Полная версия
Зов предков
Неутешительный итог…
Ночью снегопад прекратился, а утром Бриджит отправилась на работу. Главные улицы были уже расчищены, и только в переулках еще была видна желтая снегоуборочная техника. Подмораживало, и Бриджит повыше подняла воротник пальто, а руки засунула глубоко в карманы, и все равно, когда она добралась до университета, пальцы у нее были ледяными, поскольку перчатки она забыла дома.
Когда Бриджит вошла в свой кабинет, ее охватило странное чувство. Ей казалось, она отсутствовала целую вечность, а не один день, который она провела дома, оплакивая крах своих отношений с Тедом. На Бриджит был ее любимый старый свитер, который она надевала, когда была грустна или чем-то расстроена. Уютная, теплая одежда, вкусная еда, купленная в бутике милая безделушка всегда помогали ей справиться с огорчениями, но не сегодня. Боль, которую испытывала Бриджит, была слишком сильна – она словно погрузилась в глубокий траур, и впереди не видно было никакого просвета.
Бриджит проработала с заявлениями абитуриентов почти час, когда ей позвонил председатель приемной комиссии Грег Мэтсон и попросил зайти к нему в кабинет. Он возглавлял комиссию всего год, но работать с ним было легко и приятно. В университет он перевелся из Бостонского колледжа и часто консультировался с Бриджит по вопросам университетской политики.
Когда Бриджит зашла в кабинет Грега, ей в голову пришла мысль, что он намного моложе ее. И его первая заместительница тоже была моложе. Раньше Бриджит об этом как-то не задумывалась. В приемной комиссии она проработала дольше, чем оба ее прямых начальника, но ей никогда не хотелось взваливать на себя ответственность, связанную с руководством таким серьезным участком работы. Бриджит считала, что, оставшись на вторых ролях, она имеет больше возможностей спокойно писать свою книгу, да и честолюбивого желания «стать боссом» она никогда не испытывала.
Грег, как всегда дружески улыбаясь, пригласил ее сесть и участливо поинтересовался, не больна ли она – такой уставшей и бледной показалась ему Бриджит. Откровенничать Бриджит не стала, она просто сказала, что вчера действительно чувствовала себя нехорошо, но сегодня она в порядке. Грег похвалил ее за старательность и трудолюбие, добавив, что Бриджит отлично справилась с потоком заявлений абитуриентов, а потом стал расписывать преимущества новой компьютерной системы, которую должны были установить в департаменте в ближайшие несколько недель. Он был уверен, что внедрение новых современных технологий позволит не только упростить работу приемной комиссии, но и сделать ее менее затратной, что было особенно важно сейчас, когда экономить приходилось буквально на всем. Потом Грег заявил, что на данном этапе главная задача департамента – не выходить из бюджета, и в этом смысле приобретение новой компьютерной системы является весьма и весьма выгодным вложением средств.
– Что это значит? – вежливо поинтересовалась Бриджит.
Ответ не заставил себя ждать. Виновато улыбнувшись, Грег объяснил, что введение современных компьютерных технологий означает сокращение штатов приемной комиссии. Ему, добавил он, очень неприятно говорить ей об этом после того, как она проработала в комиссии десять лет, однако тут уж ничего не поделаешь: ее и еще шестерых сотрудников решено уволить. Поскольку Бриджит показала себя отличным работником, Грег пообещал, что университет будет еще полгода выплачивать ей компенсацию в размере ее теперешней зарплаты. Он выразил надежду, что этих денег и этого времени ей хватит, чтобы закончить книгу.
– Поверьте, мне действительно очень жаль с вами расставаться, – добавил Грег и, церемонно пожав Бриджит руку, слегка приобнял за плечи, а потом деликатно проводил до двери. – Можете идти домой прямо сейчас, – сказал он. – Необработанных заявлений о приеме осталось совсем немного, я думаю, мы с ними справимся. А вы… вы можете уже сегодня начать новую жизнь.
