Свидание в позе лотоса

– А я думала, привидение настоящее…

– Ты веришь в подобную чепуху? – хихикнула Неля. – Если честно, об этой «красной танцовщице» только говорят. Вот ты спроси – кто ее видел? И окажется, что каждый слышал об этом от кого-то другого. Похоже, наша «царица Варвара» специально распускает зловещие слухи в целях повышения популярности салона. В наше время как только не изощряются!

– Выходит, ты ни разу не видела призрака?

– Нет, – уже без улыбки ответила Неля. – Я полгода пролежала в клинике, лечилась от алкоголизма. Теперь не пью, не курю и наркотой не балуюсь, так что глюки остались в прошлом.

Разговор с блондинкой разочаровал Еву, и она отправилась обратно в Комнату для упражнений, надеясь застать там Кутайсова.

Красавец инструктор в одиночестве отрабатывал серию движений. Он обернулся, быстро погасил недовольство во взгляде и притворно-вежливо растянул губы в улыбке.

– А, это вы… Хотите поговорить?

Ева медленно подошла, остановилась у стены, покрытой росписью в японском духе – на песочном фоне девушки в разноцветных кимоно танцуют и упражняются с мечами. Сзади вздымаются горы, слева видна часть старинного деревянного дома с загнутой крышей, над которой простирается ветка цветущего дерева.

– Как красиво, – сказала она. – Вам приятно работать здесь, в таком чудесном помещении?

Кутайсов кивнул. Он привык к повышенному вниманию со стороны женщин, и поведение Евы не настораживало его. Новенькая пытается завязать знакомство – обычное дело. Его обязанность – проявить вежливость и удовлетворить любопытство скучающей дамы.

– Здесь удобно, – ответил он. – Вы сегодня первый раз пришли на занятия?

– Да. Я еще не решила, в какую группу буду ходить… к вам или к Рихарду.

– Посмотрите расписание, – равнодушно посоветовал Кутайсов. – Выберите удобное для себя время. Рихард Владин ведет группу один раз в неделю, он больше специализируется на индивидуальных тренировках.

Видно было, что инструкторы между собой не конкурировали, каждый имел достаточно клиенток и свободно составлял рабочий график.

Ева для вида постояла у расписания – вставленного в деревянную рамочку куска картона, на котором тушью были выведены фамилии инструкторов, дни и время занятий. Она поблагодарила Кутайсова и вышла. На сегодня достаточно, не стоит торопить события.

Инструктор посмотрел ей вслед, тряхнул головой и вернулся к своим упражнениям. Он пресытился интересом прекрасного пола к своей персоне, но мужское общество раздражало его еще сильнее. К тому же в «Лотосе» он получал втрое больше, чем в клубе «Ирий», где вел секцию восточных боевых искусств.

Аркадию Кутайсову исполнилось двадцать девять лет. Он был холост, независим, вел свободный образ жизни и увлекался заботой о своем красивом теле. Женщины сходили по нему с ума, обрывали телефон, наперебой назначали свидания. Несколько раз его приглашали на работу стриптиз-клубы, но Кутайсов отказывался. Дух знаменитого предка-генерала не позволял ему опуститься до стриптиза, несмотря на предлагаемую весьма приличную оплату.

В «Лотосе» Кутайсову нравилось. Если бы не та дурацкая история с «индийской» танцовщицей Рани, все складывалось бы прекрасно. То, что она вытворяла, выходило за рамки не только приличий, но всякого здравого смысла. Сначала он от души развлекался, потом ее слащавая назойливость взбесила его. Она ничего не желала понимать! Неукротимая страсть так и брызгала из ее глаз, стоило им хоть на минуту оказаться наедине. Но Кутайсов придерживался незыблемого правила – никаких романов там, где работаешь. Впрочем, Рани вызывала у него одно раздражение. Она была не в его вкусе – слишком пышная, вульгарно накрашенная, откровенно чувственная, – такую за один раз не удовлетворишь.

У Кутайсова имелась сокровенная тайна – как мужчина он был далеко не таков, каким казался. Красивое тело не гарантирует любовной силы. Это Аркадий понял еще в юности, после первого сексуального опыта с одноклассницей. Девушка пригласила его к себе, они выпили… совсем немного, и потом… Кутайсов до сих пор гнал от себя постыдное воспоминание. У него ничего не получилось.

– Ты что? Я тебе не нравлюсь? – спросила девушка и заплакала.

