Полная версия
По ту сторону
Сергей Щипанов
По ту сторону
© ЭИ «@элита» 2014
* * *Пролог
– Я не с пустыми руками, Илья Георгиевич. Такое привёз! Вот, взгляните…
– Погоди, Костя. Ты чего, прям с порога… Давай, хоть, поздороваемся нормально.
Очень высокий крепко сложенный человек в очках, с зачёсанными назад волосами, плохо прикрывающими наметившуюся лысину, и рыжей кудлатой бородой, поднялся с кресла и крепко пожал руку своего молодого коллеги.
– Садись. Сейчас чайку организуем. Люся!
На зов явилась молоденькая лаборантка в белом халате с закатанными до локтей рукавами.
– Люся, сделай нам чайку, пожалуйста.
Люся стрельнула глазами в молодого человека, кокетливо улыбнулась. Пошла, цокая каблуками. Костя проводил её взглядом.
Хозяин кабинета усмехнулся в бороду, которую все время теребил большим и указательным пальцами. Этот похожий одновременно на разбойника и на дореволюционного профессора человек, на самом деле доктор исторических наук Илья Георгиевич Суходольский, в своё время был научным руководителем Константина Михеева, аспиранта из Калининграда. После защиты Костей кандидатской они продолжали общаться, регулярно созванивались; бывая в Москве, Михеев всегда выкраивал часок: зайти в Институт Археологии на улице Дм. Ульянова возле метро «Академическая», повидаться с «Барбароссой» (так прозвали Суходольского аспиранты).
Сейчас бывший ученик заявился прямо с аэропорта – не терпелось удивить мэтра.
– Так что, говоришь, за сенсация у тебя? – спросил Суходольский, принимая из рук лаборантки чашку. – Спасибо, Люся.
Девушка поставила вторую чашку перед Костей, достала с полки вазочку с печеньем, опять стрельнула глазами, вышла. Голова парня, как намагниченная, поворачивалась следом за лаборанткой. Очень короткий халат не закрывал её длинных красивых ног и выгодно подчёркивал округлость упругой попки.
Илья Георгиевич снова усмехнулся:
– Ну, так?
– Да, именно сенсация! – воскликнул Костя, когда за Люсей закрылась дверь. – Почище вчерашней, с метеоритом в Челябинске – второй день по всем каналам передают.
– Да, уж. Журналистам теперь на месяц хватит пережёвывать… Так, что у тебя, не тяни, говори. Заинтриговал.
– Про нашу пресса ещё не пронюхала… На Литовском Валу, недалеко от Фридрихбургских ворот обнаружено захоронение. Там рыли котлован под здание, ну и наткнулись на могилу. Позвонили нам. Мы приехали, раскопали. Оказалось: единичное захоронение, мы датировали его второй половиной шестнадцатого века. Гроб неплохо сохранился, в нем останки: мужчина сорока-сорока пяти лет, судя по фрагментам одежды – парадному мундиру – важная птица, военный или крупный чиновник. Установили: на том месте до середины девятнадцатого века стояла часовня, построенная ещё в шестнадцатом столетии, возле неё, скорее всего и похоронили этого человека.
– Ну, так и что? – буркнул Суходольский. На мировую сенсацию сообщение бывшего ученика никак не тянуло.
– Терпение, Илья Георгиевич, всё по порядку. Покойник наш был застрелен – в глазнице черепа пулевое отверстие.
– Ах, вот как. Ну и?
– Мы нашли пулю – застряла в теменной кости, пробив мозг насквозь. Она хорошо сохранилась, хотя и почернела.
– О!
– Вот именно – о! Это и есть наша сенсация, – Костя, подобно опытному политику, приберёг самое главное «на десерт». – Пуля выпущена из нарезного оружия! Вот, посмотрите…
Он достал из кейса, который держал на коленях, пластмассовую коробочку, протянул Суходольскому. Тот открыл, вынул пинцетом упакованный по всем правилам артефакт. Пересел за лабораторный столик, повернул к себе большую лупу на кронштейне, включил подсветку.
