Тайна ведьмы Урсулы

– Значит, ничего важного? – Рыська вдруг почувствовал, как шерсть на его затылке приподнимается. Он не любил долго стоять на пороге.

– Не знаю, – протянул Межевик и уставился на Рыську разноцветными глазищами. – Не знаю, важно ли то, что я услышал этой ночью, или не важно… Не знаю, могу ли я говорить об этом с тобой. Урсула наказала только ей, понимаешь?

– Если не можешь лешить важное ли твое сообщение, ласскажи его сначала мне, – Рыська громко фыркнул. – А то ведь, если побеспокоишь Улсу зля, она за ушком за это не почешет!

Межевик от досады скорчился, потом скрючился, словно стараясь уменьшиться в размерах, и, наконец, прошёл в дом.

– Я это, – сказал он, оглядываясь по сторонам, – я когда спал там у себя в норе, слышал как шептал кто-то. Шептал, что духи и души дороги сюда найти не могут, что Урсула слабой стала, и пришла пора с неё плату взять.

Рыська вздрогнул.

– За что?

– Ну там неразборчиво дальше. – Межевик потупился, – за пятое, за десятое.

– За чтооо? – крикнул Рыська, и встрепенувшиеся разом крылатки зашипели, свесившись с потолка.

– Не знаю я, за что, – Межевик обхватил носатую морду лапами. – Я подумал сначала, что это снится мне, а когда сообразил, уже не шептал больше никто.

Рыська молчал. Ему сделалось невыносимо страшно. Это новое «страшно» было страшнее, чем когда Урсула, однажды вернувшись с просительной полянки, прилегла отдохнуть и с тех пор больше не просыпалась. Страшнее, чем когда его с разодранным собаками боком выкинули умирать, и он думал, что так тому и быть. Страшнее, потому что Рыська знал, что если кто и мог шептать там, под землей, то только тот, кому Урсула была многим обязана. Только тот, кто может лишить её своего дара. Только тот, чьё слово такое же сильное, как Урсулино. И если этот «кто-то» решил взять с хозяйки Страны Туманов плату, то она не может быть мала…

Мика

В щёлку двери Юсинь тайком разглядывала Мильку, отрешенно уставившегося на сиротскую кружку с остывшим чаем, и слышала, как её сердце просит передышки, то и дело останавливается, не справляясь с нахлынувшими эмоциями. «Милька принёс меня на руках, – повторяла Юсинь про себя, – на руках…»

Дверь предательски скрипнула, и Милька обернулся.

– Ты как? – спросил он, стараясь не выдать голосом того страха, который испытал, увидев Юсинь лежащей на земле без сознания.

– Хо-хорошо. Уже всё в по-порядке…

– Все испугались за тебя. Я испугался. – Милька встал из-за стола и подошел к Юсе. – Я бы не пережил, если бы с тобой что-то случилось.

– Случайно не на-надорвался, пока н-нес меня? – Юсинь улыбнулась.

– Да ты вовсе не тяжелая, – Милька смутился.

Щёки Юсинь обожгло румянцем. Ей захотелось сейчас же обнять Мильку так крепко, насколько у неё хватило бы сил. Но вместо этого Юся опустилась на корточки и заревела.

– Со м-мной что-то п-происходит, Милька, со мной ч-что-то не так… Я не м-могу рассказать тебе в-всего, ты б-будешь с-считать меня сумасшедшей. А я н-не хочу, чтобы ты д-думал, что я сумасшедшая. Если я р-расскажу тебе, что в-вижу…

Но, когда Юсинь была в слове от признания, в её коленку уткнулся мокрый нос.

Чёрно-белая собака обнюхала Юсины волосы, лизнула в ухо и подбородок, а затем, довольная, улеглась на полу рядом.

– Ми-и-ика… Ты, наверное, то-тоже испугался за с-свою хозяйку, да? – протянула, всхлипывая Юся и взлохматила шерсть на загривке пса. – Не бойся, у меня есть д-друг, который н-не даст в обиду.

