Прогулка под луной

– Глупости? Ну конечно, пустяки. Я лишь вытащил тебя из твоей вонючей школы и устроил в престижное агентство переводчицей.

Маша вскинула на жениха удивленные глаза. Господи, что с ним? Неужели он будет сейчас перечислять все свои заслуги? Но Бориса, похоже, теперь было не остановить.

– Или ты думаешь, тебя взяли за твое безукоризненное знание языка? Сама небось в Англии поняла, какое у тебя произношение!

Теперь Маша отстраненно наблюдала за Борисом. Как за чужим. На минутку показалось, что он – играет. Как актер. Репетирует чужой текст. Она впервые видела его таким. Но уж больно хорошо играл. Слишком похоже на правду.

– Или ты думаешь – шеф не нашел бы переводчицу получше, если бы я не уговорил его взять тебя?! Может быть, тебе не понравилось жить в пятизвездном отеле и чувствовать себя человеком?

– Я всегда чувствую себя человеком, – тихо сказала Маша. – И в отеле, и в коммуналке.

– О да! Твоя коммуналка – это особый разговор! – Борис всплеснул руками. Маша цепко следила за ним, как кинокамера за звездой экрана. – Я должен был учесть, что ты выросла среди алкоголиков, нищих старух и неудачников. Мне всегда казалось, что ты, как никто другой, будешь ценить то, что тебе преподнесла жизнь. Так нет же!

– Насколько я понимаю, она мне преподнесла тебя, – негромко уточнила Маша.

– Вот именно! Я открыл перед тобой возможности. Скажешь – не так? Ты прекрасно знаешь, что со мной могла бы посмотреть мир, жить в прекрасных условиях, менять наряды хоть каждый день! Кто тебе это даст? Может, твой сопливый юрист, с которым ты всю неделю за ручку держишься?

Маша задохнулась от возмущения:

– Ты что, шпионов ко мне приставил?

– Ты пока еще моя невеста! И я интересуюсь, как ты проводишь время в ожидании свадьбы.

– Ах вот как? Так невеста или подследственная?

– Называй это как знаешь! Только помни, дорогая, если сделаешь что задумала, свадьбы не будет.

– Ее не будет в любом случае, – уточнила Маша, стягивая кольцо.

Секунду покрутила его в пальцах и аккуратно положила на край стола.

– Ой-ой-ой! – запаясничал Борис. – Какие жесты!

Его лицо исказилось, став почти страшным. Маша отвернулась, чтобы не видеть, и взяла куртку. Надо уходить – слезы слишком близко. Еще не хватало зареветь здесь. Борис протянул ей кольцо:

– Можешь оставить себе! Продашь, когда есть нечего будет!

Маша уже бежала через вестибюль, мимо удивленной технички, сумка на длинном ремешке колотила по щиколоткам, путаясь под ногами, но Маша так и не догадалась повесить ее на плечо. Как зажала ремешок в кулаке, так и держала, пока не выбежала на воздух. На крыльце столкнулась с Максом – шофером шефа. Широкоплечий бритоголовый Макс переминался с ноги на ногу, не зная, что нужно делать, когда на тебя налетают ревущие девчонки. Он был похож на борца из старинного цирка, но Маша знала, что добрее Макса человека в фирме нет. Еще он отличался неимоверной молчаливостью и был абсолютно лишен любопытства. За это его здесь и ценили.

– Ты это… Если чё надо… Отвезти домой или…

Маша выдавила из себя улыбку. Еще бы. Макс произнес целую речь. Это от души.

– Подвезти? – повторил он.

Увидев серебристый «вольво», Маша почти шарахнулась в сторону и махнула на Макса рукой. Казалось, они поменялись ролями – теперь уже она не могла вымолвить ни слова.

– Ты, если куда отвезти, звони. Я всегда, – сказал Макс.

Маша покрутила головой:

– Мы с Борисом расстались, Максик. Совсем.

