Почтальон всегда звонит дважды (сборник)

Ника завезли внутрь, уложили на каталку и повезли в операционную. Мы с Корой ждали в холле. Подошла сестра, села рядом. Потом явился коп, и с ним еще сержант. Они с меня глаз не сводили. Кора рассказывала сестре, как все произошло.

– Я была там, в ванной, зашла взять полотенце, и вдруг щелчок, как будто выстрелили, – и свет погас. Ник упал – я слышала. Он перед этим как раз начал вставать, собирался включить душ. Я его зову – он не отвечает, а вокруг темнота, ничего не видно, и непонятно, что случилось. Я подумала, его током ударило. Потом Фрэнк услышал, как я кричу, и пришел, вытащил его, а я вызвала «Скорую». Не знаю, что бы я делала, не приедь они так быстро.

– На ночные вызовы они всегда торопятся.

– Я очень боюсь, что он сильно расшибся.

– Вряд ли. У нас теперь есть рентген, и по снимкам сразу будет видно. Вряд ли он сильно пострадал.

– Господи, хоть бы нет!

Копы молчали. Просто сидели рядом и смотрели.

Потом выкатили Ника; голова у него вся была забинтована. Его завезли в лифт, мы двинули за ним – Кора, я, сестра и копы. Ника подняли на этаж и отвезли в палату. И мы все тоже туда вошли. Стульев там было мало, и пока Ника укладывали, сестра принесла еще несколько. Мы уселись. Кто-то заговорил, но сестра велела соблюдать тишину.

Пришел доктор, осмотрел Ника и ушел. А мы все сидели и сидели. Пришла сестра – проверить, как там Ник.

– Похоже, приходит в себя.

Кора взглянула на меня, а я быстро отвернулся. Копы подались вперед – послушать, что скажет Ник. Он открыл глаза.

– Тебе лучше?

Он не ответил. Остальные тоже молчали.

Было так тихо, что я слышал, как кровь стучит в ушах.

– Ты не узнаешь свою жену? Стыдишься, наверное, что испугался как маленький, и упал, когда свет погас? Ты не хочешь со мной поговорить?

Ник силился что-то сказать, однако не мог. Сестра принялась его обмахивать. Кора взяла его руку и погладила. Минуту-другую он пролежал с закрытыми глазами, потом его губы шевельнулись, и он посмотрел на сестру.

– Стало… темно.

* * *

Потом сестра сказала, что ему нужен покой, и я отвел Кору вниз и усадил в машину. Не успели мы отъехать, как появился коп; он поехал за нами на мотоцикле.

– Фрэнк, он подозревает…

– Это тот самый. Он сразу почуял неладное, когда увидал меня там, на страже.

– Что делать будем?

– Не знаю. Все зависит от лестницы – врубится он или нет, для чего ее туда поставили. А куда ты дела мешочек с подшипниками?

– У меня в кармане лежит.

– Господи, да если бы они сразу тебя задержали и обыскали, нам пришел бы конец!

Я дал ей нож – распороть мешочек и вынуть подшипники. Затем велел перебраться назад, поднять сиденье и спрятать его там. Пускай кто и найдет – подумаешь, тряпка для протирки.

– Сиди там и поглядывай за копом. Я выкину подшипники в кусты, а ты следи, заметит он или нет.

Она стала смотреть, а я вел одной рукой, а другой с силой швырнул подшипник в окно, на другую сторону дороги.

– Он не увидел?

– Нет.

По одному я выбросил и остальные. Коп не заметил.

* * *

Мы вернулись домой еще затемно. Перед отъездом некогда было проверять пробки, не говоря о том, чтобы ввернуть новые. Когда я въехал во двор, коп меня обогнал и остановился.

– Надо бы взглянуть на пробки, приятель, – сказал он.

– Ладно. Я и сам собирался.

Мы пошли к дому, и коп включил фонарик. И сразу удивленно хмыкнул и нагнулся. На земле, задрав кверху лапы, валялась кошка.