– С кем ты разговариваешь? – удивился Милька.

Юсинь собралась переспросить— она, должно быть, не поняла вопроса, но на кухню вошла мама.

– Девочка моя. – сказала она совсем тихо. – Только что папа нашёл Мику— он весь день где-то пропадал и не откликался. Оказалось, он спрятался за коробку с ёлочными игрушками под твоей кроватью. Должно быть, искал какое-то место, чтобы. Чтобы. – Мама вздохнула. – Девочка моя, он— умер.

Юсинь медленно повернулась к тому месту, на котором только что лежала чёрно-белая дворняжка. Больше там никого не было.

Чердачник жалуется

Разноцветные бутылки с хранившейся внутри живой водой потускнели. Рыська давно использовал самые яркие из них для единственного заклинания, которое, как он считал, могло бы поднять Урсулу на ноги. Каждый новый день начинался для Рыськи с одного и того же ритуала. Вскарабкиваясь под самый потолок, к присмиревшим и сонным крылаткам, он высыпал на Урсулу настоявшуюся смесь из семи трав, добрых слов и просьб о прощении. К вечеру Рыська сдувал с хозяйки остатки хитрого ведовства, а утром повторял всё вновь.

* * *

Сегодня же, когда одна из крылаток неожиданно свалилась со своего места, а стукнувшись об пол, превратилась в нож для разделки мяса, которым она была когда-то, мальчик-кот окончательно отчаялся. Урсула умирала. Была ли тому виной чья-то злая воля или хозяйка Страны Туманов заболела без всякой на то причины, словно была самым обычным человеком, – Рыська не знал. И похоже, теперь никогда не узнает.

* * *

Дверной колокольчик затрясся. За последнюю неделю его лихорадило по нескольку раз в день. Городские духи наведывались к Урсуле беспрестанно. Они требовали, жаловались и грозились. Они были возмущены тем, что привычный уклад их жизни нарушен, они были недовольны вторжением потерявшихся душ, которые слоняясь среди живых, напрасно волновали и тревожили их сердца.

– Послушай, – простонал Чердачник, нерешительно усаживаясь в кресло, предложенное Рыськой, – старик без конца стучится в дверь, надеясь, что его пригласят в дом. Но, как они пригласят, если не видят его? Этот стук нервирует моего хозяина, он думает, что сходит с ума, забывает приласкать кошку, а та начинает гадить в мои башмаки.

Рыське немедленно захотелось растерзать какую-нибудь птичку, расцарапать чьи-нибудь руки, но он лишь мурлыкнул и мило улыбнулся.

– Не знаю, чем тебе помочь, Челдачник. Улсула в самой дальней части Стланы по неотложным делам. Когда она велнётся, я ласскажу ей о твоей плоблеме. Увелен, она что-нибудь плидумает…

– Знаешь, я разговаривал с другими духами— у них припасены для Урсулы похожие истории, – Чердачник вытер рукавом рубахи сопливый нос и шмыгнул. – Я, конечно, дух маленький, никчёмный, но, сдается мне, что что-то здесь нечисто.

– Здесь только один ты нечист, – Рыська зло фыркнул. – Или ты хочешь сказать, что Улса не сплавляется с лолью хозяйки, может, готов пледложить свою кандидатулу?

– Что ты, – человечек поморщился и проворно сполз с кресла. – Я совсем не это имел в виду…

– Всем нам будет лучше, если ты станешь говолить именно то, что имеешь в виду, а неплохо, если и вовсе научишься помалкивать, – мальчик-кот в одно мгновение очутился у двери, распахнул её и указал гостю на выход когтем указательного пальца. – Всего доблого, Челдачник. Увелен, хозяйка сколо всё лешит…

Когда за человечком закрылась дверь, Рыська бросился к занавешенной тюлем кровати.

