Злые обезьяны

Я поползла обратно к ящику с инструментами и достала нож. Подумывала забрать все, но не хотела себя перегружать, неизвестно, как далеко пришлось бы убегать. Я полагала, что нож – самое важное доказательство, не говоря уже о том, что самое полезное, если меня загонят в угол.

Я вылезла из фургона со стороны пассажирского сиденья и принялась искать кнопку, которая открывала двери гаража. Найти не смогла, вместо нее на стене была небольшая металлическая панель с замочной скважиной. Я схватила одну из своих скрепок и парой ловких движений сломала ее в замке.

Вот же дерьмо. Быстро осмотрела дверь гаража и поняла: чтобы пробить ее, понадобится суперсила. Я всерьез прикидывала протаранить ее фургоном, но тот выглядел не настолько крепким, чтобы выдержать столкновение, да и моих навыков мелкой шпаны не хватило бы на то, чтобы замкнуть два провода и завести движок.

Я решила улизнуть через дом. Ужасно. Теперь, с испорченными гаражными дверями, мне нужно выбраться до того, как уборщик решит съездить поужинать или поглядеть на какую-нибудь игру Школьной Лиги.

Я прижала ухо к двери, ведущей в дом, и, не услышав с той стороны тяжелого дыхания, нажала на ручку. Ожидала, что замок окажется заперт, прочих трудностей в том же духе, но, думаю, уборщик не был фанатом полнейшей безопасности. Ручка повернулась, и я приоткрыла створку.

Где-то в доме текла вода. Я открыла дверь пошире, оказалось, хозяин принимал душ.

Я не могла поверить своей удаче. И не поверила: выскальзывая за дверь, держала нож наготове.

Я оказалась в маленькой нише, оборудованной стиральной машиной и сушилкой. Ниша выходила в кухню. Слева от меня был еще один дверной проем, который вел в спальню, а из той можно было попасть в ванную. Я топталась в дверях спальни, подслушивая.

Уборщик точно был в душевой кабинке – сами догадайтесь, как я это поняла. Мой нос сморщился от отвращения, но в то же время я расслабилась, уверенная, что, по крайней мере, несколько минут я буду в безопасности.

Облегчение сделало меня дурой. Вместо того чтобы бежать к входной двери, я принялась шнырять вокруг, открывая ящики и шкафы. Я закончила с кладовкой, обменялась взглядами с кроликом Триксом[7], когда на кухонном столе зазвонил телефон.

Словно охранная сигнализация включилась. Я в панике уронила нож и схватила трубку, прежде чем раздался еще один звонок. Вода продолжала течь. Я прижала трубку к уху и сказала: «Алло?»

Там сначала была тишина, потом несколько резких щелчков, и мужской голос произнес: «Джейн Шарлотта».

Это наверняка был уборщик. Он меня обдурил. Все это время он забавлялся, позволяя думать, что не заметил меня. Звуки из душа, наверное, какая-то запись, чтобы внушить мне фальшивое чувство безопасности. Но игра окончена, сейчас он велит мне обернуться, а сам окажется прямо за спиной, а потом я умру.

Но тот голос в телефонной трубке сказал: «Ты же не хочешь застрять там, Джейн. Он – злая обезьяна».

А затем голос исчез за треском помех, или это я так завизжала, а в следующее мгновение уже оказалась на улице, вопя во весь голос.

К дому уборщика подъезжали две полицейские машины. Следом за ними остановился пикап Фелипе, а в нем сам Фелипе, Карлотта, сеньор Диас и школьная библиотекарша.

Из первой машины вышел полицейский, я бросилась прямо к нему, крича: «Это Ангел Смерти! Это Ангел Смерти! Уборщик – Ангел Смерти!» Полицейский схватил меня за плечи и попытался выяснить, что случилось, но я только кричала: «Он – Ангел Смерти!»

