А может, это просто мираж… Моя исповедь

Перемены

И вот настало время возвращаться из Будапешта в Москву. Деду дали отпуск, и мы все вместе приехали домой. Когда наш поезд прибыл на перрон, я с нетерпением ждала встречи со своей родной мамой, которую так долго не видела. Она к тому времени уже вышла замуж и носила в животике моего младшего братика. Когда мы вышли из вагона, я кинулась в ее объятия.

– Мама, мамочка! – я стала ее обнимать и целовать, а потом повернулась к бабушке, которую все это время звала мамой, и сказала:

– Бабушка, а где моя сумка? Там же подарки для мамы.

Бабушка уже гораздо позже мне сказала, что ее это очень резануло и было даже чуточку обидно, ведь я всегда называла мамой ее. Но она все правильно понимала…

Через неделю бабушка с дедушкой уехали обратно в Будапешт, но по-прежнему заботились обо мне, отправляя чемоданами сладости и новые наряды. Откроешь чемодан, а там шоколадные зайцы, конфеты, орехи, плитки шоколада, жевательные резинки и много всего вкусного. В Советском Союзе все это было дефицитом. Люди даже в глаза этого не видели. Я выносила сладости во двор и делилась с другими детьми, за что сразу же получила титул «царица двора». Я же добрая душа и все раздавала направо и налево. Так было всегда. Моя любимая тетя Наташа с мужем много ездила по разным странам и привозила вещи из-за границы. Она сказала, что в моем возрасте девочки должны чем-то увлекаться – например, собирать коллекцию каких-нибудь интересных вещей. Благодаря ей я стала коллекционировать башмачки. Я была ее любимая и единственная племянница. Когда бывала у нее в гостях, мне казалось, что я попала в сказку: настолько у нее все было красиво, да и готовила она очень вкусно.

Но вернемся к моему возвращению из Венгрии. Мы жили на квартире моего нового папы возле метро «Молодежная». Мама ждала ребенка. У нее был очень большой живот, как воздушный шар. И вот настал тот день, когда мамочку увезли в больницу рожать. Мы приехали забирать ее с новорожденным из роддома. И первое, что я спросила у нее при встрече: «Ну что, живот-то лопнул?» Все расхохотались!

Когда я уже подросла, бабушка рассказала мне забавную историю про мою маму, когда та была еще девчушкой, и ее сестру Наташу. Они росли вместе, две сестры, две подруги. Когда тетя Наташа вышла замуж и у нее стал расти животик, моей маме было 15 лет, но она была настолько наивная, что ей казалось: рост живота может быть заразным. И вот пьет Наташа воду или чай и говорит моей маме:

– Допьешь?

– Нет, нет, не буду.

– Попробуй у меня кашу.

– Нет, я не буду пробовать у тебя.

– Почему? Раньше из одной бутылки пили, из одной тарелки ели, а тут ни в какую!

– Да я боюсь, а вдруг у меня тоже вырастет такой же живот.

Эта история вызвала у меня умиление, и я написала стихотворение, в котором были такие строки:

У мамочки в животикеЖивет мой младший брат.А может, это девочка,Нам люди говорят.Ну как же это может быть,Зачем он там живет?Испортил мамочке он жизнь,Забравшись к ней в живот.Однажды я пришла из сада,А мамы дома нет,«За братиком ей ехать надо», —Услышала в ответ.Я ночью долго не спалаИ все переживала,Как мамочка из животаБратишку доставала.Но вот прошло три с лишним дня,Должна вернуться мама,Собралась вся наша родня,И я ужасно рада.И папа тоже очень рад,Купил цветов охапку,Собрался, будто на парад,Еще купил кроватку.И вот в кроватке небольшойЛежит, глазами хлопаетХороший, маленький такойБратишка недотепанный.Я это все понять не в силах:Ну как же все произошлоИ чем там мамочка кормилаИз сиси брата моего?Ну, лишь одно я знаю точно:Когда немножко подрасту,Куплю себе такой животикИ во дворе всем покажу.

Я очень любила младшего братика, хоть он и стал занимать все мамино внимание. При этом я оставалась такой же озорной и непоседливой. В ту пору были очень популярны детские эластичные колготки всех цветов радуги. Они были недорогие, и мама покупала мне разные, чтобы они подходили под то или иное платье или юбочку. Я решила проверить их на прочность, надела зеленые колготки, оттянула на коленке и отрезала кусок. Эластичные стрелки, как лучи солнца, мгновенно поползли во все стороны. Я не останавливалась, рядом делала еще и еще дырку. Когда в комнату вошла мама, я отрезала очередной кусочек и с восхищением, глядя на нее, произнесла: «Смотри, мамочка, как же они красиво ползут в разные стороны, как лучики!» Мама пришла в ужас.