– Хозяйка, беда вот-вот случится… или уже случилась… Хозяйка!

Урсула спала. Или умирала. А может, притворялась, что умирает. Лишь одно можно было сказать точно— сердце её пока ещё билось.

Кто я?

Случаются в жизни каждого человека такие дни, когда всё идет наперекосяк. Например, каша с утра выходит слишком жидкой и недосоленной или пуговица на пальто отрывается в самый неподходящий момент, скажем на улице рядом с глубокой лужей…

Юсинь лежала на полу, укрытая с головой тяжёлым душным одеялом, и размышляла о том, что она бы с удовольствием обменяла один сегодняшний день на сто тысяч дней «наперекосяк». Она бы съела сто тысяч жидких, недосоленных каш, оторвала бы и потеряла все пуговицы со своей одежды, лишь бы не случилось это дня, в котором она хоронила в саду за домом любимого пса.

Что ей теория о том, что душа бессмертна, если она больше не может взлохматить шерсть на загривке старого Мики?

Под одеялом стало совсем невозможно дышать, а слёзы вытянули из Юсинь последний воздух. Юся раскрылась. В комнате было темно и тихо. Только на потолке волновались запутавшиеся в слабом лунном свете тени от веток сирени под окном.

– Я п-правда видела д-душу Мики? Как т-такое в-возможно? – сказала Юсинь в никуда и снова заплакала. – Н-наверное, Мика приходил по-попрощаться…

Юсе вспомнилась чёрная кошка, которая встретилась ей на дороге и просила о помощи человеческим голосом, и как Юся ни с того ни с сего упала в обморок посреди дороги – что это, почему, зачем? Юсинь запустила пальцы в распущенные рыжие волосы. Ей вдруг захотелось сдёрнуть их, избавиться, состричь. Зелёные глаза, рыжие волосы… означает ли, что она видит призраков, потому что в ней есть какие-то ведь-минские способности?

На потолке появился новый изгиб тени, Юсинь повернулась к окну. На ветку сирени уселась средних размеров ворона. Птица озиралась по сторонам и выглядела довольно глупо.

И Юсинь подумалось— а что, если Страна Туманов существует? Что, если существуют крылатки, Рыська и Урсула, суматошные Матохи? Как ей выяснить это, и вообще возможно ли это выяснить? Как понять где воображение рождает невероятный сон, и где сон превращается в реальность? У Юсинь от волнения задрожали губы— а что, если она просто… сумасшедшая?

Юся поднялась с пола и подошла к зеркалу в раскрытой дверце шкафа. Оттуда на неё устало косилась худая бледная девочка. Тыквенного цвета волосы, зелёные, слегка навыкате глаза, курносый нос.

– Кто я на с-самом деле? – спросила Юся и со злостью захлопнула дверцу.

В этот момент на полке робко дзинькнул сотовый телефон. Словно извиняясь за вторжение, он возвестил о том, что принял важное сообщение.

Юсинь взяла его в руки. На экране телефона горели слова: «Ты можешь рассказать мне абсолютно всё! Ты не сумасшедшая!»

* * *

Утром Юсинь проснулась, отрезала кухонными ножницами волосы (теперь они едва касались мочек оттопыренных ушей), завернула отрезанное в тряпку и сунула в портфель, чтобы мама не обнаружила их в мусорном ведре и не испугалась. Сегодня в портфеле не было учебников и тетрадей. Только несколько колбасных бутербродов, бутылка с газированной водой, два шоколадных батончика, блокнот и самая маленькая коробка с мелками.

Когда Юсинь выходила из дома, она встретила ждавшего её Мильку. Он кинулся к ней навстречу, но Юся остановила его резким движением руки.

– Я з-знаю, что ты ко м-мне ч-чувствуешь, но я б-больше не ч-чувствую к тебе т-того же… П-прости м-меня.