Бриджит немного пришла в себя, только когда вернулась в свой кабинет, который, впрочем, ей больше не принадлежал. «Начать новую жизнь? – думала она. – Какую жизнь? И что случилось с моей прежней жизнью?» Всего за два дня она лишилась и любовника, и работы, уступив свое место компьютеру. От нее просто избавились, как от чего-то устаревшего, малоэффективного и слишком дорогого. И пусть за десять лет Бриджит не совершила ни одного сколько-нибудь серьезного промаха, на самом деле она все делала неправильно. От поста руководителя приемной комиссии она отказалась, предпочтя заниматься рутинной работой – и в конце концов ее заменили. Свою книгу она писала семь лет, да так и не написала. Шесть лет она потратила на мужчину, которого любила, и хотя он так и не сделал ей предложения, ее это не насторожило, не заставило задуматься. Только сейчас Бриджит начинала прозревать, но исправить что-либо она уже не могла. В своем стремлении к удобной, спокойной жизни, лишенной сильных чувств и волнений, она упустила что-то важное. Она ничего не сделала и ничего не достигла – и теперь она была никому не нужна. Тридцативосьмилетняя, бездетная, безработная женщина, впустую потратившая больше четверти того срока, что она уже прожила на свете. Пустое место. Ничтожество. Это был серьезный удар по ее самолюбию, а главное – у Бриджит не осталось никакой надежды на лучшее будущее.
Она достала из кладовки картонную коробку, чтобы уложить в нее немногочисленные личные вещи. В двенадцать, попрощавшись с бывшими коллегами, Бриджит спустилась в вестибюль. Она и сама еще не до конца осознала, что же произошло. Шок, это шок, твердила Бриджит, поскольку еще никогда в жизни не испытывала такого странного чувства. Она как будто оказалась в глубоком вакууме, и у нее не было ничего и никого – ни любви, ни семьи, ни работы. За считаные часы ее жизнь разлетелась на куски, на мелкие осколки, которые не склеишь, как ни старайся. Еще полгода университет будет выплачивать ей зарплату, но что она будет делать дальше? И что она будет делать сейчас? Куда пойдет? Чем займется?
Бриджит этого не знала.
Правда, в Бостоне было больше сотни различных колледжей – больше, чем в любом другом городе Соединенных Штатов, а у нее за плечами был десятилетний опыт работы в приемной комиссии, однако Бриджит вовсе не была уверена, что хочет и дальше заниматься чем-то подобным. В приемную комиссию она пошла только потому, что это была простая, не требующая напряжения работа, но разве этого ей хотелось от жизни? Чтобы все было просто и спокойно, чтобы не было никаких трудностей, никаких свершений и побед?
Все еще размышляя об этом, она толкнула дверь в кабинет Эми, и та невольно вздрогнула, увидев, какие у Бриджит безжизненные глаза и мертвенно-бледное лицо.
– Что случилось? Что у тебя в коробке? – встревоженно спросила Эми, показывая на картонную коробку, которую Бриджит держала в руках. Ей очень не понравилось, как выглядит подруга. Казалось, даже смуглая от природы кожа Бриджит приобрела какой-то болезненный, зеленоватый оттенок.
– Меня уволили. В коробке – мои вещи. Университет устанавливает новую компьютерную систему. Главное – я ведь знала об этом, только не знала, что компьютер заменит меня. Грег вышвырнул семерых. То есть, правильнее, наверное, говорить уволил, но какая разница? Вышвырнул, уволил, отправил в бессрочный отпуск… Ну и неделька выдалась! – Она вздохнула, но ее лицо осталось таким же неподвижным и бледным.
– О господи!.. – Эми вскочила и, обежав вокруг стола, взяла из рук Бриджит коробку. Та не сопротивлялась. – Знаешь, давай я отвезу тебя домой. Я как раз сейчас могу уйти часика на два.
Бриджит равнодушно кивнула, соглашаясь, и Эми помогла ей как следует застегнуть пальто, потом взяла коробку под мышку, и они вместе вышли на улицу. Мороз сразу же накинулся на обеих, но Бриджит ничего не чувствовала. В машине она тоже молчала и заговорила, только когда они уже подъезжали к ее дому.
– Если бы ты знала, как мне тошно! – проговорила она и уткнулась лбом в холодное боковое стекло.
– Конечно. Я понимаю… – негромко отозвалась Эми. Тед позвонил ей сегодня утром, чтобы узнать, как себя чувствует Бриджит. Он беспокоился о ней совершенно искренне, но Эми сразу поняла, что его мысли заняты главным образом предстоящими раскопками. Слушать, с каким восторгом Тед рассказывает об открытиях, которые он надеется сделать в Египте, ей было неприятно, и Эми решила не говорить подруге о его звонке. Особенного смысла в этом она теперь не видела. Для Бриджит Тед все равно что умер, перестал существовать, а теперь она лишилась и работы. Для любого, даже очень сильного человека, это было, пожалуй, чересчур.