Моего братишку звали Павлик, и я смеялась и дразнила его: «Павлуха – два уха». Он был пухленький, лопоухий, белобрысый, но самый красивый. Вот только ноги у него были колесом. Они не выпрямлялись у него очень долго, и меня это всегда смешило. Мама с папой Володей делали ему массаж, и постепенно ножки выпрямились.

Отчим был красивый и добрый, но любил закладывать за воротник и дико ревновал маму. В угол меня стали ставить гораздо чаще. Я могла стоять там часами. Мне даже горшок рядом оставляли. Я в него запускала резиновые игрушки, потому что мне было скучно. Тогда я думала, что своих детей никогда не буду наказывать и ставить в угол. Собственно, я их и не ставила, а, наверное, зря… Когда родители приходили, я вскакивала и вставала носом в угол, вроде как я все время там стою. А так я не уходила далеко из этого угла, сидела рядом, играла, рисовала. Пару раз на обоях нарисовала – мне за это влетело. Угол – это было мое коронное место. Временами я чувствовала себя чужой в семье, мне казалось, что братика все любят, а меня – нет. Так и жили.

Вскоре у деда закончилась командировка, и они с бабушкой вернулись в Москву. Мы всем семейством приехали к ним в гости в Рублево. Был большой праздник, все были счастливы!

– Мы приехали насовсем. Как ты тут, доченька?

– Бабуля, мне без тебя было так плохо, я скучала, – произнесла я и расплакалась. Она меня приголубила, и я, успокоившись, пошла играть во двор. Когда я вернулась, бабушка встретила меня со словами:

– Хочешь – живи с нами. Мы же столько лет жили вместе!

Мама не стала возражать.

Я переехала жить к ним в поселок городского типа Рублево. Мы жили в огромной коммуналке на четыре семьи. Через какое-то время мама разошлась со своим мужем, не выдержав его трудного характера. И она снова вернулась жить в Рублево.

Жизнь в Рублеве

Сколько чудесных дней, месяцев и лет я провела в этом прекрасном поселке! Можно сказать, что это была одна большая деревня, где все знали друг друга: кто с кем сошелся или разошелся. Если свадьба, то собирались по сто человек в кафе, а все дети поселка стояли на улице, смотрели в окна и кричали: «Горько!» Если кто-то умирал, то хоронить шли всем миром, бросая под ноги еловые ветки. Играл духовой оркестр, друзья несли гроб, а родственники шли сзади, обливаясь слезами, за ними шел почти весь поселок, все сопереживали друг другу. Затем были поминки, но нас, детей, уже не пускали туда, и мы бежали за гаражи играть в прятки.

Оставшись в одиночестве, маме пришлось отвоевывать свое место под солнцем и судиться за жилплощадь. А я продолжала жить с бабушкой и дедушкой всё в той же коммунальной квартире на улице Советской в пятнадцати минутах ходьбы друг от друга. У нас был свой сад и большой огород, где росло буквально все. Вокруг домов росли яблони, вишни а также слива, крыжовник, малина. Бабуля любила сажать розы, пионы, тюльпаны. Больше всего я ненавидела полоть сорняки у клубники. Каждое утро мне давали таз, чтобы я шла собирать ягоду. Две – в таз, три – в рот. Потом с бидоном на груди я залезала по лестнице на самый верх раскидистых вишневых деревьев и подолгу сидела там, поедая вишню, поклеванную воробьями, так как там она была самая крупная и сладкая. Наше большое окно выходило прямо в этот вишневый сад. Бабушка из комнаты увидит меня и кричит:

– Хватит есть, собирай вишню.

– Да я собираю, это просто плохие, они клеваные.

– Ну, если клеваные, то ешь.

С другой стороны дома у нас был сад, где росли сливы, смородина, малина. Там же стоял сарайчик, в котором у деда хранились грабли, лопаты. Был погреб, где стояли банки с соленьями и вареньями, бочки с огурцами. Бабушка с дедом заготавливали на зиму запасы для всей семьи. Помню, как мы заворачивали в газету каждый зеленый помидор и клали в диван, туда, где обычно держат постельное белье, а у нас там хранились помидорчики и потихоньку дозревали. На Новый год у нас на столе всегда были спелые помидоры.