Юсинь накинула на голову капюшон и, отвернувшись от остолбеневшего Мильки, решительно направилась в сторону улочки, которая, долго плутая между неприглядными четырёхэтажками, упиралась в дырявый забор. За этим забором начинался лес…

* * *

Юсинь бежала не разбирая дороги (глаза застилали слезы), бежала и перетасовывала в памяти самые страшные моменты своей жизни. Юсе вспомнилось, как её заикание передразнивала Танька из четвертого «В» класса, вспомнилась выматывающая странная болезнь матери, вспомнились ссоры со строгим отцом. И всё же она была уверена, что отныне в её голове не отыщется более страшного воспоминания, чем то, как она обидела Мильку. Но сейчас у неё нет выбора— пусть лучше он обижается на неё, чем узнает, что Юся сошла с ума…

– С тобой всё в порядке? – Женщина, проходившая мимо, заметив слёзы на лице незнакомой девочки, остановилась. – Может, я могу чем-нибудь помочь?

– С-спасибо, – Юся замотала головой и натянуто улыбнулась, – в-всё хорошо… Э-это я от с-счастья…

– Я рада, – женщина улыбнулась тоже.

Юсинь проводила её взглядом, достала из кармана узких джинсов блестящий телефон, и, набрав плохо слушающимися пальцами короткий текст, нажала «отправить».

* * *

На юге Страны Туманов выпал первый снег. Рассыпчатый, как стиральный порошок, – не скрипит под ногами, не блестит на солнце, – словно бутафорский.

Накрыло снежной манкой нагие деревья, кусты и те листья на земле, что не успели сгнить. Все существа— живые и мертвые— попрятались кто куда, забились в щели и дупла, потому что непривычные. В этой части леса второй раз снег выпадает. Первый случился полвека назад, когда лес горел. Если бы не власть рыжебородого Жыжа над огнем, неизвестно чем бы тогда все кончилось.

Ворочается Межевик в своей подземной норе, жуёт жвачку из еловой смолы и пчелиного воска— не спится ему. И не от того, что голодно или холодно. Страшно— за шкуру свою, за спокойствие.

А если Урсула недовольна будет, что Межевик коту-прислужнику об услышанном рассказал? Или, наоборот, рассердится, что обманул Рыську— не обо всём поведал?

Вздыхает Межевик, не знает, как поступить. Хоть и не дурак вроде, а совета спросить хочется. Только у кого тут спросишь, чтобы и «советчик» не проболтался?

Переворачивается с одного бока на другой Межевик, чешет голову когтями.

Что это за «Юсинь» такой, о котором под землёй шепот шёл, почему и отчего «Юсинь» должен Страну спасти? Правда ли, что за то, что «слово не сдержала», Урсула жизнью поплатиться должна?

Межевик вытащил изо рта тёплый, размякший кусочек смолы, проковырял когтем в твёрдой земле дырочку, затолкал в неё жвачку.

– Надо! Надо все-таки уснуть, – дух лёг на спину и зажмурился. – Вот проснусь и снова к Урсуле наведаюсь… – Межевик зевнул. – Поговорим о том о сём— может, еще похвалит, что хозяйку дождался.

В незнакомой части леса…

Заброшенный домик, который Милька и Юсинь нарекли когда-то своей «избой-читальней», выглядел почти таким же, как Юся сохранила в своей памяти.

Крыша покосившейся бревенчатой постройки была припорошена снегом, словно натёртым на тёрке белком яйца. Снег лежал равномерным, но тонким слоем и почему-то не блестел на солнце, хотя оно любезно усевшись между голыми ветвями деревьев, делилось светом с каждым нуждающимся.

Юся хотела узнать о себе правду. Если она ведьма лишь потому, чего унаследовала от неизвестной родственницы рыжие волосы, и отныне её приговор— видеть то, чего не видят другие, – что ж, она найдет способ отказаться от этого «дара». Если же Юсинь— сумасшедшая, – она будет бороться и с этим «врагом».