– Ну и что, – невозмутимо ответил великан, – я тебя просто… как человека…

Маша улыбнулась сквозь слезы и сбежала по ступенькам вниз.

Пятый день Маша валялась в постели с тяжелой разновидностью гриппа, которая настигает всегда внезапно и совершенно не интересуется, есть ли у тебя время и возможность побездельничать недельку-другую.

К неприятным ощущениям в горле добавилась головная боль и прыгающая температура. Все это не давало скучать. Днем, когда температура держалась чуть больше 37 градусов, Маше приходилось кутаться в одеяла и пледы, а вечером столбик термометра упирался в отметку «40», и ей уже хотелось открыть форточку.

Как сказал бы врач – душевное состояние больной не способствует выздоровлению. Разрыв с Борисом не укладывался в голове и поэтому торчал там неудобным болезненным вопросом. Видимо, это был тот случай когда сначала совершаешь поступок, а потом начинаешь его обдумывать. Благо времени на обдумывание жизнь подкинула предостаточно. Не хотелось ни читать, ни смотреть телевизор.

Маша лежала на разобранном диване и слушала звуки. Крики детей за окном, звонки трамваев, визги автомобилей. За дверью комнаты – осторожное шарканье тапочек Софьи Наумовны, звук отключающегося холодильника в кухне, плеск воды.

Итак, она опять одна. В субботу позвонит тетя Света из Самары и будет допытываться, как продвигается подготовка к свадьбе. Придется врать. Не скажешь же тете Свете, что она сама, собственными руками, сняла с пальца кольцо с бриллиантом и чуть не бросила в лицо жениху? Как выражаются на Западе – разорвала помолвку. У нас об этом говорят проще. Бросила. Отшила. Вильнула хвостом.

Да, именно так и выразилась бы тетя Света: «Тебе шанс выпал, дуре, а ты хвостом виляешь. Непутевая ты, Мария, вот что я тебе скажу. И толку из тебя не будет. Прокукуешь молодые годы одна. Пробросаешься! Мне бы твоего Бориса, я бы ему ноги мыла и этой водой сама потом умывалась бы!»

Возмущенный голос тети так явственно звенел в ушах, что Маша садилась на диване и озиралась кругом. Но в комнате всю неделю появлялась лишь Софья Наумовна, ходившая за больной как за собственной дочерью.

Маша страдала. Иногда сами собой начинали течь слезы, сползая по горячей щеке на подушку. Маша безучастно вытирала лицо пододеяльником.

Пожалуй, она не смогла бы сейчас внятно объяснить себе, отчего плачет. От слабости и боли во всем теле? От обиды? Оттого, что Борис вдруг вышел из роли сказочного принца и открыл ей безжалостно то в себе, что так долго и тщательно скрывал? Оттого ли, что рассыпались мечты о красивой жизни?

Одиночество нависло над девушкой своей серой массой. Все субличности куда-то испарились, и под одеялом, скрючившись комочком, осталась лишь одна Маша – маленькая девочка. Ей хотелось плакать.

Весь день она перебирала фотографии, сделанные в Англии, вновь переживала счастливые моменты и пила, пила свое горе.

На снимках Борис был веселый, глаза смеялись. Она тогда даже не подозревала, что они могут быть другими. Что в них с легкостью поместится столько злости и ярости. А что, интересно, чувствует он сейчас? Все еще злится?

Возможно, вспышка гнева от ее жеста с кольцом уже прошла и он тоже с грустью и сожалением думает о случившемся. Думает совсем по-другому, чем пять дней назад. Переживает.

Конечно, он не может не переживать, ведь он любит ее! А иначе – разве он захотел бы жениться! Ведь если ее можно было заподозрить в расчетливости по отношению к нему, то его уж точно нет. Какой ему в ней расчет? Смешно. Она совершенно обыкновенная.

Значит, он теперь тоже болезненно переживает их разрыв. Ходит по своей огромной квартире, курит, нервничает.