– Иногда такое бывает, Бриг. Все неприятности сразу. Тебе просто не повезло.
– Я знаю. – Бриджит негромко вздохнула. – А самое обидное заключается в том, что в этих неприятностях я сама виновата. Я шла самым простым, самым легким путем и ни разу не задумалась, куда он меня приведет. Мне не хотелось раскачивать лодку, а кончилось тем, что я пошла ко дну вместе с ней. Тед… Он всегда хотел возглавить собственные важные раскопки, а мне бы на это никогда не хватило мужества. Мне ведь предлагали стать председателем приемной комиссии, но я отказывалась. И с моей книгой… За семь лет уж можно было бы написать что-нибудь сто́ящее, но я не спешила. Я хотела раствориться в толпе, чтобы ничем не отличаться, – и взгляни на меня теперь! Ни мужа, ни детей, ни работы. Если я когда-то и допишу свою книгу, то ее прочтут от силы десять-пятнадцать специалистов – или не прочтут, а будут использовать в качестве подпорки для двери. – Она повернулась к Эми, и в ее глазах снова заблестели слезы. – Что же мне теперь делать?! Как жить?
Эми не сразу нашлась, что ответить. Она понимала, что Бриджит сейчас очень нелегко. В тридцать восемь она вынуждена была подводить итоги первой половины жизни, и итоги эти были неутешительными. Что и говорить – ошибок Бриджит наделала порядочно, но с другой стороны, и заплатить за них ей пришлось довольно дорого.
– Я даже ни разу не спросила у Теда, поженимся ли мы когда-нибудь, – продолжала между тем Бриджит. – Я считала, что это само собой разумеется. Так было проще, понимаешь? Мне и в голову не приходило, что ответ может быть «нет». Теперь-то я понимаю, что мне было бы гораздо легче, если бы я наткнулась на отказ тогда, а не сейчас, но… А теперь мне кажется, что моя жизнь прошла впустую, и я сама в этом виновата.
Нерешительность Бриджит действительно сыграла с ней злую шутку, но Эми не хотелось бередить свежие раны подруги. Ей и так пришлось вынести слишком много – и всего за два дня. И неизвестно еще, сумеет ли Бриджит оправиться от такого удара.
– Не казни себя, – негромко сказала Эми. – Прошлого все равно не изменишь, значит, нужно подумать о будущем. В Бостоне хватает учебных заведений, за полгода ты наверняка найдешь работу в приемной комиссии любого из них. Или не в приемной комиссии – ведь твоя научная степень позволяет тебе преподавать… – Она, впрочем, знала, что этот вариант маловероятен. Преподавать Бриджит никогда не стремилась – в первую очередь потому, что это означало бо́льшую ответственность. – Разошли свои резюме в разные места, думаю, что с твоим послужным списком ты без труда найдешь себе что-нибудь подходящее.
– Вряд ли. – Бриджит помрачнела еще больше. – Сейчас все университеты испытывают финансовые трудности и стремятся сократить штаты. – Она вздохнула. – Даже не знаю, что мне делать! Может, и в самом деле попытаться закончить книгу?
– А что, чем не вариант? – согласилась Эми, подумав о том, что так по крайней мере Бриджит будет хоть чем-то занята, и это поможет ей избежать серьезной депрессии. Потом, когда ее раны заживут, она, быть может, найдет в себе силы двигаться дальше, но до тех пор ей было необходимо найти что-то, что отвлекало бы ее от мрачных размышлений. Больше всего Эми пугало, что Бриджит винила в случившемся не столько Теда, сколько себя. Это был опасный симптом. Сама Эми считала, что виноваты оба, но говорить об этом сейчас было бы жестоко.
– Слушай, а может быть, тебе куда-нибудь съездить? – предложила она, пытаясь подбодрить подругу. – Смена обстановки иногда неплохо помогает.
– Ну и куда я поеду одна? – отозвалась Бриджит и снова заплакала. Мысль о том, что придется путешествовать в одиночестве, показалась ей ужасной.
– На свете много красивых мест, – спокойно сказала Эми. – Гавайи, острова Карибского моря, Флорида… Там теперь лето. Поваляешься на пляже, позагораешь – глядишь, и на душе станет легче.