– Вот жалость! Угробилась насмерть.

Он посветил фонариком на навес и на лестницу.

– Ну все понятно. Помните – мы стояли и смотрели на нее. Значит, она залезла по лестнице, сиганула на распределительный щит, и ее убило током.

– Верно. Вы едва успели отъехать. Шарахнуло, как из ружья. Я так и не успел загнать машину.

– Я «Скорую» встретил по дороге.

– Вы только-только скрылись из виду.

– Прыгнула с лестницы прямо на распределительный щит. Вон оно как. Бедные глупые твари, откуда им понимать про электричество, верно? Да уж, сэр, это выше их разумения.

– Точно сказано.

– Вот так, значит. Угробилась насмерть. А красивая кошка. Помните, как она забиралась по лестнице? Никогда не видал такой красивой кошки.

– И расцветка симпатичная.

– Насмерть угробилась. Ладно, пора ехать. Теперь все ясно. Но проверить-то надо было, сами понимаете.

– Конечно, я понимаю.

– Тогда до встречи! До встречи, мисс!

– До встречи!

Глава 5

Мы не стали заниматься ни кошкой, ни предохранителями. Завалились в постель, и вот тут-то Кору и пробрало. Она заплакала, ее стало трясти, и часа два я ее не мог успокоить. Потом она лежала в моих объятиях, и мы разговаривали.

– Больше никогда, Фрэнк!

– Именно! Никогда!

– Мы, наверное, спятили. Просто спятили.

– Легко отделались. Чисто случайно.

– Это я виновата.

– Я тоже.

– Нет, я. Это все я затеяла. Ты не хотел. В следующий раз буду слушаться тебя. Ты – умный, ты не бестолочь, как я.

– Вот только следующего раза не будет.

– Точно. Никогда.

– Даже получись все как надо, уж копы докопались бы. Они всегда докапываются. Они же привычные. Посмотри, как быстро тот коп сообразил, что дело нечисто. У меня прямо кровь стынет в жилах. Едва он меня там заметил – мигом что-то почуял. Если он такой смышленый, какие у нас были бы шансы, умри Ник?

– Да, хищница из меня никакая.

– Вот и я говорю…

– Как я перепугалась, Фрэнк!

– Да я и сам здорово струсил.

– Знаешь, чего мне больше всего хотелось, когда свет погас? Чтобы ты пришел. И чувствовала я себя никак не хищницей, а маленькой девочкой, которая боится темноты.

– Ну я ведь и пришел, так?

– Обожаю тебя. Если бы не ты, не знаю, что бы с нами было.

– Все ведь сошло гладко? Насчет того, что он поскользнулся?

– Он и сам поверил.

– Мне только дай шанс, с копами я всегда умел разговаривать. Нужно придумать хорошую историю – и готово дело. Чтобы не осталось вопросов, и притом быть как можно ближе к правде. Я их знаю. Много раз с ними бодался.

– Ты нас выручил. И всегда готов меня выручить, правда, Фрэнк?

– Мне никто еще не был так дорог…

– Кажется, я все-таки не хочу быть хищницей.

– Ты – моя малышка.

– Да, твоя глупенькая малышка. Ладно, Фрэнк. Теперь я буду тебя слушаться. Ты будешь мозгом, а я буду действовать. Я могу, причем хорошо. Мы отлично поладим.

– Конечно.

– Не пора ли нам спать?

– А ты сможешь уснуть?

– Мы впервые спим в одной постели.

– Ты рада?

– Счастлива, просто счастлива.

– Ну, поцелуй меня перед сном.

– Как здорово, что я могу поцеловать тебя перед сном.

* * *

Утром нас разбудил телефонный звонок. Кора ответила, а потом вернулась ко мне, глаза у нее сияли.

– Угадай, что?

– Что?

– У Ника трещина в черепе. Он там останется, наверное, на целую неделю. Мы опять сможем спать вместе.

– Иди ко мне.

– Не сейчас. Нужно вставать. Пора открываться.