А может быть, он уже успел посмотреть на все другими глазами и их размолвка кажется ему естественной нервной вспышкой перед свадьбой? Одной из тех, которые угасают так же быстро, как и загораются? Вспышкой, от которой назавтра не останется и следа?

Маша села на диване и отбросила одеяло.

Если так, то он может прийти в любую минуту! Как она об этом раньше не подумала? Он давно простил ее и готов на все ради их любви. Он просто вспыльчив. Упрям, как капризный ребенок. Но все давно прошло. Он придет, увидит, как она больна и беспомощна, и все остатки обиды растворятся без следа. Это же очевидно! Маша стащила с себя ночную сорочку и натянула спортивный костюм. Тело ныло при малейшем прикосновении. С трудом верилось, что еще неделю назад она энергично двигалась по квартире, бежала к метро или пулей влетала к себе на третий этаж.

Маша поправила подушки, аккуратно натянула простыню и накрыла постель пледом. От произведенных усилий на лбу выступили капельки пота. Спина тоже стала влажной. Как противно болеть!

Маша дотянулась до стола и взяла таблетку аспирина.

Пронзительный звонок в коридоре заставил ее вздрогнуть. Таблетка застряла в горле, и Маша поперхнулась. Торопливо хлебнула воду из чашки.

Звонили два раза – это к ней!

Конечно, это он! Не зря же что-то подсказывало ей, что он непременно придет сегодня. Неделя для него оказалась такой же невыносимо длинной и одинокой, как и для нее.

Она с замиранием сердца слушала шарканье тапочек и бормотание Софьи Наумовны, щелчок замка, звяканье цепочки. Приглушенный мужской голос, шуршание целлофана.

Маша укуталась в плед и подтянула к себе книжку.

Когда в дверях появилась жизнерадостная физиономия Влада, Маша не сумела совладать со своей мимикой. Лицо разочарованно вытянулось, и глаза моментально стали влажными.

Это был всего лишь Влад.

– Привет болящим! – не замечая ее реакции, провозгласил он. – Посетителей принимаете?

Маша кивнула. Он достал из пакета апельсины, сироп шиповника и какие-то лекарства. Маша подвинула гостю стул, а сама снова забралась с ногами на диван.

Она уже успела справиться с разочарованием, и вид суетящегося Влада вызвал у нее улыбку.

– Ну и сервис в вашей конторе! – поддела она. – К больным клиентам на дом выезжаете?

– Фирма веников не вяжет, – согласился Влад и почистил апельсин. – А ты чего это болеть вздумала? Я позвонил вчера, твоя соседка сказала, что ты совсем плохая. Но теперь я вижу: надежда на выздоровление есть. Пусть небольшая, но…

– Издевайся. Вот надышишься моими микробами, тогда…

– Не заболею. Меня ни один микроб не берет. Иммунитет хороший. Ну а как твоя подопечная? Карантин сняли?

– Нет. Но я звоню ей каждый день. Вчера она сказала, что ее выписывают скоро. А я, как назло, свалилась.

– Наверное, ребенок расстроился. Хочешь, я к ней съезжу?

– Не надо. Ты ее только напугаешь, она ведь тебя не знает. Я еще пару дней поваляюсь и думаю идти на поправку. И сразу заберу ее. Знаешь, судя по интонации, ей уже лучше. Конечно, ответы односложные: да, нет. Говорю в основном я, но все же это прогресс по сравнению с тем, что было. Она хотя бы отвечает на вопросы.

– Она живет надеждой, которую ты ей подарила.

– Наверное.

– Как только ты поправишься, мы вместе съездим за ней. – Влад протянул Маше ароматные дольки, сам же принялся жевать корочку.

– Ты хочешь поехать со мной? – уточнила Маша.

– Не возьмешь? – спросил Влад. – Я так много наслышан о твоей необыкновенной соседке, что мечтаю познакомиться. Можно?

