В твоем доме кто-то есть

Два противоположных чувства – вина и любопытство – мучили и Макани, но Олли лишь пожал плечами.

– Полиция пока мало что об этом знает. И не осталось никаких улик. Во всяком случае, пока ничего не нашли.

Победило любопытство.

– Она была… Хэйли изнасиловали?

– Нет, – сказал Олли.

– Слава богу, – одновременно выдохнули Макани и Дэрби. Макани стало легче, что Хэйли, по крайней мере, не прошла через это.

– Ее нашли в постели, но непохоже, что убийца вообще ее хоть где-то касался, – сказал Олли. – Или что она касалась его. Полиция даже не уверена, что виновный – мужчина. У нее не было синяков и под ногтями ничего не оказалось – ни кожи, ни тканей, которые могли бы остаться, если бы она царапалась или отбивалась от убийцы.

Макани обдумала его слова.

– Значит, Хэйли застали врасплох.

– Может быть. Или она знала убийцу.

– А может, и оба варианта, – сказала Алекс, и все кивнули. Она скрестила руки на груди с довольным видом победителя. – Я знала, что у тебя есть инсайдерская информация.

Морщинка между бровями Олли стала глубже.

– Это все, что я знаю. Правда. И ты же понимаешь, что никому не должна об этом рассказывать, так?

– Пожалуйста, – Алекс отмахнулась от него. – Все, кому я могла бы сказать, уже в этой машине.

Дэрби протянул руку и сжал ладонь Алекс с неаккуратно накрашенными черными ногтями.

– Я тоже тебя люблю.

Но что-то не давало Макани покоя.

– Откуда ты все это знаешь, если твой брат не обсуждает с тобой работу?

Олли пожал плечами:

– Подслушал разговоры. – Но, казалось, Макани его ответ не убедил, и он робко добавил. – И… я прочитал материалы дела, когда он спал.

Макани удивленно приподняла брови. Алекс снова подсела ближе к Олли.

– У отца Хэйли есть алиби?

– Понятия не имею, – сказал он.

– Разумеется, имеешь.

– Я же сказал, это все, что мне известно.

– Ладно, тогда узнай.

Олли наконец рассмеялся, бросив взгляд на Макани:

– Ага. Конечно.

Смех был лучшим ответом, когда Алекс становилась слишком настойчивой. Макани почувствовала искорку надежды. В лобовое стекло она увидела, как две хрупкие на вид девушки прошли мимо со связкой белых шариков в руках. По их щекам текли слезы.

– Они участвуют в мюзикле? – спросила Макани.

– Не думаю, – сказал Дэрби.

Сердце Макани замерло из-за посетившей ее неприятной мысли:

– Ребята, а вы что-то принесли?

Олли и Алекс покачали головами, а Дэрби вытащил из рюкзака открытку из картона, сложенную пополам. Он нарисовал на обложке блестящей красной ручкой сердце.

– Я сделал ее прошлым вечером, но оставил место и для ваших имен, если хотите.

Хорошо, что Дэрби вспомнил, на него всегда можно было положиться. Алекс достала шариковую ручку и нацарапала рядом свое имя, а затем передала открытку и ручку Олли. Удивленный, а может, даже тронутый, он написал свое имя внизу маленькими заглавными буквами.

Олли протянул открытку и ручку Макани.

Она смотрела на блестящее сердце, и чувство вины пронзало каждую клетку ее тела. Она никогда не разговаривала с Хэйли, когда та была жива. Макани ненавидела сплетни, но предполагала, как жила эта девушка, и гадала, как она погибла, словно в каком-нибудь детективе. Она не заслужила подписать открытку, потому что ей и в голову не пришло принести что-то для Хэйли.

– Макани, – встревоженно позвал ее Олли.

Перед глазами поплыло, но она взяла открытку и ручку, чтобы подписать ее, потому что за ней наблюдали друзья, хотя и чувствовала себя при этом мошенницей.

Они вышли из машины и присоединились к толпе. Дэрби положил их открытку поверх горы печальных подарков. Макани стало интересно, кто и когда соберет все эти вещи. Отнесут ли родители Хэйли все домой, или открытки, постеры и плюшевые мишки останутся лежать здесь и затем отправятся на свалку?

