– Разумеется, Отче. Не вини меня за сокрытие. Оттого я не открывался, что уверен был: Ты и так знаешь. И тот красноухий (у Архипарха покраснела ещё и шея), кто рылся в моих архивах, он что накопал? А то, что я имел мечтой разделить со всеми именно сегодня. То есть: взять из чиповеков одного избранного, добавить ума и бросить на учёт в ГаллоЕдем.

Кто-то нервный зааплодировал было, но под усталым взглядом Создателя скис. Отче поёрзал в прилипшем от разрядов хитоне. Наконец изрёк:

– Решено. Новый проект предлагаю поименовать Ускорением. Указать кандидатуру Избранника поручается Волобуеву. Техническое исполнение возлагаю на Красноухова. Тьфу!.. с вами оговоришься… как его бишь?.. Архипарха. Завтра же чтобы экземпляр был в ГаллоЕдеме. Будем посмотреть. Аминь.

* * *

Рослый экземпляр троглодита кроманьонского типа жался в угол временной ограды, позвоночником чувствуя, что сейчас съедят. Может, даже без соли. И он мучительно напрягал свои трёхпроцентные мозги – как бы сбежать? Двое аплодиторов, доставивших избранника, спокойно покуривали фемиам, зная, что никуда дикарю отсюда не деться. Известно, что у настоящих мужчин опасность обостряет мозговую деятельность. Мозги пленника шевелились, и из них выходило нечто простое и безотрадное: «Нелюди. Пленили обманом. Эти просто не съедят, а надругаются. А может, чё похуже». Бу-Ба (так звали дикаря) не был из трусливой шестёрки, но перед лицом непонятного противника явно пасовал.

Создатель появился как всегда внезапно, в своём привычном светлом хитоне неопределённого цвета и с дыркой. Экземпляр, совсем от этого обалдевший, затрепетал на своих враз ослабевших ногах, прислонился к стенке и безвольно пёрнул.

Савваоф, поморщившись, приступил к собеседованию:

– Эй, патлатый… слушай сюда! Не надо приседать, просто слушай. А… да ты же языком не владеешь… Искупилов, будьте любезны врубить латинский… Благодарю… Ну как? Теперь понимаешь?

– Да! – рявкнул дикарь и от неожиданности заткнул себе рот кулаком.

– Ладно, можешь не отвечать. Говорить буду Я.

Тут Создатель замялся, глянул куда-то вверх и вежливо изрек:

– Искупилов, голубчик, Я полагаю, что для диалога стоило бы повысить уровень использования его мозга до десяти процентов.

– Исполнено, Отче.

– Так-с… Ну, начнём с того, что отныне ты не троглодит, а разумный чиповек и Я даю тебе имя Адам. Понял?

– Угу.

– Вот и хорошо, повтори-ка свое имя.

– Агдам…

– Ну, для первого раза неплохо. Ничего, обвыкнешься. А пока же внимай. М… м… м… В сущности, ты скотина. Но нам подходишь. Поэтому Я сделаю из тебя Начальника. Жить будешь тут, служить будешь Счётчиком, по совмещению и Называлой. Харчевание – Трын-травою. Все тут едят только её и не жалуются. И забудь старые замашки. Как то: ежей душить, петухов потрошить. Строгое вегетарианство. Понял?

– Угу! А что, и таракана тоже нельзя?

– Молодец, мозги заработали. Так вот. Никого нельзя! Заруби это себе на носу.

Адам начал было исполнительно озираться в поисках острого предмета, что было пресечено с объяснением, дескать, десятипроцентный homo sapiens не должен воспринимать всё буквально.

– Если будешь себя хорошо вести – дадим тебе бабу. Что ещё? А… вспомнил… Жить будешь вечно. Или пока не надоест. Соскучишься – попроси Фьюнеровича, он враз деструктурирует. Как там говаривает Сатанеев? «Незаменимых нету». И также знай, что Я – причина Всего и создал тебя, дурня, из атомов и могу сделать с тобой всё, что хочу… Теперь проверим, как соображаешь. Вот скажи Мне, кто Я такой?

