Большое путешествие Эми и Роджера

– Это такой мюзикл – коротко ответила я.

Он кивнул, воцарилась тишина, и я никак не могла придумать, что сказать дальше.

– Мне нужно забрать вещи, – сообщила я, поворачиваясь к дому, мысленно спрашивая себя, как мы, черт побери, вообще собираемся пережить эти четыре дня.

– Не вопрос. Я пока погружу свои. Тебе помочь?

– Нет, – ответила я, направляясь вверх по лестнице. – Машина открыта.

И скрылась внутри дома, где царили прохлада, темнота и тишина, и где наконец-то осталась одна. Я глубоко вздохнула, слушая тишину, а затем отправилась в кухню.

Мамин подарок по-прежнему лежал на кухонном столе. Его доставили несколько дней назад, но я так и не развернула упаковку. Если я его открою, это будет означать, что поездка на самом деле случится. Но теперь уже невозможно было что-либо изменить: во дворе моего дома симпатичный парень запихивал в багажник свои вещи, так что путешествие точно состоится. Я разорвала обертку и вытряхнула из нее книгу. Это был тяжелый блокнот на пружинке с темно-синей обложкой, на которой белым шрифтом в стиле пятидесятых годов была отпечатана надпись «В путь!». А ниже было написано: «Справочник путешественника. Дневник / Альбом / Полезные советы».

Я взяла блокнот в руки и пролистала его. Большинство страниц были пустыми, отдельно имелся раздел «Заметки на память», и еще один – «Листы для записи».Еще там обнаружились викторины, списки вещей и полезные советы. Я захлопнула блокнот и скептически посмотрела на него. И этот «подарок» мама прислала мне по случаю путешествия? Серьезно?

Я швырнула его на стол. Я не поддамся обманчивой мысли, будто меня ждет веселое, волнующее приключение. Это поездка, в которую пришлось отправиться из-за чувства долга. Так что не вижу никакой причины стараться запомнить ее навсегда. Люди не покупают сувениры в том аэропорту, где они всего лишь делают пересадку.

Я прошлась по комнатам первого этажа, проверяя, все ли в порядке. И правда, никаких проблем – об этом позаботилась риелтор Хилди. Вся наша мебель еще на своих местах: Хилди не любит продавать пустые дома – но она уже как будто не наша. С момента, когда мама наняла ее, Хилди так активно взялась за дело, что мне было уже сложно представить, каково это – просто жить в своем доме, когда его не пытаются продать другим людям, убедив их, что именно здесь они всегда будут счастливы. Наш дом все сильнее походил на декорации. Слишком много людей бродило по нему, обращая внимание только на площадь помещений и вентиляцию, отравляя дом своими фантазиями о новой мебели и праздновании Рождества. Каждый раз, когда Хилди оканчивала очередной показ и разрешала мне вернуться (обычно я бродила по округе с айподом, из которого раздавалась музыка Сондхайма[2]), я чувствовала, как наш дом перестает быть нашим. В воздухе витал запах странных духов, вещи были сдвинуты со своих мест, и воспоминания, которые раньше обитали в этих стенах, постепенно исчезали.

Я поднялась в свою комнату, которая больше не выглядела как место, где я провела всю жизнь. Теперь она, скорее, напоминала идеальную комнату девочки-подростка: скрупулезно разложенные стопочки книг, компакт-диски, расставленные по алфавиту, аккуратно сложенная одежда. Это была комната «Эми». Все было аккуратно, упорядоченно, без проявлений чего-то личного – вероятно, как и сама эта придуманная девочка с блестящими волосами, которая жила здесь. Вероятно, эта «Эми» пекла угощения для всяких спортсменов и от всего сердца старалась подбодрить их с трибуны болельщиков. «Эми», наверное, присматривала за милыми детишками соседей по улице, а на школьных фотографиях она радостно улыбалась. Короче, она была именно тем подростком, которого хотят видеть родители. Наверное, она смеялась бы и флиртовала с милым парнем, подъехавшим к ее дому, вместо того чтобы позорно убегать, не сумев поддержать элементарный разговор. И, по всей видимости, «Эми» в последнее время никого не убивала.