Бабушка рассказывала – когда моя мама была девчонкой, у них были свои поросята и корова. Мама даже на свинье каталась, настолько большие они вырастали, и было очень жалко, когда подходило время резать скотину. Все плакали, потому что привыкали к животным, и есть их уже не могли: мясо и сало продавали. Со временем от живности отказались, и остались только сады и большущий огород, на котором скучать никому не приходилось…

В общем, все у нас было свое, и в дополнение к этому дед каждую пятницу приносил с работы «заказ», который ему полагался как сотруднику Госплана СССР. Там всегда была баночка красной икры, соленая или копченая рыбка, кусок свежего мяса, палка копченой колбасы или кусок буженины. И если для многих советских людей это было пределом мечтаний, то меня ничего из вышеперечисленных деликатесов не волновало. Меня не могли заставить съесть ничего из этого набора, у меня совсем не было аппетита. Я была жутко худая – кожа да кости. Чего только в меня не пихали, включая гадкий рыбий жир! Родителей очень заботило мое здоровье, и они всегда старались меня накормить. Мне же было хорошо и так – я с утра до вечера носилась по улице: прятки, салки, мяч, бадминтон, скакалки!

Никогда не забуду один случай, как бабушка застукала меня за процессом выливания тарелки борща в форточку. А дело было так: бабуля в очередной раз позвала меня со двора обедать. Накрывала она мне в комнате, так как кухня была общая, а обед был полноценным, как положено: первое, второе и компот. Я никогда не могла съесть первое целиком, и бабушка очень расстраивалась из-за этого. И тогда я решила, что буду выливать суп или щи в окно, под которым у нас росла красная смородина. Так я и стала делать. Вылью первое под куст – тарелка пустая, бабушка счастливая. Несет второе блюдо, я сижу давлюсь… откушу кусочек котлетки и держу во рту. Бабушка посмотрит на меня и говорит: «Ладно, не мучайся, первое съела – уже хорошо, иди гуляй, но вечером как следует поешь». И так бывало не один раз. А вот в этот день то ли шел дождь, то ли по другой причине, но форточка была закрыта. Есть не хотелось совсем, и я, как только бабушка вышла из комнаты, запрыгнула с тарелкой борща на подоконник и протиснула полную тарелку в форточку, вылила, но не рассчитала, – и весь борщ попал на стекло с обратной стороны… Картошечка, свеколка, капуста прилипли к окну и не хотели сползать вниз, я пыталась помочь им ложкой, но она выскользнула у меня из пальцев и исчезла из виду в обильной листве смородинового куста. В этот момент зашла бабушка! Дальше можно не продолжать: я думаю, все понимают, что было потом… Я была наказана и несколько дней не ходила гулять во двор с друзьями. А что могло быть хуже для ребенка?! Бабушка очень расстроилась и долго не разговаривала со мной, а это было для меня самое неприятное: мне было стыдно, и я так больше никогда не делала, к счастью для бабушки и для окна, которое, кстати, мыть тогда пришлось мне!

Вырасту и заведу собаку

Над моей худобой подтрунивали все ребята во дворе. Помню, однажды мы играли в прятки в огромном саду напротив нашего дома. Когда-то там тоже стоял дом, но его снесли, и остались лишь сады, в которых мы часто играли. Я забралась на самую верхушку огромной яблони, и меня не могли найти.

– Слушай, где Наташка? – ходят под деревом дети. Я сижу, слушаю их. – Куда она делась? Может, домой убежала? Ладно, надоело уже искать, пошли.

Я им сверху кричу:

– Эй! Куда пошли?

Они поднимают глаза:

– Как ты туда забралась?

– Вот так и забралась.

– Слезай.

– Мне страшно, – отвечаю я.

– Ну, правильно, а нам еще страшнее, – смеются друзья, – дерево на дерево залезло!

– Прыгай, тебе не будет больно.

Кое-как я спустилась, все посмеялись и отправились играть во двор. Друзей у меня всегда было много, и вот, когда я уже подросла, мне захотелось написать стих про своих друзей детства. И получилось вполне юмористическое стихотворение. Даже хулиганское, я бы сказала. Впрочем, оцените сами.