– Почему нет? – задумчиво произнесла Маша, глядя, как Влад уплетает апельсиновые корочки. – Вот только… я все подсчитываю – хватит ли у меня денег оплатить все твои услуги.

Маша сама не поняла, что ее дернуло так царапнуть Влада. Он вскинул на нее удивленные глаза. Маша попыталась улыбнуться. Разве этот парень виноват, что она рассталась с женихом? Разве кто-нибудь в этом виноват, кроме нее, Маши?

– Та-ак, – протянул Влад и подвинул стул к дивану. – Давай так: о деньгах больше ни слова. Считай, что в твоем случае наша контора занимается благотворительностью. Ясно?

– Мы так не договаривались, – возразила девушка.

– Ну так давай договоримся, – предложил Влад. – Могу я раз в жизни сделать доброе дело?

В комнату постучали.

Софья Наумовна принесла чай на подносе и поставила на письменный стол.

– Вы извините, что я вмешиваюсь, но мне кажется, Машенька, молодой человек прав. У вас теперь и без того появится столько расходов!

– При чем тут мои расходы! – воскликнула Маша и осеклась.

Не хватало еще обидеть Софью Наумовну.

– Софья Наумовна, что же вы себе чашку не принесли? Давайте вместе пить чай.

– Спасибо, Машенька, я – уже.

– Просто я хочу стать твоим другом, – продолжая свою мысль, произнес Влад и, отхлебнув горячего чая, добавил: – Поскольку место жениха, к сожалению, занято.

Софья Наумовна быстро глянула на соседку и вышла. Уж она-то была в курсе Машиных дел.

– Уже не занято, – буркнула Маша и потянулась к чашке.

– Что, неужели все так серьезно?

– Кажется, да. Только не говори, что ты предупреждал меня!

– Молчу, молчу…

У Влада было такое выражение лица… Сквозь вежливое сочувствие в нем плескалось мальчишеское озорство.

Маша напряглась. Если он посмеет пошутить по этому поводу, она за себя не ручается.

Он отставил чашку и совершенно серьезно произнес:

– Маша… Я выражаю свое соболезнование… твоему бывшему жениху. Мне его искренне жаль.

Маша улыбнулась. Все-таки Влад – милый. На него невозможно рассердиться. И все-таки он единственный навестил ее, не боясь заразиться. Пытается развеселить.

Маша помешивала свой чай ложечкой, гоняя по чашке прозрачную дольку лимона.

– Я пришла к выводу, – соврала она, – что не стоит свои лучшие годы тратить на замужество.

– А как же я? – Влад произнес свой вопрос тоном крайнего огорчения.

Маша сделала суровое лицо.

– Ты только что получил прекрасное место друга. Не слишком ли быстро ты мечтаешь продвинуться? Как не стыдно!

– Но ведь место жениха свободно…

– Оно попало под сокращение, – отрезала девушка. Влад притворно-тяжело вздохнул.

Когда он ушел, Маша включила телевизор и стала смотреть, не понимая того, что творится на экране.

Почему-то именно сейчас до нее дошло, что Борис больше не придет. Не станет звонить и не сделает ни шагу в восстановлении порванных отношений. Палец без кольца казался беззащитно-голым. Слез больше не было. Маша выпила димедрол и заснула до утра.

После того как прошли основные симптомы гриппа, на Машу обрушился надоедливый изнурительный кашель. Не помогали ни бромгексин, ни горчичники, ни редька с медом, приготовленная заботливой Софьей Наумовной. Пришлось торчать полдня в поликлинике, проклиная эти вечные очереди.

Очередь в регистратуру, очередь возле кабинета врача, очередь на рентген. Меньше всего сейчас хотелось, чтобы грипп осложнился воспалением легких.

Домой вернулась в пятом часу и застала Софью Наумовну в слезах.

– Что еще стряслось? – Маша прошла за расстроенной соседкой в кухню и налила той стакан воды. – Что-нибудь у Лины?