Мой взгляд упал на тумбочку, на которой не было ничего, кроме будильника и тонкой книги в мягкой обложке – она называлась «Еда, бензин и кров». Это была любимая книга отца, и он подарил мне на Рождество потрепанный экземпляр. Тогда, развернув подарок, я почувствовала разочарование: я-то надеялась на новый мобильник. И, наверное, ему было совершенно понятно, что я не в восторге от подарка. Подобные мысли – о том, не обидела ли я его, – то и дело приходили мне в голову в три часа ночи, обеспечивая бессонницу.

Когда он только подарил мне книгу, я не продвинулась дальше первой страницы, прочитав лишь дарственную надпись: «Моей Эми – эта книга прошла со мной множество дорог. Надеюсь, она понравится тебе так же, как и мне. С любовью, Бенджамин Карри (твой отец)». Но потом я оставила ее на тумбочке и не открывала, пока снова не принялась за чтение несколько недель назад. С каждой страницей я удивлялась все сильнее и сильнее: ну почему я не могла сделать этого раньше? Я дочитала до шестьдесят первой страницы и остановилась. На шестьдесят второй была вложена карточка с заметкой, написанной рукой моего отца, – что-то о министрах Линкольна, фрагмент исследования, которое он проводил для своей работы. Но она была просто вложена в книгу как закладка. Он дошел до шестьдесят первой страницы, когда читал ее в последний раз, и почему-то я не могла заставить себя перевернуть страницу и двинуться дальше.

…не попрощавшись и не оставив записки. Уолтер сложил в бумажный мешок запасную одежду, книгу Джона Д. Макдональда[3] и открытку с изображением Центрального парка, которую прислала ему Нэнси. На ней был написан адрес, адрес в Нью-Йорке, и именно туда он направлялся.

У него было семьдесят шесть долларов его собственных и пятьдесят пять долларов его отца, которые он прихватил из кухонного шкафа тем утром, пока отец брился. Он догадался, что отсутствие денег рано или поздно заметят – но намного позже, чем его собственное отсутствие.

Он подошел к машине, которая стала его ровно сорок восемь часов назад, после того, как огласили завещание деда. Он собирался просто выбраться на шоссе и ехать под громкую музыку туда, где его буде ждать Нэнси.

Шанс совершить подобное путешествие выпадает лишь однажды, подумал он, вставляя в замок зажигания ключ с брелоком в виде игральной кости, которая повернулась к нему гранью с двумя точками. Совершать такое путешествие нужно, когда ты молод и у тебя хватает сил, чтобы ехать всю ночь, и неважно, в каком мотеле ты остановишься, и даже неважно, куда ты в итоге приедешь. Вот о чем он думал каждый день, работая в музее, окруженный экспонатами с аккуратными ярлыками, вот с какими мыслями молодые смельчаки выходят на путь своих духовных исканий. Он только что понял, что все это принадлежит ему. Он завел машину, нажал на газ и отправился прочь, пообещав себе не смотреть назад, но притормозил тут же, как только увидел отражение своих глаз в зеркале заднего вида, заметив…

Я до сих пор понятия не имела, что же увидел Уолтер. И не была уверена, что хочу узнать. Но я не собиралась оставлять книгу здесь, поэтому подняла ее и аккуратно запихнула в сумку. Последний раз окинув взглядом комнату, я выключила свет и выкатила в зал свой чемодан на колесиках. Пожалуй, то, что я больше никогда не увижу эту комнату, стало для меня облегчением. Весь прошлый месяц я почти не заходила в нее, ночевала на диване внизу, а сюда поднималась, только чтобы переодеться. Комната слишком сильно напоминала мне о жизни до. И по-прежнему казалось совершенно бессмысленным, что все в моей жизни могло измениться, что все превратилось в после, но фотографии на стенах и хлам в глубине шкафа остались на своих местах. А после того, как Хилди превратила комнату в место обитания «Эми», она выглядела так, будто принадлежала той версии меня, которой я вообще никогда не была.

