Полная версия
Отражение нимфы
Павел Лосев проживал в одноэтажном деревянном доме с резными наличниками, ставнями и красивым крыльцом. На подоконниках цвела розовая и белая герань. Во дворе лохматая собака дремала у будки. Она лениво приоткрыла глаза и тут же снова уснула.
– Эй, хозяин! – крикнул Смирнов, открывая калитку.
Собака вздрогнула, приподнялась и негромко гавкнула. Из окна высунулась худая старуха.
– Проходь, сынок, – сказала она. – Найда не кусается.
Собака, виляя хвостом, нехотя поплелась к крыльцу, принюхиваясь, не угостят ли ее чем-нибудь вкусненьким. Старуха, высокая и костистая, одетая в темное платье, показалась в дверном проеме.
– Тебе, небось, Пашка нужон? – спросила она хриплым голосом.
– Я насчет работы, – улыбнулся Всеслав. – Слышал, он храмы расписывает.
– Нынче от Пашки толку не будеть, – вздохнула старуха. – Запил, паршивец! Другую неделю не просыхаеть. Тут давеча приезжали какие-то… из города, пытали про Савву. Да разве от алкаша чего добьесси? Мычить и мычить… головой мотаеть, как мерин… Ох-хо-хо! Наказал бог сыночком…
Старуха горестно поджала губы.
– А кто приходил, когда?
– Не вчерась, а…
– Позавчера? – уточнил Смирнов.
– Ага, – кивнула старуха. – К вечеру. Приличные люди… Савву искали, дружка Пашкиного. Мы вместе с его матерью на ферме работали. Славная баба была Таля, померла давно. А парень у ей непутевый, на агронома учиться не стал, все картинки разные рисовал… в Москву уехал. Потом, правда, вернулся. Что это за работа – кисточкой бумагу марать? Одно слово – лентяй и неумеха. И моего дурака на мазню энту подбил, прости, господи! Савва, значить, рисуеть, а Пашка ему то лестницу держить, то кисточки и краски подаеть… вроде как на подхвате.
– Могу я поговорить с вашим сыном? – спросил сыщик. – Если он сам заказ выполнить не может, пусть хоть с Саввой меня сведет.
– Нету Саввы! – сердито сказала старуха. – Он где-то работу хорошую нашел, а Пашку не взял. Сам делаеть.
– Жалко, – притворно огорчился Смирнов. – Мне срочно нужно. А что за работа у Саввы?
– Кто ж его знаеть? Говорю же, Пашку не взял, не признался даже, куда едеть… нехристь! А мой балбес обиделся, в погреб забрался и полбутыли самогону вылакал. С тех пор и пьеть… холера на мою голову! Иди, сам погляди, какой с него работник.
Старуха сердито повернулась и скрылась в темной глубине дома, сыщик поспешил за ней. В горнице на высокой железной кровати лежал навзничь и храпел худосочный небритый мужик лет сорока, беспробудно пьяный, распространяющий вокруг себя запах перегара. Все попытки Всеслава растолкать его и привести в чувство ничего не дали. Пашка Лось дергался, мычал, но не думал просыпаться.
– Спить как убитай, – сказала старуха. – Нынче ночью сильная гроза была: грямело и сверкало, как в преисподней! Я со страху-то в чулане заперлась, а Пашке хоть бы что… храпить и храпить. Утром глаза продрал, самогон допил и опять свалился.
– Да, вряд ли я смогу с ним поговорить… – огорчился Смирнов. – Что же делать? Хоть бы Савва объявился! А есть в Лозе еще художники?
– Не-а… – мотнула седой головой старуха. – Нету.
– Савва с кем-нибудь дружил, кроме вашего сына? Может, друзья подскажут, где мне его искать?
– Я Рогожиных издавна знаю, – вздохнула бабка. – Савва с детства бирюк такой-то: набычится, вперится в одну точку и сидить… или малюет свои картинки. Блаженнай… Какие у него друзья, откуда? Прилепился вот к моему Пашке, вместе и кукують. То бранятся, то цалуются… особливо по пьяни. Да ты не кручинься так, сынок, – жалостливо пропела старуха, глядя на гостя. – Бяри ноги в руки и шагай в соседнюю дяревню, авось Савва там – работу закончил и деньги прогуливаеть.