Костя, прихлёбывая горячий чай, терпеливо ждал, пока мэтр рассмотрит пулю со всех сторон.
Илья Георгиевич хмурился, сопел. Минут пять смотрел, не проронив и слова.
Вернулся за письменный стол, положил пулю обратно в коробку, взял чашку с чаем.
– Ну? – не выдержал Костя.
– Что, ну? – буркнул мэтр сердито. – А вы ничего не перепутали с датировкой захоронения?
– Обижаете, Илья Георгиевич! Мы сто раз проверили. Сделали анализы и костей, и дерева, из которого изготовлен гроб. Радиоуглерод дал четыреста тридцать, плюс-минус сто двадцать лет.
– Если на клетке с ослом написано «лев» – не торопись верить… Так, кажется у Козьмы Пруткова? Нарезные стволы появились, дай бог памяти, в пятнадцатом веке, верно?
Костя кивнул.
– Ну, так вот. К вашей пуле это не имеет никакого отношения – она от современного оружия! Я даже могу, навскидку, попробовать назвать марку: пистолет Макарова, калибр девять, двадцать семь… У вас в университете была военная кафедра?.. Если хочешь проверить – отдай пулю экспертам с Петровки.
– Незачем. Я же не совсем лопух какой-то, сам сразу понял: пуля от современного пистолета – она в латунной оболочке. И, тем ни менее, пролежала под землёй не одну сотню лет, голову даю на отсечение. Такой вот хронопарадокс.
– Голову! Это не научный аргумент, друг мой, – проворчал Суходольский. – Хронопарадокс! Ты кто – учёный или фантаст? Тебя же серьёзные специалисты на смех поднимут. Вот газетчики, тем только шепни. Растрезвонят на каждом углу, мол, учёные сделали сенсационное открытие: доказали возможность совмещения несовместимого! И пойдёт писать губерния.
Костя разволновался:
– Что же делать, Илья Георгиевич?!
– Наплюй и забудь. Пусть уголовный розыск разбирается.
Учёный старой школы, Суходольский не допускал реальности хронопарадоксов. Для себя он решил: либо ошибка имеет место, либо фальсификация. Третьего не дано.
А молодому кандидату наук Косте Михееву не хотелось расставаться с тайной. Быть может, только раз в жизни судьба делает такие щедрые подарки…
Часть первая
От Региомонтума до Гамбурга
I. Пиратка и маркиза
1
Климат на Земле окончательно «слетел с катушек». Весь год погода чудила: то небывалая холодрыга в марте, будто не на Балтике живём, а на море Лаптевых, то тропическая жара в августе, а в декабре – теплынь, не Калининград, а Средняя Азия, ей-богу. Моя новая дублёнка весь месяц не ношеной в шкафу провисела. Ещё немного – и деревья зацвели бы. А за день до Нового года очередной сюрприз: зимняя гроза, явление необычное даже для нашей мягкой зимы. С полчаса грохотала канонада, и сполохи в небе праздничным фейерверком полыхали, потом дождь зарядил, и всё это безобразие закончилось мокрым снегом.
Я, глядя в окно, зябко поёжилась и проворчала:
– Ну и погодка.
Задёрнула штору, повернулась к подруге:
– Показывай, чего там у тебя.
Лариса вынула из сумки два туго набитых полиэтиленовых пакета. Когда она извлекла из них костюмы, первой моей мыслью было: «Господи, во что мне это обойдётся?!»
– Ты что, купила?!
Наверное, зря согласилась я пойти с Лариской на этот бал новогодний.
– Зачем же покупать? У меня знакомая в театральной мастерской. Этот Джека Воробья, а тот маркизы Помпадур. Ну, мне кажется, маркиза носила парчу, но… Зато пиратскую шляпу они по образцам из музея кроили, представляешь?