– Одной не так интересно. Лучше я съезжу к маме в Нью-Йорк. Я не была у нее с Рождества. Что-то она скажет, когда узнает, что Тед меня бросил, а с работы меня вышвырнули?! – Бриджит покачала головой. Мать всегда верила в нее, и сейчас она чувствовала себя жалкой неудачницей.
Эми уловила ее колебания.
– Мне кажется, это не самая лучшая идея, – сказала она осторожно. – Может, лучше все-таки съездишь куда-нибудь на курорт?
– Даже не знаю, – с сомнением сказала Бриджит и снова надолго замолчала.
Когда они доехали до ее дома и поднялись в квартиру, Бриджит поставила коробку с вещами на столик в прихожей и повернулась к подруге.
– Если тебе вдруг позвонит Тед, не говори ему, что меня уволили, – попросила она. – Не хочу, чтобы он меня жалел. Ну и вообще… – Бриджит не договорила, но Эми прекрасно ее поняла. Она не хотела выглядеть неудачницей не только в глазах матери, но и в глазах бывшего любовника. В самом деле, Тед только что шагнул вверх по карьерной лестнице, а Бриджит, напротив, потеряла и то немногое, что имела. Что́ он мог подумать про нее после этого?
– Он уже звонил, – сказала Эми. – Утром. Тед хотел знать, как ты… По-моему, он искренне о тебе беспокоился.
– Скажи ему, что со мной все в порядке. Или он передумал ехать в свой Египет? – спросила она с надеждой, но Эми покачала головой. Тед не передумал. О Бриджит он беспокоился, но не настолько, чтобы отказаться от поездки или взять ее с собой. То, что когда-то их связывало, осталось в прошлом, и Эми это понимала – как, впрочем, понимала и сама Бриджит.
Они еще немного поговорили, потом Эми стала собираться – ей нужно было вернуться на работу. Зная, как непросто будет Бриджит в выходные, она пригласила ее назавтра к себе, но Бриджит ответила, что собирается засесть за книгу. Эми ушла, а Бриджит почти до самого вечера сидела, глядя в пространство перед собой и пытаясь примириться с тем, что с ней случилось. Она потеряла любимого человека, потеряла работу – у нее не осталось ничего. Потом Бриджит легла спать. Во сне она снова плакала.
В субботу утром ее разбудил телефонный звонок. Бриджит проснулась сразу, но долго колебалась, прежде чем взять трубку. После злополучного ужина в День святого Валентина Тед ни разу ей не звонил – только один раз прислал эсэмэску, и она поняла это как желание сделать разрыв окончательным. Кроме того, ему проще было вовсе с ней не общаться, чем пытаться как-то утешить. Тед ненавидел плачущих женщин – он сам не раз говорил ей, что женские слезы рождают тяжелые воспоминания о том, как переживала его мать после развода с отцом. Обвинения, упреки, претензии – всего этого Тед наслушался на всю жизнь, поэтому было вовсе не удивительно, что сейчас он постарался исчезнуть, раствориться. Бриджит подобное поведение казалось трусостью, но она по-прежнему ни в чем не обвиняла своего друга. Только себя.
Но звонил вовсе не Тед. Сняв трубку, Бриджит услышала голос матери. Миссис Николсон почувствовала неладное после первых же произнесенных Бриджит слов и встревожилась.
– Что с тобой?! – воскликнула она. – Ты заболела?
– Нет… То есть да. В общем, мне немного нездоровится.
– Ты простыла? Или, может быть, это грипп? Я слышала – у вас в Бостоне ужасная погода…
«Ни то, ни другое», – хотела ответить Бриджит, но сдержалась. Она просто не знала, как описать свое состояние. «Мое сердце разбито»?.. Или просто – «Твоя дочь умерла»? Впрочем, Бриджит знала, что будет дальше, и мать не обманула ее ожиданий.
– Как твой Тед? – спросила миссис Николсон. – Есть какие-нибудь новости? – Она всегда задавала дочери этот вопрос, словно ждала, что Тед вот-вот сделает Бриджит предложение, и каждый раз недоумевала, почему он медлит.
И снова Бриджит замешкалась. Ей не хотелось ни рассказывать матери о том, что́ она ухитрилась сделать со своей жизнью, ни тем более жаловаться на судьбу. Миссис Николсон была женщиной сильной и энергичной; в будущее она смотрела с неиссякаемым оптимизмом, и Бриджит, пожалуй, не могла бы сказать, какие чрезвычайные обстоятельства повергнут мать в уныние. Она всегда восхищалась матерью и даже завидовала ее жизнелюбию.
