чулане. Мать никогда не интересовалась, как она себя чувствует и что ей хочется.

– Что сделать если ты больная уродилась, живи, пока живешь. Сама виновата и твой папаша… Скорее бы ты сдохла – нахлебником станет меньше – кричала в запале мать.

Ирина раньше думала, что это от боли и обиды на отца и на свою судьбу, а сейчас она поняла, что это от безысходности и ненависти к ней и своей матери. А что может родить ненависть – только ненависть. И Ирина это понимала. До пятнадцати лет ничего хорошего в её жизни не происходило. Училась она, не смотря ни на что, хорошо. Иногда приезжал дядя, и он обещал её увезти в город. Мать новых вещей ей не покупала, а перешивала свои старые, поскольку считала, что нет необходимости на неё тратить деньги. А их всегда не хватало. Зато её сестрёнку одевала, как куколку.

– Танька, она моя любимая девочка. Она родилась, когда отец не пил, и я была счастлива. Она дитя любви, а ты греха, и отстань от меня, обойдешься и так – говорила мать, ничего ей не объясняя, на её просьбы что-то ей купит или сделать.

Таньке все было лучшее – и кусок – вкуснее и больше, и одежда – лучше и наряднее, и мать её ласкала и обнимала чаще, а вот Ирину – никогда. Ирина никогда не помнила, что её бабушка обнимала или целовала. Всегда сунет, как кошке тарелку и скажет – на, ешь…… И всё. Или начнет ругать за то, что не сделала или нужно сделать.

И вот сейчас всё всплыло на поверхность. Что она тогда ощущала, когда ехала домой? Обиду? Боль? Но, главное – за что? Сердце все понимало и отказывалось работать, стучало с перебоями, частило, но Ирина решила всё выяснить раз и навсегда. Что это? Юношеский максимализм или просто желание знать, не думая о последствиях. Она тогда не знала, что этот разговор будет стоить ей почти жизни, но случится чудо, и это чудо свершит Виктор.

Пазик остановился на небольшом перекрёсточке. Там стоял указатель – Деревня Выдрино – 1,5км. Ирина вышла. Она остановилась, осмотрелась и решительно пошла в сторону деревни. Дорога была грунтовая, разбитая. Извивалась змеёй вдоль поля с подсолнухами и лесом. Было приятно идти и вдыхать свежесть и запах цветущих подсолнухов. Этот запах её возвращал в детство и в её переживания. По мере приближения к деревне, Ирина шла всё медленнее. Около деревни в тени леса был сделан грибок из тёса и две скамеечки рядом с ним. Она присела на одну скамеечку, разулась, устали ноги. Ей хотелось посидеть и настроиться на встречу с родственниками. Сердце в волнении частило. Ирина достала небольшую бутылочку с водой и таблетки. Выпила таблетку, запила её водой и задумалась ненадолго, потом обулась, резко встала и решительно двинулась в сторону дома. Чем ближе подходила к дому, тем медленнее она шла. Сельская улица, таких, неухоженных и раздолбанных множество по всей стране, но это была её родная улица. Здесь за эти три года, когда она уехала в город учиться, ничего не изменилась. Как всегда у соседей у двора дрова, стог сена и куча навоза. Новые ворота и стоит старый мотоцикл, военный Урал, с коляской, приспособленной для перевозки сена. Как тогда выскочила их собака Зойка, названная в честь тещи хозяина. Зойка её узнала, скулила и прыгала от радости. Хоть собака обрадовалась её приезду. Рядом был дом её родителей. Это была полная противоположность. У дома и палисадника росла крапива и мальва в рост человека. Калитка палисадника болталась на одной петле. Ирина постояла немного и вошла во двор. Двор был запущен. В углу была куча всевозможного мусора. Сам двор зарос тоже травой. В траве просматривались две тропинки: одна к старому, обшарпанному дому, а другая – к бане. Огород был не засеян. Всё выглядело запущенным и заброшенным, и только три кошки выбежали ей навстречу, что говорило о том, что здесь живут люди. Ирина остановилась и осмотрелась. Ей хотелось осмыслить все и собраться с мыслями, перед тем, как войдет в дом, но дверь бани скрипнула, и Ирина увидела бабушку.