Дочка Софьи Наумовны, Лина, давно замужем, мать двоих детей, была эпицентром переживаний Машиной соседки. Поводов всегда находилось много: часто болеют дети, нелады Лины с начальством на работе, измена мужа… Все события в жизни дочери рикошетом отскакивали в хрупкую Софью Наумовну. Маша уже к этому привыкла. Приготовилась и на этот раз выслушать очередную историю.

Но старушка отрицательно покачала головой:

– Алечка наша… Алечка…

– Что с ней?

Маша почувствовала, как холодеют пальцы.

– Пропала!

– То есть как – пропала? Что вы такое говорите? Я вчера лично с ней разговаривала по телефону. Мы условились, что в конце недели я приеду за ней. Из больницы ее выписали. В чем дело?

– Она не из больницы пропала, а из приюта. К нам в обед милиция приходила. Думали, что она домой убежала. Ее нигде нет.

Губы у Софьи Наумовны дрожали. Маша опустилась на табуретку.

– Софья Наумовна, выпейте воды, – рассеянно произнесла девушка и сама отхлебнула из стакана. – Давайте по порядку. Я ничего не соображаю. Итак, в детский дом она вернулась вчера днем. Так?

– Так. А сегодня утром младших детей повезли на экскурсию. Куда-то в лес.

– В лес? Какие сейчас экскурсии? Клещей полно. Они что там, с ума посходили?

– Не знаю. – Софья Наумовна нервно теребила носовой платок. – Дети рвали подснежники, жгли костры, а когда стали собираться – одного ребенка недосчитались. Нужно же было такому случиться: это была именно наша Алечка.

Софья Наумовна всхлипнула.

– Они ее искали? – Маша спросила и тут же поняла, что вопрос глупый. Конечно, искали. И в милицию заявили сразу. Дело-то подсудное. Недоглядели ребенка.

В милиции сразу же предположили, что девочка не стала ждать, когда ее опекунша выздоровеет, и убежала домой. Но вот уже пять часов вечера, а девочки нет как нет.

– Что ведь творится кругом, Машенька, – не унималась старушка, – детей воруют, продают за границу ради здоровых органов! А девочек таки просто ради забавы. Я читала недавно…

Маша вскочила. Слушать, что там начитала соседка, было невыносимо.

– Бросьте, Софья Наумовна, страхи-то разводить! У Альки и вид-то не такой уж здоровый, чтобы украсть ее с подобной целью. Наоборот, вид у нее скорее болезненный. Бледный вид.

– Вы так считаете? – недоверчиво переспросила старушка.

– Да. Думаю, что она просто заблудилась. Она мечтательница, не любит шумное общество. Побрела по опушке, углубилась в лес. От детей подальше. Могла даже задремать на свежем воздухе. Солнышко припекает. Она ведь месяц взаперти сидела. А тут сразу – в лес. Уснула и не слышала, как ее зовут все.

Маша говорила, пытаясь быть убедительной, а сама в это время натягивала сапоги, застегивала куртку, искала сумку.

Надо что-то делать. Бежать. Искать. Нельзя терять ни минуты.

Через несколько мгновений она уже бежала вниз по лестнице, все еще ощущая в теле болезненную слабость.

Глава 6

Лучше утешать других и вселять в них надежду! Сутки, потраченные на поиски ребенка, ни к чему не привели.

Маша была в отчаянии.

Вчера, едва она позвонила Владу в контору, он примчался, и они приехали в детский дом. Там им в точности повторили рассказ Софьи Наумовны, добавив лишь незначительные детали.

– Но зачем, почему детей вывозят за город на экскурсию в конце апреля месяца, когда в лесу полно клещей и толком нет ни цветов, ни зелени? – вопрошала Маша, глядя в холодные глаза директрисы.

– А куда, милая девочка, деть такую ораву детей, если приехала санэпидемстанция бороться с тараканами? – невозмутимо ответила та.