Юся решительно стянула с головы капюшон, сняла с плеча сумку и поставила её на землю. Да, ей хотелось узнать о себе правду. Любую. Именно за тем она и пришла сюда. Юсинь уверена, что в тишине своего надёжного убежища она увидит, наконец, сон, который всё объяснит ей. Или не всё, но многое…

Случайный ветер поднял с земли несколько осенних листьев, протащил их до крыльца, толкнул приоткрытую дверь дома, и она скрипнула. За домом вдруг что-то промелькнуло.

– Ау… – позвала Юся негромко. – Ау-у!

Юсинь не ответили, и она пошла вперёд. Тут из-за дома на неё выскочила кошка. От неожиданности Юсинь всплеснула руками и, сделав несколько шагов назад, чуть не упала.

Чёрное, будто чернильная клякса, животное уселось неподвижной и грациозной статуэткой, пялясь на девочку жёлтыми глазами.

– Что з-за напасть с этими ч-чёрными кошками, – рассердилась Юсинь. – Т-ты, надеюсь, не та же с-самая, после которой я в обморок г-грохнулась?

Кошка мяукнула.

– З-знаешь, незнакомка, на этот р-раз я не буду р-рисковать, – Юся взялась за деревянную пуговицу пальто и попятилась к своей сумке, которую оставила неподалеку. – Л-лучше н-нам с тобой сейчас не п-пересекаться…

Кошка недовольно повела хвостом.

– Я м-могу и ч-через плечо плюнуть, если п-понадобится. В приметы, к-ко-нечно, не в-верю, но… – Юся замерла. Ей вдруг померещилось, что кошка растёт, расширяется, как если бы она была плоской картинкой в компьютере, и кто-то решил увеличить изображение, чтобы рассмотреть его получше.

– Ты… – Юсинь в растерянности отпустила пуговицу. – Кто т-ты?

Кошка и впрямь росла, но вместе с тем меняла цвет и форму. Когда перевоплощение закончилось, перед Юсей стояла маленькая сгорбленная старушка. Она была вся белая-белая, словно вылепленная из снега. Седые волосы, заплетённые в две жидкие косички, ободок с белыми мелкими розами, выцветшие голубые глаза, бледная кожа и одежда, похожая на ночную рубашку. Никаких сомнений— это была Урсула. Та самая ведьма из Юсиных снов, в точности такая, какой она её рисовала. Настоящая Урсула! Она существует! Значит, всё, что Юсе снилось, – правда! Может, Юсинь однажды уже была в Стране Туманов и вернулась оттуда? Но почему она не помнит этого?

– Кто в-вы? – спросила Юсинь, пытаясь заставить себя не дрожать.

– Ты забыла меня? – Урсула была печальна. – Знаешь, порой воспоминания со временем размываются, выцветают, как краски холста, позабытого на солнце.

– Хотите с-сказать, что мои с-сны не сны— а в-воспоминания? – Юсинь всё ещё боролась с дрожью.

– Да. Твои сны— это воспоминания, – Урсула не двигалась с места. – Однажды я обманом заманила тебя в Страну Туманов. Мне хотелось заполучить послушную, способную ученицу, которой я смогу доверить все тайны и передать знания, а ещё принять от неё тепло, в котором так нуждаюсь.

Юсинь так сильно трясло, что ей почудилось, что воздух дрожит тоже. Его лихорадило, он пошёл рябью, размывая фигуру ведьмы, как если бы она и правда была обыкновенным рисунком на листе бумаги.

– Я рассчитывала, что ты научишься любить меня, – продолжала Урсула, – и твоя любовь будет согревать меня. Здесь, по ту сторону живых, время течёт иначе, здесь другой воздух, другой туман— кости ноют от вечного холода. Боль ненадолго снимает золото.

Ведьма подняла руку, демонстрируя множество жёлтых браслетов и колец с драгоценными камнями.