Ему хотелось провалиться сквозь землю. Увы! Пришлось банально одеваться и, не поднимая глаз, ретироваться с ложа несостоявшихся наслаждений. Тот взгляд, которым девушка его провожала, казалось, прожжет дыру в его классической мускулистой спине.

* * *

Всеслав Смирнов вынужден был признать, что расследование «не выходя из дома», как у Ниро Вульфа, блистательно описанного в детективных романах Стаута, по плечу далеко не каждому сыщику. Сколько он ни обдумывал рассказанное Варварой, сколько ни прикидывал, ситуация не прояснялась.

Если Неделина все это выдумала, то зачем? Придать еще больше правдоподобности дурацкому розыгрышу? Нанять детектива и платить ему немалые деньги для того, чтобы… Нет, это бессмыслица.

Если допустить, что Губанова сначала согласилась с условиями «игры», а потом решила повернуть ее по-своему, остается тот же вопрос. Зачем? Ведь при этом повороте она теряет деньги, работу, доброе имя, наконец. Куда она сможет устроиться с репутацией обманщицы и авантюристки?

– А может быть, она влюбилась в этого Кутайсова по-настоящему? – предположила Ева. – Он потрясающе красив. Любая женщина может потерять голову.

Они сидели на кухне и завтракали. Смирнов обжегся чаем, закашлялся.

– Что с тобой? Ревнуешь?

Он предпочел промолчать. Ева многозначительно повела глазами и продолжила:

– Клиентки салона только обсуждают пикантную историю с привидением, а реально «красную танцовщицу» почти никто не видел. В глубине души многие считают это рекламным трюком, страшилкой, за которой ничего не стоит.

– Еще есть версии?

– Ну… некоторые намекают, что у Неделиной… с головой не в порядке. Крыша, мол, поехала. И она свои видения выдает за действительность.

– Нужно искать Губанову, – сказал Смирнов. – С работы она не увольнялась, а за деньгами не приходит. Странно…

– Ты судишь со слов Неделиной, – возразила Ева. – Но ведь никто на самом деле не знает – увольнялась Зинаида или нет? И насчет оплаты у них с хозяйкой договор был конфиденциальный. Так что…

– Надо искать Губанову, – упрямо повторил сыщик. – Рутинная разыскная работа. Другого пути я пока не вижу.

Он допил чай, оделся, вышел и захлопнул за собой дверь.

Ева немного сердилась на Славку за тот вечер, когда они праздновали его день рождения. Она опьянела, и ей захотелось… чего-то более интимного, чем дружеские поцелуи и невинные прикосновения. Но Смирнов некстати проявил стойкость, не поддался на ее провокации. Подумаешь, какой принципиальный!

Ева чуть не плакала от досады, а он улегся себе преспокойненько на диван и уставился в телевизор, смотреть пошлое шоу.

Всеслав чувствовал ее недовольство, но не понимал, чем оно вызвано. Женщины – такие непредсказуемые, особенно Ева.

Он ловил себя на том, что постоянно думает о ней, где бы ни был. Это мешало сосредоточиться на проблемах клиентов. Вот и сейчас он вышел из подъезда в жаркий, пыльный двор с мыслями о Еве. Она теперь была во всем – и в шуме города, и в светлом от зноя небе, и в проезжающих мимо автомобилях, – все было полно и пропитано ею, странным образом напоминало о ней.

Сыщик поехал на Краснопресненскую набережную. Вдруг ему удастся застать Зинаиду Губанову дома? Надежда шаткая, но все же…

Дом, в котором проживала танцовщица, оказался панельной многоэтажкой с четырьмя подъездами. Смирнов прикинул, что квартира пятьдесят четыре должна быть примерно на пятом этаже, и не ошибся. Обыкновенная крашеная дверь с двумя замками и «глазком», резиновый коврик… ничего подозрительного.

Он звонил минут десять, прислушиваясь, не раздадутся ли за дверью осторожные шаги. Тишина… только внизу кто-то вызвал лифт, и кабинка с легким скрежетом поехала вниз, потом снова вверх, остановившись как раз на пятом этаже.

Из лифта, отдуваясь, выбралась толстенная тетка с котом на руках.

– Вы кто? – строго спросила она, окидывая Всеслава подозрительным взглядом.

– Я родственник Зинаиды Губановой, – солгал он. – Приехал из Саратова, звоню, звоню, а никто не открывает. Она на работе, наверное. Вы не знаете, когда она возвращается домой?

