Адская кошка

Джексон Гэлакси

Адская кошка

Эта книга посвящается Бенни и его собратьям – каждой обиженной, брошенной и посаженной в клетку кошке, которую оставили в одиночестве ждать момента, когда она снова обретет дом.

Всем, кто хотя бы раз откладывал мечты, чтобы сделать жизни котов более или менее сносными. Работники приюта, сотрудники служб по отлову домашних животных, приемные родители, спасатели, борцы за права братьев наших меньших, законодатели – ваши жертвы были не напрасными.

И наконец, всем тем, кто принимал, давал приют брошенному животному, часто вопреки логике и здравому смыслу отвечал на зов беспомощного несчастного зверя. Спасибо вам.

Все мы верим, что когда-нибудь брошенные животные обретут дом, и благодаря нашим усилиям это произойдет раньше, чем мы думаем.

История о том, как самый вредный и упрямый кот научил меня любить, ценить жизнь и говорить правду.

Джексон Гэлаксипри содействии Джоэла Дефнера

Jackson Galaxy

with Joel Derfner

Cat Daddy

© ООО «Издательство АСТ», 2017 (перевод на русский язык)

В честь Папы-Кота

«Брутальный внешний вид мистера Гэлакси – бритоголового, с татуировками по всему телу – резко контрастирует с его мягким голосом и ласковым обхождением с животными. И хотя иногда он работает и с людьми, на которых нападают, а иногда и ранят обезумевшие домашние любимцы, он все равно придерживается своих правил. Кошки, а не люди, для него на первом месте…» – The New York Times

«Гэлакси – не просто обычный зоопсихолог или специалист по поведению животных. Он ГОВОРИТ с кошками. И кошки его СЛУШАЮТ. Он творит настоящие чудеса, чтобы спасти приговоренных к смертной казни кошек в приютах, помогает им переступить через свои страхи и повысить самооценку, учит общаться с потенциальными хозяевами» – Mousebreath.com

«Он – волшебник, который может усыпить целую армию разъяренных кошачьих, находящихся в одной комнате» – Yahoo!

«Каждый из нас проливает свет на заданную тему, исходя из собственных жизненных установок и точек зрения. К счастью для нас всех, свет Джексона Гэлакси – самый яркий. Успешная работа в решении проблем поведения кошек целиком основана на его способности «мыслить как кошка» и, соответственно, действовать также. Его способность понимать поведение и человека, и кошки феноменальна!» – Анита Фрейзер, автор книги «The Natural Cat» («Настоящая кошка»).

«Счастье… Порой самые значительные истории являются самыми простыми: человек, кошка и незаметная любовь, но такая сильная, что спасает обоих» – Гвен Купер, автор бестселлеров New York Times «Одиссея Гомера» и «История одной кошки».

«Эта книга не является ни мемуарами кошатника, ни справочником по уходу за кошками. Это настоящий шедевр, который открывает нам две стороны натуры одного мужчины: Джексона – обычного человека и Джексона – Кошачьего Папы». – Ингрид Кинг, награжденный автор книги «История Баркли: уроки от учителя кошек».

«Обязательно к прочтению: тем, кто любит животных, спасателям, заблудшим душам и людям, которые хоть раз в жизни привязывались к кошке». – CatChannel.com

«Невозможно представить, что человек с козлиной бородкой, татуировками и, не говоря уже о необычном чехле для гитары, который он использует в качестве сумки для домашних животных, может любить кошек. Может быть, Гэлакси и не выглядит как типичный кошатник, но кто же лучше, чем усато-бородатый житель Нью-Йорка, тело которого покрыто татуировками с изображениями кошек, может помочь наладить отношения между капризными питомцами и их хозяевами?» – New-York Post.

Поначалу кажется, что Гэлакси – это бородатый, татуированный человек с непринужденной манерой поведения и мягким голосом. Но если копнуть глубже, то можно обнаружить 45-летнего еврея из Нью-Йорка, который любит и понимает кошек, как никто другой». – Лайла Морган Уайлд, «The Boomer muse».

Предисловие

Я – кошачий бихевиорист.

В девяноста девяти случаях из ста, когда я произношу это, мой собеседник спрашивает: «Кто?»