– Да, я корыстна и расчётлива. Меня не слишком заботили переживания твоих родителей.

Юсинь была потрясена, она не могла произнести ни слова.

– Ты жила в моём доме и выполняла задания. Ты помогала моему помощнику на кухне, и тебе не разрешалось покидать дом. Я запечатала его заклинаниями, однако твоё упрямство взяло верх над ними— ты сумела выбраться из дома. И как только ты выбралась, то столкнулась с чёрным духом.

– С к-кем? – переспросила Юся.

– Ты столкнулась с Ыркой, – сказала Урсула. – Он питается чужими душами. Они нужны ему, чтобы согреться.

Юсинь содрогнулась. Перед глазами вдруг сотворился образ страшного существа, чья кожа была черна как уголь. Вот Юся действительно закрывает за собой дверь чужого дома и сталкивается с Милькой. Вот радостно бросается к нему, но неожиданно понимает, что это не он… Вот Милька, вмиг обернувшийся Ыркой, набрасывается на неё с шипением: «Я заберу твоё тепло!» Юсинь пронзает острая, невыносимая боль.

– Чёрный дух чуть было не вынул из тебя душу, – Урсула сделалась бледнее. – Ему помешали крылатки. А я неожиданно узнала в жадном Ырке саму себя. Я осознала, что ты никогда не полюбишь меня, и отпустила… Но, поскольку ты привязалась к моему коту-помощнику Рыське и даже к опасным крылаткам, я предложила тебе сделать выбор. Ты выбрала «вернуться домой, но не забывать Страну Туманов».

– Поэтому я в-вижу призраков? – прошептала Юсинь, обхватив себя руками. Её трясло всё сильнее, а воздух уже не просто дрожал— казалось, он плавился. Юся даже ощутила запах гари— словно кто-то под самым её носом разжигал костёр.

– Не поэтому, – Урсула покачала головой, – но ты и правда видишь заблудившиеся души.

– З-зачем вы снова з-здесь? – спросила Юсинь.

– Мне нужна твоя помощь, потому что я умираю! Ты должна вылечить меня! Только ты сможешь— я знаю!

Юсинь была настолько поражена услышанным, что вопросы тонкими рыбными косточками застряли в горле.

– Только ты сможешь, я верю…

– Умираете? – наконец, выдавила из себя Юсинь. – Ч-чем же я м-могу п-помочь, я не с-смогу, я ведь н-не знаю к-как?!

– Если ты не сумеешь помочь, погибну не только я, погибнет…

Но не успела Урсула договорить, как крутой порыв ветра завертел вокруг неё воронку из листьев, и через секунду ведьма в них растворилась.

Юсинь царапнула откуда-то взявшаяся догадка— Урсула не нарочно не договорила фразу и исчезла не по собственной воле. Юся всё ещё дрожала, тогда как воздух вновь стал гладким и спокойным. И пах он вовсе не гарью, а чем-то сладким. Юсинь подумалось— так пахнет свежевыпеченная шарлотка и конфеты. И Юся вдруг вспомнила! Так чётко, будто это случилось с ней вчера. Она вспомнила, как повстречала по дорожке в «избу-читальню» чудную бабушку с тарелкой сладостей. «Возьми, угостись, – настаивала бабушка. – А если не хочешь, возьми для мамы!» Но, когда Юся коснулась одной изумрудной мармеладки, тут же потеряла сознание. То была не простая бабушка, то была Урсула…

Какое-то мгновение страх и дрожь удерживали Юсинь на месте, но, лишь они ослабили свою хватку, Юся схватила с земли сумку и побежала к дому. Единственное, чего она сейчас хотела, – это закрыться на все замки, спрятаться, исчезнуть, раствориться, как чёрная кошка, оказавшаяся Урсулой. Почему Юся должна помогать ведьме? Почему именно она? А если она не хочет, не знает, не умеет?

Много вопросов – и ни одного ответа.