– Однако, самый большой Скотина тут…

Адамтация

Не думайте, что в гармонии Соответствий ничто не возникало из ничего и не пропадало бесследно. Ещё как возникало и пропадало.

Например, пропал доктор-сенсолог Мазох, Надуправляющий подотделом ТрансЧувствительности. И через короткое время его ученик и приемник доктор Тык исчез в разгар разработки своего Метода.

Обстоятельства исчезновения обоих были столь загадочны, что это порождало сплетни и пересуды. Возник слух, что исповедуя мазохизм, доктор Тык героически пробовал все методы сначала на себе. Все знали, что он спал на досках с гвоздями и весь, как ёжик, утыканный акупунктурными иглами. Гадали, что он нашёл такую комбинацию игл, которая привела неустанного экспериментатора к мгновенной нейтрагуляции в одной из белых дыр Межпространства. Ибо доска была на месте, иголки бессистемно рассыпаны, а вместо доктора было мокрое место, не поддающееся химическому анализу. Поскольку по картотеке Фьюнеровича оба отважных учёных не числились ни в живых, ни в деструктурантах, дело за истечением срока древности было закрыто как неоткрытое.

Младший сотрудник подотдела, хемасорбист Волобуев, выразил желание взять бремя руководства загадочным подразделением на себя, и некоторые восхищались его смелостью. В подчинение ему добровольцев не нашлось, да он их и не просил. Иногда ему «навязывали» помощников из проштрафившихся аплодиторов, но он всяко содействовал скорому избавлению от них «за примерное поведение».

Волобуев успешно завершил работу предшественников, создав систему Всеобщей анастезии ГаллоЕдема и курировал подгонку чувствительности в Карантинный день. Всем известно, что карантин – это неприятность, умноженная на необходимость.

Карантинный день был обязателен для всякой новой твари в ГаллоЕдеме, ибо Создатель хотел иметь не «мёртвое царство» галло-чучел, а слегка живое. Для этой цели пару отборных образцов земных тварей, находящихся на пике жизненных сил, помещали под невидимый колпак и держали до полной адаптации к здешней жизни через стерилизацию чувств и нейтрализацию инстинктов. Нормативная величина болевой чувствительности должна была составлять лишь полпроцента от исходной. Это чтобы, к примеру, черепаха могла почувствовать, что на неё наступил слон и вовремя завизжать. Визг предупреждал слона, чтобы он обратил внимание на неправильный выбор своего поведения.

После немудрящих тестов колпак снимали, и новообращенные вливались в пестрый коллектив ЗооКоллекции, напоминавший сонное царство.

С некоторыми подинстинктами справиться было нелегко. Так, программисты до сих пор ломают головы над точной локализацией стадного подинстинкта. Его удавалось пригасить, но полная ликвидация оказалась твёрдым орешком.

Возьмём стайных птиц. Как только в центральном вольере их оказалось больше одной пары, они начали стихийно объединяться. И в данное время мы имеем огромную уникальную стаю птиц разных видов, совершающую неопределённые миграции на территории хозяйства.

На основе этого явления инкстинктолог-общественник Мудревич разработал теорию Программной коллективизации. На последнем заседании Учёной коллегии он потребовал перевести стадный подинстинкт в разряд Суперинстинктов и ежедневно надоедал Создателю с просьбами о расширении штата подотдела.

Мощности Всеобщей анестезии Опытного хозяйства перекрывали все возможные запросы. Её избыток никому не вредил. Поэтому точная подгонка всякого нового экспоната на уровень полпроцента производилась индивидуально. Для этого и употреблялись вышеописанные тестовые приборы, большие и маленькие. Метод Тыка осуществлялся Волобуевым дистанционно из манипуляторной. Хоть анестезия и действовала исходно, регулировка для новобранцев была процедурой неприятною.