Я спустилась вниз, в гостиную, пройдя мимо комнаты Чарли, которая находилась рядом с моей. Дверь была заперта с того самого дня, как мама буквально выволокла его оттуда месяц назад и захлопнула ее за собой. Я открыла дверь в спальню родителей и замерла на пороге. Хотя все выглядело аккуратно как никогда, это была все та же комната, с тщательно застеленной двуспальной кроватью и стопками книг на обеих тумбочках. Я заметила, что книги на стороне отца – толстые исторические биографии, чередующиеся с мистикой в мягких обложках, – уже покрыты пылью. Я быстро отвела взгляд, стараясь дышать глубже, чувствуя себя так, будто нырнула и у меня уже кончается воздух, а я все никак не могу всплыть. Дверь папиного стенного шкафа была приоткрыта, и я заметила вешалку, которую Чарли соорудил для него на уроке труда в пятом классе. Папины галстуки все еще висели на ней, и узлы на них были завязаны заранее – чтобы экономить время по утрам.

Изо всех сил пытаясь подавить нарастающую панику, я подошла к шкафу мамы. Повинуясь внезапному порыву, открыла верхний ящик – с чулками и носками – и просунула руку к задней стенке. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы найти искомое. В тот момент, когда мои пальцы обхватили что-то пластиковое и гладкое на ощупь, я поняла, что Чарли говорил правду. Я вытащила предмет из ящика и увидела, что это старое пластиковое яйцо, на боку которого виднелась облупившаяся надпись L’EGGS[4]. Я с треском открыла упаковку: яйцо было набито деньгами, как он и обещал.

Чарли сказал мне, что нашел этот тайник как-то раз в прошлом году – я не хотела выяснять, при каких обстоятельствах. Но в то же время подумала, в каком отчаянии он, должно быть, находился, если добрался до денег, которые мама прятала в ящике с носками. Примерно в то время я начала замечать, как далеко он на самом деле зашел. Чарли сказал мне, что запускал руку в тайник только в самых крайних случаях и всегда аккуратно возмещал позаимствованную сумму, иначе мама могла бы заметить пропажу. Там всегда было спрятано шестьсот долларов, сотнями и полтинниками. Может быть, под конец Чарли был уже не в себе и ему стало все равно, или просто он не успел вернуть деньги на место до того, как оказался в самолете, летящем в Северную Каролину, но сейчас в тайнике было только четыреста долларов.

Я услышала, как внизу хлопнула входная дверь, и подумала, что Роджер, наверное, не понимает, почему мне нужно так много времени, чтобы собрать вещи. Сосредоточившись на том, что должна сделать, я спрятала деньги в карман, закрыла яйцо и положила его на место. Конечно я пыталась оправдать себя: нельзя доверять ни тем, кто хочет купить дом, ни этим сомнительным риелторам, так что я просто помогаю своей матери сберечь ценности – но я знала, что на самом деле забрала деньги вовсе не по этой причине. Так почему я взяла их?

Я отогнала эту мысль прочь, поскорей вышла из комнаты, закрыв за собой дверь, и стащила чемодан вниз по лестнице. Оказавшись в кухне, я увидела, что Роджер внимательно рассматривает холодильник. Услышав грохот спускаемого чемодана, он поднял на меня взгляд.

– Все готово? – спросил он.

– Агась, – ответила я и сама удивилась, что вдруг заговорила по-деревенски.