– Кто здесь? Ты кто? – спросила её старуха, опираясь на старую лыжную палку и поправляя старый замызганный платок, надетый маленьким концов наверх.

– Здравствуй бабушка, это я, Ирина. Я приехала, навестить вас. Как твоё здоровье – почти прокричала Ирина.

– А что? Ждешь наследства? Не дождешься… Ещё жива… – покаркала старуха, поворачиваясь уйти, потом немного подумала, обернулась и спросила:

– А что? Что случилось или деньги нужны, так у нас нет их. А что привезла? Может конфетки и чай есть, а то надоело траву заваривать, а?

– Да, бабушка, я тебе гостинцы привезла – сказала Ирина, намереваясь войти в дом.

– Туда не ходи, не надо… Там гости, со вчерашнего ещё не вставали, пойдем в баню… Я там теперь… – почти прошипела от злости и безысходности старуха, поманив её за собой.

Ирина пошла за ней, а кошки потянулись за ними.

Баня, была переделана под маленькую избушку с печкой и лежанкой. В углу стоял маленький стол, покрытый старой клеёнкой, на нем стояла грязная сковородка, с остатками жареной картошки и кружка с остывшим чаем.

– Ну, что привезла? Сейчас чайник поставлю. Проходи. Вот теперь тут живу. Без бани живу. Так и моюсь в тазу. А твои совсем спились. Отец то плох. Не жилец, а туда же. Вот умрет, матери жить не на что будет. Что пенсия у нас колхозная, слезы, две бутылки и 3 буханки и всё – проскрипела бабушка.

Ирина села на лежанку с грязным тряпьём. Ей вспомнилось её общежитие и чистая свободная комната, прачечная и душевая. Оно ей показалось раем. Жизнь дала ей возможность выбраться из этой жизни.

– Ну, чего молчишь? Что не нравится? Как там мой братец поживает, убогий, а всё еще живёт? Чё привезла, давай… – тихо сказала она и поспешно сглотнула слюну.

Ирина достала карамельки и чёрный байховый чай, а также сливочное масло в стеклянной пол-литровой банке, иначе бы растаяло, немного колбаски и плавленые сырки. А еще она для бабушки купила простые хлопчатобумажные чулки, сорочку и платочек.

_ Это тебе бабушка, носи. Зарплату у меня небольшая, но все равно хотелось тебе привезти подарок – сказала Ирина, думая, как задать свой вопрос, который так её волновал.

Старуха все взяла, стала рассматривать и заплакала. Она тихо сидела на топчане и поглаживала своей старой сморщенной рукой подарки и тихо плакала. Вернее просто слёзы капали на подарки, а она склонилась и делала вид, что рассматривает их.