– Кошачий мозгоправ? – Я молчу. Бессмысленный взгляд. – Кошкин доктор? Заклинатель котов? – Ничего. – Если ваш кот будет писать на вашу кровать, то я приду к вам в дом и сделаю так, что он перестанет это делать.

Осознание. Возможно. А потом неизбежное: «И этим можно зарабатывать?»

– В удачную неделю.

Именно так я и ответил одной журналистке, спросившей меня, как я обычно объясняю людям, на что живу.

– Хм, если честно, – сказала она, когда я закончил. – Вы не соответствуете традиционным представлениям о человеке, который занимается кошками.

Она была права. Совершенно не соответствую. Мое тело почти целиком покрыто татуировками. Я лысый. В ушах у меня торчат громадные серьги, они болтаются почти на том же уровне, до которого доходит борода, а она закрывает грудь.

Но вообще все нормально. Я объяснил ей, что это часть моего плана. Нужно разрушить традиционное представление о том, как должны выглядеть кошатник и кошатница. Нам буквально нужно государство, в котором будет много этих самых кошатников, байкеров, политиков, священников и тех, кто посередине – тех, что смогут спасти миллионы животных от смерти на улице.

Я давал это интервью около года назад перед открытием моего первого семинара «Мой кот из ада», на котором я помогал людям наладить и укрепить отношения с их питомцами. Я рассказывал о методах, которые использовал, пока работал в приюте, где, наконец, понял, как любить, ценить и работать с кошками на более высоком уровне.

С тех пор, как я начал работать с котами, в приютах я повстречал тысячи сотен одичавших животных. Но эта книга об одном коте, научившем меня всему.

Бенни был семи фунтами кошачьего уныния, которые я любил всем сердцем. Я никогда не выделял любимчиков, в моем доме постоянно обитала бесчисленная усато-хвостатая живность, но Бенни требовал больше остальных во всех отношениях. У него были большие проблемы: и физические, и поведенческие. Он принуждал меня идти по пути «Кошачьего папы» в течение почти четырнадцати лет и заставлял чувствовать себя неудачником, даже когда люди меня хвалили. Когда я переехал из Боулдера в Калифорнию, я перестал сотрудничать со многими тамошними врачами. А когда здоровье Бенни стало важнее красивых пейзажей, я решил налаживать контакты с другими ветеринарами, которые, как и я, верили в интегративный подход.[1] Во время первого сеанса акупунктуры в новой местной ветеринарной клинике я видел, как Бенни буквально тает под правильно поставленными иглами. Правда, доктор умел обращаться с пациентами ненамного лучше, чем кактус с человеком. Я подумал, а не написать ли мне в блог об этом опыте, но в тот же момент понял, что слишком уж много информации для одного поста: рост, обучение, неудачи, попытки сдаться и конечно же любовь. Я хотел написать его историю. Хотел, чтобы получилось так же, как с семинаром «Мой кот из Ада», хотел показать аудитории абсолютно из ряда вон выходящее поведение, чтобы они поняли, что спасти можно всех, чтобы заново взглянули на своих питомцев и поменяли к ним отношение: «Хорошо, проблемы того кота я оцениваю на 10 баллов, а вашего – всего на 6. С вашим я справлюсь». Я не стеснялся представлять моего маленького друга в таком свете. Я был уверен, что его трудности были серьезнее, ведь он был проблемным абсолютно во всем.

В то же самое время Бенни стал свидетелем и непосредственным участником самого беспорядочного и хаотичного периода моей собственной жизни. Я думаю, что все-таки важно откровенно и честно рассказать о некоторых вещах, которые я держу в себе. Дело в том, что я очень дорожу отношениями, которые сложились у меня с животными за последние 17 лет. Я не драматизирую, когда говорю, что если бы их не было рядом, я бы на этом свете уже отсутствовал. И как дань уважения им, мне нужно рассказать о темных уголках моей души, которые эти животные помогли мне закрыть, несмотря на все попытки бросаться с гранатой на любую проблему, положенную к моим ногам Вселенной. Бенни был одним из самых представительных и в то же время самых сложных послов этой хитрой госпожи. Я искренне горжусь тем, что этот трудный путь мы прошли вместе с ним.