Ученики из каждого школьного кружка пришли выразить свое почтение: ботаники из театральной студии и хора, атлеты и гики, геймеры и хакеры, «будущие фермеры Америки» и ребята, участвующие в родео. Все молились вместе. Президент школьного совета раздавал листовки для траурного бдения со свечками. Только наркоманы держались в стороне: они чувствовали себя неуютно из-за того, что нужно было скорбеть вместе с остальными.

Макани сделала вид, что расстроена по тем же причинам, что и ее одноклассники. Притворилась, что фургон местной телекомпании, припаркованный возле флагштока, не заставил ее потеть от страха. Затем притворилась, что ей холодно, натянула капюшон толстовки и отвернула лицо от камер. Притворилась, что ее место здесь.

* * *

Несмотря на удивленные взгляды других учеников, Олли присоединился к ним за обедом. Макани сама пригласила его, но все равно опешила, когда он сел рядом, скрестив ноги. Олли старался. У Макани сразу улучшилось настроение, хотя последовавший разговор был неловким. Олли ел свой сэндвич молча. Макани лишь надеялась, что ее друзья отнесутся к нему с тем же терпением, как и к ней.

По крайней мере, в его присутствии она не была третьей лишней. Дэрби и Алекс никогда не считали, что она лишняя и им мешает, но Макани как-никак вторглась в десятилетнюю крепкую дружбу. Теперь, когда Олли присоединился к ним, она чувствовала себя спокойнее.

Когда до урока осталось десять минут, он извинился и быстро ушел в библиотеку, так что Макани не успела попрощаться. Она растерянно посмотрела на друзей и побежала за ним.

– Эй, – Макани схватила его за рукав. – Ты в порядке?

– Да. Я просто… – начал оправдываться Олли.

– Не волнуйся, я понимаю, – Макани была уверена, что в самом деле понимает. Иногда, когда давление становится чрезмерным, нужно просто бежать.

Олли теребил молнию черной толстовки. Он бросил взгляд на компанию ребят-геймеров, сидевших рядом на земле, повернулся к Макани и кивнул.

Она закатила глаза.

Он улыбнулся.

Уверенность вернулась к Макани. Тревожный туман исчез. Она отпустила его рукав и пристально посмотрела на Олли.

– Так что ты делаешь сегодня после школы?

Он удивился:

– Подвожу тебя домой?

Макани снова улыбнулась и зашагала прочь.

– Хороший ответ, – крикнула она, обернувшись. Идеальная фраза перед расставанием, которую находившиеся рядом придурки решили испортить.

– Хороший ответ, – спародировал один из них, а другие рассмеялись.

Макани остановилась:

– Простите?

Родриго Моралес, невысокий парень с беспокойными, бегающими глазками и огромными наушниками на шее, казалось, вздрогнул, когда к нему обратились, но быстро пришел в себя.

– Я прокачу тебя до дома, детка.

– Чего? – возмутилась одна из его подруг.

– Она права, – Макани скрестила руки на груди. – Чего?

– О, я могу прокатить вас обеих, – развязно сказал Родриго, и другая девушка запульнула булочку от бургера ему в голову.

– Это единственное, что может быть хуже прогулки пешком, – сухо сказал другой парень. Его звали Дэвид, тощий выпускник в чрезмерно большой футболке с ярким зеленым крипером из «Майнкрафта». Вся компания разразилась смехом.

– Заткнитесь! – Родриго теперь переключил свою ярость на Дэвида. Между парнями завязалась словесная перепалка.

Макани не заметила, когда Олли снова оказался рядом с ней. Она была благодарна, что он захотел помочь, но обрадовалась еще больше, когда поняла, что Родриго уже забыл про нее. Они смущенно переглянулись.

– Увидимся позже?

– Да, – согласился он.

Макани убежала на другую сторону площадки.

– Что ты вообще нашла в этом парне? – спросила она Алекс, кивнув в сторону геймеров.

Та с августа питала необъяснимые чувства к Родриго.

– Он милый и действительно умный.

– А ведет себя как ребенок.

– Вырастет, – Алекс ухмыльнулась и добавила: – Я ему помогу.

– Для этого сначала нужно с ним поговорить, – возразил Дэрби.

– Мы разговариваем. Общаемся на физике.

Дэрби фыркнул.

– Как вчера, когда ты набросилась на него из-за неправильно решенного уравнения? Он, наверное, первый раз дал неправильный ответ.

– Пошли вы.

– Бедный Родриго, – кудряшки Макани подпрыгнули, когда она покачала головой. – Сложно быть безответной любовью Александры Шимерд.

– Говорю вам, между нами что-то есть.