Остальные копы выхватили пистолеты и окружили дом. Они были почти у самой двери, когда им навстречу вышел уборщик, все еще мокрый после душа, в футболке и боксерских шортах. Я уже начала немного успокаиваться, но, когда увидела его, снова разум потеряла, и с криком «Злая обезьяна!» прижалась ближе к патрульным машинам.

Копы взяли уборщика на прицел и велели ему поднять руки, что он и сделал. Скользкий тип. Вместо того чтобы выглядеть напуганным, он изображал растерянность, словно был таким невинным парнем, который и представить не может, что полиция делает на его земле.

На него надели наручники. «Ну же, – уговаривал меня главный полицейский. – Все в порядке, мы его взяли. Поговори со мной». Я начала лепетать что-то об охотничьем ноже, наконец коп кивнул, сказал: «Ладно, просто постой тут» и вошел в дом.

Семейство Диас встали вокруг меня, как защитный барьер. «Ты в порядке, Джейн? – спросила Карлотта. – Он тебе ничего не сделал?»

Я покачала головой: «Просто дико напугал… Но теперь все в порядке».

Только ничего не было в порядке. Я начала это понимать, едва коп вернулся не с тем ножом.

«Этот?» – уточнил он, протягивая маленький кухонный ножик с пятидюймовым лезвием.

«Нет, – ответила я. – Сказала же, охотничий. Большой».

«Покажи мне». Он проводил меня в дом. Охотничий нож исчез. Когда я указала место на полу, где уронила его, полицейский произнес: «Здесь я и нашел это, – и снова показал нож для стейка. – Ты уверена, что не ошиблась?»

«Конечно, уверена, – раздраженно ответила я. – Уборщик, наверное, спрятал настоящий нож перед тем, как выйти наружу». Затем мне вспомнился ящик с инструментами: «Погодите-ка… Сюда!»

Привела копа в гараж, к фургону. «Внутри, – сказала я. – Вам, наверное, понадобятся ключи…» Но задние двери оказались не заперты. Коп открыл их.

«Итак, – произнес он, – что я должен увидеть?»

Багажник фургона был пуст. Ни покрывала, ни полиэтиленовой пленки, ни ремней, ни ящика для инструментов.

«Черт возьми! – сказала я. – Он, наверное, и это барахло спрятал».

«Какое барахло?»

«Свое снаряжение для похищений».

«Снаряжение, да? – У копа изменилось выражение лица, и мне это совсем не понравилось. – И ты думаешь, он собрал это… снаряжение… и спрятал его, когда мы приехали?»

«Раньше барахло было тут, а теперь нет. Так что да. А что не так-то?»

«Ничего. Только тебе не кажется, что ему пришлось бы бегать очень быстро?»

«Слушайте, я не сочиняю».

«Я не говорил, что ты сочиняешь. С чего бы мне так думать?»

Тогда мне стоило просто закрыть рот. Дело в том, что он был прав: уборщику пришлось бы действовать очень быстро, а значит, он не смог бы хорошо спрятать свои вещички. Уверена, я бы их нашла.

Но коп посмотрел на меня тем же взглядом «я-насквозь-вижу-твой-треп», что и офицер Дружески, – только этот, знаете ли, не был таким уж дружелюбным, – поэтому я не только не заткнулась, но и подняла тему, которую не стоит упоминать, если хочешь, чтобы тебе поверили.

«Принюхайтесь, чувствуете запах?» – сказала я.

«Запах?»

«Внутри фургона. Понюхайте».

Он наклонился и понюхал: «Освежитель воздуха?»

«Травка».

Его брови поднялись: «Марихуана»?

«Уборщик курит».

«В самом деле? Никогда не подумаешь, глядя на него».

«Не для кайфа, – сказала я. – В смысле, и для него тоже, но он курит, чтобы возбудиться. Прежде чем…»

«А! Ты имеешь в виду, прежде чем он использует свое снаряжение для похищений… А тебе знаком запах марихуаны, да?»