– Я… – Набираясь решимости, Бриджит зажмурилась. – Вообще-то, новости есть… Отличные новости, но только для него, для Теда. Ему наконец-то поручили раскопки в Египте. Через три недели он уезжает.
На том конце телефонной линии воцарилось молчание. Наконец миссис Николсон сказала:
– А ты? Ты поедешь с ним?
Голос матери стал встревоженным. Миссис Николсон никогда не была в особенном восторге от того, что ее единственная дочь живет и работает в другом городе, и если теперь она отправится в Египет… Для матери Бриджит что Египет, что обратная сторона Луны были одинаково далеко.
– Нет, мама, я никуда не еду, – ответила Бриджит. – Экспедиция продлится года три или даже пять. А если раскопки дадут хорошие результаты, Теду придется задержаться в Египте еще дольше. Он давно мечтал о чем-то подобном, так что, сама понимаешь, теперь ему не до меня.
Она старалась говорить спокойно и рассудительно, но горло перехватило предательской судорогой.
– И ты об этом знала?! Знала, что он уедет?! – В голосе миссис Николсон звучало негодование.
– Ну, вроде того… То есть мне, конечно, было известно, что Тед этого хочет, но я как-то не верила, что это случится. А потом… Все произошло внезапно – я имею в виду это его назначение, и мы… В общем, мы решили расстаться, чтобы каждый мог жить своей жизнью. Тед… Ему нужно быть свободным, чтобы добиться того, о чем он мечтал. – Бриджит попыталась произнести эти слова достаточно бодро, но голос у нее сорвался.
– А как насчет того, о чем мечтала ты? – сердито спросила миссис Николсон. – Вы же были вместе шесть лет! Или это не в счет?
Если судить по голосу, она рассердилась не на шутку, но не на дочь, а на Теда. Это было понятно: миссис Николсон даже представить не могла, что за шесть лет Бриджит ни разу не заговорила с любовником о том, о чем она мечтает и чего хочет. Да что там – и наедине с собой Бриджит старалась не называть вещи своими именами. И вот, Тед отправился за своей мечтой, а она лишилась всего.
– Заниматься своими делами и не подумать о тебе – это настоящее свинство, вот что это такое! – сердито сказала миссис Николсон.
– Тед мечтал возглавить крупную экспедицию с тех самых пор, как поступил на работу в Бостонский университет, – сказала Бриджит. – Просто я об этом как-то забыла, и все получилось… как получилось. – Она сделала паузу, но потом все-таки решила рассказать матери остальное. – Вообще-то, прошедшая неделя выдалась не слишком удачной, – добавила она с наигранной бодростью. – Вчера меня уволили. Теперь вместо меня будет работать компьютер.
– Тебя выгнали с работы? – Миссис Николсон была потрясена.
– Не выгнали, а уволили, – поправила Бриджит. – Еще полгода мне будут платить зарплату в качестве компенсации, так что с финансовой точки зрения все более или менее нормально. Тем не менее это было довольно неожиданно. Я слышала, что университет закупил новую компьютерную систему, но не думала, что это как-то коснется меня. – Она усмехнулась. – Короче говоря, у меня больше нет ни Теда, ни работы. Что ж, быть может, так будет лучше…
– Лучше для кого?! – Чувствовалось, что миссис Николсон всерьез разозлилась на всех, кто обижал ее единственную дочь. – Не для тебя, во всяком случае. Сначала твой Тед удрал в Египет, чтобы раскапывать никому не нужные древние могилы, потом университет избавился от тебя, потому что кому-то приспичило шагать в ногу со временем и использовать компьютеры вместо живых людей. По-моему, это просто чудовищно! Чудовищно и несправедливо! Хочешь, я к тебе приеду?
Этот внезапный переход заставил Бриджит улыбнуться. Она по-прежнему чувствовала себя никчемной неудачницей, но ощущать сочувствие и поддержку матери ей было приятно. Миссис Николсон была подчас резка и даже упряма, но это не мешало ей оставаться заботливой, преданной матерью, которая при любых обстоятельствах не раздумывая бросалась на защиту дочери.
– Не волнуйся, ма, со мной все будет в порядке, – пообещала Бриджит. – Я собиралась заняться своей книгой, раз уж у меня появилось свободное время. Быть может, я ее наконец закончу. Все равно мне больше нечего делать. – Ей, правда, оставалось прослушать еще один цикл лекций, но она решила, что, учитывая обстоятельства, лучше перенести занятия на следующий семестр. Сейчас Бриджит все равно было не до учебы. Дописать бы книгу, а там можно будет вплотную заняться диссертацией.