Волобуев всегда делал это сам, в нагрузку к руководящим обязанностям. Поначалу Создатель обрадовался, что на такую чёрную работу нашёлся доброволец, но позднее Ему стало казаться, что это Волобуеву просто нравится…

Правое веко Адама до сих пор начинает предательски дёргаться всякий раз при воспоминании о том кошмарном дне, когда он дико метался по своей безрешёточной камере, пытаясь спастись от невидимых иголочных уколов во все мыслимые и немыслимые места своего несчастного организма.

Болезненность постепенно спадала, но казалось, что этому кошмару конца не будет. В какой-то момент Адам вдруг сообразил, что единственный путь прекратить пытку – притвориться, что боли не чувствуешь. Как опоссум, прикидывающийся дохляком. Бу-Ба собрал всё своё мужество и сел… И правда: вскоре уколы прекратились, и мученик, наконец, смог тяжело забыться, лишь изредка вздрагивая и лопоча что-то бессвязное…

Ясная ГаллоЕдемская ночь принесла чиповеку покой и глубокую анестезию. Такую глубокую, что он даже не проснулся, когда неподалеку, в густом папоротнике, тревожно взвизгнула черепаха…

Колпак сняли, и Адам обрёл свободу ног. Бу-Ба с любопытством разглядывал диковинных птиц и зверей, на всякий случай обходя их подальше. Аплодиторы всегда присутствовали в пределах видимости. «Пасут, сволочи!», – серчал Бу-Ба.

И ещё были пришельцы, коих Адам сначала шарахался, но вскоре опасаться перестал. Являлись группами и по одному. Иногда переговаривались, показывали пальцами и обидно смеялись. Адам понял, что он стал болезненно чувствителен к словам. Чаще всего от пришельцев слышалось непонятное слово, которое он сразу же невзлюбил – «придурок». Сказал же Начальник, что имя моё – Агдам? Так зачем новые придумывать?

Однако ничего, кроме этого, дурного от посетителей не было. Иные вообще молча постоят, поглазеют… Потом фьюить! – и нету. Такие дела…

Все в ГаллоЕдеме для новонарёченного Адама было обескураживающим.

Во-первых, формальная утрата его былого, наводившего страх на врагов имени – Бу-Ба. Смена такого имени на Агдам могло сравниться разве что с репутацией несемяспособного.

Во-вторых, ошарашивающим было то, что в этом охотничьем угодье никто не намеревался его съесть или смять для Потехирада. (Это был такой злой Дух, который требовал мятых жертв.) Даже кабан, на которого Бу-Ба по задумчивости наступил, лишь снисходительно хрюкнул. «Куда это я попал?» – тосковал троглодит, мозгами чуя, что всё это – всерьёз и надолго.

Трын-трава по вкусу напоминала гу-ру: не погано, но и удовольствие слабое. Признаться, она мгновенно прибавляла сил. Но это не радовало, поскольку девать их было некуда.

Использовать новые мозги Бу-Ба остерегался. Оне норовили так закрутить простую даже мысль, что из неё потом было не выпутаться, и это навевало неведомое ранее чувство пессимизма. Мысли эти отказались поддерживать и затухающие попытки спинного мозга стимулировать побег. Последним мятежным испытанием для мятущегося Адама стала невинная овца. Оглядевшись, нет ли пернатых, Бу-Ба вцепился зубами ей в ляжку и в отпаде ощутил тошнотворное отсутствие вкуса. «Липовая!» – мелькнуло в десятипроцентном. Со страшной догадкой он от души укусил себя за локоть. И почти не ощутил боли. «Я тоже липовый! – похолодел он. – Повязали суки… и… и… – тут он в первый раз не по-троглодитски всплакнул, жалея себя нещадно.

Посредством обретения нескольких ноющих шишек Бу-Ба убедился в двух вещах.