– Иди сюда, а то получишь тумака.

– Ах ты, паршивец!

* * *

То была счастливая неделя. После обеда Кора ездила в больницу, остальное время мы проводили вместе. Мы почти не закрывались, работали не покладая рук – и зарабатывали. Самым удачным оказался день, когда на трех автобусах прикатила сотня школьников, которые набрали кучу съестного для пикника, но мы и без того наварили немало. И можете мне поверить, кассовый аппарат работой не слишком нагружали.

Один раз я поехал с Корой, и когда она вышла из больницы, мы рванули на пляж. Там она надела желтый купальник и красную шапочку, и когда появилась в таком виде, я ее даже не сразу узнал. Она была как девочка. Только тогда до меня дошло, какая она еще молодая. Мы резвились на песке, потом отплыли от берега и качались на волнах. Мне нравилось лежать головой к волнам, а ей – ногами. Мы держались за руки. Я смотрел в небо. Кроме него, ничего не было. Я подумал о боге.

* * *

– Фрэнк!

– А?

– Он завтра возвращается. Ты понимаешь, что это значит?

– Понимаю.

– Теперь мне придется спать с ним, а не с тобой.

– Ну да… если только мы не уберемся отсюда до его возвращения.

– Я надеялась это услышать.

– Только ты, я и дорога.

– Ты, я и дорога…

– Просто двое бродяг.

– Зато мы будем вместе.

– Именно. Мы будем вместе.

* * *

На следующее утро мы стали собираться. Точнее, собиралась Кора. Я купил себе костюм – ну и теперь надел его, вот и все сборы. Кора складывала вещи в шляпную коробку. Закончив, протянула ее мне.

– Положи в машину, ладно?

– В машину?

– Мы разве не на машине поедем?

– Если не хотим провести первую же ночь в кутузке – лучше не стоит. Украсть у человека жену – еще куда ни шло, а вот украсть машину – уголовное дело.

– Ясно.

Мы вышли. До автобусной остановки было две мили, и нам пришлось искать попутку. Всякий раз, как проезжал автомобиль, мы застывали с поднятыми руками – на манер фигуры индейца перед табачной лавкой, – но никто не останавливался. Один мужчина легко поймает попутку, да и женщина тоже – если у нее хватит дурости туда сесть, – однако мужчина и женщина вдвоем шансов не имеют.

Когда мимо проскочило десятка два машин, Кора остановилась. Мы прошли где-то четверть мили.

– Фрэнк, я больше не могу.

– В чем дело?

– В этой дороге.

– С ума сошла? Ты просто устала. Послушай, побудь здесь, а я пойду поймаю машину прямо до города. Нам так и так туда надо. И все будет хорошо.

– Не в том дело. Я не устала. Я просто не могу – и все. Не могу.

– Кора, ты не хочешь быть со мной?

– Ты знаешь, что хочу.

– Возвращаться нам нельзя. Второй раз так уйти не получится, сама знаешь.

– Фрэнк, я тебе говорила, что я не бродяжка. Стоять тут, ждать, пока нас подвезут – для меня просто унижение, ничего больше.

– Я же сказал: найдем машину прямо до города.

– А дальше что?

– Приедем в город. Потом отправимся дальше.

– Не отправимся. Мы проведем ночь в отеле и начнем искать работу. И жить будем в лачуге.

– А тут у тебя – не лачуга?

– Это другое дело.

– Кора, ты позволишь себе сдаться?

– Именно, Фрэнк. Я больше не могу. Прощай.

– Послушай меня одну минуту.

– Прощай, Фрэнк. Я возвращаюсь.

Она вцепилась в свою коробку. Я не хотел отдавать, говорил, что сам ей донесу, но она ее отняла. И пошла обратно.

Когда мы выходили, вид у нее был что надо: аккуратный голубой костюмчик, голубая шляпка. Теперь одежда измялась, туфли запылились, и даже идти ровно она не могла, так плакала. Я вдруг понял, что тоже плачу.