Введение

Отношения с Бенни были долгими и запутанными. Маленький короткошерстный кот серо-белой окраски сводил меня с ума каждый божий день в течение 13 лет. Каждый раз, как только я расслаблялся и начинал гордиться тем, что хорошо понимаю кошек, а также осознавать свое место в этом мире, делал глубокий вдох, складывал руки на затылке и блаженно опускался в кресло, как сразу же… Бенни мне показывал фигу.

Наша история – о двух надломленных личностях, которые друг друга «починили». Предыдущий хозяин отдал его мне со словами, что кот «неуправляемый», хотя зверь в тот момент сидел в картонной коробке и практически не шевелился, потому что тазовые кости у него были раздроблены, так как он попал под колеса автомобиля. Я тогда был работником приюта для животных, сочувствовал им и прятался среди них, считая себя частью их мира. Моя жизнь художника, автора песен, певца, гитариста, лидера группы, актера, перформансиста, черт возьми, да и просто жизнь человеческого существа потихоньку вытягивалась из меня. Буквально до боли в зубах я страдал от нервного истощения, и чтобы не зачахнуть окончательно, решил заняться самолечением в виде социальной и эмоциональной изоляции. Некоторое время моим пристанищем стал склад, где не было ни окон, ни телефона, ни водопровода. Это приносило свои плоды. Я жил, ходил в туалет, оплачивал мизерные счета. И хотя в моей жизни встречалось бесчисленное множество зависимостей, я как бы оцепенел.

Каким-то непонятным образом со временем я смог понять, что для меня важно: моя группа и все возрастающая духовная связь с кошками. Поверьте, я не хотел ничего делать, не хотел делать карьеру в сфере работы с животными, я просто желал, чтобы исчезла эта бесконечная болтовня в моей голове. Я хотел именно того, что описал в одной из своих незаконченных длящихся-более-двадцати-минут песен: «Отдых от Шума Города». Просто чистить кошачьи лотки, убирать какашки, а еще помогать зверью быстро привыкнуть к новым хозяевам… Но вместо этого я становился Кошатником, начал копать вглубь, пытаясь понять, как коты, животные мыслят, и как мы можем сделать их существование лучше, пока они с нами. Несмотря на то количество аптечной бурды, которую я принимал, чтобы забыться физически и психологически, я заставлял себя читать, наблюдать, понимать и учится. И постепенно я становился тем, кем быть, в общем-то, и не собирался никогда.

И именно тогда, когда я открыл дверцу переноски и встретился взглядом с Бенни, мое представление о собственной сладкой беззаботной жизни, оторванной от реальности, было разбито в пух и прах. Все трудности, с которыми мы с Бенни сталкивались на протяжении его жизни, были одни и те же: касалось ли это состояния здоровья, поведения или жизни в реальном эфире (мире, то бишь), от которого мы вдвоем отгородились. Каждый день всего нашего совместного бытия я искал решения проблем, я сдавался, просил его о помощи, общался с другими кошатниками – лишь бы найти выход. Он был агрессивен по отношению к людям, другим котам, собакам. Он мог ни с того ни с сего бойкотировать свой лоток или же начать голодовку. Язык его тела и коммуникативные навыки было невозможно постичь. Поломанные тазовые кости делали Бенни неполноценным, у него была астма, которая существенно пошатнула его здоровье, и еще масса таинственных заболеваний, которые привели этого зверя в мои руки. И именно это – хотите верьте, хотите нет – хорошо!

Я искренне считаю, что без Бенни я бы все еще был успешным кошачьим психологом. Но опыт общения с ним отправил меня к исходной точке, где я решился выйти из своей зоны комфорта. Годами я жил беззаботной и свободной от обязательств жизнью. Те вещи, которые, как я считал, помогали мне оставаться в здравом уме – жесткие железобетонные барьеры и границы, разного рода зависимости, цинизм и самовредительство – стали неприемлемы, когда появился Бенни, иначе бы я просто не услышал его. А если я не способен услышать Бенни, то я не смогу понять и любого другого кота! Мне нужно было очистить свой организм от алкоголя, наркотиков и вредной еды. Мне буквально пришлось принять смирение. Мне нужно было быть здесь и сейчас и желать учиться и меняться. Ради Бенни я сделал то, что не сделал бы ни для кого другого, даже себя.