Тут все начало расти как снежный ком. Чем скептичнее он выглядел, тем больше я говорила; когда он спросил, что вывело меня на уборщика в первый раз, я на самом деле сказала правду или, по крайней мере, сказала достаточно, чтобы выставить себя полной идиоткой. «Обезьяньи крики, да? Что ж, я понимаю, почему ты отнеслась с подозрением к человеку, который кричит, как обезьяна…»

Чтобы окончательно меня унизить, он вывел меня на улицу и спросил Карлотту, знает ли она что-нибудь про эти обезьяньих крики.

«Обезьяньи чего?» – спросила Карлотта.

«Так я и думал», – сказал полицейский и велел своим приятелям снять с уборщика наручники.

Мой болтливый язык не мог уняться: «Вы его отпускаете?»

«Беспокойся о том, отпущу ли я тебя, – ответил полицейский. – Если этот джентльмен захочет выдвинуть обвинение в нарушении границ частных владений, я с радостью тебя арестую».

Но уборщик, все еще изображая невинность, сказал, что не хочет выдвигать обвинений – он просто хочет понять, что происходит.

«Всего лишь недоразумение, сэр, – ответил ему полицейский и поглядел на меня, – которому лучше бы не повторятся».

Диасы отвезли меня домой. Сеньор Диас заставил меня ехать в кузове пикапа, и я особо не возражала, поскольку они с Карлоттой всю дорогу громко спорили на испанском; когда мы притормозили у школы, чтобы высадить библиотекаршу, та выползла из кабины бледная и наполовину оглохшая. Затем мы добрались до моего дома, и сеньор Диас спокойно побеседовал с тетей и дядей. Мне и подслушивать было не надо, чтобы понять – с этой минуты я езжу в школу на автобусе.

После ухода Диасов дядя сказал, что «будет лучше», если я больше не стану ходить в закусочную или на заправку, а тетя добавила, что «какое-то время» им не понадобится моя помощь в магазине, и это означало, что я наказана. Я всерьез разозлилась и начала болтать о том, как глупо мне не верить, и что не будет моей вины, если уборщик прибьет еще какого-нибудь ребенка. Но они только головами покачали и оставили меня рвать и метать в одиночестве.

Была пятница, целые выходные у меня ушли на жалость к себе. Понедельник оказался чуть лучше – я проспала лишние полтора часа, что морально восполнило вынужденную поездку на автобусе. До второго урока английского мы с Карлоттой не виделись. Но во время занятий она меня игнорировала, пришлось на перемене выбежать в коридор, чтобы догнать ее.

«Я не должна с тобой разговаривать, Джейн, – сказала она. – Папа считает, что ты плохо на меня влияешь».

«Так и есть. И это одна из причин, по которой я тебе нравлюсь».

Шутка вышла плоской, но, по крайней мере, моя подруга не ушла. Через секунду она спросила: «Ты слышала про уборщика?»

«А что с ним?»

«На выходных он уволился. Библиотекарша сказала мне, что он позвонил директору и сказал, что уходит».

«Уходит, типа переезжает?»

«Думаю, да».

«Разве ты не понимаешь, что это значит? Он виновен! Хотя полицейские его и отпустили, он боится, что о нем вспомнят, если еще один ребенок пропадет».

«Возможно, – сказала Карлотта. – Или, может быть, он боится, что люди поторопятся с выводами, когда услышат, что к нему приезжала полиция».

«Карлотта, клянусь, я ничего не сочинила».

«Ну, теперь это уже не важно, да? В смысле, если он и правда уехал навсегда, – она посмотрела на меня. – Будь осторожна, пока мы точно это не выясним, ладно?»

Мне уже приходило это в голову. В ту пятницу, когда мы покидали дом уборщика, я поймала на себе его взгляд. Полицейские уже сидели в машинах, Фелипе разгонял пикап, а я оглянулась и увидела, что уборщик все еще стоит в дверях в нижнем белье и разглядывает меня. Растерянность на его лице исчезла, и появилось новое выражение.