Дэрби снисходительно похлопал ее по ноге. Алекс отбросила его руку. Друзья громко рассмеялись, и тут прозвенел звонок. Они нехотя стали собирать свои вещи. Макани выбросила пустой стакан из-под содовой в мусорный бак.

– Дэрби, сегодня не нужно меня подвозить. Олли подкинет меня домой.

Дэрби замолчал, закинул на плечи рюкзак и кинул в сторону Алекс многозначительный взгляд.

Макани сжала зубы. Она снова стала третьей лишней: они собирались обсуждать ее.

– Что-то не так?

Впервые Алекс не захотела ничего объяснять. Дэрби деликатно прокашлялся.

– Просто ты не прожила здесь так долго, как мы, – сказал он. – Никто не знает, действительно ли Олли едва не утонул, и правда ли, что он спит с отребьем в «Ред Спот», но с ним определенно что-то не так, с тех пор как умерли его родители.

Алекс одернула свою юбку с бахромой.

– Мы не хотим, чтобы тебе причинили боль.

– Снова, – кивнул Дэрби.

Руки Макани затряслись.

– Вы не знаете его.

– Ты тоже.

– Так что? С ним случилось что-то дерьмовое, а потом он мог сам наделать ошибок. А может, и нет. А если и да, то какая разница? Неужели он не заслуживает второго шанса?

Алекс отступила на шаг.

– Эй, это ты к чему?

Макани засунула руки в карманы и сжала кулаки.

– Он отвезет меня домой за пять минут. Все будет хорошо.

Она не была уверена, что друзья ее услышали, но развернулась и пошла прочь. Она вообще не знала, хочет ли быть услышанной. Но все-таки обернулась и добавила:

– У меня все хорошо!

Глава шестая

Олли открыл перед ней пассажирскую дверь «форда». Этот жест был милым и старомодным.

– Такое впечатление, что я сделала что-то плохое, – сказала Макани и, похлопав патрульную машину по крыше, забралась внутрь.

Олли криво улыбнулся:

– Теперь ты знаешь, каково мне.

Эта горькая правда, сказанная в виде шутки, – та самая причина, почему их тянуло друг к другу. Но так как только Макани поняла это, она не стала ничего говорить. Просто наблюдала, как Олли обходит машину спереди и подходит к водительскому сиденью. Его движения напомнили ей старый фильм «Бунтарь без причины». У Джеймса Дина никогда, правда, не было такой бледной кожи или розовых волос, но Олли напоминал крутого парня, сильно неуверенного в себе.

Внутри машина оказалась чистой. Обивка спереди была из ткани, а задние сиденья обтянуты искусственной кожей. Наверное, чтобы офицерам полиции было легче вытирать пот, рвоту, мочу и кровь. Перегородку из стальной сетки убрали, никакого радио или компьютерного управления, лишь короткая ручка рядом с боковым зеркалом водителя, которая включала сирену. В остальном самая обыкновенная машина, но Макани все равно стало не по себе. Воспоминания о полиции были не самые теплые.

Олли бросил сумку назад и сел в машину.

– Ну так, – спросила она, – ты что-то натворил?

Вопрос должен был стать игривым продолжением их шутки, но прозвучал совсем не так. Предупреждения друзей все еще вертелись в голове Макани. Она гадала, какие сплетни об Олли могли хотя бы частично оказаться правдивыми, и чувствовала себя виноватой из-за того, что огрызнулась на Дэрби и Алекс. Нужно будет отправить им сообщение с извинениями чуть позже. Может, даже примирительную волосатую задницу.

Олли замолчал, его рука уже лежала на ключе зажигания.

– А ты? – и посмотрел прямо на Макани.

– Да, – сказала она, но дальше развивать тему не стала.

– Ага, – Олли повернул ключ. – И я.

На выезде с парковки стояло множество фур и грузовиков. Наклейки на бамперах и пластиковые кресты на задних стеклах символизировали, что некоторые водители верят в Иисуса. Сувениры в виде оленьих голов украшали машины охотников, а на некоторых автомобилях виднелись звездно-полосатый флаг или выцветшая лента «Поддержите наших солдат». Грязная стоянка была совсем непохожа на парковку возле дома, отчего Макани здесь всегда чувствовала себя чужой и нежеланной, как гибридная «тойота» среди дизельных внедорожников.

Олли молчал, погрузившись в свои размышления, пока они не оказались следующими в очереди на выезд.

– В какую сторону?