Что тут возразишь?

На этот раз даже Машин десятилетний знакомый не мог прояснить ситуацию. В тот день он на экскурсию не ездил, поскольку был дежурным по кухне.

Небольшой компанией – Маша, Влад и двое его друзей – поехали на место экскурсии. Прочесали лес вдоль и поперек. Безрезультатно. Следов было столько, что трудно было за что-то зацепиться. Прошлогодние листья разворошены, фантики от конфет, следы костра…

Уехали ни с чем.

Разговор со следователем тоже не утешил их.

– Вы знаете, сколько детей каждую весну убегает из детских домов? Перезимуют и бегут, – с усталой снисходительностью вещал пожилой, видимо, отягощенный заботами следователь. – Не успеваем отлавливать. И ваша найдется. Вынырнет где-нибудь в Арзамасе.

– Нет! – упрямо доказывала Маша. – Она не могла убежать. Это исключено. Она знала, что я оформляю опекунство, что я ее скоро заберу. Зачем ей было убегать?

– Кто знает, – возразил он. – А может быть, она вам не поверила. Или, допустим, ее дети обидели. Или воспитатели. Ну, мало ли что… Да и потом… она ведь, кажется, в психиатрической больнице лежала? Кто знает, что у нее на уме?

Маша нетерпеливо тряхнула головой.

– Вы так говорите потому, что ее не знаете! – кипятилась она. – Ну не из тех она, кто убегает. Убежать куда глаза глядят? Да кроме нас с Софьей Наумовной, у нее никого нет!

Следователь устало вздохнул.

– Ну и что же вы лично предполагаете?

– Я думаю… может, ее украли?

– Конечно, есть случаи – воруют детей, – согласился следователь. Он сел напротив Маши за свой стол и положил руки перед собой. Он смотрел на нее как терпеливый учитель на дотошного ученика. – Ну сами подумайте, девушка. Вот вы задумали украсть ребенка. Наверное, вы выберете одиноко играющего во дворе, а не детдомовскую ораву в лесу, где вас обязательно заметят две-три пары любопытных глаз.

– Ведь не заметили…

– Потому и не заметили, что не было никого. Хотя, конечно, мы и этот вариант не исключаем. Проверим.

И следователь поднялся, давая понять, что разговор окончен.

Мысли у Маши разбегались. Она никак не могла объяснить себе это злополучное событие. Ни с каких сторон оно логике не поддавалось. Ну не могла Алька убежать, зная, что на днях, а именно через два дня после экскурсии, ее заберут домой и все будет нормально!

* * *

Она брела по тротуару, уставившись себе под ноги, и думала, думала.

В голове не было никакого плана, только суетились беспорядочные, тревожные мысли.

Когда с ней поравнялся серебристый «вольво», Маша не сразу заметила сей факт и некоторое время шагала вровень с машиной.

– Маша…

Она обернулась и увидела Бориса. Почему-то совсем не удивилась, молча кивнула ему, продолжая двигаться.

– Тебя подвезти?

– Нет-нет. Спасибо. Я просто гуляю.

– Я вижу, ты совсем замерзла. Садись.

Маша пожала плечами и открыла дверцу машины. Борис улыбнулся.

– Хочешь кофе? Тут рядом есть приличное кафе.

– Можно.

К встрече с Борисом Маша была не готова. К такой вот неожиданной, на улице. Если бы он сам пришел к ней домой, тогда понятно. А так… Как себя вести? Как со старым другом или как с бывшим женихом после ссоры?

Но когда они пришли в кафе и уют этого крохотного заведения на три столика окутал ее, она поняла, что рада встрече. В конце концов, он выслушает ее. Когда-то он легко решал все проблемы. Он все знает, все умеет. Пусть хотя бы посоветует что-то! Ей сейчас не думалось о своих личных отношениях с Борисом. Это потом. Сейчас Алька.