Я поволокла чемодан к двери и оглянулась на Роджера, который все еще стоял в кухне. Он сосредоточенно разглядывал холодильник, так что мне представился случай как следует рассмотреть его самого. Он был высокого роста, и казалось, что кухня, которая в последнее время была пустой и тихой, мала для него. Мама говорила мне, что ему девятнадцать и что он только что окончил первый курс. Но в его внешности было что-то такое, из-за чего он выглядел старше или что заставляло меня чувствовать себя младше. Может быть, дело в его рукопожатии.

– Обалдеть, – указал Роджер на холодильник.

– Ну да, – откликнулась я, возвращаясь на кухню. Я знала, что речь идет о магнитах. Холодильник был весь покрыт ими, они были из многих городов, стран, с разных континентов. Родители начали собирать их во время медового месяца и продолжали до недавнего времени. Несколько месяцев назад мама выступала на конференции в Монтане и привезла магнит в виде квадрата небесно-голубого цвета с надписью «СТРАНА БЕСКРАЙНЕГО НЕБА».

– Мои родители… – я запнулась, почувствовав, как странно звучат эти слова.

Слова, которые я всегда считала совершенно обыкновенными, приносили теперь нестерпимую боль. Я увидела, что Роджер пристально смотрит на холодильник, делая вид, что ничего не заметил.

– Они, ну, они коллекционировали их, – продолжила я после небольшой паузы. – Привозили из всех мест, где побывали.

– Ух ты, – сказал он, отступив назад, чтобы охватить взглядом весь холодильник, будто рассматривал картину в музее. – Вот это да. А я никогда нигде не был.

– Правда? – спросила я удивленно.

– Правда, – ответил он, все еще глядя на холодильник. – Только в Калифорнии и Колорадо. Довольно уныло, не так ли?

– Да нет, – возразила я. – Я почти не выбиралась из Калифорнии.

Это была тайна, о которой не знал никто, кроме Джулии. Правда, однажды мы провели чрезвычайно сырое лето в Англии, в Котсуолдсе, пока мама собирала материал для книги. Но в Штатах я не была нигде, кроме Калифорнии. Стоило мне начать разговор об этом, как мама всегда отвечала, что другими штатами мы займемся после того, как посмотрим все заслуживающее внимания в Калифорнии.

– Ты тоже? – Роджер улыбнулся мне будто машинально, и я опустила взгляд. – Ну, это несколько утешает. Я оправдываю себя тем, что Калифорния такая большая, верно? Было бы хуже, если бы я никогда не выбирался за пределы Нью-Джерси или типа того.

– Я думала… – начала я и тут же пожалела, что вообще заговорила. Ведь не хотела же знать ответ, так зачем спросила? Но оставить это без внимания было уже нельзя, так что пришлось откашляться и продолжить: – Ну, то есть мне казалось, мама говорила, что твой отец живет в Филадельфии. Вроде как мы поэтому туда и едем.

– Живет, – ответил Роджер. – Но я никогда там раньше не бывал. Он приезжает сюда пару раз в год, по делам.

– Ой, – только и ответила я. Роджер продолжал рассматривать холодильник. Я заметила, как изменилось его лицо, и поняла, что ему на глаза попалось объявление о похоронах, прилепленное в левом нижнем углу магнитом с надписью «ИТАКА ГОЛОВОКРУЖИТЕЛЬНА!». Объявление, на которое я старалась не смотреть, всякий раз открывая холодильник, при этом снять его просто не поднималась рука. Оно было напечатано на бежевом картоне, на переднем плане размещалось фото отца – кто-то заснял его, когда он читал лекцию. Фото было черно-белое, но я точно знала, что отец надел галстук, который я подарила ему на прошлый День отца, тот, на котором были нарисованы маленькие собачки. Его руки были испачканы мелом, он смотрел мимо камеры и смеялся. Под фотографией напечатана подпись: «Бенджамин Карри. Хорошо прожитая жизнь».