– Неприязнь?

– Нет. Никаких эмоций. Он был просто… внимательным. Как будто хотел убедиться, что узнает меня при следующей встрече.

Этого хватило на несколько недель ночных кошмаров. В снах он подъезжал к нашему дому после полуночи, выключал фары и сидел, куря травку и глядя на окно моей спальни. Иногда просто сидел, придумывая, как поквитаться со мной, а иногда расхаживал снаружи дома, отыскивая способ войти. Однажды ночью я проснулась в поту, уверенная, что слышала отъезжающий фургон, а когда выглянула в окно, учуяла запах марихуаны.

А еще мне снился голос, который я слышала по телефону на кухне уборщика. Когда я проснулась, то выбросила это из головы – не то чтобы забыла, но это было до того странно, что я притворилась, будто ничего не помню. Но голос попал в мои сны и там был вовсе не страшным. Чудилось, как в темноте я сжимаю телефонную трубку, окаменевшая, потому что уборщик пришел по мою душу, а потом голос произносит мое имя: «Джейн Шарлотта», и сразу волна облегчения, ведь я откуда-то знаю, что голос добрый и он на моей стороне, на стороне всех добрых людей. А еще, что он сильнее Ангела Смерти.

Так что несколько недель мне без конца снилась такая фигня, а потом все реже и реже. Уборщик ко мне не заявлялся, никто в школе или в городе его не видел, дети не пропадали, и, хотя я была уверена, что парень виновен, это все больше и больше казалось чужой проблемой.

Однажды вечером тетя и дядя поехали во Фресно повидаться с друзьями. Изначально я должна была отправиться с ними, я бы смотрела кино, пока они играют в бридж или что-то в таком роде, но накануне меня поймали за списыванием теста, и, когда после уроков директор позвонил и сдал меня, тетя начала говорить не «когда мы поедем завтра вечером», а «когда я с твоим дядей поеду завтра вечером».

Они ушли около шести. С запада набежали грозовые тучи, а я ужасно разозлилась и надеялась, что родня попадет под ливень. К семи небо совсем потемнело и на горизонте замерцали молнии, но дождь так и не полил.

Я прочла несколько глав из Нэнси Дрю – большую часть серии уже проглотила, приходилось растягивать то, что осталось, – потом съела кусок мясного рулета, который тетя оставила мне в холодильнике. Вымыла тарелку и села за кухонный стол разгадывать кроссворд из «Пчелы Фресно». Еще одно дело в стиле Фила, за которое, хоть вы мне заплатите, я не взялась бы в Сан-Франциско. Но телевизора не было, Нэнси Дрю заканчивалась, а сеньор Диас вешал трубку каждый раз, когда я пыталась позвонить Карлотте, так что пришлось снижать стандарты развлечений.

Это был кроссворд со скрытыми сообщениями, которые иногда печатали в газете: некоторые подсказки выделялись, и, если их разгадать и собрать вместе, получалось высказывание или цитата. Например, СОЛНЦЕ КРАСНО ПО УТРУ – МОРЯКУ НЕ ПО НУТРУ или ВСЕ, ЧТО НЕ УБИВАЕТ, ДЕЛАЕТ НАС СИЛЬНЕЕ. Обычно подсказки были достаточно сложными, приходилось решать кроссворд целиком, но иногда, как в тот раз, их можно было разгадать сразу.

Первый подчеркнутый ключ – один по горизонтали, восемь букв, «Закрывшийся конкурент журнала „Жизнь“». Я знала, что это журнал «ПОСМОТРИ». Вторая подсказка – девять по горизонтали, три буквы, «Противоположно над». То есть ПОД. Эта была настолько легкой, что я чуть не рассмеялась.