День рожденья

День рожденья – это чудо! Пригласили мы гостей.В этот день скучать не буду, мне с друзьями веселей.Мама торт внесла слоеный и поставила салат.Попугай, мой друг зеленый, лопал в клеткешоколад.А моя подружка Жанка в джинсах фирменныхпришла,Подарила мне пижамку, ту, что стала ей мала.А соседи Тося с Галкой, всё галдя наперебой,Подарили куклу Барби мне со сломанной ногой.В общем, было все отлично, доедали мы пирог,Все вели себя прилично, тут раздался в дверьзвонок.Это друг пришел Кирюха, и пошла тут чехарда:Оторвал он Барби руку и за хвост таскал кота.Разозлилась я, конечно, и тем более что онПопугая, друга Кешу, звал все попкой-дураком.Я такого обращенья ни за что не потерплю:Сразу после дня рожденья я Кирюхе так влеплю!Будет знать, как задираться, как ломать всё, будетзнать,Не иначе как засранцем его стану называть!Он испортил мне весь праздник, этот вредныйкрокодил,Ну а главное, ЗАСРАНЕЦ ничего не подарил!

Недалеко от нас жил дедушкин отец, мой прадед. Прадедушка был очень старый, седой, худой. Он прожил очень долгую жизнь. Ему было далеко за девяносто. Он держал собаку, овчарку, которую звали Байкал. Жила она в деревянной будке на улице в саду. Прадед иногда отпускал Байкала, и он свободно бегал по саду. Первый раз, когда я со своим дедушкой пришла к ним в гости, он повел меня знакомить со своей родней. Ко мне подбежал пес, лизнул мою ладонь, и он мне так понравился, что я стала к нему приходить. Я нашла в заборе сломанную деревянную дощечку, которую отодвигала, просовывала туда руку и кормила его котлетами, которые я не ела. Собака ко мне настолько привязалась, что только я иду в школу и кричу «Байкал!» – он уже у забора и как бы отвечает: «Я здесь, моя госпожа». Вскоре я его стала потихонечку выпускать, гуляла с ним. Он не отходил от меня ни на шаг, а потом стал по утрам носить мой портфель до самой школы. Все удивлялись, как такое возможно! А я чувствовала себя великим дрессировщиком. Мы доходили до школы, я ему говорила: «Все, стой». Забирала у него портфель, и он садился возле дороги и провожал меня взглядом. Очень умная и послушная была собака. Я переходила через дорогу, поворачивалась и говорила: «Байкал, иди домой». Он вставал, отходил назад, опять садился и смотрел на меня.

– Я кому сказала, иди домой!

Он опять вставал, отходил на два-три метра и снова садился.

– Да что это такое? Быстро иди домой! – включала я сердитую хозяйку. – Чтобы я видела, что ты домой пошел!

Тогда он разворачивался и, не глядя на меня, опустив голову, шел обратно.

Вечерами я с ним гуляла, держа на поводке, и знала, что ко мне никто и близко не подойдет. Даже в темноте, если кто-то обращался ко мне, Байкал начинал лаять, и все сразу разбегались в разные стороны.

Я помню, как в рождественскую ночь в гости пришла мама и они вместе с соседками по коммуналке гадали на кухне. Я была маленькая, половину, естественно, не понимала, но наблюдала за этим процессом с большим любопытством. Бралась книга, ножницы, все это как-то перевязывалось, книга подвешивалась на два пальца и вызывался дух. Задавались вопросы, и через книгу поступали ответы: если она крутилась в одну сторону – это было «нет», в другую – было «да».

Я запомнила одно из гаданий. Взрослые включали газовую плиту, брали тарелку и переворачивали, газету сильно мяли, потом этот ком поджигали в тарелке, и в этот момент на стене от отблесков пламени появлялась тень. Огонь горит, картинка меняется. Считалось, что в этот момент ты увидишь то, что скоро произойдет. И вот вдруг мы все четко увидели гроб, в котором лежал мужчина с бородой. Все охнули: «Гроб. Кто-то умрет». У меня это вызвало ужас! А через пару дней умирает мой прадедушка, хозяин моей любимой собаки. Байкал хоть меня и полюбил, но всей душой принадлежал хозяину – собаки очень преданные существа. Когда дед умер, пес все понял, лег в конуре и не выходил ни на мои котлеты, ни на другие призывы. Через несколько дней после похорон деда Байкал умер в конуре от тоски. Для меня это была страшная трагедия. Я рыдала целыми днями – ведь я потеряла друга. С тех пор я всегда мечтала о собаке, но бабушка мне не разрешала. Она была большая чистюля. А я думала, когда вырасту, не буду так тщательно убираться в своей квартире, а заведу собаку и буду с ней жить.