Я, наивная, решив, что предлагают выбрать, взяла розового шелка пышное с оборками и обсыпанное стразами платье.
Лариса поморщилась, но протестовать не стала.
– Хочешь померить? Прикинь на себя, конечно. Только знаешь, Снежок, тебе розовое не подойдёт. Твой цвет красный. Но было только розовое. Да и крой не твой. Здесь слишком глубокое декольте, а у тебя, подруга, бюст, честно говоря…
Не люблю, когда меня «Снежком» называют. Угораздило же родителей выбрать имя. Снежана! А я тёмненькая, скуластенькая, мне бы что-нибудь латиноамериканское подошло, что-то вроде Изауры. Кажется, был такой сериал бразильский? При знакомстве я обычно сокращаю своё имя, убираю первый слог и называюсь Жанной. А ещё не люблю, когда обсуждают мою грудь, хотя и не парюсь по поводу её миниатюрности.
– Кстати, – продолжила Лариса, – у Тамарки из третьей городской, ты её не знаешь, парень – косметический хирург. Так что, надумаешь сделать ботакс, или грудь нарастить – можно устроить, и недорого. Тамарка моя должница, я ей в своё время тёплое местечко с хорошим окладом нашла… Ах, да, чего я сказать-то хотела… Костюм пирата – самое то. И лицом ты на этого красавчика Джонни Деппа смахиваешь. Хи-хи.
– Вот как? Ну, спасибо за комплимент.
Я сделала недовольное лицо.
– Ничего ты не понимаешь! – воскликнула подруга. – Я как представила тебя в этом костюмчике, сразу поняла: все мужики твои!
– А меня ты спросила? Нет! Вот и сама наряжайся Воробьём, – заявила я тоном, не допускающим возражений, а про себя добавила: «Он как раз такой узкий, что все твои «прелести» наружу вылезут».
Пусть Лариска в пиратов играет. Как племянник мой, Костик. Ему девять лет, и он обожает кино про Джека Воробья смотреть. А мне больше маркизой нравится. Её, между прочим, звали Жанной… Почти как меня. Только откуда видно, что это именно маркиза? Не примут ли меня в нём за обычную куртизанку?
Разговор происходил в квартире на пятом этаже кирпичной девятиэтажки. Квартира, само собою, родителей – своя мне не скоро светит.
Лариса пришла за три часа до начала корпоратива, который в клубе «Весёлый Роджер» устраивало наше министерское начальство. Мне туда сроду не попасть, но Лариска достала пригласительный – она большая шишка, референт министерства. Подруга моя на шесть лет старше, успела выскочить замуж и развестись, а солидности – ноль. При такой-то должности! За это я её и люблю.
Лариса, видя мою непреклонность, стала сдаваться.
А мне, чем дольше я разглядывала платье, тем сильнее хотелось его надеть, ощутить холод шелка и почувствовать себя маркизой… Хм, маркизой? Нет, разумеется, актрисой, исполняющей роль фаворитки Людовика XV. А что, слабо мне, что ли, капризно надувать губки, похлопывая по колену веером, или безбашенно веселиться, произнеся знаменитое: «После нас хоть потоп!»…
Эх, мерить, так мерить!. И я сняла с себя всё, оставшись в одних трусиках. Ну, взгляд Ларисы надо видеть! Меня обдало скепсисом с головы до пяток. Ой, да, конечно, я знала, что платье Ларка подобрала под свою фигуру… Но фиг вот ей. Надену!
Надела…
Лариска усмехнулась. Я взглянула на себя в зеркало шкафа. Ну и что, что великовато… О, к платью ещё и парик прилагается! Совсем чудненько. Вот тут только подтянуть, и булавками пришпилить.