Раздался раскат грома, и наконец начался дождь. Это был тот самый ливень, которого я и хотела для некоторых, но, вместо того чтобы обрадоваться, я забеспокоилась. Сходила к входной двери, включила свет над крыльцом и долго смотрела наружу, чтобы убедиться, что это и правда дождь, а не звук шин на подъездной дорожке.

Следующая подсказка была единственной, справиться с которой не получалось: двадцать по горизонтали, пять букв, «Где спрятан пистолет ЕП».

– Пистолет ЕП?

– Заглавная «Е» и заглавная «П». Я подумала, что это, возможно, опечатка, поэтому перешла к следующей подсказке – двадцать четыре по горизонтали, пять букв, «подруга Тарзана». У меня кожу на голове покалывало от такого начала, но последняя подсказка заставила волосы дыбом встать – тридцать один по горизонтали, восемь букв, «Сирота Бронте».

Обычно мне бы на такое не ответить, но как раз в ту неделю мы на уроках читали «Джейн Эйр», и учитель вкратце рассказал о несчастной судьбе семьи Бронте, так что я знала, что «сирота Бронте» – это ШАРЛОТТА. После того как Бранвел, Эмили и Энн умерли, Шарлотта осталась одна, одна в своем доме, вроде как и я тогда. То есть, если собрать все разгадки вместе, получалось…

– ПОСМОТРИ ПОД пробел ДЖЕЙН ШАРЛОТТА.

– Ага. И то ли пробел меня подстегнул, то ли потому, что она была у меня за спиной, но я вдруг поняла, что недостающее слово – МОЙКА.

На тетиной кухне была здоровенная мойка. «Хоть свинью в ней режь», – сказал однажды мой дядя, и как-то так сказал, словно это не просто оборот речи. Под мойкой было огромное пространство, и несколько лет назад, когда мы тут гостили, Фил залез туда во время пряток и разбил голову о трубу. Так что из-за мыслей о зарезанной свинье и воспоминаний о крови, стекающей с лица брата, я не жаждала совать туда свой нос.

Но, конечно, нужно было посмотреть. Я твердила себе, что это просто совпадение, не могло же сообщение в кроссворде касаться лично меня. Может, «Посмотри под мойкой, Джейн Шарлотта» – строчка из Шекспира.

Ну, я открыла шкаф, а там ничего, кроме обычного барахла, которое хранят в таких местах. Выходит вроде как совпадение. Но потом я подумала: «Погоди, не будут же это класть рядом с полиролью для серебра» и начала шарить между стеной и чашей мойки. Сначала была только пустота, но потом мои пальцы коснулись чего-то шершавого. Сверток.

Кусок мешка из-под картошки, перевязанный веревкой. Я вытащила его и развернула. Это оно и было.

Пистолет, похожий на игрушечный. Ярко-оранжевый, с широким стволом, сделанный как будто из пластика. Хотя тяжелый и холодный. Вот я и решила, что это, наверное, водяной пистолет. Но в основании рукояти не оказалось резиновой пробки, только пластина с гравировкой «ЕП».

Сбоку были еще метки. Возле основания ствола, рядом со спусковым крючком, оказалась круглая шкала с четырьмя делениями. Одно – «Безопасно» маленькими зелеными буквами, следующее – «НЛ» синими, последние два, помеченные темно-красным, – «ИИ» и «ИМ». Тогда пистолет был переключен на ИМ.

Я сделала то, что традиционно делают подростки, найдя оружие, заглянула в дуло. Оно было реальнее всего остального в пистолете, так что я решила на курок не нажимать. Вместо этого огляделась в поисках одной из кошек моей тети. Но те догадались разбежаться. И прежде чем я нашла новую мишень, свет в доме погас.

Несколько секунд я оставалась на удивление спокойной. Потом снаружи вспыхнула молния, и в окне над мойкой возник силуэт, которого там не должно быть. В следующую вспышку я разглядела его получше: в апельсиновой роще за домом стоял фургон с выключенными фарами.