Роджер окинул меня взглядом. И я поняла, что он вот-вот скажет фразу, различные варианты которой я выслушиваю последние три месяца. Как ему жаль. Какая это была трагедия. Как он не знает, что сказать. А я просто не хотела всего этого слышать. Слова ничему не помогут, но вряд ли он смог бы это понять.

– Нам пора идти, – напомнила я, прежде чем он успел заговорить, и схватила чемодан за ручку, но, до того как я успела его поднять, Роджер оказался рядом и с легкостью подхватил его.

– Я возьму, – сказал Роджер и потащил чемодан к входной двери. – Подходи к машине.

Хлопнула дверь, и я осмотрела кухню в поисках еще какого-нибудь способа оттянуть момент, когда мы окажемся наедине, в одной машине, на четыре дня. Я вынула тарелку, которую оставила сохнуть в пустой посудомоечной машине, поставила ее в шкаф, закрыла дверцу и уже собиралась уйти, как увидела лежащий на столе блокнот путешественника.

Я могла бы просто оставить его там, но все-таки не сделала этого, а взяла его в руки и, неожиданно для себя самой, забрала фото, которое держалось на магните из Итаки, сунув его в раздел для заметок. Потом выключила свет в кухне, вышла из дома и заперла за собой дверь.

Блокнот путешественника

В путь!

Твое путешествие начинается…

Поздравляю! Ты отправляешься в ПУТЕШЕСТВИЕ!

Неважно, какой вид транспорта ты выберешь – самолет, автомобиль, поезд или даже велосипед, – ты в любом случае встретишь интересных людей, увидишь новые места и вернешься домой другим человеком! Советы, инструкции и списки, которые ты найдешь в этой книге, помогут тебе организовать путешествие и сохранить яркие моменты!

Но помни: самые удивительные события, которые случаются в пути, никогда нельзя запланировать заранее. Всегда есть элемент НЕОЖИДАННОСТИ! Будь открыт новому, и это еще больше обогатит твое путешествие. В конце концов, никогда не знаешь, куда заведет дорога!

СЧАСТЛИВОГО ПУТИ!

Блокнот путешественника

Где я побывала.

Штат № 1: Калифорния – «Золотой штат».

Девиз: «Эврика! (Я нашел!)».

Размер: ОГРОМНЫЙ.

Интересные факты: На самом деле «Калифорния» переводится как «жаркая печь». Кто бы мог подумать? Спасибо инфо-киоску на стоянке.

Заметки: Калифорния настолько большая, что можно дожить до семнадцати лет, вообще не покидая ее пределов. С Род-Айлендом такой номер, наверное, не пройдет.

Калифорния – рай, дивный сад, благодать: жить в блаженстве и песенки петь.Но поверишь ли, нет, здесь не так уж тепло, если нечем в кармане звенеть.Вуди Гатри

Я забралась на пассажирское сиденье и захлопнула дверь. Роджер уже расположился на водительском и теперь и пытался устроиться поудобнее – кресло поднималось, опускалось, затем двигалось взад-вперед. Наконец он, похоже, нашел удобное положение и повернулся ко мне.

– Готова? – спросил водитель, барабаня пальцами по рулю и улыбаясь мне.

– Вот, – я достала из сумки расписанный матерью маршрут и сунула ему. Там был список городов, в которых мы должны были остановиться, координаты для навигатора и список отелей, где забронированы номера – две отдельные комнаты в каждом. Еще она посчитала, сколько миль займет каждый этап путешествия и сколько часов нам примерно ехать. Ей не удалось бы найти более унылые города, даже если бы она старалась специально: Гэллап (Нью-Мексико), Талса (Оклахома), Терре-Хот (Индиана), Акрон (Огайо).

– Моя мама все распланировала, – сказала я, глубоко вдохнув, защелкнув ремень безопасности и только затем выдохнув.Сердце колотилось в груди, а мы ведь даже еще не тронулись, так что дела шли не самым лучшим образом.