На мгновение Макани удивилась, что он не знал, где она живет. Но откуда бы?

– Поверни направо. А потом через два квартала еще один поворот.

Атмосфера в салоне становилась напряженной.

– Ехать недолго, – разочарованно протянул Олли.

От его слов Макани испытала облегчение и застенчиво улыбнулась ему.

– Я не говорила, – сказала она, – но мне нравятся твои волосы.

Олли выехал на улицу и взглянул на нее.

– Правда?

– Воодушевляет. Фак всем гендерным стереотипам.

Он снова бросил на нее взгляд, проверяя, смеется она над ним или нет. Она не смеялась. Макани не была уверена до этого момента, но розовый цвет действительно выглядел бунтарским и сексуальным.

Олли постарался сделать вид, что в этом нет ничего особенного.

– Я не первый парень-гетеросексуал, сделавший такое.

– Но, бьюсь об заклад, ты первый из парней любой ориентации, кто проделал подобное в Осборне. – Кажется, ему это польстило, так что Макани продолжила. – На то есть какая-то определенная причина?

– Это просто нужно было сделать. А Крис устроил мне головомойку.

Она сморщила нос:

– Отстой. Мне жаль.

– Не надо. – Олли коснулся волос на затылке, и дьявольская улыбка расплылась на его непроницаемом лице. – Теперь я рад, что это сделал.

Макани рассмеялась, откинув голову назад.

– Вот, – в голосе Олли звучала непоколебимая уверенность. – Вот по чему можно догадаться.

– Догадаться о чем? – спросила она, развеселившись.

– Что ты не отсюда.

Сердце Макани тяжело билось, пока она ждала продолжения этой фразы.

– Никто, выросший в этом городе, не смеется так, как ты.

Макани, задержав дыхание, удивленно фыркнула.

– Ну, есть же границы.

– Я серьезно. Ты выделяешься среди всех.

– Я выделяюсь, потому что не белая. – Она указала на улицу. – Вот сюда.

Олли притормозил и повернул на Ореховую улицу, а потом пожал плечами:

– И этим тоже.

Он не стал этого отрицать, но и не задал обычно следовавший за этим утверждением вопрос: «Каково это?». Только Дэрби, который на собственной шкуре почувствовал, что значит быть не как все, успешно избегал этой скользкой темы. Вопросы о ее этнической принадлежности так же звучали грубо и нарушали личное пространство, как и вопросы о его гениталиях или сексуальных предпочтениях. Таким делятся только по собственному желанию.

Но люди спрашивали все время. На Гавайях, где население было многонациональным, это случалось реже, но все равно случалось. Макани ненавидела подобных умников, когда они пытались отнести ее к какой-то народности по светло-коричневому оттенку кожи или волосам, напоминавшим нечто среднее между локонами после химической завивки и тугими африканскими кудряшками.

Чаще всего Макани слышала вопросы: «Откуда ты?», «Каково твое происхождение?», «Откуда твои родители?».

Иногда она спрашивала, какая им разница. Иногда врала, чтобы вызвать замешательство или раздражение. Но чаще говорила правду:

– Я наполовину афроамериканка, наполовину из коренного гавайского населения. Не как сорок четвертый президент, – приходилось добавлять Макани, чувствуя желание незнакомцев уточнить. Обама только родился на Гавайях. Его мама была белой девушкой из Канзаса.

Олли постучал указательным пальцем по рулю.

– Где твой дом?

– Он в нескольких кварталах, вон за теми деревьями. Справа.

– Все время надо поворачивать направо.

– Хм, – ответ Олли заставил Макани вынырнуть из воспоминаний о прошлом.

– Удобно добираться к тебе домой из школы, – добавил он.

Это правда. По крайней мере, сегодняшняя короткая поездка оказалась приятной. Макани хотела, чтобы она не заканчивалась.

– Ты сегодня работаешь?

– Нет. А ты? – Но он быстро понял, что сболтнул глупость. – То есть тебе сегодня нужно помогать бабушке?

– Не-а, – протянула Макани с намеком.

Олли уставился вперед, все еще постукивая указательным пальцем.

– Может, проведем время вместе?

Макани охватило возбуждение. Осталось только одно, последнее и неприятное, препятствие. Она постаралась, чтобы ее голос звучал расслабленно.

– Ну, я бы с удовольствием…

– Но?

Она набралась храбрости.

– Но сначала тебе нужно встретиться с моей бабушкой.