Кто-то огромный прошел через заднее крыльцо и промелькнул в окне – говорю «кто-то», но я, конечно, догадалась, кто это и для чего он здесь. Он направился прямо к двери, которая была заперта на хлипкий замок, и ударил по ней со всей дури, реально, будто молотом. Я почувствовала, как задрожал косяк. Последовала пауза, а потом он начал трясти ручку, будто вырвать ее хотел.

К этому моменту я чуть не обделалась со страху. У меня все еще был пистолет, но я считала его игрушкой и чуть не выбросила в раковину, решив бежать.

И тут зазвонил телефон – что за чудесный звук! Уборщик тут же перестал громыхать дверной ручкой. Телефон все звонил и звонил, я метнулась к нему, боясь, что трель умолкнет раньше, чем я успею, и в дверь снова начнут ломиться. Я ударилась коленом о стул, а боком врезалась в угол кухонного стола, но пистолет не выпустила.

На седьмом звонке я схватила трубку: «Алло?..»

«Джейн Шарлотта».

«Не знаю, кто вы, – зашептала я, – но спасите меня. Ваша злая обезьяна прямо у двери».

«Нет, – ответил голос. – Он уже в доме».

В кабинете моего дяди скрипнула доска.

«Без паники, – посоветовал голос. – Он не ждет, что ты вооружена. Просто держи пистолет обеими руками».

Я повесила трубку. От телефона до входной двери было около дюжины шагов, но мои ноги коснулись пола раза два.

Дверь не открылась даже после того, как я вспомнила, что надо ее отпереть. Что-то – наверное, один из стульев с веранды – зажало ручку с обратной стороны.

Позади меня снова скрипнула доска: гад шел по коридору. Я развернулась и подняла пистолет, когда проем кухонной двери заслонила темная фигура.

Пистолет ЕП стреляет бесшумно. Тогда я этого не поняла, потому что вместе с выстрелом очень близко сверкнула молния и одновременно громыхнул гром. Кухню заполнил звук и свет, такой яркий, что сам уборщик, казалось, начал светиться, как настоящий ангел. Ангел с пылающим ножом в одной руке и проволочным нимбом в другой. Я заорала, он заорал и, едва молния погасла, упал.

В темноте раздался удар тела об пол. Я еще раз прицелилась и нажала на курок, но во второй раз даже щелчка не было.

Дождь прекратился. Гроза уходила, и скоро электричество снова включилось. Я смогла разглядеть уборщика, он неподвижно растянулся в дверном проходе. Просто мужчина, глаза остекленевшие, а на лице новое выражение.

– Предположу, что он выглядел удивленным.

– Ну, в эту часть истории немного сложно поверить.

– Действительно.

– Вы знаете, обычно, если пристрелишь в своем доме злодея, особенно серийного убийцу, бежишь звонить в полицию.

– Правильно.

– Или просто убегаешь к соседям.

– Правильно.

– Правильно. Но я не сделала ни того ни другого.

– А что вы сделали?

– Пошла прилечь. Парень же был мертв – я пару раз пнула его, чтобы убедиться, – так что вызывать копов было не к спеху. И почувствовав себя в безопасности, я решила ненадолго прилечь. Подумала, что через несколько часов вернутся тетя с дядей, там и разберемся.

Так что я поднялась в свою комнату. Забаррикадировала дверь комодом, на всякий случай, и легла. Пистолет ЕП сунула под подушку. Глаза закрыла.

А когда снова открыла, наступило утро. Дверь в мою спальню была широко распахнута, и я слышала, как тетя готовит на кухне завтрак. Я встала, спустилась вниз и остановилась в проеме, где вчера лежало тело уборщика.

«Доброе утро, соня, – сказала тетя. – Хочешь яичницу с беконом?»

Дверь на веранду тоже была открыта, и я увидела на заднем дворе дядю, который ходил вокруг дерева, разбитого молнией.