Первое. Что, при известной настойчивости, болевые ощущения восстанавливаются.

Второе. Что райский оазис окружён твердью невидимого свойства.

Сидя на термитнике, он шлифовал плоский камешек, обдумывая план подкопа, когда чуткий нос его (такой не притупишь!) уловил неладное. Это был запах ванилина. По опыту Бу-Ба знал, что обычно появление посланников из Наднебесья сопровождалось звуком, подобным лопнувшей тонкой струне, и слабым запахом ванилина. А тут – ни звука. Значит, пришелец здесь давно и подкрался со злым умыслом. Бу-Ба быстро глянул по сторонам и… верхняя челюсть у него приподнялась: прямо перед ним покачивалась в воздухе голова без туловища и отдельно две руки с какой-то верёвочкой. Бу-Ба молниеносно принял позу «распятый кабан», зажав в ладони камень.

– Прошу прощения, молодой чиповек, – произнесло неизвестное Лицо. – Я не думал вас потревожить, но, раз уж так случилось… Я – Пинес, Надведающий Статистическим отделом. Пусть вас не смущает мой вид. Так мне удобней работать… Мне надо сделать несколько необходимых замеров. Так уж не обессудьте… минуточку…

Неизвестное Лицо переместилось за Адама и стало что-то рассматривать у него на заду.

«Ну уж дудки! Лучше смерд!» – не снёс Бу-Ба и, круто развернувшись, с отчаянием хрястнул Лицо по морде.

Судя по всему, промахнулся и поэтому, утратив баланс, неизящно выстелился.

Как-ни-в-чем-небывалая Голова укоризненно покачалась:

– Молодой чиповек. Не будьте суетны! Суета – тщетна.

Вскочив, как обезьяна, воин с боевым кличем «Ых!» изо всех сил дал пинка прямо по мерзко улыбающейся харе.

Нога, не встретив никакого сопротивления, улетела вверх, повергнув её обладателя в ещё более унизительную позицию и вовсе недостойную воина. Тут Бу-Ба почувствовал бессилие – самое тошное ощущение, которое можно предложить здоровенному дикарю, готовому если не остаться в живых, так хотя бы предсмердно насладиться видом синяка своего соперника. Окончательно униженный Бу-Ба, чтобы хоть как-то спасти утраченное достоинство, собрался и щедро плюнул. Плевок безущербно пролетел насквозь, ввергнув воителя в глухую бездну отчаяния.

Голова досадливо опустила руки:

– Я ж вам ясным латинским языком советовал: не будьте тщетны! Тщета раздражает… Вы же видите, что ничего хорошего, так же, как и плохого, из ваших усилий не выходит. Не будьте, пожалуйста, придурком, каким мне вас описали. Я пришёл с миром. Сделать кое-какие замеры и инвентаризировать. Работа такая… А вы прыгаете, суётесь, пинаетесь. Плюётесь, наконец. Не по-божески это. Я понимаю ваши чувства, так сказать, априори… но убеждён, что у вас большое и плодотворное будущее… Рад был познакомиться, всего доброго.

Лицо, со слегка отставшими руками, быстро сместилось в крону сосны, где измерило клюв у рыбного филина, засим помчалось дальше. Филин невинно хлопнул глазами и посмотрел на поверженного Бу-Бу. Воин сделал то же самое и посмотрел на себя. «Какой позор! С какой-то дутой головой не совладал… Работа такая… Ну погоди!.. Экий несуетный попался…»

Свою буйную голову Бу-Ба ранее использовал в основном как тяжёлый тупой предмет в бою или для еды. Теперь же он чувствовал какое-то слабое в ней распирание и знал, что внутри происходит что-то неконтролируемое. У него появились некие навязчивости. Например, он чуял под своей черепной коробкой избыток незнакомых слов, ищущий выхода. Чтобы облегчить орган, он пристрастился «навешивать» слова на всё вокруг. Адам также обнаружил, что слово усиливалось, если к нему прилепить другое. Так аплодиторов он окрестил почему-то «менты поганые». Значения ни одного из этих слов он не знал, но звучало похоже.