Глава 6

Я поймал попутку до Сан-Бернардино. Там рядом железная дорога, и я думал подсесть в какой-нибудь товарняк, идущий на восток. Но не подсел. В бильярдной встретил одного типчика, ну и решил его потрясти. Большего олуха господь просто не мог создать, а все потому, что у этого умника был друг, который, вишь ты, умел играть! Одна беда: другие-то играют и получше. Я проболтался с этой парочкой недели две, снял с них двести пятьдесят монет – все их сбережения – и решил побыстрее свалить из города.

Попросился в грузовик до Мехикали, а по дороге стал думать про эти двести пятьдесят долларов; с такими деньгами можно осесть где-нибудь на побережье и торговать хот-догами, пока не накопим денег, чтобы замахнуться на бизнес посерьезней. И тогда я слез и поймал попутку в Глендейл. Там я болтался по рынку, где Ник закупал провизию, надеясь встретить Кору. Я даже звонил ей раз-другой, но трубку брал грек, и мне пришлось делать вид, что я ошибся номером.

В промежутках между дежурствами на рынке я забредал в бильярдную поблизости. Однажды увидал там парня, который отрабатывал удары. За кий он хватался так, что сразу стало ясно: новичок.

Я пристроился за соседним столом. Рассуждал я вот как: если двухсот пятидесяти монет хватит на киоск с хот-догами, то, имея триста пятьдесят, мы будем как сыр в масле.

– Как насчет малость покатать шары?

– Да я не очень-то умею.

– Это ничего. Просто так, для разминки.

– Боюсь, мне с вами не тягаться.

– Со мной? Да я полный бездарь.

– Ну ладно. Если без ставок…

Мы начали играть, и я ему проиграл партии три-четыре – чтобы немножко подбодрить. И все качал головой, удивлялся, как так вышло.

– Ага, вам со мной не тягаться, как же! Шутить изволите. Нет, ей-богу, я могу и получше. Только вот никак не раскачаюсь. Может, сыграем по доллару – просто чтоб веселей пошло?

– Ладно. Доллар меня не разорит.

Мы поставили по доллару, и я опять продул – партий четыре или пять, а может, больше. За кий брался дрожащими руками, словно сильно нервничал, а в промежутках то и дело вытирал платком ладони, как будто они вспотели.

– Да, что-то я сегодня не в ударе. Как насчет пяти долларов? Я так скорее отыграюсь и приглашу вас выпить.

– Ну хорошо. Это ведь дружеская игра, мне ваши деньги не нужны. Давайте по пятерке – и на том покончим.

Я проиграл еще четыре или пять партий и держался так, словно у меня грудная жаба или еще какие хвори. Как будто я вот-вот отдам концы.

– Послушайте. У меня хватает ума сообразить, где мой класс, а где повыше. Давайте сыграем по двадцать пять, чтобы я мог быстро отыграться, и пойдем наконец выпьем.

– Это для меня многовато.

– Да бросьте! Вы ведь уже мои деньги ставите, разве нет?

– Ну ладно, хорошо. Давайте по двадцать пять.

И вот тогда-то я заиграл по-настоящему. Клал такие шары, что позавидовал бы любой чемпион. Я играл от трех бортов, боковики у меня выходили классные: мячи прямо летали вокруг стола, а еще я заказал перескок – и сделал!

Мой соперник бил так, что слепому впору. Мазал, посылал в лузу биток, путал лузы и даже ни разу не заказал дуплета. А когда мы закончили, у него остались и мои двести пятьдесят монет, и часы за три доллара, которые я купил, чтобы знать, когда поджидать Кору на рынке. Я игрок хороший, это точно. Но бывают и получше.

* * *

– Эй, Фрэнк!

Это был грек; я только вышел из бильярдной, а он уже спешил ко мне через улицу.

– Ну, Фрэнк, мошенник эдакий, куда ж ты удрал? И как раз, когда я зашиб голову и мне нужна помощь!