– Хорошо, – спокойно согласился Олли.

Макани была ошарашена.

– Серьезно?

– Ага. – Он изучал ее лицо, пока они проезжали под тенистыми дубами, растущими вдоль дороги. – Стой. Так ты не серьезно?

– Конечно, серьезно. Просто я не думала, что ты согласишься.

В уголках его губ появилась улыбка.

– Ты забываешь, что находишься на Среднем Западе. Здесь мы поступаем так. – Когда она скептически подняла бровь, он даже рассмеялся. – Все будет хорошо.

Макани было сложно в это поверить, но его уверенность немного помогала.

– Получается, ты живешь здесь.

Она снова удивилась.

– Что это значит?

Он вытянул голову, чтобы посмотреть на ветки над ними.

– Красивая девушка. Красивый район.

Она нахмурилась.

– Серьезно, Олли. Я не в настроении.

– Просто говорю, что ты живешь на лучшей улице в городе. В детстве я всегда мечтал жить под этими деревьями.

– Пока не узнал, что в остальном мире улицы и деревья намного лучше? – Она указала на белый двухэтажный дом с огромным крыльцом. – Вот мой.

Олли подъехал к дому и заглушил двигатель. Макани подождала, пока он продолжит свою мысль – согласится, что предпочел бы жить в любом другом месте, но не в Осборне. Когда он этого не сделал, она начала волноваться, что повела себя слишком бестактно. Он дважды сделал ей комплимент, и оба раза она отвергла его. У Макани сложилось впечатление, что он отчаянно хочет уехать, потому что любому было бы неприятно слышать от кого-то гадости о родном городе.

– Но ты прав, – она попыталась сгладить неловкость. – Это лучшая улица. Думаю, мне повезло.

Странно признаваться – она не врала. Макани давно не чувствовала себя удачливой или благодарной за что-то. В большинстве городов в округе улицы в самых старых районах были выложены кирпичом, что само по себе казалось очаровательным анахронизмом. В Осборне кирпичные мостовые остались только на Главной улице и в районе, где жили они с бабушкой. Здесь дома были намного красивее. В это время года листья окрашивались в приятные оттенки желтого и золотого, во дворах торчали соломенные пугала, а на грядках сидели «жертвенные» тыквы, ожидая, когда на них вырежут лицо к Хэллоуину.

В сентябре бабушка Янг высадила в кадки желтые хризантемы, а в прошлые выходные Макани собирала упавшие листья в оранжевые мусорные баки с изображениями светильников Джека[7]. Они были безвкусными, но все равно нравились Макани.

Она склонила голову.

– Я никогда напрямую тебя не спрашивала, только строила догадки. Ты все еще живешь на ферме родителей?

Олли кивнул.

– Мы не продадим дом, пока я не окончу школу, но уже распродали большую часть земель соседям. Они превратили их в гигантский кукурузный лабиринт, – ответил Олли и саркастично добавил: – Ты, наверное, видела билборды?

Флуоресцентная реклама «Веселого кукурузного лабиринта семьи Мартин» была повсюду. Мартины уже давно жили на этих землях. У всех членов семьи были рыжие волосы, и трое из них – брат, сестра и их кузен – учились в «Осборн Хай».

– Должно быть, это странно для тебя, – предположила Макани.

Олли пожал плечами. Она заметила, что он часто так делает.

– Это неплохо.

– МАКАНИ ЯНГ!

Они оба подпрыгнули от неожиданности, стукнувшись о потолок машины. Морщась, Макани выглянула в окно и увидела бабушку Янг. Та стояла на ступеньках, ведущих к задней двери, уперев руки в боки.

– Слушай, – тихо проговорил Олли, – как долго она наблюдает за нами?

– Возможно, уже вечность. – Макани собралась с духом и вышла из машины.

– Привет, бабушка…

– Я думала, тебя полиция домой привезла! – Бабушка Янг поспешила вниз по ступенькам. – Чуть не умерла со страху, когда выглянула в кухонное окно и увидела тебя внутри.

– О, это не…

– Но это машина копов, разве не так? И, главное, нет никаких надписей. – Бабушка снова начала волноваться. – Ты в порядке? Что случилось?

– Я в порядке, бабушка. Все хорошо. Друг подвез меня домой, вот и все.

– Это не машина Дэрби.

– Нового друга.

Бабушка Янг крепко сжала Макани в объятиях: она хоть и выглядела рассерженной, но на самом деле еле сдерживала слезы.