– Родственничек, значит! – злобно прошипела тетка, буравя его узкими, заплывшими жиром глазками. – Небось на квартиру нацелился? Где ты был, когда Зинаида померла? Ее же похоронить по-людски было некому, горемычную! Подруга откуда-то приезжала, забирала гроб с телом… а родственников никаких не объявлялось.

– Как померла? – изобразил удивление Смирнов. – Вы ничего не путаете?

– Чего мне путать?! – пуще того рассердилась толстуха. – Я все видела… Гроб вынесли, погрузили в катафалк и увезли. Соседей даже не пригласили попрощаться! С тех пор квартира и стоит закрытая.

Кот, которому надоело сидеть на руках у хозяйки, громко мяукнул и начал вырываться.

– А… отчего же она умерла? – продолжал делать вид провинциального недотепы Смирнов. – Зинаида молодая была, здоровая.

Толстуха погладила кота, чтобы он успокоился.

– Говорят, она сама… ну, с жизнью решила покончить, – понизив голос, объяснила соседка. – Вот какой грех приключился.

– Как это?

– Что ты все «как» да «как»? – опять разозлилась тетка. – Откудова мне знать? Зинаида скрытная была, жила замкнуто, ни с кем не общалась. Мы про ее смерть узнали, когда гроб из квартиры выносить стали! Вот так теперь люди-то живут, в одном доме, а как чужие. Никому ни до кого дела нет. Будто в лесу!

– Что же мне делать? – огорчился сыщик. – Куда податься? У меня в Москве больше родни нет…

Толстуха пожала богатырскими плечами, почесала кота за ухом, вздохнула.

– Это уж сам решай, мил человек, а я пойду, Барсик кушать хочет.

Она еще раз оглянулась на Всеслава и исчезла за дверями своей квартиры.

Сыщик постоял еще немного на лестничной площадке, посмотрел на закрытую дверь с цифрой 54, словно пытаясь разгадать тайну, которую она прятала от него, и вызвал лифт. Чутье подсказало ему, что здесь он больше ничего не узнает.

Неделина хорошо продумала детали этой дьявольской инсценировки. Никаких концов не найдешь!

С Краснопресненской набережной он отправился в адресное бюро. Если человек умер, там должна быть отметка.

Уставшая женщина в очках, то и дело сморкаясь и чихая, выдала ему справку.

– У нас тут холодина, как в погребе, – пожаловалась она. – И сквозняки. От простуды избавиться невозможно.

На бланке, который получил Смирнов, было написано, что Зинаида Андреевна Губанова, 1976 года рождения, проживает по тому самому адресу, откуда он только что приехал.

– Она жива? – уточнил сыщик.

Женщина подняла на него красные от простуды глаза и громко чихнула.

– Конечно, – ответила она, закрываясь носовым платком. – А вы сомневаетесь? Если человек умер совсем недавно, сведения могли не поступить к нам, но…

– Спасибо, – перебил ее Всеслав, сложил справку вдвое, засунул в портмоне и зашагал по гулкому коридору к выходу.

В адресном бюро он узнал немногим больше, чем на Краснопресненской набережной. Но теперь хотя бы ясно – Губанова жива.

Смирнов вышел на улицу, вдохнул горячий, пахнущий бензином воздух и… решил на всякий случай сходить в жэк. Он привык добросовестно отрабатывать деньги клиента.

– Надо было сразу проверить, – ругал он себя. – Не пришлось бы ехать обратно.

В жэке никаких сведений о смерти Губановой тоже не оказалось. Она числилась зарегистрированной в своей квартире, проживала там одна.

– А вы кто? – спросила его молоденькая паспортистка.

– Родственник, – продолжал лгать Смирнов. – Приехал из Саратова, а остановиться негде. Квартира Зинаиды закрыта, соседи ничего не знают. Может, думаю, она переехала куда-нибудь, адрес сменила?

Паспортистка оказалась добросердечной, участливой девушкой и прониклась проблемой «родственника». Этому поспособствовало и личное обаяние Всеслава, и деньги, которые он положил ей на стол.

– Вы предупредили заранее о своем приезде? – спросила она.

– Нет… Это неожиданно получилось, в общем, не успел я сообщить, что собираюсь в Москву.

– Так чему же вы удивляетесь? Мало ли куда она могла податься? Многие на заработки едут, квартиры годами стоят закрытые. А где работает ваша родственница?

Смирнов развел руками: понятия, мол, не имею.