В последние месяцы жизни Бенни показал мне, как надо умирать достойно. Я видел много смертей. Я сам убивал животных, такие уж были правила в приютах. Я помог тысячам кошек и котов освободиться от влияния их сородичей, я прочувствовал это на собственной шкуре. Бенни не учил меня чему-то специально, даже когда его свет ещё мерцал. В тот момент я был для котов авторитетом. И все же из-за комбинации некомпетентности (со стороны довольно многих ветеринаров), упрямства и комплекса Бога (с моей) и несговорчивости (его), я был сломлен. В один миг я снова стал шестнадцатилетним исполнителем, который в своих песнях пытался донести до зрителей правду и пел их до тех пор, пока они, зрители, не отворачивались. И мне пришлось принять смерть Бенни, чтобы возродиться духовно и понять, что есть боль, потери и любовь.

В день, когда он умер, а точнее, пока я ждал, когда ветеринар войдет в комнату и усыпит его, я рассказал Бенни о том, как все могло бы сложиться. Рассказал, что я бы написал книгу о том, как мы излечили друг друга и как бы мы помогали друг другу дальше и не ломали бы наши судьбы. И обязательно в этой истории был бы дан практический совет каждому: методы и методики взаимодействия, которые появились в процессе нашего непосредственного общения. И, возможно это излишне сентиментально, но я хотел, чтобы он продолжал жить. Именно то, что Бенни был другой, отличающийся от остальных котов, помогло мне понять их. Все кошки, да и все животные, если уж на то пошло, – помогли мне в этом. Пока я пил, Бенни подавлял меня. А сейчас я могу глотнуть воздуха и рассказать вам обо всем, что узнал и выучил.

Гиперчувствительность и модно одетые демоны

Изначально план действий казался мне довольно удачным. Нужно всего лишь найти работу, где можно было бы действовать на автопилоте и не задумываться над тем, что я делаю и как. Бариста. Продавец в ломбарде или продавец гитар. Или ландшафтный дизайнер (и это означает, что мне придется где-то в окрестностях Боулдера, штат Колорадо, возить камни на тачке из одного конца чьего-то частного владения в другой). Или работать в каком-нибудь прокате аудиокниг и чистить их чертовой зубной щеткой. Мне не нужно будет хоть как-то вкладываться в свою работу, кроме как приходить вовремя с утра и получать зарплату в конце месяца. Тогда и только тогда у меня бы оставалось достаточно сил и энергии, чтобы днем писать песни, а вечером дорабатывать тексты и музыку с моей группой «Папа цирка Богов».

Помнится, тогда я работал развозчиком багетов в одной пекарне, и было 4 утра, когда произошло ЭТО. Одетый с головы до ног, ибо в феврале холодно, а в бочине фургона, на котором я ездил, зияла огромная дыра, я, как обычно, колесил по улицам города, и внезапно мне на ум пришли слова одной из моих самых любимых песен, темп которой был синхронным с моими стучащими от холода зубами: «В другой жизни я буду ждать ее всю ночь напролет, и, когда она, наконец, откроет замок моей кредиткой, я притворюсь спящим». Потом я сочинил припев, он был мощный и стремительный, чем-то даже напоминал гимн. И пока красные лучи утреннего солнца карабкались по Флатайрон-билдинг,[2] родилась песня «Записки из сарая». Я почувствовал огромное облегчение, потому что с тех пор, как лет в 11–12 я понял, что у меня получается писать песни, я знал, что рано или поздно вдохновение иссякнет. И каждый раз, когда я что-то сочинял, я выдыхал и понимал – я еще могу писать!