– Дождалась… За всю жизнь, мне никто никогда ничего не дарил. Дождалась и от кого, от тебя. Значит скоро наверно умирать. Хорошо, что приехала. Всё скажу, вижу, что спросить что-то хочешь… Чай не дурра, а то зачем бы приехала. Ладно, слушай… Как я тебя ненавидела, всю жизнь. И сейчас – не-на-ви-жжууу…… Была война. Многие мужики погибли, а твой отец был ранен и направлен в тот госпиталь, где я работала нянечкой. Там мы и познакомились. А тут конец войны. Я была красивая, ты вся в меня уродилась, да твоя мать тоже. Война кончилась. Отца по ранению быстро комиссовали, и мы вернулись сюда, домой в старый дом моих родителей. Много баб одиноких было, отец твой, как начал пить и гулять и однажды допился. Я работала на ферме, уходила рано, приходила поздно. Однажды прихожу и вижу, что они спят с твоей матерью. Ей в ту пору было 17 лет. Как он клялся, что мать его соблазнила… Я поверила. В постели он хорош был. У нас пол села, твои родственники, по отцу. Кобель он оказался. Как я с этим жила не знаю, но если б твоя мать не забеременела, то может, быть всё обошлось. Пузо полезло на нос. Участковый узнал, врачиха сообщила. Стал копать. Что и откуда взялось, а потом кто-то доказал, и он пришел за твоим отцом. Вот тогда я и решила, чтобы отца твоего не забрали, женить его на твоей матери. Отец твой не соглашался, отказывался, да кто б его стал слушать. Он же коммунист, а мы с ним не были записаны, вот тогда я его и заставила формально стать мужем моей дочери, твоей матери. Если б его посадили, а тогда после войны с этим строго было, как бы мы жили. Вот так и жили втроем, пока не родилась Танька. Я ненавидела тебя и твою мать до такой степени, что провоцировала его пить и бить твою мать, а потом этого и не надо было. Он спивался, а я злорадствовала. И сейчас радуюсь, что спились, единственно, о чем жалею, что больше не родила от него, а так хотелось сына. Сын был, но я сделала аборт, побоялась пересудов и прокляла тебя и твою мать за свою испорченную жизнь. Я и сейчас тебя ненавижу всей своей душой и телом. Это из-за тебя вся моя жизнь пошла под откос, и я просто вот так убого доживаю, радует только то, что дождусь, когда этот кобель сдохнет и за собой утащит твою мать. Вот тогда и мой черед придет, а ты живи и знай, что вся ненависть на тебя ляжет… Проклятая ты. Дохлая родилась, больная… – выкрикивала бабушка, как расстреливала.

Ирина сидела, как во сне, ничего не понимая, где она и что тут делает, а еще за что ей это и как с этим жить и зачем. Её сердце сжалось, как бы замолчало, и она опять представила себя под тем столом…

– Прости меня, бабушка. Прошу тебя, Христа ради прости, и я тебя прощаю.

Господь над тобой. Живи с этим. Я ухожу. Вот передай матери и отцу, когда проснуться. Я больше не приеду – сказала полу – шепотом она, сдерживая свои эмоции, сердцебиение и слёзы.

– Да, пропади ты пропадом… Иди уже… Не могу, я уже больше, а то опять проклянууууу – прорычала старуха, вслед выбегающей из бани Ирине.

Ирина, не оглядываясь и не останавливаясь, выскочила из подворья и почти побежала прочь. Как она вернулась в город и добралась до общежития, она уже не помнила. Все болело и ломило. В глазах было темно, в груди стало горячо, жгло и палило огнём. Когда пришла её соседка, Ирина уже была без сознания. Сердце не хотело работать, и она умирала.

Глава 6

Галина Насыбулько, её соседка по комнате, все её в общежитии звали просто Галкой, вошла в комнату и увидела Ирину лежащей поперек кровати в одежде в неестественной позе. Она знала, что Ирина была сердечница, так в простонародии, называют людей с пороком или заболеванием сердца. Она подбежала к подруге, перевернула её, положила на кровать и поняла, что она уже без сознания. От неожиданности, Галка закричала, подумав, что Ирина умирает. Старая железная односпалка раскладушка – кровать была неудобной, с проваленной сеткой. Ирина лежала неудобно. Галка знала, что необходимо Ирину перенести на пол, но сил у нее не было. Она попробовала раздеть Ирину, но это ей от волнения давалось с трудом. Она громко причитала и плакала, пытаясь привести Ирину в чувство.

На её крик в комнату вбежала тетя Веся, неся с собой свой нехитрый инвентарь.