– Ладно, я сейчас узнаю в бухгалтерии, по какой месяц за квартиру уплачено, – сказала девушка. – Но это мало что даст. Некоторые не платят – то денег нет, то еще по каким причинам.

Оказалось, что у Губановой огромный долг по квартплате, чуть ли не за год.

– Вы у соседей поспрашивайте, – посоветовала девушка, увидев его огорченное лицо. – Может, ваша родственница ключи кому-нибудь оставила? Цветы поливать, за квартирой присматривать?

Выйдя из жэка, Смирнов прикинул, что он еще не посетил паспортный стол, поликлинику по месту жительства Губановой и бюро ритуальных услуг. Хотя вряд ли там он узнает что-то новое. Но порядок есть порядок.

Пока он ездил по городу, успел проголодаться. Зашел в маленькое кафе, перекусил на скорую руку.

Солнце стояло высоко, в воздухе носилась пыль. Продавщица мороженого зевала, прячась под ярким тентом. Всеслав купил порцию шоколадного пломбира, уселся на лавочку в тени старого клена и глубоко задумался.

Глава 7

– Ты неважно выглядишь, Иван, – сказала мужу Неделина. – Неприятности на работе? Или заболел?

– Просто устал.

Иван не мог смотреть на жену. С годами она становилась все красивее и красивее, тогда как он поседел, обрюзг, потерял былую живость. Ему все надоело.

– Давай ляжем пораньше, – предложила Варвара. – Мне завтра вставать в семь.

– Зачем так рано? – вяло спросил Неделин, чтобы поддержать разговор.

– Праздник скоро. Подготовка идет полным ходом. Столько хлопот…

– У тебя есть сотрудники. За что они получают зарплату? – ворчливо заметил Иван.

– Работы всем хватает. К тому же есть вещи, которые я не могу поручить никому.

Варвара отправилась в ванную, а ее супруг улегся в постель. Он закрыл глаза и тоскливо прислушался к себе. Никакого желания… а ведь они не были близки уже около месяца. Ее сильное, чувственное тело нуждается в ласках, а он не может дать ей ничего, кроме короткого, однообразного секса. «Куплю ей золотое колье, – решил Иван. – Пусть не думает, что я охладел к ней, а то…» Продолжать эту мысль было невыносимо. Неделин сжал зубы, подавляя приступ отчаяния и немотивированной ревности. Будто это жена была виновата в его слабости, в отсутствии любовной страсти. Вернее, страсть была… но совершенно другого рода. Страсть Ивана заключалась в том, чтобы владеть Варенькой безраздельно, чтобы она принадлежала только ему одному, только ему одному расточала свои медовые ласки и отдавалась вся, без остатка. Разве это не он вытащил ее из Кинешмы, из нищеты, привез в столицу, предоставил все, о чем может мечтать женщина, – квартиру, достаток, беззаботную жизнь, возможность заниматься любимым делом?

Она пользуется благами, которые он создает для нее, и хорошеет, становится неприлично, вызывающе красивой… несомненно, привлекая внимание мужчин. Иван видел, как они пожирают ее глазами, мысленно раздевают ее, прикасаются к ее телу… О, как он презирал этих самцов, этих чертовых ловеласов, для которых не существует ничего святого! Им ничего не стоит ради пошлых объятий, ради мерзких похотливых забав разрушить его жизнь, жизнь Вари. Она пока не изменяет ему, он бы почувствовал… По ночам она спит рядом с мужем, но где блуждают ее мечты? Ее сны! Вот где он над ней не властен. В снах она может отдаваться и, наверное, отдается другим мужчинам, молодым, искусным любовникам…

То временное успокоение, которое наступило после создания салона «Лотос», забиравшего много сил и внимания Вареньки, куда-то испарилось. На смену ему пришли новые терзания.

Неделина бросало то в жар, то в холод от собственных болезненных фантазий. Он обливался потом, а в следующее мгновение его сотрясала нервная дрожь. Иван всерьез опасался за свой рассудок.

Оказавшись же рядом с женой в постели, он становился скован и неповоротлив, с трудом исполняя супружеский долг, проклинал красоту жены и свою страшную, унизительную зависимость от нее. Он жаждал избавления от этих мук, ниспосланных ему свыше за неизвестные грехи. Но не знал средства, способного облегчить его страдания.