К слову, рассветов, подобных этому, было много в моей жизни, но таких озарений, к сожалению, тогда на меня не снисходило, вот поэтому я и решил именно этим утром, что мой план работает. Но я сам себя вводил в заблуждение. На самом деле, шесть месяцев я страдал от нервного истощения, а все внешние проблемы и внутренние неурядицы вообще закрыли вход в мой источник вдохновения, к которому я обычно обращался инстинктивно. И по злой иронии, все, что мне нужно было в этот раз, находилось именно там. Не знаю точно, возможно, это было именно так. А может, сыграло роль мое отчаянное «самолечение» (ну, вы понимаете, алкоголь, наркотики), но в итоге я обнаружил, что жить и уж тем более стремиться к чему-либо мне совершенно не хочется. Моя цель состояла просто в том, чтобы выбраться из той ямы, в которую я попал, и остаться на плаву. Сочинительство совершенно не подходило ни для достижения этой цели, ни для поддержания хоть какого-то минимального уровня жизни. Проблема заключалась и в том, что я никогда не мог держать свои амбиции под контролем. Когда я работал в ломбарде, то постоянно мечтал о том, что однажды я переоборудую его в первый в Боулдере магазин редких музыкальных инструментов. В кофейне мне недостаточно было быть просто баристой, там нужно быть и мастером, и подмастерьем. Мои фантазии и амбиции постоянно сталкивались со страхом сойти с ума и с невообразимым количеством всякой дряни, которую я вливал в себя, чтобы держаться. И, если вы никогда не сходили с ума, то расскажу, каково это: как будто к вам приезжает потный вонючий таксист, сажает в свою машину, запирает дверь и увозит вас туда, куда хочет и на сколько хочет. И чем сильнее вы сопротивляетесь и хотите выбраться, тем счастливее становится он. Безумие любит – нет, оно нуждается в собеседнике.

Как-то раз моя очень непродолжительная карьера в одном знаменитом ресторане закончилась практически в одночасье, когда окровавленный пластырь соскочил с моего не менее окровавленного пальца и попал прямо в рот моего патрона. Именно в тот момент я понял: «Пора кончать со сферой услуг». Когда на следующей неделе я просматривал газеты, то увидел объявление: «Общество защиты животных Боулдера (ОЖЗ) ищет помощника по социальным вопросам». И тогда я решил, что это – знак, и теперь я буду служить животным. Мои отношения с этой точки и далее будут настолько чистыми и открытыми, насколько я мог их сделать таковыми. В конце концов, я искал простоты. Писать песни, быть со своей группой, помогать животным – то, что надо, и это соответствовало убеждениям моих внутренних командиров – идея работает! Самое забавное в этих решениях, основанных на каких-то знаках свыше, предчувствиях или видениях, то, что они являются всего лишь оправданиями или, скорее, отговорками. Просто еще один способ пожалеть, поберечь себя и остаться в том же безвыходном положении. Но под всей этой маской благородства попросту скрывалась «эмоциональная нищета»: я не мог позволить себе построить нормальные отношения с людьми. Я был слишком уставшим от жизни, слишком осторожным и очень боялся того, куда эти отношения могут завести.

Я уверенно шел на интервью в ОЖЗ, поскольку у меня уже был опыт собеседований в ресторане, ломбарде, аудиопрокате и дизайнерской фирме, той, где я занимался перевозкой камней на тачке. Татуировки на руках были еще не такие заметные, как сейчас, и не покрывали их целиком, но все же я чувствовал, что у меня нет причин скрывать истинного себя. Меня звали Джексон Гэлакси, я обожал огромные побрякушки, носил очки в стиле Элтона Джона, на голове у меня красовались разноцветные дреды (всех цветов радуги!), африканские бусы и еще невесть что. Возьмите меня в свою контору, ведь я просто фонтанирую энтузиазмом. Наймите меня, потому что я был волонтером и помогал животным (выдумано), а еще потому, что никто, кроме меня, за такие «огромные» деньги не будет вычерпывать дерьмо, чистить клетки и ухаживать за животными.

Одри была управляющей приютом. Она была довольно умной и активной, хотя чаще работала «на расслабоне». И очень жаркой – жарче, чем июль. Это интервью было одним из тех событий, когда ты мало что соображаешь и находишься как бы вне своего тела. Но самое странное, что я не только умудрялся отвечать на вопросы, но еще и флиртовать. Не в открытую, не при помощи галстука-бабочки или золотой цепочки и дешевого одеколона; но едва заметно и достаточно, чтобы начало казаться, что я уже повелся и очарован.

Когда ты безусловно и абсолютно убежден в правильности своих действий, знаешь, что Вселенная швырнет тебя на землю с такой же силой, как когда-то в Розуэлле шмякнулся НЛО, и сделает она это с единственной целью заставить тебя сложить все кусочки пазла – твоей жизни – в единую картинку, ты поймешь, что не надо бояться окончить свой путь, как продавец подержанных авто.[3] Пока мы говорили, не было нужды выражаться иносказательно, с подтекстом. К примеру: «Так, и что я должен сделать, чтобы забраться в эту красотку?» – указывая на довольно потрепанный Монте-Карло 1974 г. Когда Одри спросила, есть ли у меня опыт работы в приюте для животных, то я начал проникновенно врать, что уже трудился в подобном месте в Нью-Йорке. Я не думаю, что Одри выполняла свои обязанности с надлежащим усердием. Когда я уходил, то едва ли сомневался в том, что она назначит меня чуть ли не своим заместителем сразу же, без испытательного срока.