Мы обменялись рукопожатием. У Ника все еще была забинтована голова и взгляд слегка блуждал, но глядел он франтом: новый костюм, фиолетовый галстук, черная шляпа набекрень, коричневые туфли, на животе – золотая цепочка от часов, в руке – большая сигара.

– А, Ник, старина, как здоровье?

– Я – отлично, прямо как новенький, а вот ты почему удрал? Я на тебя здорово разозлился, мошенник ты эдакий!

– Ты же меня знаешь, Ник. Я чуть поживу на одном месте – и опять бродить.

– Ну ты и нашел время бродить! А чем теперь занят? Ладно, брось, ничем ты не занят, мошенник эдакий, знаю я тебя! Пошли со мной; пока покупаю мясо, все тебе и расскажу.

– Ты один?

– Вот скажешь тоже, а кто же будет управляться в мотеле, если ты удрал? Конечно, я тут один. Мы с Корой только по одному теперь и ездим: один поехал, другому приходится работать.

– Ну что ж, пошли.

Примерно час Ник закупал мясо и непрерывно рассказывал: как у него треснул череп, и врачи сроду не видали такой трещины, и как туго ему пришлось с помощниками, которых после меня было двое, и одного он уволил на следующий же день, а другой сам свалил через три дня, прихватив все денежки из кассы, и он все бы отдал, только бы я вернулся.

– Знаешь, Фрэнк? Мы завтра едем в Санта-Барбару – я и Кора. Черт, нам ведь нужно изредка выбираться, а? Хотим посмотреть там фиесту[3], а ты – поехали с нами! Как тебе? Поедем вместе, потолкуем насчет того, чтобы тебе вернуться ко мне работать. Хочешь на фиесту в Санта-Барбару?

– Я слыхал, там неплохо.

– Девушки, музыка, танцы прямо на улицах – шикарно. Поехали, Фрэнк, а?

– Даже не знаю…

– Кора осерчает, если узнает, что я тебя встретил и не привез. Она хоть перед тобой и задается, но знает, что парень ты хороший. Поехали все втроем. Здорово повеселимся.

– О’кей. Раз уж она не против – договорились.

* * *

В закусочной сидело человек десять, а Кора была в кухне, спешно мыла тарелки, чтобы хватило для всех заказов.

– Эй, Кора! Гляди, кого я привел!

– Надо же! И откуда он взялся?

– Увидал его сегодня в Глендейле. Он едет с нами в Санта-Барбару.

– Привет, Кора! Как вы?

– Давненько вас тут не было.

Кора вытерла руку и протянула мне, и я пожал; ладонь у нее все же была скользкая. Она понесла заказы, а мы с Ником сели. Обычно он помогал ей управляться в зале, однако теперь ему не терпелось что-то мне показать.

Это оказался большой альбом, на первую страницу которого Ник поместил свой сертификат гражданства, потом свидетельство о браке, потом лицензию на ведение бизнеса в Лос-Анжелесе. Еще было его фото в греческой военной форме, фотография его и Коры в день свадьбы и целая куча газетных вырезок, посвященных несчастному случаю. Притом писали там не столько про Ника, сколько про кошку; впрочем, говорилось, что его привезли в больницу в Глендейле и что он поправится. Только в местной греческой газете про Ника написали больше, чем про кошку, и поместили его фото – той поры, когда он работал официантом.

Еще в альбоме были рентгеновские снимки. Где-то полдюжины, потому что их делали каждый день – проверяли, как идет выздоровление. Ник вырезал страницы в виде рамок, вложил снимки и заклеил, так что можно было смотреть их на свет. За снимками шли погашенные счета из больницы и аптеки. Этот удар по черепушке – хотите верьте, хотите нет, – обошелся ему ровным счетом в триста двадцать два доллара.

– Здорово, а?

– Шикарно. Все так нарядненько.

– Я, правда, тут еще не доделал. Раскрашу в красный, синий и белый. Гляди.