Очевидно, Чиповек не считал ворон на уроках Эволюции, ставши поэтому такой скотиной, которая ко всему привыкает.

И были ночи. И были утра. И Трын-трава. И занудные слоны, слоняющиеся попарно: туда-сюда… туда-сюда… туда… У-у-у-у…

Позвоночник Адама (жив ещё, курилка!) из последних сил капал на мозги, слабо обнадёживал: не всё ещё потеряно, ещё будет лучше, что-то должно измениться…

Товарищъ

Спинной был прав.

Одним пригожим ГаллоЕдемским вечерком Адам меланхолически посиживал на безиглом кактусе, расчёсывая спящей иегуаной роскошную гриву жующего свою вечную жвачку льва, и невольно поражался: как это? Такая уйма волос и не одной блохи?! Чудны дела твои, Господи!..

Внезапно в воздухе знакомо тихонько лопнула струна и появился запах какого-то перегара.

«Это что-то новенькое… это не от Создателя…» Первобытный нюх Бу-Бы определенно указывал, что пришелец возник позади. В таких ловушках воин уже бывал. Поднатужившись, он скакнул с лихим проворотом и выкинул вперед правую руку с торчащим средним пальцем. Лев с испугу выронил жвачку, а возникший наднебесник, сдавалось, зла не умышлял. С приветливой улыбкой он первым взломал неловкую паузу:

– Похвально, похвально, батенька! Звегская геакция! (Гость прикортавливал с буквой «р», но столь незначительно, что в дальнейшем мы это опустим.)

– А палец-то убери. Может, у вас в лесу это принято, а тут воспринимают как обиду… Ай-ай-ай!.. Я, понимаешь, в небольшом загуле был и прозявил всё… А Избранник уже тут и прыгает…

Пришелец был невелик, в меру лысоват, а сквозь лукавый прищур то и дело проскакивали искорки.

– Как зовут тебя, мо́лодец?

– Агдамом… – сказал Адам, с трудом приходя в себя от первых комплиментов в этой жизни. Представители Савваофа обычно начинали обращение с «Эй, ты, придурок…».

– Наипревосходнейшее имя, – пропел Загадочный. Что-то оттопырчиво распирало пространство под хитоном на его груди.

«Уж не бабы ли у них такие? – поёжился Адам. – Ведь было же обещано? Так я ещё ничего хорошего и не сделал, никак себя особенно и не вёл. Не-ет! Какая там баба! У баб борода не растёт, а у этого с рыжиной и подрезана клинышком…»

– Ну те-с! Давайте-ка устроим небольшое кустовое совещание вон в том смородиннике… Знаешь, – доверительно понизил голос Незнакомец, – тут вокруг полно аплодиторов. Не люблю я их. Все они – менты поганые… Они тебя не очень допекают?

– Бывает… – неохотно признался Адам. – Пытался я намедни червячка заморить, а этот пернатый тут как тут. Неположено, дескать. Не ты создал, не тебе и морить.

– Какие мерзавцы! Ты с ними не миндальничай. Ты здесь кто? Будущий Начальник. А они – так себе, рядовые аплодиторы, только и умеют, что эфир крылами возмущать. Чего всем-то кланяться? Гордость надо иметь… Вот у меня её есть, могу поделиться…

Гость пошарился за пазухой.

«Так вот что его так распирало! Нешто и впрямь поделится?» – подумал Адам.

К его вящему огорчению, гордости он так и не увидел, зато появился на свет сосуд с голубоватой мутью и два гранёных стакана.