Тетя Веся, сгорбленная, в синем форменном халате и белой косынке, вбежала в комнату без стука, неся с собой весь свой не хитрый инвентарь – швабру с тряпкой и веник с совком и ведром. Её глаза метались по комнате, ища источник крика. Она была похожа на маленькую горбатенькую девочку, с близко посаженными у носа глазами, почти черного цвета, похожими на глаза хорька. Они сверкали и метали искры, ища причину такого шума. Тетя Веся или Вероника Васильевна Тулибина, жила и работала здесь в общежитии с самого начала, с момента его постройки. Общежитие построили на месте усадьбы, где когда – то жила тетя Веся вместе со своим отцом и его семьей. Она была незаконнорожденная дочь хозяина усадьбы. Её взяли в дом из милости, в качестве прислуги, тем самым давая ей кров и работу. Во время революции хозяин с семейством бежал. Усадьба сильно обгорела, а она осталась одна охранять своё имущество, живя в уцелевшем пристрое. Семьи у неё не было. Когда снесли старую усадьбу и построили общежитие, её взяли на работу помощником коменданта и дали комнату. Потом, когда она вышла на пенсию, осталась жить в общежитии и работать уборщицей, а вернее техническим работником, как она величала её должность.

– Ну, чего шумишь то? Что случилось? – волновалась старушка.

– Ой, ёеййй…. Тетя Веся, срочно скорую надо, беги, вызывай, Ирина умирает…. – причитала Галка.

Тетя Веся убежала, бросив всё ее хозяйство прямо в комнате на пол.

Скорая приехала быстро. Врач сказал, что они во время нашли её, еще бы полчаса и не спасти, а сейчас они сделали ей укол, затем увезут её в больницу, и может всё обойдется.

Галка плакала, а тетя Веся грустно смотрела на отъезжающую скорую, вытирая почти сухие глаза кончиком косынки. Она знала, что это обещание может и не случится.

– Господи, помоги девочке. За что ей такое наказание. Спаси и сохрани её – шептала она, в след уезжающей скорой.

Об этом эпизоде Ирина узнала из рассказа Галки, когда та разыскала её в больнице и пришла навестить. Она почти все это забыла, но сегодня это с новой силой стало ей понятно, вернее стало очевидно то, что доброта и сострадание делают чудеса. А еще Галка рассказала, как спустя несколько дней к ним в дверь постучался тот молоденький художник с букетиком сирени, как он испугался и быстро убежал, узнав о случившемся. Ирина тогда не обратила на её слова никакого внимания. Восстанавливающаяся память, то и дело выдавала часть беседы с доктором и дядей, пришедшим её навестить, а еще последние слова её бабушки…

– Держись и крепись племянница – говорил её дядя, сердечник со стажем: – нам с тобой много не дано, а самое главное знай, что семья для тебя – это неисполнимое желание. Оно тебя погубит. С твоим здоровьем и сердцем – это неоправданный риск и невозможная роскошь. Живи и радуйся такой возможности просто жить.

– А зачем тогда жить? Не хочу, лучше бы раз и всё, раз уж ничего нельзя – в ответ прошептала тогда Ирина, но жизнь распорядилась по – своему.

Именно тогда в тот раз, когда ей, Ирине не хотелось жить, и появился в ее реанимационной палате этот молодой и застенчивый паренек, молодой художник. Она всю жизнь будет помнить те 5 минут, которые перевернули всю её жизнь и подарили ей возможность жить нормальной жизнь, иметь детей и семью.

Это случилось рано утром. Была весна, солнце уже пригревало и выпускало свои лучики в палату. Его лучи играли на белой стене, создавая причудливые узоры. Дверь тихонько отворилась и в узкий проем просунулась вихрастая рыжеватая голова на тонкой шее. Потом голова сказала:

– Ой, она здесь?

Потом дверь открылась чуть шире, и в узкий проём полураскрытой створки двери протиснулся высокий и худой, тот паренёк – художник.

В руках он держал маленький букетик белой сирени и большой, такой ароматный и красивый апельсин. Палата сразу наполнилась пьянящим запахом весны и жизни. Это запах проник в нос, а затем Ирине захотелось вздохнуть глубоко, на всю грудь, но она боялась боли.