Праздник, к которому готовилась Варвара, заранее раздражал Неделина и вызывал протест. Там на его жену будут глазеть все, кому не лень. И она может… Лучше ему не знать, не видеть, не чувствовать! Только бы Варенька не вздумала тащить его на этот ночной ритуал Поклонения Лотосу! Он не вынесет. Как бы так отказаться, чтобы она не обиделась?

Ужасное внутреннее напряжение Неделина усугублялось тем, что ему приходилось тщательно скрывать его, притворяться кем-то другим, не тем, кем он, по существу, являлся. Он избрал для себя и играл роль этакого добродушного, снисходительного «папеньки», который с умилением наблюдает за шалостями обожаемой супруги. Пускай, дескать, молодость порезвится, потешится – нам, мудрым и опытным, успевшим познать все стороны жизни, это только в радость.

Когда жена вошла в спальню, он сделал вид, что спит. Варвара коротко вздохнула, осторожно приподняла одеяло и легла рядом. Она долго ворочалась без сна, борясь с пугающими ее мыслями, прогоняя их прочь. Хорошо, что она решилась обратиться к этому Смирнову. По крайней мере, сыщик не назвал ее рассказ бредом и согласился помочь. А то впору идти на прием к психиатру!

Иван, у которого затек бок, боялся пошевелиться, изображая беспробудно спящего супруга. Он по-своему истолковал бессонницу жены: мается от любовного желания, от жара в груди, от сладостных, бесстыдных мыслей…

Неизвестно, кто уснул раньше – обессиленный, снедаемый беспокойством Неделин или Варвара. Но когда утром она проснулась, мужа уже не было в спальне.

Она причесалась, набросила халат и заглянула в комнату сына.

– Папа уехал, – сообщил он, не отрываясь от компьютера. – Тебя велел не будить.

– Будешь завтракать?

– Пока нет.

Варвара без аппетита сжевала бутерброд, запивая его молоком. Неясная, тоскливая тревога заполняла ее душу, отзывалась болью в висках, ломотой в теле. Она посмотрела на часы и спохватилась – пора! Еще надо успеть в парикмахерскую, к портнихе… Неделина покупала в магазинах только верхнюю одежду и белье, все остальное предпочитала шить на заказ. Поэтому платья и костюмы, брюки, блузки и пиджаки безукоризненно сидели на ее фигуре, отличались оригинальными фасонами и изысканным, строгим вкусом. Именно так, по мнению Варвары, должна была одеваться хозяйка элитного салона для женщин.

И если раньше одежда и внешний вид были для нее скорее ритуалом, чем увлечением, то теперь она ловила себя на том, что придает деталям своего туалета гораздо большее значение. Ее стало по-настоящему волновать, как она выглядит.

Глядя на себя в зеркало, Неделина начала замечать мелкие морщинки, которые при складе ее лица и свежей, прекрасно сохранившейся коже были почти не видны; недостатки фигуры, которые еще пару лет назад совершенно ее не трогали; седину, пробивающуюся в густых волосах, и прочие неумолимые приметы времени.

«Я старею… – со странным трепетом в сердце признала она. – Старею. Мое земное существование клонится к закату. Моя молодость отцветает! Мои чувства…»

На этом она запнулась. Чувства! Что она знает о них? Испытала ли она их сполна, как испытала расцвет своей красоты, размеренное течение семейной жизни, материнство? Она вспомнила ненавистное «родительское гнездо» и содрогнулась. Получается, она знала почти все о ненависти. А как же любовь?

В детстве Варя была настолько поглощена жаждой побега, ослеплена единственным стремлением – вырваться из постылого дома, – что не замечала ничего вокруг. У нее не было влюбленностей, не было даже обычных симпатий, юношеских привязанностей. Выходя замуж за Неделина, она совершала акт утверждения своей свободы от прошлого. Тогда это было для нее важнее любви, страсти, чего угодно еще. Она почти не осознавала своей красоты, своей женственности, порывов своего сердца… А сейчас?

Варвара начала ощущать в себе незнакомые, пугающие изменения. Они прорастали исподволь, медленно, прорывая многолетние, слежавшиеся слои скуки, как первые весенние цветы пробивают талую землю и пласт прелой прошлогодней листвы. Откуда они берут свою силу? Этого Неделина не знала.

Она перестала приходить в салон только как на работу. Уже приближаясь к забору, окружающему ухоженный дворик, Варвара ощущала приподнятость и приятное волнение. По неопытности она приняла это за увлечение новым для нее занятием: собственным, самостоятельным бизнесом. И только много позже, когда чувства проросли, утвердились и заняли свое место под солнцем, она начала догадываться, что сие означает, и ужаснулась.