Знакомство с папой

Так как мои родители разошлись, когда я была совсем маленькой, то я вообще не знала, как выглядит мой папа. Я даже и не задумывалась о его существовании. У меня был любимый дедушка, и мне больше никто не был нужен. Тем не менее я порой задавала бабушке вопрос про папу, потому что чувствовала себя с ней более раскованно. И вот однажды она мне сказала, что мама с папой разошлись «не по дружбе», а разругались, и мама не хотела, чтобы я общалась с отцом. Поэтому до 9−10 лет я своего отца никогда не видела. Мама просто оберегала меня от него. У него давно уже была своя семья – сын-подросток и младшая дочка. Как-то раз девочке, видимо, сказали, что у нее есть старшая сестричка, и она стала надоедать родителям: «Я хочу видеть сестричку, познакомьте меня с сестричкой».

Впервые я увидела своего отца в магазине. Мама была застигнута этой встречей врасплох. Мы с ней стояли в очереди в колбасный отдел, и в этот момент в магазин зашел папа и увидел нас. Он быстро подошел и, не здороваясь, сел передо мной на корточки: «Ой ты моя маленькая!» Я испугалась и спряталась за маму: какой-то незнакомый дядька со мной разговаривает… Мама взяла меня жестко за руку и хотела уйти, но он громко сказал, так, чтобы слышала вся очередь, а ведь это деревня, где все всё друг про друга знают: «Привет! Ну, познакомь меня с дочкой!»

Все смотрели только на нас, маме, видимо, стало некуда деваться, и она произнесла: «Наташенька, познакомься, это твой папа».

Ситуация дурацкая: в очереди в магазине я первый раз увидела своего папу.

Дальше у нас началась детективная история, потому что мама по-прежнему не хотела, чтобы я общалась с папой.

Помню, мы должны были ехать в гости к маминым друзьям, и она мне наказала:

– Ты после школы не задерживайся, приходи вовремя, мы сразу поедем.

– Хорошо.

Вдруг у входа в школу меня встречает отец с маленькой девочкой.

– Наташа, что ты от меня бегаешь, я же тебе ничего плохого не хочу сделать. Почему ты меня боишься? Лёлечка очень хочет с тобой познакомиться, – произнес отец.

И в этот момент девчушка кинулась меня обнимать, приговаривая: «Ой, моя сестричка! Как я тебя люблю!» Стала меня целовать, прижимаясь ко мне всем своим хрупким тельцем. Я таких нежностей не испытывала никогда, и меня это разоружило. В этот момент мой отец показался мне очень милым и заботливым. Он подарил мне большущую коробку конфет, и мы договорились в следующий раз погулять вместе. Я, счастливая, прибежала домой, показываю маме эти конфеты и говорю:

– Мамочка, папа и моя сестричка Лёля подарили мне конфеты!

Не успела я моргнуть глазом, как вся коробка оказалась в мусорном ведре.

Я, конечно, очень расстроилась, в первую очередь из-за того, что была страшной сластеной. А тут ни за что ни про что пропала целая коробка вкуснятины.

Папа несколько раз пытался выйти со мной на связь, но все никак не получалось. Когда я стала старше и мы переехали с бабушкой и дедушкой жить в новую квартиру, в Москву, сестренка мне часто звонила и звала в гости, папа тоже. И однажды я к ним приехала. Маме хоть это и не нравилось, она уже не была против нашего общения. Впоследствии я довольно часто по выходным ездила к ним в гости. Они накрывали стол, папа готовил изумительную курицу – цыпленка табака. Меня там замечательно принимали. Я познакомилась со своим братом, сестрой, с бабушкой Лидой – мамой отца и с тетей Валей – его родной сестрой. Лишь тогда я узнала всех своих родственников по отцовой линии.

Папа всегда был музыкальным человеком, и, хотя не был ни артистом, ни музыкантом, он сам научился играть на баяне, на аккордеоне, на фортепиано, на гитаре, был всегда душой любой компании. Сестричка Ольга, или, как мы ее называли, Лёля, очень хорошо пела и играла на пианино. Папа своих детей заставлял заниматься музыкой. Моя бабушка тоже в детстве купила мне пианино, нашла педагога, который стал приходить к нам три раза в неделю. Я сидела, играла эти нудные гаммы, а во дворе все мои друзья носились и звали меня:

– Наташка, выходи!