– У тебя есть GPS? – спросил он, просматривая мамин план.

Я видела, как по мере изучения маршрута менялось выражение его лица – наверное, он дочитал до Талсы.

– Нет, – ответила я. На той машине был навигатор, но той машины больше нет, и я не хочу распространяться об этом и объяснять, почему. – Но сама я – неплохой штурман, – с этими словами я просунула руку на заднее сиденье и вытащила оттуда дорожный атлас. – К тому же она распечатала маршрут до каждого места.

– Угу, – сказал Роджер, все еще хмурясь над планом поездки. – А ты не знаешь, почему она запланировала именно такой маршрут?

Я покачала головой.

– Наверное, хотела сократить путь.

– Ясно.

Он снова пролистал все страницы, просмотрел карты и списки забронированных отелей, и мне показалось, что он разочарован.

– Что ж, похоже, это действительно так.

– Ты же знаешь… – начала я. Мне нужно было выяснить, что он знает, не сказав при этом слишком много. – Ты же знаешь, что я не вожу машину, да?

– Мама мне так и сказала, – сказала Роджер, пристраивая пачку бумаг посередине приборной панели. – А права у тебя есть?

Я потрясенно посмотрела на него, некоторое время пытаясь понять по выражению его лица, искренне ли он спрашивает. Похоже, что да. Мое сердце забилось быстрее, но на этот раз – от облегчения. Он ничего не знает. Он не в курсе деталей. Он понятия не имеет, что я сделала. Я почувствовала себя свободнее, будто стало легче дышать.

– Нет, – медленно выговорила я. – У меня есть права. Но сейчас… сейчас я не сажусь за руль.

Это было бестолковое объяснение, но сходу я не смогла придумать ничего лучше.

– Ну и зря, – сказал он. – А я люблю ездить за рулем.

Когда-то и мне нравилось. Когда-то я любила водить больше всего на свете. За рулем я приводила мысли в порядок и слушала музыку – дорожная психотерапия. Я пожала плечами, надеясь, что этот жест выглядит непринужденно.

– Может, это просто не мое.

– Ладно, хорошо, – согласился Роджер и протянул мне стопку бумаг.

Согласно инструкции, мы должны были прибыть в первую точку нашего путешествия – Гэллап – через девять часов.

– Поехали? – еще раз спросил он, но на этот раз энтузиазма в его голосе было куда меньше.

Я кивнула.

Передав Роджеру ключи, я на секунду закрыла глаза, пытаясь убедить себя, что все будет хорошо. А когда открыла их снова, увидела в зеркало заднего вида, как закрывается дверь гаража. Бросив прощальный взгляд на дом, я с грустью подумала, что, когда в следующий раз увижу его, это будет уже не мой дом. Если, конечно, я вообще еще раз когда-нибудь его увижу. Я уставилась в лобовое стекло, заставляя себя дышать спокойно, а за окном проносились соседские дома. Следующие четыре дня мне предстояло провести рядом с парнем, которого я едва знаю. С очень симпатичным парнем. Мы будем рядом двадцать четыре часа в сутки, и это большая проблема: я знала, что при недолгом общении могу производить впечатление вполне нормального человека. Не зря же я была актрисой. Но тот, кто присмотрится поближе, неизбежно заметит, что все настолько не в порядке, что даже смешно. И я беспокоилась, что, если мы проведем вместе с Роджером достаточно много времени, он тоже это поймет.

Дальше мы поехали по центральной улице. Роджер прибавил скорость, чтобы вписаться в поток, и я никак не могла перестать вздрагивать и упираться ногой в пол, будто нажимая на тормоз, всякий раз, когда мне казалось, что мы оказались слишком близко к впереди едущей машине. А автомобили на соседней полосе и перекрестке буквально пролетали мимо. Зачем им всем ехать так быстро?