– Есть у вас опыт общения с агрессивными животными?

Я вытянул вперед свои сплошь покрытые тату руки, и начал показывать на воображаемые царапины и шрамы, как бы перекрытые татуировками: «Видите вот это? Акита сотворила. Страшновато, да? А вот это, – я указал на скопление родинок на левом запястье, – это действительно больно. Верите или нет, но котенок. А вообще я готов к укусам и агрессии хоть каждый день».

– Решено, – многозначительно добавила Одри.

Вы когда-нибудь видели сон, что ходите, нет, даже бегаете по чему-то, а потом смотрите под ноги и понимаете, что вы на натянутом канате? И сразу же начинаете шататься, пытаетесь удержать баланс и конечно же падаете. Ну так вот, я в этом сне никогда не смотрю под ноги, чтоб не упасть и достичь-таки своей цели. Я представляю себя персонажем Джона Траволты из фильма «Лихорадка субботнего вечера». Я вытряс все, что мог из этого интервью, даже больше.

Взять, не купить

Примерно 4 миллиона кошек и собак умерло в этом году в приютах Нью-Йорка. Мы зашли слишком далеко, пропагандируя стерилизацию животных: вместо того, чтобы увеличивать число стерилизованных животных, нам нужно просто забирать их с улиц и заботиться о них.

Сейчас около 30 % всех брошенных животных – породистые кошки и собаки, но, несмотря на это, мы продолжаем поддерживать их массовых заводчиков.

У нас два варианта – принять и признать себя в роли опекунов для животных или создать культуру, где коты и собаки будут одноразовой безделушкой. Больше никак.

– Джексон, мы здесь имеем право усыплять животных, и я не смогу вас нанять, если вы не хотите этого делать.

– Конечно, наверное, это единственный вариант… Не могу представить даже, что скину эту обязанность на другого человека. Это же нечестно, да?

– Итак, вы согласны?

– Мое согласие относительно. Если бы я полностью поддерживал эту идею и был на вашем месте, то, пожалуй, начал бы искать другие варианты. Но я все-таки соглашаюсь, и надеюсь, что с вашей помощью смогу пережить это.

В конце концов, последние мои слова – не вранье. Это было попыткой представить, что я мог бы чувствовать в таком случае. Одри предоставила мне цифры. Не забудьте, что действие происходило в 90-е, а тогда в приютах убивалось 9–10 миллионов животных в год. Просто было мало домов. А предположить, что мир, где не убивают, было труднее, чем сейчас, а уж попытаться что-то изменить – тем более. Нашей работой было просвещать общественность, рассказывать людям о преимуществах кастрации/стерилизации зверья, ну и, конечно, быть с несчастными животными, пока усыпляем их. Вот это я ей сказал.

– Животные приходят сюда к нам такими запуганными и измученными, что мы вряд ли можем их спасти.

Я кивнул. Мне было трудно глотать, подбирать слова, потом начался нервный тик. Это состояние мне напомнило то, как я, тринадцатилетний мальчишка, выступал перед большой аудиторией.

– Вашей обязанностью будет загружать и чистить крематорий.

И снова молчаливое согласие.

– Вам придется усыплять животных по просьбам их хозяев и делать это при них.

И снова я с трудом сглатываю и безмолвно соглашаюсь. Кажется, это единственный раз, когда я смотрю под ноги, балансируя на канате. Мне стало страшно, ведь придется успокаивать и животное, и человека, пока я ищу вену для укола смерти. В этот момент мне стало трудно продолжать играть свою роль уже работавшего в питомнике человека. Я пытался, хотя это было довольно неумело и неуклюже.

– Я буду своего рода наставником в этой роли?

– Верно. И пока вы можете делать это относительно легко, и мы не хотим, чтобы хозяин напрягался, пока вы потеете за работой.