Ник показал мне разрисованные всякой разноцветной ерундой странички. Там были завитушки, раскрашенные красным, белым и синим. Над сертификатом гражданства он изобразил два американских флага и орла, над своей воинской фотографией – скрещенные греческие флаги и еще одного орла, а над брачным свидетельством – двух голубков на ветке. Что нарисовать на других страницах, он еще не придумал. Я посоветовал изобразить над газетными вырезками кошку, и чтоб от хвоста у ней летели красные, белые и синие искры. Ему это понравилось. Однако мою идею насчет индюка на странице с лицензией, держащего плакатик «Сегодня – распродажа», Ник не оценил, ну а объяснять ему не стоило.

Я наконец-то понял, почему он так разоделся и важничает, не подает сам еду, как раньше. Он получил травму черепа – а такая штука есть далеко не у каждого олуха. Он – как итальянец, когда тот откроет аптеку. Стоит макароннику заиметь бумажку с надписью «фармацевт» и красной печатью, он тут же напяливает серый костюм и жилетку с черным кантом и ходит весь такой важный. Недосуг ему и пилюли-то готовить, не говоря уж о фруктовой воде. Вот и этот грек потому же расфуфырился. В его жизни случилось важное событие!

* * *

Только перед ужином я застал Кору одну. Ник пошел умываться, а мы были в кухне.

– Ты обо мне думала, Кора?

– Конечно. Не могла же я сразу тебя забыть.

– Я много о тебе думал. Как ты тут?

– Я? Отлично.

– Я несколько раз звонил, но трубку брал он, и я побоялся с ним говорить. Я тут немного подзаработал.

– Надо же! Я рада, что у тебя налаживается.

– Заработал, а потом потерял. Думал, мы сможем начать бизнес…

– Кто бы знал, куда деваются деньги.

– Кора, ты правда обо мне вспоминала?

– Конечно.

– А по тебе не скажешь – так себя ведешь.

– По-моему, я себя веду как надо.

– А поцелуя для меня не найдется?

– Скоро садимся ужинать. Если собираешься умыться – не теряй времени.

И так постоянно. Целый вечер она меня не замечала. Ник притащил свое сладкое вино и спел уйму песен, и мы сидели втроем, а Кора держалась так, будто я просто бывший работник, которого она толком не помнит. Такого возвращения домой врагу не пожелаешь.

Настало время идти спать. Они поднялись к себе, а я вышел во двор – подумать: остаться здесь и попробовать начать с ней снова или свалить и постараться ее позабыть.

Я немного прогулялся – не знаю, долго ли ходил и далеко ли ушел, однако чуть погодя услыхал, как они ругаются. Я быстро пошел обратно. Кора вопила как бешеная, что я должен уйти. Ник мямлил, что лучше мне остаться и работать, пытался ее утихомирить, а она все кричала. В моей комнате, где, как она думала, я был, я бы все отлично слышал, но и на улицу доносилось немало.

Вдруг все прекратилось. Я тихонько прошел в кухню, стоял там и слушал. Но так как был весь на взводе, то слышал только, как стучит мое собственное сердце: бум-бум, бум-бум. Странный звук, подумал я и тут же понял, что рядом бьется еще одно сердце.

Я включил свет.

Кора стояла в кухне одетая в красный шелковый халатик, бледная, как мел, с длинным тонким ножом в руке, и смотрела на меня. Я протянул руку и забрал нож. Она заговорила шепотом, похожим больше на змеиное шипенье.

– Зачем тебе понадобилось возвращаться?

– Я не мог иначе.

– Ничего подобного. Я бы перетерпела. Забыла бы тебя. А тебе приспичило вернуться. Тебе – будь ты проклят! – приспичило вернуться!

– Что ты собиралась перетерпеть?

– То, для чего он сделал альбом. Он хочет показывать его своим детям! И теперь ему их подавай. Хочет ребенка прямо сейчас!

– Почему же ты не ушла со мной?