А бабушка им в ответ:

– Не орите, она музыкой занимается.

– Наташка, выходи в прятки играть!

А я сидела и долбила по белым и черным клавишам: до-ре-ми-фа-соль-ля-си.

Меня жутко напрягала эта игра. Никакие домашние задания я не делала. Когда преподаватель ставила передо мной ноты и я начинала играть, то она понимала, что я совершенно не готовилась. Однажды она сказала бабушке:

– Что вы ее заставляете? Да, она талантливая, да, у нее есть слух, есть голос, но желания заниматься у нее нет.

У меня на самом деле с детства был идеальный слух. Но мама и бабушка не пели. Видимо, этот талант достался мне по отцовской линии. Ну и спасибо ему за это большое. Не представляю, чем бы я занималась, если бы не эти папины гены, хотя мои брат и сестра по отцу не стали артистами. Кому что на роду написано, наверное…

Он от бабушки ушел…

Кто-то в нашей коммуналке постоянно подворовывал продукты из нашего холодильника. Бабушка сокрушалась: «Я уже устала кормить всех соседей. То масло пропадает, то яйца. Только что был десяток, осталось всего пять яиц! А не пойманный – не вор, никому же не предъявишь обвинение». Они с дедушкой выделили часть коридора, отгородили его фанерой, туда поставили холодильник и повесили замок. Там же поставили маленький диванчик, и я туда перешла спать. До этого дня я ночевала в комнате с бабушкой и дедушкой, где мне каждый вечер ставили раскладушку, на которой я проспала не один год. Пока мне бабушка не почешет спинку и не возьмет меня за руку, я не засыпала, потому что очень боялась темноты. Если я хотела в туалет, то ночью даже не вставала из-за страха. Бабушка была гипертоником и имела лишний вес, она довольно сильно храпела, и я порой часами не могла заснуть. Для меня было спасением перебраться на диван к холодильнику, но теперь вместо бабушкиного храпа я слышала абсолютно все, что происходило на соседской территории в зоне туалета, ванны и кухни.

В общем туалете у каждой семьи был свой деревянный стульчак – всего их было 4 – и каждый из них висел на своем гвозде прямо в туалете. Один сосед был пьяницей, и он все время умудрялся писать мимо толчка, как будто нарочно. После него зайти в туалет было просто невозможно – некуда ступить. Взрослые с ним всегда ругались, но это было бесполезно, а мы, дети, когда видели его на улице, всегда улюлюкали: «Дед Федул в штаны надул!» Он, разъяренный, поворачивался и бежал за нами с криком: «Сейчас поймаю, убью!» Мы визжали и разбегались врассыпную. Я его очень боялась. В общем, так и жили. Школа – сад – двор – лес – речка. Воды я страшно боялась, хоть и провела детство на Москве-реке. А плавать научилась только в 15 лет. Но об этом вы узнаете чуть дальше.

То, что я была озорным ребенком, вы уже поняли. Я не любила входить через дверь, а предпочитала лазить в окно – благо жили мы на первом этаже; дружила я в основном с мальчишками и вскоре стала показывать бабушке свой характер.

Ситуации бывали разные, и бабушка, будучи человеком мягким, все же позволяла мне не все, что я захочу. Когда я натыкалась на запреты, то психовала и говорила: «Все, я ухожу жить к маме!» Я знала, чем можно было спекулировать. Однажды после такой ссоры я собрала в авоську всех своих кукол и вроде как пошла жить к маме. Бабушка возвращается из магазина, а ей навстречу я с двумя авоськами, из дырок которых торчат головы кукол. Бабушка спрашивает:

– Это что такое?

– Я от тебя ухожу.

– Да? Куда это ты уходишь, интересно знать?

– Как куда? К маме.

– Это все твои вещи?

– Да, мне больше ничего не нужно.

– Ну-ну, иди, посмотрю, через сколько часов ты прибежишь обратно.

Пришла я к маме, а она меня отчитала:

– Как ты посмела бабушку обидеть? Что значит – ты ушла? А ну-ка возвращайся назад к бабушке!

И я с этими куклами вернулась обратно в тот же день с опущенной головой и просила у бабушки прощения.

Надеюсь, вы не забыли историю моей любви к мороженому? Хочу ее слегка дополнить. Сколько себя помню в детстве, все время выпрашивала у родных деньги на мороженое. Раньше оно стоило 15 копеек. И я то к дедушке подойду: «Дедуль, дай на мороженое», то к бабушке с той же просьбой.