– Может быть, тогда ты приедешь ко мне в Нью-Йорк? – предложила миссис Николсон, и Бриджит поняла, что ее мать серьезно обеспокоена.
– Я не смогу там работать, – сказала она. – Здесь у меня и библиотека под рукой, и все материалы тоже… – Из Нью-Йорка Бриджит уехала сразу после того, как окончила колледж; все ее подруги тоже перебрались в другие города, так что ей было совершенно нечего там делать – разве только навестить мать.
– Кроме того, – добавила она, – я собираюсь разослать свои резюме в бостонские колледжи и университеты; быть может, мне предложат какую-то работу. Шесть месяцев пролетят очень быстро, к осени я надеюсь найти новое место, но сейчас главное – моя книга. Если я не закончу ее сейчас – не закончу уже никогда.
В трубке послышался тяжелый вздох. Похоже, Бриджит не удалось успокоить мать.
– Все-таки я очень расстроилась, Бриджит, особенно из-за Теда. Ты потратила на него уйму времени, и все оказалось впустую. Другую-то работу ты всегда найдешь, а вот приличного мужчину… В твоем возрасте это нелегко, а если ты хочешь иметь детей, тебе следует поторопиться.
– Что ты предлагаешь, мама? Дать объявление в газету или заказать рекламные буклеты? Или, может быть, выставить на улицах рекламные щиты? Я тоже виновата в том, что случилось, мама. Я не только не настаивала на свадьбе и детях – я даже не разговаривала с Тедом на эту тему, во всяком случае – серьезно. Мне все казалось, что я не готова к семейной жизни, что у меня еще есть время, что я успею… Кроме того, я была уверена, что мы обязательно поженимся, что это неизбежно, но все оказалось не так. Тед тоже не был готов к семейной жизни, но я и этого умудрилась не заметить и в результате получила то, что получила. И теперь я боюсь, что у меня уже никогда не будет ни семьи, ни ребенка. – Последние слова она произнесла чуть слышно, и у миссис Николсон сердце сжалось от жалости.
– Тед должен был предупредить, что не собирается жениться, а не тратить твое время понапрасну, – решительно заявила она.
– Может быть, – печально ответила Бриджит. – Но я и сама не хотела торопить события.
Ни она, ни мать не сказали этого вслух, но обе подумали, что теперь, наверное, уже слишком поздно. Еще недавно Бриджит казалась себе молодой и полной сил, но теперь эта иллюзия растаяла, а вместе с ней рухнул и весь ее мир.
– Многие современные женщины думают так же, как ты, – строго сказала миссис Николсон. – Они до последнего считают, что еще успеют выскочить замуж и произвести на свет детей. В наши дни многие рожают первого ребенка и в сорок пять, и в пятьдесят, и при этом – хвала современной науке! – обходятся без мужей. Теперь даже шестидесятилетняя женщина способна забеременеть – я читала, что ученые могут теперь и это… К сожалению, все эти медицинские штучки не так безобидны, как кажется на первый взгляд, – женщины теряют реальное ощущение своего возраста. Но как бы ни пытались люди обмануть природу, биологические часы продолжают идти точно так же, как столетия назад. Я очень надеюсь, Бриджит, что теперь ты подойдешь к выбору партнера со всей серьезностью, потому что времени у тебя осталось совсем немного и ты не имеешь права ошибиться. Понятно?
Бриджит машинально кивнула. Слушать эту суровую проповедь ей было нелегко, но она понимала, что мать права.
– К Теду я относилась серьезно, – проговорила Бриджит, словно оправдываясь.
– К сожалению, не так серьезно, как следовало, да и он, как я погляжу, не показал себя зрелым мужчиной. Вы оба вели себя как дети.
И снова Бриджит пришлось согласиться. Да, она вела себя легкомысленно, потому что так было проще, но теперь эта простота, а вернее сказать – ее инертность и недальновидность, бумерангом ударили по ней самой.
– Да, – сказала она. – Но, быть может, это была судьба, особое предначертание… Наверное, нам просто не суждено было быть вместе.
– Жаль только, что ты не поняла этого раньше.
– Конечно, жаль. – Бриджит вздохнула. И она, и Тед показали себя одинаково инфантильными, а ведь оба давно не были детьми.