Кофе был настоящий, свежесмолотый, ароматный, крепкий. Пирожные аппетитно пестрели на тарелке. Все как положено.

А здесь правда ничего. Уютно… Маша сняла перчатки.

– Ну как у вас дела в фирме?

– Все о’кей. Новый контракт заключили, с немцами.

– Поздравляю. Я рада.

Маша вдруг почувствовала, что сейчас закашляется. Как назло, кашель был затяжной, надрывный, сухой.

– Хлебни горяченького.

Маша послушно отхлебнула из чашки. Помогло. Борис сходил к стойке и вернулся с пачкой ментоловых леденцов.

– Это «Холс». Помогает.

Маша засунула леденец за щеку.

– Ты что-то бледная сегодня. Болеешь?

– Уже нет. Гриппом болела всю неделю.

– А-а… Я когда тебя на улице увидел, сразу понял, что у тебя проблемы.

– Да. Правильно понял. У меня проблемы.

Маша крутила в пальцах чашку и соображала, с чего начать. Следя за ее нервными движениями, Борис вдруг внутренне напрягся. А что, если… Ну конечно! И выглядит бледнее обычного, и эти дрожащие пальцы, и круги под глазами. Она не знает, как ему сказать!

– Ты что… беременна? – подсказал Борис, пытливо разглядывая лицо своей бывшей невесты.

Пальцы ее остановились, она подняла на него удивленные глаза. Рот открылся сам собой. Несколько секунд она так и сидела с открытым ртом, не зная, что сказать.

– Почему ты так решил?

– Господи, Маня, я же не мальчик! У женщин это заметно сразу. Лицо меняется. Да и потом, эти твои причуды с удочерением, эта безобразная сцена в офисе. Я должен был догадаться, что за этим кроется! Да это типичные капризы беременной женщины! А до меня как до утки, на третьи сутки! Господи, да это, в конце концов, меняет дело. Я же не знал! Да ты, конечно же, и сама не знала. Или знала?

Он накрыл ее ладони вместе с чашкой своими и буквально просверлил взглядом. Кажется, он был доволен своей сообразительностью. Такой поворот дела несколько смутил девушку. Было даже жаль разочаровывать его. Она спросила неопределенно:

– Что же это меняет?

– Ну не будь такой злюкой, Мань. Все меняет. Мы женимся. Ты рожаешь ляльку и нянчишься с ней сколько влезет! Когда у тебя появится свой ребенок, ты поймешь, как это нелепо – заниматься чужими.

– Но дело в том…

– Я все понимаю. Найдем, кто ее удочерит. Тебя это волнует? Найдем. Тебе нельзя так все воспринимать. Ты хоть у врача-то была?

– Была.

– Когда?

– Вчера утром.

– Ну и что?

Маша высвободила свои руки, отставила чашку в сторону.

– Мне очень жаль, Борис, но я не беременна. Я была у врача по поводу кашля. – Маша улыбнулась и добавила: – Но тронута твоим отношением. Вот уж не думала, что ты так обрадуешься.

– То есть как не беременна? Ты же сама сказала, что у тебя проблемы!

– Что, по-твоему, у меня других проблем не может быть?

Борис отодвинулся, оглянулся, полез за портсигаром. Закурил. На лбу пролегла складка. Маша почему-то почувствовала себя неловко. Словно она нарочно обманула его.

– Ну и какие же у тебя проблемы? – угрюмо поинтересовался Борис, не глядя на девушку.

– Алька пропала. Из детского дома.

– Опять двадцать пять! – Борис невесело усмехнулся. – Похоже, этот ребенок вознамерился мне испортить жизнь!

– Борис, я не знаю, что делать! Следователь считает, что она убежала. Но я не верю. Зачем? Куда? Они с детьми в лесу на экскурсии были. Все дети на месте, а ее нет. Если она убежала, то, может, заблудилась? Я совершенно не представляю, что нужно предпринять.