– В какую деревню? – оживился сыщик.
– В Ключи. Мы там раньше жили, опосля уж в Лозу подалися… А Таля дом покидать пожалела, вернулася, да и померла одна-то. В ейном доме теперя Савва заправляеть… матери нету, ему и бог дал, – то бабу приведеть туда, то пьеть в одиночку, то картинки срамные малюеть… полуголых всяких… Тьфу! Я и городским тем-то, какие его спрашивали, про Ключи рассказала. Они на машине были, поехали… а нашли Савву аль нет… не знаю. Съезди и ты, милок. Талин дом стоить на отшибе, почти у самого леса, а во дворе колодезь с пятухом. Его Савва ишшо мальцом вырезал, прибил и раскрасил.
– А как туда добраться, в Ключи? Автобус ходит?
– Ходить, только редко. Пяшком дойдешь, ты молодой, прыткий, – улыбнулась старуха, показав несколько уцелевших зубов.
Смирнов поблагодарил ее и зашагал по укатанной телегами мокрой грунтовке. Она тянулась вдоль пруда, заросшего ольхой и камышом. По дороге сыщик размышлял. «Люди из города, о которых говорила старуха Лосева, видимо, Шумский и Ляпин, приезжавшие в Лозу на поиски Рогожина. Ездили они в Ключи или поленились? Скорее всего, ездили. Им было необходимо найти художника как можно скорее. Значит, Рогожина в Ключах не оказалось. Время поджимало, до открытия выставки оставался один день, и Чернов решил обратиться ко мне. Я приехал, не нашел Савву по указанному адресу, не застал участкового полиции, расспросил бабку-соседку и людей, проживающих рядом с домом Рогожина, ничего от них не добился и вернулся в Москву. Если бы я вчера пришел к Лосевым и узнал про Ключи, удалось бы мне найти художника?»
Интуиция подсказывала ему, что нет, а разум твердил обратное. Приди он к Лосевым вчера…
– Нечего сожалеть о прошлогоднем снеге! – сердито проворчал Всеслав, уступая дорогу резво бегущей лошадке.
Лошадка везла большую телегу, на которой сидел молодой парень в кепке. Он оглянулся на Смирнова, весело улыбнулся и остановил лошадь.
– Подвезти? – спросил. – Я в Ключи еду, к тетке, кабанчика резать. Если по пути, садись.
Смирнов без лишних разговоров забрался на телегу и уселся, свесив ноги. Как давно он не ездил в телеге? Наверное, лет семь или восемь. Стук колес по деревенской дороге, запах сена, лошадиного пота, ремней, говорок парня, который сетовал на дождь и на скуку, убаюкивали Всеслава. Иногда колеса попадали в полные жидкой грязи колеи и хлюпали, чавкали. Наверное, он задремал.
– Эй, тебе куда? – спросил парень, оглядываясь. – Приехали.
Сыщик открыл глаза и увидел глухую деревеньку Ключи – потемневшие деревянные домики, окруженные садами и огородами. Пахло навозом, дорожной грязью. Где-то брехали собаки, у заборов копошились куры. Он поблагодарил парня кивком головы и слез с телеги, разминая затекшее тело.
«Немой, что ли? – удивился про себя парень, трогая. – Молчить и молчить, будто воды в рот набрал».
Смирнов молчал намеренно. В его планы не входило докладывать всем и каждому, кто он и зачем приехал. Отчего-то стало тревожно…
Заросшая бурьяном улочка была пустынна, много домов выглядели заброшенными – ставни и двери заколочены, заборы покосились. Улочка привела его на окраину деревни, к лесу. Дом, доставшийся Рогожину по наследству от матери, действительно стоял особняком, в отдалении, почти на краю дубовой рощи. Забор местами развалился, двор зарос рябинами, высокой травой.