– Ты меня, брат, держись, – щедро наливая, увещевал Незнакомец. – Со мной не пропадёшь… Знаешь, Отче Сам употребляет умеренно и не любит, кто больше Него пьёт. Гнида Архипарх опять наклал Ему давеча, что я заперся в запой. Ух, Пархашка! Неведомо ему, что я добр, пока пьян. А ну как протрезвею! И будет ему архискверно! Ну давай… Ух, хороша!.. Бр-р-р!.. Эти малахольные… – угощатель ткнул пальцем в небо, – пьют нектар как есть. Я же изобрёл нектогонный агрегат, дай срок, научу… Кстати, сколько тебе ума положили? Десять процентов? От же, жмудилы! Я бы тебе больше дал.

Тяпнули по второй.

– Послушай, батенька. Я вижу, ты мужик что надо. У меня к тебе деликатное поручение будет, – собутыльник нагнулся к Адамову уху и загадочно прошептал: – конфиденциальное.

– Эти аплодиторы тут совсем распустились – играют в фанты в рабочее время! Погодь: вот тебе одна штукенция. Ты как увидишь безобразие – стукни в неё. Я и буду знать: ага, есть! Они у меня живо из ГаллоЕдема повылетают. Незаменимых нету.

– А вы, товарищъ, случаем не Сатанеев будете?

– Буду… А ты почём догадался?

– Создатель вашу поговорку поминал. Я долго над ней думал: очень душевный смысл… А это ничего, что я к вам «товарищъ» обратился? Знаете, вы на Товарища похожи.

– Валяй! А у тебя мозги-то верно поставлены. Ну, ещё по одной… Бум!.. Но заруби себе на носу… Ты чего ищешь!.. Ничего?.. Ладно, врубись… Вот я – единственное исключение из пословицы. Не считая, прости Господи, Создателя. Без него вообще ничего быть не может: ни бабочка порхатая, ни слон носатый, ни ты, мой многообещающий… А Искупилова не слушай. Редиска он. Одно слово – программист. За Программу – ни шагу. Только и умеет, что в рот Создателю смотреть да говорить: «Исполнено, Отче…» А таланта в нём ни на грош. Другое дело – я. Я, брат, о тринадцати пядей во лбу и такого Квазиэлетронщика и Психохимика – обыщись, во всём Наднебесье не найти. Без меня у них ничего бы в Программе и не фурычило… Ах, батенька, я такие суперхитрости знаю, и так могу нарегулировать, что никто не поймёт, а все заудивляются.

Смеркалось. Усталое солнце высвечивало в небесах замысловатые фигуры от улетевшей смены аплодиторов. Сатанеев тоже засобирался. Сосуд был щедро оставлен для нового приятеля.

– Эх, Адик, ты сразу мне поглянулся. Держись меня. С тобой мы весь Мир перевернём, всю Программу на рога поставим! Они у нас ещё попляшут… – новоприятели тряско рукопожались. – Ну, бывай.

– Бывай, товарищ!

Как и прочие начальники Наднебесья, Сатанеев не нуждался в крыльях. Исчезал через визуальное растворение в эфире.

– Эх, какой хороший Начальник, хоть и с акцентом, – сказал Адам льву. – Хоть и нету у него таких волос, как у тебя, придурка. Другие все указывать норовят, да червяком попрекать, да обзывать обидно. А этот – непростой… Нет, он по-хорошему прост, но с подходом и обхождением. Эй, патлатый, ты нектар креплёный употребляешь? Что, не нравится? Э-эх, выпить не с кем! Скука-а-а-а-а…

И тут он восстал во весь свой первобытный рост. Отверз свой троглодитский рот и, аки лев, прорычал на неведомом языке громоподобное:

– Ба-бу-бы!!!

Так случилось, что вопль несчастного был услышан на небесах. Молитва, если она страстная, искренняя и исходит из правильного органа (сердца), всегда доходит.

Дежурный Архипрохвост принял сообщение (пятизвёздной интенсивности), перевёл на латинский и доставил куда надо. Где надо находилось как раз в приёмной Всевышего.