Выбора нет

Рыська метался по комнате, не зная, что ему предпринять. Крылатки одна за другой падали с потолка и с оглушительным стуком, касаясь пола, возвращали себе прежний вид. Уже все до единой птицы валялись на нём острыми, холодными, закоптившимися ножами для разделки мяса.

Урсулу бил сильный озноб. Её подкидывало, руки и ноги сводило судорогами. Ведьма выглядела деревянной куклой, которую кто-то, развлекаясь, дергал за невидимые нити.

Не придумав ничего более подходящего, чем спрятаться, Рыська в конце концов свернулся клубком под креслом и дрожал до тех пор, пока всё не закончилось.

За свою долгую и преданную службу хозяйке Страны Туманов мальчик-кот всегда знал, что ему следует делать, и был уверен в силе того, кому служит. Сейчас же он злился на Урсулу… За то, что оставила его в неведении, за то, что он чувствовал себя не Рыськой— смелым и хитрым охотником, а обычным котёнком. Впрочем, похоже, он скоро действительно им станет, приняв свой натуральный вид, вслед за несчастными крылатками.

Рыська боязливо вытянул вперёд усатую морду. Урса лежала смирно, но голова её, руки и ноги замерли самым неестественным образом. Мальчик-кот выскочил из-под кресла и, запрыгнув на кровать хозяйки, прижал ухо к Урсулиной груди. Он боялся не распознать биение сердца. Однако оно упрямо продолжало трудиться.

Рыська с облегчением выдохнул.

– У меня не остается выбола, хозяйка… Я пойду к нему и поплошу о помощи. Я велну ему его дал в обмен на исцеление. И пусть вы не будете больше Хозяйкой Стланы Туманов— главное, вы останетесь живы.

Какая любовь-то?

Милька целый день высматривал Юсинь в школьных коридорах. Он знал все тайные места, где ей нравилось уединяться во время долгих перемен, чтобы сделать в одном из своих блокнотов новые зарисовки. Милька вообще полагал, что знает о Юсинь почти всё, ну или, во всяком случае, хотя бы то, что она его любит. Ведь она первая призналась ему в своих чувствах.

Милька снова и снова повторял про себя слова, брошенные ему Юсинь утром. От них жгло внутри— как если бы кто-то наклеил горчичник у самого сердца.

«Я больше не чувствую к тебе того же… прости меня…»– это не может быть правдой, разве так бывает? А еще эти короткие, торчащие во все стороны волосы… Что Юся с ними сделала и зачем?

Гардеробщица Аврора Ивановна, нахмурив сросшиеся на переносице брови, сунула Мильке его куртку:

– Скажи матери, чтобы петельку пришила. Завтра не будет— не возьму куртку, понял?

– Понял, – Милька уставился на гардеробщицу – Аврора Ивановна, вы сегодня Юсинь видели?

– Это которая рыжая с загогулиной на макушке?

Милька кивнул и добавил:

– Только она, кажется, волосы обрезала…

– Мне это не суть важно. – Гардеробщица ухмыльнулась. – Но её не было. Свою работу получше некоторых делаю— вас вона сколько в школе, а я все равно каждую вещь знаю. Короче— морковное пальто сегодня на вешалку точно не вешала!

Милька вздохнул и снова уставился на женщину.

– Аврора Ивановна, и ещё скажите… Если девушка вчера тебя любит, а сегодня говорит, что разлюбила, от чего такое может произойти?

– Рано тебе еще о девушках-то маяться! – Гардеробщица широко улыбнулась, демонстрируя золотые зубы. – Какая у вас любовь-то в этом возрасте? Так… показуха одна.

– Спасибо, помогли! – Милька натянул трикотажную шапку и вышел на улицу. Изо рта шёл пар. Осень постепенно сдавалась под натиском неумолимо надвигающейся зимы.

Милька решил, что дождётся появления Юсинь у неё дома. Он во что бы то ни стало должен выяснить, что с ней произошло…