– Я думала, с тобой что-то случилось. Как с бедной Хэйли Уайтхолл.

Ком встал у Макани в горле. Первой мыслью бабушки было, что на нее напали, а не что она что-то натворила. Макани попыталась сделать так, чтобы ее голос звучал спокойно.

– Со мной все хорошо, я же стою здесь, перед тобой, целая и невредимая.

Открылась дверь, и гравий на подъездной дорожке заскрипел под неуверенными шагами Олли.

Смертельная хватка бабушки Янг немного ослабла. А потом она опустила руки. Макани повернулась и с ужасом поняла, чего так испугалась бабушка: к ним направлялся парень, весь в черном, больше похожий на скелет, с ярко-розовыми волосами и пирсингом в губе.

– Простите, миссис Янг, – сказал мальчик-скелет. – Мы не хотели вас напугать. Я друг Макани, Оливер Ларссон. Олли. – Он сделал шаг вперед и протянул руку.

Бабушка Янг осторожно пожала ее, внимательно изучая его необычную внешность. Макани была рада, что Олли не дернулся и не отвернулся – бабушка бы посчитала это слабостью. Он только улыбался, и от этого черты его лица стали мягче. – Ты тот молодой человек, который работает в отделе товаров в «Грилиз», – произнесла она наконец, отпуская его.

– Да, мадам. Я там работаю уже почти четыре года.

– Сколько тебе лет?

У Макани свело живот, но Олли с легкостью ответил:

– Мне только что исполнилось восемнадцать.

Бабушка Янг кивнула в сторону его машины:

– Ничего у тебя тачка.

«Тачка, – подумала Макани. – О боже мой, нет, прекрати, прекрати, прекрати».

Олли продолжал улыбаться.

– Работает безотказно.

Бабушка Янг рассматривала Олли еще несколько мучительных мгновений, а потом отчитала Макани:

– Не стой просто так. Пригласи его внутрь.

* * *

Макани, сгорая от стыда, провела Олли в старомодную кухню с интерьером из пятидесятых. По крайней мере, тут хотя бы чисто.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – спросила бабушка Янг Олли.

– Нет, спасибо, – ответил он.

– У нас есть вода, обезжиренное молоко, холодный чай, газировка, апельсиновый сок, клюквенный сок, томатный сок без соли. Конечно, он не такой вкусный, но более полезный…

– Вода подойдет, спасибо, – попросил Олли.

– Тебе из-под крана? Мы еще держим графин в холодильнике, тогда она прохладнее.

Макани впилась ногтями в ладони.

– Мы знаем, для чего нужен холодильник.

– Из-под крана подойдет, – сказал Олли.

– Лед? – спросила бабушка Янг.

– Да, пожалуйста.

– Кубиками из формы или кругляшками из пакета?

– О боже, бабушка. Ты буквально хочешь моей смерти.

– И то и другое подойдет, – говорит Олли. – Что проще.

Бабушка Янг открыла морозильник и запустила руку в прозрачный пакет со льдом.

– Оливер, приношу извинения за мою внучку. Не только за ее грубость, но также за неправильное использование слова «буквально». Я уже десятки раз ее поправляла.

Макани сделала вид, что душит себя. Они с Олли обменялись улыбками, когда бабушка Янг отвернулась. Бодро перемещаясь по кухне, она всунула стакан со льдом в сжатую руку Макани. Олли и бабушка рассмеялись.

Но атмосфера в гостиной оставалась неестественно официальной, пока бабушка Янг расспрашивала Олли, а тот терпеливо отвечал. Макани сидела с бабушкой на диване, а Олли – на раскладном кресле. Часы дедушки возле лестницы тикали и тикали, отсчитывая мучительные секунды. Когда разговор бабушки Янг о церкви подошел к концу, Олли показал на кофейный столик. Край пазла, на котором была изображена грядка с тыквами, уже собрали.

– Моей маме они тоже нравились. Иногда в выходные она вытаскивала коробку из шкафа, и мы собирали его вместе. Папа и брат терпеть не могли пазлы – считали их скучными. Но мне всегда казалось, что это занятие приносит удовлетворение, понимаете? У каждого кусочка есть свое место.

Макани была поражена. Кроме их телефонного разговора прошлой ночью и травли, устроенной Алекс этим утром, она никогда не слышала, чтобы Олли произнес столько предложений подряд. Как правило, он использовал минимальное количество слов, чтобы выразить свои мысли.