– Зачем мне идти с тобой? Чтобы ночевать в товарных вагонах? Чего ради идти? Скажи!

Я не мог ответить. Я думал про свои двести пятьдесят монет, но какой смысл хвастаться, что вчера у меня были деньги, а сегодня их нет, потому что мне захотелось выиграть еще.

– Ты беспутный! Совершенно беспутный. Ну почему ты не убрался и не оставил меня в покое, а опять сюда явился? Почему ты от меня не отвяжешься?

– Послушай. Насчет детей – запудри ему мозги, а тем временем попробуем что-нибудь придумать. Да, я беспутный, но я люблю тебя, Кора. Клянусь.

– Клянешься – а что делаешь? Он везет меня в Санта-Барбару, я должна согласиться на ребенка, а ты… ты едешь с нами! Будешь ночевать в том же отеле, где и мы. Ехать с нами в одной машине. Ты просто…

Она замолчала, и мы уставились друг на друга. Втроем в одной машине – мы оба сообразили, к чему это может привести. Потихоньку мы придвигались все ближе, пока не соприкоснулись.

– Господи, Фрэнк, неужели нет другого пути?

– Есть, а как же. Ты только что собиралась воткнуть в него нож.

– Нет, Фрэнк, не в него. В себя.

– Кора, так уж суждено. Мы пробовали по-другому.

– Не могу, чтобы дети у меня были сальными греками. Просто не могу. Я готова родить только от тебя. Жаль, что ты такой никчемный. Ты славный – но никчемный.

– Никчемный, зато люблю тебя.

– И я тебя люблю.

– Запудри ему мозги. Хотя бы на одну эту ночь.

– Ладно, Фрэнк. На одну ночь.

Глава 7

Путь извилист и неведомВ те желанные края,Где под белым лунным светомЛьется песня соловья.Долго ждать бессонной ночьюИсполнения мечты, –Чтобы вместе на рассветеВ путь пустились я и ты[4].

– А они здорово веселятся, да?

– На мой взгляд, даже слишком.

– Не позволяйте им садиться за руль, мисс. И все обойдется.

– Надеюсь. Никакой радости ехать с этими двумя пьяницами, но куда деваться? Я сказала, что не поеду, так они собрались и без меня.

– Они себе шеи сломают.

– Именно. Пришлось мне сесть за руль. Ничего другого я не придумала.

– Да, иногда приходится крепко подумать, прежде чем делать. Доллар шестьдесят за бензин. Масла не нужно?

– Думаю, нет.

– Спасибо, мисс. Хорошего вечера.

Кора опять уселась за руль, а мы с Ником продолжали распевать. Это входило в план. Я должен быть пьяным, поскольку прошлая попытка меня научила: идеальное убийство мы не потянем. А дело предстояло такое простенькое, что и убийством-то не назовешь. Это будет обычная авария: два пьяных парня продолжают накачиваться в машине – ну и все такое прочее.

Когда я начал пить, грек, конечно, присоединился, поэтому теперь уже дошел до нужной кондиции. Мы нарочно остановились заправиться, чтобы у нас был свидетель, который подтвердит: Кора была трезвая и не хотела с нами ехать. Потому-то ей пить и не пришлось.

А еще до того нам обломилось немного удачи. Как раз перед самым закрытием, около девяти, у нас перекусывал один тип, и он потом стоял на дороге и видел весь спектакль. Как я пытался завестись. Как мы спорили с Корой насчет того, что мне, такому пьяному, нельзя садиться за руль. Как она вышла и сказала, что не поедет. Как я пытался уехать с Ником – и не смог. Еще он видел, как Кора заставила нас вылезти и снова сесть в машину, только Ник теперь оказался на переднем сиденье, а я на заднем. Потом она села за руль и сама повела. Этого свидетеля звали Джефф Паркер, у него кроличья ферма в Энчино. Когда он был в закусочной, предложил нам попробовать подавать крольчатину и дал свою визитную карточку, так что мы знали, где его найти, когда понадобится.