Машина позади нас засигналила так громко, что я подпрыгнула на месте. Роджер внимательно посмотрел на меня и включил поворотник, чтобы свернуть направо, на Кампус-драйв.

– Все нормально? – спросил он.

– Все отлично, – кивнула я, уставившись на мигающую зеленую стрелку. Меня охватила паника, когда я поняла, что он собирается выехать на скоростное шоссе. – Знаешь что, быстрее будет, если ты поедешь через Альварез.

– Разве? – спросил он. – Но мы просто можем срезать…

– Нет, – сказала я громче, чем собиралась. – Если мы просто поедем по прямой вот тут, ты сможешь выехать сразу на второе шоссе. А это быстрее.

Загорелся зеленый, и Роджер, на мгновение задумавшись, выключил поворотник и поехал прямо.

– Ладно, – согласился он.

Я сосредоточенно смотрела в окно, глубоко дыша и пытаясь успокоиться, стараясь не думать о том, что едва не увидела снова тот перекресток у университета. Понятия не имею, был ли он до сих пор перекрыт знаками и заградительной лентой или все эти ограждения уже давно отправились в мусорку и превратились в материал для птичьих гнезд. Выяснять не хотелось. Хотелось просто как можно быстрее оказаться подальше оттуда.

Мы подъезжали все ближе к скоростному шоссе, и меня внезапно посетила мысль – вероятно, немного запоздавшая, – что сейчас я, быть может, вижу свой город в последний раз. Рейвен-Рок больше не будет мне домом. Раньше я никогда об этом даже не задумывалась. Он был просто местом, где я жила, немного скучным, немного тесным. Но все-таки моим. Я видела, как в окне с пугающей скоростью проносятся вехи моей жизни. Кафе Fosters Freeze[5], куда мы с Чарли бегали за коктейлями, Jamba Juice[6], где он однажды, когда нам было по двенадцать, поставил меня в идиотское положение. Он рассказал мне, что если изо всех сил заорать «ДЖАМБА!», то все работники кафе в ответ заорут «ДЖУС!». Стоит ли говорить, что он соврал.

Я повернулась на сиденье, чтобы охватить взглядом как можно больше – пока это еще возможно, – но Роджер уже сворачивал на автомагистраль. Слава богу, он никак не прокомментировал наш неочевидный маршрут. В боковом зеркале я видела, как Рейвен-Рок удаляется, превращаясь в одну из точек на карте, просто очередной безымянный город, попавшийся на пути. Я все смотрела и смотрела, как знакомые виды исчезают вдали, пока наконец они не исчезли совсем.

Минут двадцать мы ехали молча. Как только мы покинули улицы Рейвен-Рока, мне стало легче переносить поездку в машине. На шоссе не было ни светофоров, ни людей, которые перебегали бы на красный свет, так что я могла немного расслабиться.

Похоже, Роджер неплохо умел водить, и управлялся с маминой машиной лучше, чем я ожидала. Я то и дело на него поглядывала. Никогда прежде мне не бросалось в глаза, какие маленькие у этой машины передние сиденья. Из-за этого мы с Роджером были ближе друг к другу, чем я рассчитывала. Мне приходилось сидеть на самом краю кресла, вжавшись в дверь, чтобы не упираться локтями в приборную панель или еще во что-нибудь. Казалось, что Роджер занимает очень много места: он отодвинул кресло далеко назад и вытянул длинные ноги в синих джинсах. Он вел машину, одной рукой держа руль, а другую высунув в приоткрытое окно.Этот было совсем не в моем стиле: оказавшись за рулем, я всегда ставила руки «на десять часов и на два часа» – точно как учили в автошколе. Но он контролировал машину, не превышал скорость и при этом ехал достаточно быстро, чтобы оставаться в общем потоке. Мы уверенно ехали вперед – в противоположную сторону машины тащились вплотную друг к другу: непонятно, из-за чего в полдень четверга возник такой затор.