Вокруг стояла та безмятежная, благостная тишина природы, которой никогда не бывает в городе. Слабо шумели огромные, отмытые ливнем груши-дички, закрывающие дом от любопытных глаз, жужжали насекомые, влажно пахло разнотравьем и дубовыми листьями. Среди кустов шиповника, усыпанного мелкими красными плодами, виднелся колодец; черную крышу над ним украшал облезлый деревянный петух. Едва заметная тропинка вела к крыльцу дома, двери и ставни были закрыты.
Смирнов внимательно осмотрелся, прислушался и двинулся вперед. Ступеньки крыльца почти сгнили, и подниматься по ним надо было осторожно. Всеслав потянул дверь, она с тихим скрипом отворилась…
Глава 8
Ева так и заснула, не дождавшись Славки. Утром ее разбудил мелодичный звон будильника. Было слышно, как в ванной шумит вода, значит, знаменитый сыщик уже проснулся и принимает душ.
Она отложила тетрадь Алисы, над которой уснула, накинула на себя шелковый халат и отправилась в кухню. Чайник закипал, на столе стояла тарелка с ее любимыми пирожными, пахло свежесмолотым кофе. Интересно, когда Смирнов успел купить пирожные? Она вчера уснула после двенадцати, а его все еще не было.
Ева сварила кофе и разлила его по чашкам, когда в проеме двери показался улыбающийся Всеслав.
– Ты нашел Рогожина? – спросила она.
– Почти… Давай завтракать, а то я опаздываю.
– Ну вот, – огорчилась Ева. – Я тебя вчера ждала, ждала, хотела обо всем расспросить…
– Потом. Зато у меня приятная новость, – Смирнов подошел и обнял ее сзади, прижался губами к затылку. – Ты едешь в Серпухов.
– Вместе с тобой? – обрадовалась Ева.
– Одна.
– Как? – она сердито нахмурилась и выскользнула из его рук. – Почему?
– Ты же сама предлагала!
– Да, но… Тебе нужна моя помощь?
– Очень нужна, – спрятал улыбку Всеслав. – Ты даже не представляешь, как ты меня выручишь. Видишь ли, дело Рогожина оказалось гораздо сложнее, чем я думал. Придется мне сегодня усиленно поработать в этом направлении. А поиски Алисы Данилиной скорее развлечение… Думаю, если серпуховский адрес из ее записной книжки именно Глеба Конарева, то она, вероятно, там. Поговоришь с ней по душам, как женщина с женщиной, убедишь вернуться домой или хотя бы позвонить матери и брату, которые с ума сходят от беспокойства. Если девочка хотела их наказать, то уже добилась своего, и можно дать им поблажку. И все в таком духе… У тебя это получится лучше и мягче, чем у меня. Только вообрази себе – является частный детектив, нанятый братом, который выследил беглецов и теперь намерен доставить Алису домой чуть ли не под арестом. Куда это годится? У Данилиных отношения между собой и так натянуты – дальше некуда.
– Ты прав, – согласилась Ева. – Мое появление не произведет столько шума и возмущения, как твое. И мне будет интересно. Читая записки Алисы, я начинаю проникаться ее внутренним миром: он удивительно напряжен, запутан и противоречив. Хочется посмотреть, какова же эта девушка в жизни, как она выглядит. Фотографии – лишь бледные тени, они не передают в полной мере ее облик.
– Почему? – вскинул брови сыщик. – По-моему, как раз наоборот. Снимок выхватывает и подмечает то, что в обычной жизни ускользает от внимания.
Ева упрямо качнула головой.
– Фотографии – это всего лишь застывший, мертвый слепок жизни, тогда как сама жизнь – вечно изменяющаяся истина.
– Ты училась в школе Сократа, – делая серьезное лицо, сказал Всеслав. – Или Платона. Изменяющаяся истина! Неплохо придумано, дорогая Ева. Головоломка для философов еще та!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Рокотов Федор Степанович (1735–1808) – русский живописец.