Рихард Владин, инструктор по восточным боевым искусствам – вот настоящий предмет ее интереса! Именно к нему приковано ее внимание. Именно для него делаются прически и выбираются фасоны новых платьев. Именно его она хочет увидеть, приходя в салон «Лотос»…

Сделав это открытие, Неделина осознала всю глубину пропасти, в которую она падает. Рихард был на восемь лет моложе, и у него имелась жена. К тому же сам молодой человек не проявлял к Варваре ничего, кроме уважения и подчеркнутой вежливости. Как к хозяйке салона.

«Что я делаю? – спрашивала себя Неделина. – Как это могло произойти со мной?»

Хотя она не предпринимала ни одного шага навстречу молодому человеку, стыд и раскаяние буквально затопили ее. Сами помыслы уже были греховными и таили в себе угрозу позорного разоблачения.

– А если Иван узнает? – замирала от страха Варвара. – Он не заслуживает такого унижения, такого подлого, низкого предательства! Этот человек дал мне все, а чем я собираюсь отплатить ему?!

Таким образом, доселе беспочвенные подозрения и ревность Ивана Неделина воплотились в реальность и обрели, наконец, повод.

Варвара, сжигаемая запретной страстью, дома продолжала играть роль холодноватой супруги, а на работе – бесстрастной, величественной и недосягаемой «владычицы». Положение спасало недоразумение с затянувшимся розыгрышем и «красной танцовщицей». Хозяйка салона уже не знала, что пугает ее сильнее: призрак или разгорающаяся в ее сердце любовь.

Сегодня у нее была назначена беседа со Смирновым.

После посещения парикмахерской и портнихи Варвара прилетела в салон, чтобы проконтролировать, как идет подготовка к празднику. Через час ей уже надо быть в кафе «Зебра», где они с сыщиком договорились встретиться.

Проходя мимо Комнаты для упражнений, Неделина услышала голос инструктора, который разговаривал с клиенткой. Это был Рихард. Бешеный стук сердца на мгновение заглушил все ее мысли, вырвал из окружающего мира. Варвара невольно замедлила шаг, прислушиваясь. Рихард что-то объяснял, по-видимому, уточнял расписание индивидуальных занятий.

Хозяйка салона с трудом подавила желание войти и обсудить какой-нибудь текущий вопрос. Например, не сможет ли Рихард Петрович вести еще одну группу? Предлог придумать легко…

Сделав над собой усилие, Неделина преодолела искушение и направилась в свой кабинет. В ее отсутствие здесь беседовал с посетительницами администратор Терентий Скоков. Открыв дверь, она уловила крепкий запах французских духов и сигар Скокова. Сколько раз она предупреждала, чтобы он не курил в ее кабинете!

Окно было распахнуто настежь, но аромат табака не успел выветриться. Значит, Скоков вышел совсем недавно.

Взгляд Варвары задержался на столе. Что это там лежит? Она приблизилась, недоумевая… Ужасная догадка пронзила ее сознание.

Не издав ни звука, Неделина попятилась, намереваясь выскочить из кабинета, но… вовремя остановилась. Не хватало ей поднять панику на весь салон!

Она лихорадочно набрала номер Смирнова. Сыщик ответил.

– Не могли бы мы встретиться прямо сейчас? – спросила Неделина.

* * *

Специалист салона «Лотос» по проведению церемоний – Сэта Фадеева – была единственной, в ком узнавался восточноазиатский тип женщины: небольшой рост, хрупкое телосложение, черные волосы и характерный узкий разрез глаз. Ее мать имела щедрую примесь то ли китайской, то ли японской крови. Отчество же говорило о том, что отец у Сэты Викторовны русский.

Видимо, восточные мотивы оказались преобладающими в характере и увлечениях Сэты. Она немного говорила по-японски и по-китайски, прекрасно разбиралась в стилях, эстетике и философии культур Востока.

Ева заговорила с ней о церемонии Поклонения Лотосу и узнала много нового. Оказывается, лотос – цветок Божественной Мудрости, символ проявленного и непроявленного бога. В Египте этот цветок посвящался Исиде и Осирису, а скипетр – знак власти египетских фараонов – изготавливался в виде цветка лотоса на длинном стебле. Появляющийся из воды лотос имитирует поднимающееся из тьмы солнце.