Повертевшись у зеркала, я осталась довольна своим видом. Зря Лариска наговаривает, с моей изящной – скажем прямо, без ложной скромности – фигуркой любой наряд к лицу. Рост у меня чуть выше среднего, плечи, грудь, живот – всё пропорционально. Ноги… ну, не как у модели, конечно, не от ушей, но стройные – короткое ношу, нет нужды прятать. И лицом Бог не обидел: многие находят меня миленькой. Не знаю, какое сходство с Деппом углядела Лариска, разве что глаза похожи – такие же черные и выразительные…
А вот сюда, над губой, надо мушку приклеить. Мушки у меня нет, но есть косметический карандаш. Отлично! Вот только…
– Лар, а как ты определила, что это наряд Помпадур, а не гризетки какой-нибудь?
– Так у них на коробке написано: костюм маркизы Помпадур. Да какая тебе разница, просто будешь представляться любовницей короля – хочешь маркизой, хочешь графиней, Анжеликой, скажем…
– Лар, а ты не находишь, что я поправилась слегка. Растолстела, пора на диету садиться…
Лариска только рукой махнула. Ещё бы она согласилась! Такого бы я ей не простила – мало ли, что девушка про себя скажет, нельзя же, с ходу, соглашаться с ней…
Ларисе пришлось довольствоваться костюмом пирата Карибского моря: банданой из ярко-красного шифона, белоснежной атласной рубахой с высокими манжетами, коричневой курткой из кожзаменителя, бордовыми бархатными штанами «пижамного» покроя на резинке, и широченными ботфортами. Шляпу она засунула под локоть. Напялив всё на себя, Лариса глянула в зеркало и скривилась:
– В цирке выступать. Кстати, что ты насчёт диеты говорила?..
– Да нормально! – возразила я. – Настоящий Джек Воробей!
– Ага, пират с бюстом третьего размера, ха-ха!
– Да ладно тебе! Ну, пираткой будешь, Кровавой Мэри какой-нибудь.
Мне совершенно не хотелось снимать платье и парик. Ну, дайте мне почувствовать себя обворожительной женщиной! Тем более парик в обычной жизни я никогда не надену. Ношу короткую стрижку, «каре». А волосы у меня, честно сказать, жидкие. Столько шампуней перепробовала. И все импортные, и яичный, и конский каштан… Эх, волосы – моё больное место.
Перед тем, как отправиться на бал, мы успели выпить на кухне по чашечке кофе и поболтать.
– Я тебя с Арнольдом познакомлю, – обещала Лариса. – Помнишь, говорила – у меня с ним как будто роман намечается… Ну, тот гинеколог из Центральной, помнишь? Между прочим, говорят, классный специалист, может пригодиться, хи-хи.
У Лары просто так знакомых не водилось. Любой мог пригодиться: парикмахер, театральный рабочий, психолог, водитель такси, менеджер турфирмы, стоматолог, школьный завуч, антиквар… И ещё много, кого я не знала. Уверена, что потребуйся кто-то в роддоме или морге, то и там у Ларисы найдутся завязки. На все случаи жизни. «Ты мне – я тебе». Пару раз она и меня просила кое-что сделать для «хорошей знакомой». И мы, работники «скорой», бываем необходимы…
– Мне, гинеколог? Чего вдруг? Оставь себе.
Она наставительно подняла палец:
– Не зарекайся!
– Слушай, Лар, а ты уверена, что это хорошая идея – явиться наряженными? Мало ли, что объявили: «быть в костюмах», может, все в нормальных вечерних платьях придут, а мы с тобой, как две ненормальные?
Подруга замахала руками:
– Что ты, что ты! Сейчас везде такие балы, и все наряжаются, зуб даю! Мы с тобой ещё премии отхватим, за лучшие костюмы. Вот если б ты согласилась на костюм Воробья…
– Даже и не думай, не отдам!
В прихожей послышался шум: пришли мои родители.
2
Напрасно я беспокоилась: таких «ненормальных», как мы с Ларисой, на карнавал явилась добрая половина. Среди них «маркиз» и «графинь» – пруд пруди. И к тому же феи, Летучие Мыши, Коломбины и Пьеретты. А в кого ещё женщине наряжаться? Не в Бабу-Ягу же. Так что с костюмом я, желая блистать на балу, явно промахнулась. Там такие роскошные дамы присутствовали, которым декольте сам бог велел носить: есть, что показать.