Сперва Создатель обрадовался – первая Молитва дошла. Потом озадачился. Согласно Им же заведённому закону, на дошедшее послание следовало реагировать. С операцией «женщина» Он рассчитывал повременить. По плану, чиповеки – единственные в Хозяйстве, кому предстояло плодиться. Однако не стоило этого допускать, пока не будет завершена Всеобщая Видовая Перепись. Но целых пять звезд!!! Это было слишком. Надо что-то придумывать. Создатель щёлкнул по пипке райконнектора:

– Искупилов, голубчик. Такая вот коллизия, Венец Эволюции засексовал. Не буквально, а так, тоскует сильно. Ваше мнение?

Да, проблема была Искупилову знакома. Эмоционисты выявили, что из всех чувств, подавляемых при галлотрансформации, влечение является наиболее трудным. Де Создатель Сам когда-то «по наущению Сатанеева» велел повысить интенсивность влечения для ускорения эволюционного процесса. У нормальных тварей период размножения был запрограммирован сезонно. Да и не всякий год. С этим бороться было легко. Согнать все циклы в одно время и всех поголовно инъекцировать. И никакой энергоперекачки!

А с чиповеками оказалось осложнение: им понравилось сексовать перманентно! В основном по этой причине и старались оттянуть их коллекционирование. Хотя, на всякий случай, в лаборатории сварганили мощный Сексолимитрон постоянного действия. Нужды в его установке пока не было. Оказалось, что у Правой Руки Создателя был уже готов развёрнутый план действий. Предлагалось и Адама, и его будущую супругу держать сколько надо под действием Сексолимитрона. Смущало лишь одно: радиус действия аппарата был точно по пределам Хозяйства (чтобы ненароком не навредить кому-либо вовне). Это значило, что лимитрон следовало разместить в самом центре ГаллоЕдема, что по требованиям безопасности было за чертой чреватости. А что делать? Всегда чем-либо да рискуешь.

Тут над головой Создателя возникло свечение, как обычно при появлении новых идей.

– А вы, голубчик, замаскируйте аппарат под дерево, хоть под ту же яблоню. А контрольный коннектор суньте в плод куда повыше. Кто у нас в хозяйстве яблоки ест? Верно, что никто. Я полагаю, эта была мудрая Моя мысль – перевести всех на Трын-траву. Благословляю, голубчик. Сатанеева Я поставлю в известность, чтобы вам где-нибудь не перехлестнуться. А придурков как-нибудь запугаем, чтоб боялись к дереву прикоснуться. Аминь… Да, прихватите все материалы к завтрашнему собранию.

ПРОТОКОЛ

(завтрашнего собрания) № 01173912444197

1. Хоровое исполнение гимна «Славься».

2. Разное.

Савваоф: – Ну, ждать больше не будем. Итак, на повестке века один вопрос. «О сотворении самки вида Homo Sapiens для ГаллоЕдема в русле Общей Программы «Голубая планета». Для начала вам надо знать, что Я УЖЕ РЕШИЛ. Бабу со стороны брать не будем. Воспользуемся галлотрофом Избранника. По крайней мере, будем иметь дело со знакомым уже генотипом. Искупилов, голубчик, доложите Собранию.

Искупилов: – Благодарю тебя, Отче… Значит так. Берём нашего придурка, отщипываем кусочек, клонируем копию, через точечный хемосорбтор одновременной коалисценции извлекаем ненужную хромосому. Тело загружаем в трёхпроцентный кипящий азот, нейронную температуру Трансформатора постепенно приближаем к райской, и через день имеем окончательный результат. Но не реанимируем, поскольку, возможно, потребуются коррекции. Дело неизведанное, всякое может получиться.

Савваоф: – Спасибо, голубчик. Вопросы будут?

Архипарх: – Будет ли нужда удерживать Избранника в процессе отщипывания?

<1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

2 из 4

Другие книги автора

Прикосновение к тайне / Touching the Mystery

Виктор Владимирович Бахтин