«Не спеши с беконом, – ответила я. – Скоро вернусь».

Я побежала наверх и заглянула под подушку.

– Оружие тоже исчезло, не так ли?

– Да. Но на его месте осталось кое-что. Монетка. Возможно, подарок от Пистолетной феи.

Монета размером с четвертак, но толще и тяжелее. Похожая на золотую. С обеих сторон было одинаковое изображение – полая пирамида с сияющим внутри глазом, знаете, вроде тех, что на банкнотах. По краю были три слова: OMNES MUNDUM FACIMUS.

– Моя латынь порядком заржавела. «Mundum» означает «мир»?

– Да. Я взяла латинский словарь в школьной библиотеке. «Omnes» – это «все мы», а «facimus» – это «созидать» или «делать», поэтому «omnes mundum facimus» – это типа «Мы все создаем мир». Так оно переводится, а смысл более путаный. Головоломка, понимаете? Своего рода тест на пригодность, как скрытое сообщение в кроссворде, только намного сложнее, поэтому мне потребовалось куда больше времени, чтобы его сдать.

– И сколько времени?

– Двадцать два года.

белая комната (II)

В следующий раз доктор заходит в комнату со второй папкой улик, еще более пухлой, чем предыдущая.

– Проверяли мою историю? – догадывается женщина, а он раскладывает бумаги на столе в три аккуратные стопки.

Тот кивает:

– Я не люблю конфликтовать с пациентами, но считаю, что в тюремной психиатрии агрессивная тактика на ранней стадии может быть весьма полезной.

– Чтобы отделить мошенников от по-настоящему больных на голову? – забавляется она. – И каков же приговор?

Он придвигает к ней первую кипу доказательств.

– Это отчет, отправленный в офис шерифа округа Мадера в октябре семьдесят девятого года. Человек по имени Мартин Уитмер был найден мертвым в своем фургоне в придорожной канаве за пределами Фресно. Уитмер работал уборщиком в средней школе, но уволился после того, как неизвестный ученик объявил его убийцей с трассы девяносто девять.

– Ну вот. Как я и говорила.

– Не совсем, – он переворачивает страницу из нижней части стопки. – Там нет упоминаний о пулевом ранении. Мистер Уитмер умер от инфаркта.

– Да, знаю. Я же сказала, что стреляла из пистолета ЕП.

Доктор задумывается:

– «ЕП» означает «Естественные Причины»?

– Точно. Извините, думала, что это очевидно.

– Пистолет, стреляющий сердечными приступами.

– Инфаркт миокарда, – говорит она, постукивая пальцем по строчке о причине смерти в протоколе вскрытия, – ИМ. А деление шкалы ИИ для ишемических инсультов. Инфаркт и инсульт – главные убийцы злых обезьян… – улыбается она. – Что еще у вас есть?

Он пододвигает вторую стопку, в которой всего два листа отсканированных газетных страниц. Это статья из «Обозревателя Сан-Франциско» с вопрошающим заголовком «СЛОЖИЛ ЛИ КРЫЛЬЯ АНГЕЛ СМЕРТИ?»

– «Прошло шестнадцать месяцев с того, как серийный убийца с трассы девяносто девять похитил свою последнюю жертву, – читает она вслух, – полиция штата начала надеяться, что так называемый „Ангел Смерти“, личность которого остается загадкой, возможно, ушел в отставку…» Да, видите, говорила же, что копы мне не поверили. Поэтому даже после того, как уборщик умер, они продолжали думать, что Ангел все еще где-то рядом.

Доктор показывает на обведенный абзац ниже на той же странице:

– Продолжайте читать.

– «Тринадцатилетний Дэвид Конович, мальчик, который, как полагают, был восьмой и последней жертвой Ангела Смерти, исчез с бензоколонки Бейкерсфилда двенадцатого декабря тысяча девятьсот семьдесят девятого года…»