А вот Джек Воробей наличествовал в единственном экземпляре. Точнее, то была «пиратка Кровавая Мэри, краса и ужас южных морей». И северных тоже. Пара-тройка пиратов-мужчин имелась, но стандартные – с одинаковыми черными повязками, закрывающими «отсутствующий» глаз. Лариса же, в костюме Джека Воробья, сразу затмила всех: и пиратов и графинь. Дура я, что не послушалась подругу…
Впрочем, зависть к Ларискиному успеху не помешала мне веселиться от души.
Вечер организовали, как надо: танцы и фуршет, эстрадное шоу и конкурс песен-караоке (Ларисе там достался приз), и ещё что-то, забыла, что именно. Подруга, как и обещала, подвела ко мне своего гинеколога, представила нас друг другу. И – надо же! Этот холеный котяра моментально положил на меня глаз! Стал сыпать комплиментами и пошлыми остротами, всё время приглашал танцевать и выпить с ним шампанского, напрочь игнорируя Ларису. Та сначала делала вид, что не замечает такого возмутительного поведения своего ухажёра. Тем более что вниманием мужчин она сейчас вовсе не была обделена. Чуть ли не очередь выстроилась из желающих потанцевать с «красавицей-пираткой». Но я-то видела: Лариска рвёт и мечет. И так неудобно мне сделалось, так неловко…
Но отшить Арнольда никак не удавалось. Просто взять и послать его я не могла: мужик не сделал мне, в принципе, ничего плохого. Я уж и так и эдак – куда там! Арнольд ещё пуще хвост распускал, что твой павлин, и не отпускал от себя ни на минуту. При этом он изрядно «нагрузился» шампанским и коньяком, и стал позволять себе чуть больше, чем дозволено в приличном обществе. Особенно по части острот.
– Знаешь историю, как Святославу Фёдорову, знаменитому офтальмологу, подарили на юбилей портрет? – рассказывал Арнольд, глуповато хихикая. – Там он был изображён на фоне огромного человеческого глаза. Так вот, Фёдоров посмотрел и говорит: какое счастье, что я не гинеколог. Хи-хи.
Арнольд скалил белоснежные зубы, а мне не до смеха было, ей богу. Но не «солёность» шутки тому виной – я поймала на себе убийственный взгляд Ларисы. Бог ты мой, весь гнев подруги теперь падёт на мою голову! Нужно срочно исправлять положение.
Арнольд, похоже, совсем забыл о Ларисе. Продолжал хохмить:
– А про гинеколога знаешь анекдот? Которого судили за убийство проститутки…
Тут я довольно бесцеремонно оборвала говоруна:
– Извини, мне в туалет надо.
Чёрт с ним, пусть обижается. А мне подруга дороже.
Сунув в руку Арнольда бокал с недопитым шампанским – подержи, мол, – я быстро прошла к выходу, чуть задержавшись возле Ларисы – та в этот момент тоже выпивала в обществе Робин Гуда и одноглазого пирата.
– Лар, поговорить надо, – сказала я и вышла в коридор.
Подруга проследовала за мной. В коридоре целовалась какая-то парочка. Чтобы им не мешать, мы свернули в сторону и оказались у входа в раздевалку. Тут Лариса напустилась на меня, дав волю эмоциям – решила, должно быть, что я собираюсь просить её уступить мне Арнольда.
– Знаешь, подруга, такого свинства я от тебя не ожидала!
– Ларочка, подожди! Я здесь ни при чём, клянусь! Он же в меня, как клещ, впился. Никак отвязаться от него не могу…
Лариса глянула исподлобья, но промолчала. Обдумывала что-то. Я продолжала робко оправдываться.
– Гад какой, – сказала Лариса, наконец, – а ведь ещё вчера уверял меня, что я самая-самая… Надо его проучить! Давай одурачим этого донжуана – переоденемся. Я буду маркизой, ты – пиратом. Согласна? Пошли!
Лариса потащила меня в раздевалку.
– Давай, снимай платье скорее, – торопила подруга, стаскивая с себя костюм Джека Воробья. – У меня как раз полумаска есть, надену – он и не поймёт спьяну, кто перед ним. Посмеёмся, будет знать, как честным девушкам головы морочить.
Я не возражала. Мне и самой ужас как хотелось проучить Арнольда. Он явно решил «снять» меня на вечер, чтобы наутро забыть, как мимолётное приключение. Уж я-то знаю таких прохвостов…
Мы с Ларисой в темпе разделись. Она отдала мне шмотки Воробья, я ей шёлковое платье и парик.
– Оба на! – раздался вдруг нетрезвый голос из глубины раздевалки.
Мы обе взвизгнули и прикрылись тем, что было в руках. Я по пояс голая стояла, Лариса – в нижнем белье. Мы не удосужились проверить, а тут, в женской раздевалке, какой-то пьяный паразит обосновался.
– Убирайся! – закричала Лариса так, что в ушах зазвенело. – Сейчас охранника позову!
Когда непрошеный свидетель нашего переодевания удалился, мы, прежде всего, убедились, что теперь-то находимся здесь одни.
– Вот сволочи, – ругалась подруга. – А ведь с виду все порядочные люди…
Закончив переодевание, мы оглядели друг друга – всё ли в порядке. У меня потекла тушь, пришлось умыться, смыть косметику, которая, в общем-то, пирату ни к чему.
– Ну, Снежа, ты бесподобна. Отпад! А что я говорила?! Ведь костюмчик-то как на тебя шит.
– Ладно, пойдём.
Я ведь с самого начала знала, что костюм пирата Карибского моря мне больше к лицу, нежели розовое платье маркизы. Знала, но из глупого упрямства не хотела признаться даже самой себе.
Ничего, ещё наверстаю упущенное, покорю всех этим нарядом, а Лариска пусть разбирается с гинекологом своим…
Но вот незадача: путь нам преградил… кот. Обычный беспородный котяра. Только чёрный, как в песенке, «от усов до хвоста был черней, чем сама чернота». Сидел, негодник, прямо у нас на дороге, и лапой морду намывал.
– Кыш! – крикнула на кота Лариска. Тот и усом не повёл.
Подруга – вот дурная! – свернула в боковой проход, не желая идти там, где «кот дорогу перешёл».
– Лар, ты чего?! – только и успела воскликнуть я.
Где-то над крышей громыхнуло – гроза, наверное, опять. В здании погас свет.
В кромешной тьме я потеряла способность ориентироваться. К тому же тишина воцарилась полнейшая – до звона в ушах. И явно пахло озоном.
– Лар, ты где? – позвала я. В ответ – молчание.
Я осторожно пошла вперёд, вытянув руки. Шла долго, целую вечность – так мне казалось. Обрадовалась, нащупав твёрдую поверхность – кажется дверь.
Зацепилась ногой за мягкое, мяукнувшее жалобно – тот самый кот, не иначе, крутился в поисках выхода. Или входа.
Я неосторожно надавила на дверь, она резко распахнулась… в пустоту. Мне показалось – падаю в пропасть. Ужас мгновенно сдавил горло смертельной хваткой, не дав и пискнуть.
Я отключилась.
II. Трактир
1
Бом… бом… бом…
«По ком звонит колокол?» – первое, что пришло мне на ум.
Господи, что со мной такое? И откуда звон этот? И запах. Вернее, целый «букет ароматов»: едкая смесь табачного дыма, винных паров, чеснока и горелого масла.
Я с превеликим трудом открыла глаза и подумала: уж не сплю ли? Вокруг полумрак, но и при скудном освещении ясно, что нахожусь я не в танцзале «Весёлого Роджера», а в незнакомой комнате с низким потолком и крошечными оконцами. Большую часть помещения занимал стол, точнее, сколоченное из досок сооружение длиной с дорожку боулинга. На грубой столешнице стояли плошки с плавающими в них горящими фитилями – светильники из сказки про Аладдина. Однако основной свет исходил сбоку, но не от лампы, и не от свечки какой-нибудь, а от самого настоящего очага, построенного, наверное, по рисунку на холсте из каморки папы Карло. В нем пылал огонь и булькало варево в закопчённом котле, висящем на толстой железной цепи.
Сюрреализм какой-то!
Или просто продолжение карнавала? Тем более наряды присутствующих тут людей под стать диковинному интерьеру: у мужчин полосатые гольфы до колен, кафтаны, кушаки, колпаки шутовские; у женщин пышные юбки до пола и чепчики на головах. Ей богу, самые настоящие чепчики с картин мастеров эпохи Ренессанса!
За большим столом обедали и пили из огромных кружек человек шесть мужиков, у очага стояли дородная женщина с красным лицом, и мальчишка в таком же, как и у взрослых, клоунском наряде. Женщина помешивала в котле деревянной ложкой с длинной ручкой.
И все на меня таращились с удивлением и насмешкой, словно на чокнутую, только что пальцами у висков не крутили.
– Извините, можно я присяду?
У меня кружилась голова и подташнивало. Не дожидаясь ответа, я осторожно опустилась на табурет с краю стола.
Женщина у очага сказала что-то не по-русски. На немецком, похоже. А из дальнего угла раздался звонкий девичий смех. Там стоял ещё один стол, поменьше, за ним расположилась весёлая компания – трое мужчин и две девахи. Причём дамочки сидели на коленях у кавалеров. Вот они-то и гоготали. И ведь надо мною потешались, даже пальцами показывали, идиотки ненормальные. Представительницы древнейшей профессии, чёрт бы их подрал, ночные бабочки, а по-русски – шлюхи.
Тут одна из девиц спорхнула с колен хахаля и направилась прямиком ко мне:
– Grub schoner Knabe!
И эта на немецком! Они что, сговорились?! По-английски я бы хоть как-то смогла объясниться…
Девица подобрала юбку и плюхнулась на табурет рядом со мной. Её круглое веснушчатое личико в обрамлении рыжих кудрей, выбивающихся из-под чепца, можно было бы назвать олицетворением детской чистоты и невинности, если б не глаза – бесстыжие наглые буркалы прожжённой потаскухи самого низкого пошиба. Спиртным от неё разило, как из винной бочки. Да и макияж у дамочки – ужас просто! Чем, интересно, она мазюкалась?
Девица выпростала из-под юбки ногу, обутую в… не знаю, даже, как назвать такую обувь, – грубый башмак, типа сабо, – и оперлась носком в моё колено.
Я совершенно растерялась. А нахалка протянула руку к моему лицу и потрепала за щеку.
– Послушай, ты! – вскричала я, отталкивая её ладонь. – Чего тебе надо! – и добавила по-немецки. – Донерветер! Тойфель золь зи холен!
Послав деваху к чёрту, я практически исчерпала запас немецких выражений, доставшийся мне от общения с нашим соседом, дядей Изей. Тот, будучи слегка «под мухой», ругается обычно на идише, а поддав основательно, переходит почему-то на немецкий.
Дружный хохот, от которого пламя в светильниках колыхнулось, и заплясали по стенам огромные тени, сотряс комнату. Деваха же состроила мне глазки, затем резко придвинулась, обняла за шею и… чмокнула в губы!
Меня буквально подбросило. Под смех и возгласы приятелей этой ненормальной я отскочила в сторону и встала в оборонительную позицию, сжав кулаки и закрывшись левым предплечьем – пусть только попробует кто-нибудь сунуться!
«Ночная бабочка» тоже расхохоталась, потом промурлыкала: