Нефть в обмен на девушку

В дальнем углу была устроена выгородка для желающих уединиться, и там Филатов встретился с Тинни. Она сидела за пустым столом, одна, и пила чай. Увидев Филатова, встрепенулась, сделала движение навстречу, привстала, но быстро взяла себя в руки и опустилась на стул. Собственно говоря, иного в присутствии Аббаса, который остался стоять в дверях, ждать не приходилось.

– Как дела, Тинни? – спросил Филатов, садясь напротив.

– Все хорошо, Александр.

Голос Тинни немного дрожал, однако в целом она держалась молодцом. Филатов всмотрелся в лицо девушки – нет ли синяков, проверил запястья, где остаются следы от наручников, но ни синяков, ни следов не было. Тинни все поняла и от проявленной заботы чуть не заплакала.

– В твоей лавке теперь висят какие-то сабли, – улыбнулся Филатов, – и сидит усатый мужик с газетой.

– Это не страшно. Там все равно никакой торговли не было.

– Зато там сидела самая красивая девушка Багдада!

Тинни ничего не ответила и опустила глаза. Сзади послышался голос Аббаса:

– Прошу прощения, господин Филатов, но нам пора идти.

– Мы уйдем, когда я сочту нужным, – не оборачиваясь, ответил Филатов.

Он победил и собирался насладиться победой. Но Тинни посмотрела на него так выразительно, что сразу стало ясно: надо уходить, иначе у нее будут большие неприятности.

– Я была очень рада увидеть вас, – сказала Тинни, и это было прохоже на прощание.

– Надеюсь, в следующий раз времени будет побольше!

Филатов повернулся к Аббасу и многозначительно смерил взглядом – попробуй, мол, помешать. Аббас неопределенно пожал плечами – я-то здесь при чем? Они вышли из выгородки, пробираясь сквозь дым, пересекли зал и снова оказались на темной лестнице.

– Я сделал, как вы проси… – Аббас быстро поправился: – Как вы сказали. И, честно говоря, далось это мне нелегко.

– Спасибо, доктор Аббас, – ответил Филатов, – но подобные конспиративные встречи не столько успокаивают, сколько внушают опасения.

Аббас остановился так резко, что Филатов едва не налетел на него.

– Если хотите чего-то большего, – зло сказал он, – то вам придется лично обратиться к моему руководству.

– С удовольствием! Честно говоря, меня удивляет, почему вы не устроили такую встречу раньше.

– Завтра же, господин Филатов, вы получите возможность высказать все свои пожелания на самом высоком уровне.

В глазах Аббаса вспыхнула ненависть – еще немного, и в горло вцепится. Но Филатов только усмехнулся.

– Буду весьма признателен, доктор Аббас!

Они молча спустились вниз, молча сели в такси и молча доехали до гостиницы. Аббас холодно попрощался с Филатовым, даже не стал из машины выходить, и сказал, что утром заедет ровно в десять.

Поднявшись в номер, Филатов нашел там свой нетронутый и совершенно остывший ужин. Но есть не хотелось. Странное двойственное ощущение мешало порадоваться победе. Вроде бы удалось добиться всего, что планировалось: и силу свою показал, и девушке помог. Однако осталось какое-то необъяснимое внутреннее беспокойство. Филатов попытался разобраться в его причинах, но, так и не найдя ничего стоящего внимания, отправился спать. Интуиция – она ведь иногда тоже подводит…

Глава 6

Говоря о встрече с руководством доктора Аббаса, Филатов имел в виду какого-нибудь высокопоставленного чиновника из спецслужб. Однако его привезли в Министерство промышленности к тому самому Хусейну Камелю, зятю Саддама, увидеться с которым так хотел Рудольф Кеган. Это несколько озадачило Филатова – при чем здесь промышленность? Но потом понял – он ведь гость Саддама, значит, и все проблемы, с ним возникающие, решаются на самом высоком уровне. Камель не стал особо разводить дипломатию и разыгрывать удивление – да что вы говорите? неужели так прямо и пропала? – а сразу перешел к делу.

– Мистер Филатов, я прекрасно понимаю ваше недовольство. Но и вы поймите нас. Ирак находится в очень тяжелом положении, практически в состоянии войны.

– Именно поэтому я здесь, господин Камель, – ответил Филатов, – и полагаю, вы знаете о моей миссии.

– Безусловно, господин Филатов! И поверьте, все мы очень высоко ценим вашу помощь. Как говорят у вас в России, друзей узнают по беде!

– Друзья познаются в беде, господин Камель. Но разве безопасность Ирака пострадает, если взрослая арабская девушка вечером зайдет в гости к русскому депутату?

– Разумеется, ничего плохого в этом нет. Но, как вы помните, в тот вечер были приняты особые меры безопасности, все старались как можно лучше выполнить свой долг и, как говорят у вас в России, согнули палку. Я правильно сказал?

– Почти, господин Камель. Мы говорим: перегнули палку, то есть перестарались, допустили ошибку.

– Совершенно верно, господин Филатов. Именно ошибку! Безо всякого, поверьте, злого умысла.

– Можно ли эту ошибку исправить, господин Камель?

– Я приложу к этому все усилия. Но у меня будет к вам небольшая просьба, господин Филатов.

Филатов насторожился – все, что Партия планировала сделать для Ирака, изложено в бумагах, переданных Саддаму. Говорить о чем-то большем он не уполномочен.

– У нас возникли серьезные проблемы с наличными деньгами, господин Филатов. Печатное оборудование износилось, а новое мы не можем купить из-за санкций, – Камель достал бумажник и вынул несколько помятых, затертых купюр с портретом Саддама Хусейна. – Посмотрите, в каком они состоянии. Иногда даже трудно понять, какой номинал обозначен.

– Да, деньги, конечно, поизносились, – согласился Филатов. – Но при чем тут я?

– Мы хотим купить новое печатное оборудование, соответствующую бумагу, специальные краски, – Камель убрал купюры в бумажник. – И очень рассчитываем на вашу помощь.

Филатов все понял – ему предлагали простой обмен: он помогает в обход санкций привезти в Ирак оборудование для печати динаров, а ему возвращают Тинни. Насколько равноценен этот обмен? Тинни, конечно, хороша, но услуга, о которой просит Камель, стоит куда дороже одной, даже очень красивой девушки.

«Отказаться? Нет! Если уж взялся спасать – надо спасать, – решил Филатов. – К тому же после чудесного вызволения из плена Тинни не сможет мне ни в чем отказать!»

Принятие решения заняло не больше нескольких секунд, но виду Филатов не показал. Наоборот, изобразил самое искреннее удивление.

– Господин Камель, вы обратились совершенно не по адресу. Я депутат, политик, а не специалист по печатным станкам.

– Зато вы друг иракского народа, господин Филатов. К тому же имеете обширные связи. А я со своей стороны немедленно займусь вашей проблемой.

Камель открыл одну из лежащих на столе папок, и Филатов увидел на первой странице фотографии Тинни. И это были не просто фотографии, а настоящий тюремный фас-профиль.

«Весомый аргумент! – подумал Филатов, стараясь оставаться равнодушным. – Бедная Тинни… Однако так грубо давить мне на психику не надо!»

– Мы могли бы вполне обойтись без этого, господин Камель, – сказал Филатов, указывая на вроде бы невзначай показанные фотографии.

Ему совершенно не понравился столь явный шантаж. Если его считают другом иракского народа и рассчитывают на помощь, то нечего дешевые представления устраивать!

– Что вы имеете в виду, господин Филатов? – удивился Камель, немного смутившись.

– Полагаю, мы прекрасно поняли друг друга, господин Камель, – холодно ответил Филатов.

И встал первым, лишив хозяина возможности показать, что аудиенция закончена. Пусть знает, что лучше мирно договариваться, чем в игры играть!

Всю обратную дорогу Филатов перебирал в уме своих знакомых, пытаясь понять, кого из них можно привлечь к решению задачи. Умеющих делать деньги было сколько угодно, некоторые даже умудрялись добывать их из воздуха, но вот специалистов по изготовлению купюр не было. Однако в «Эль-Рашиде» вопрос решился сам собой – первым, кого он увидел, войдя в холл, оказался мрачный Кеган, направляющийся в сторону бара.

«Кеган! Словения! – осенило Филатова. – Мы там несколько раз печатали брошюры к выборам!»

Он догнал приятеля и хлопнул его по плечу:

– Рудольф, привет!

– О, Александр! Рад тебя видеть! – обрадовался Кеган. – Как твои дела?

– Мои дела хорошо, а твои еще лучше!

– Что ты хочешь сказать?

– Считай, что Камель у тебя в кармане!

– Камель? В кармане? – Кеган не сразу понял, что Филатов имеет в виду. – Ты хочешь сказать, что поможешь мне с ним встретиться?

Они прошли в бар, и Филатов подробно обрисовал ситуацию, разумеется, не упоминая Тинни. Кеган слушал внимательно, не прерывая. Потом долго жал Филатову руку и обещал не забыть товарища при дележе прибыли. Они выпили за успех дела, Филатов позвонил Аббасу и передал телефон Кегану – пусть сами договариваются о встрече…

Когда Кеган уехал, Филатов немного прогулялся по улице, наблюдая жизнь простого народа, бедствия которого так подробно описывал при встрече Саддам. Он знал, что лица людей могут сказать внимательному наблюдателю гораздо больше, чем полтора десятка газет и два включенных телевизора. Жизнь действительно была не простой. Нужда – она ведь, сколько ни скрывай ее, видна. Вроде бы все были одеты нормально, в голодный обморок никто не падал, нищие не приставали, а тяжесть блокадной жизни выпирала. Впрочем, виду никто не показывал, особенно перед любопытным иностранцем. И это была столица, Багдад. Филатов представил себе, как живут на окраинах страны, и загрустил.

Дойдя до заросшей травой воронки с торчащими обломками бетона, Филатов остановился. До войны здесь был отличный ресторан с настоящей арабской кухней, а теперь царило запустение. Зачем восстанавливать, если у местных нет денег ходить по ресторанам, а иностранцы вообще в Багдад не приезжают? Подумав о еде, Филатов вспомнил свой вчерашний несъеденный ужин и расстроился: несколько человек могли бы утолить голод этим ужином, а он даже к нему не притронулся! Филатов постоял еще немного у воронки, рассуждая о превратностях войны, и пошел обратно.

Вечером в номер постучали. «Неужели Тинни?» – встрепенулся Филатов.

Он отложил бумаги и поспешил к двери, на ходу застегивая рубашку. Однако вместо Тинни он увидел Рудольфа. Тот был сильно чем-то взволнован и, как показалось Филатову, немного испуган.

– Это очень грязная история, Александр! – сказал он, когда Филатов запер дверь.

– Только бизнес! – решительно возразил Филатов. – Ты решил заработать большие деньги, обходя санкции, и надеялся при этом не испачкаться?

– Не в том дело, нет. Я прекрасно понимал, что здесь придется пойти на определенные моральные издержки…

«Вот ведь любят они в Европе придумывать красивые названия своим дурным поступкам! И Кеган такой же, хоть и славянских кровей. Собирается заниматься контрабандой, потом наверняка деньги отмывать придется, насчет уклонения от налогов и говорить нечего, а все про моральные издержки бормочет. Как дети прямо…»

– Да, я был морально готов в чем-то немного поступиться точным исполнением некоторых положений законодательства… – не унимался Кеган.

– Ты сам-то понял, что сказал? – не выдержал Филатов.

Кеган осекся, взял себя в руки и, нагнувшись к Филатову, прошептал:

– Они не собираются печатать динары.

– А что? Талоны какие-нибудь на сахар и водку, как у нас во время дефицита?

– Доллары…

– Что доллары?

– Им нужно оборудование, на котором можно печатать доллары!

– Что, Камель прямо так и сказал?

– Нет, он дал мне подробную спецификацию, и все сразу стало ясно. Я ведь два года учился на специалиста по печатному оборудованию.

Кеган долго и горячо говорил о разных сортах бумаги, сыпал терминами и даже пытался написать какую-то химическую формулу, но главное, что понял из всего этого выступления Филатов, была твердая убежденность Рудольфа Кегана в намерениях Хусейна Камеля шлепать фальшивые доллары. Иначе им не понадобилось бы такое сложное, высококачественное оборудование.

– Ну и пусть печатают! – перебил его Филатов с самым серьезным видом. – Представь себе стодолларовую бумажку, а вместо Бени – Саддам с усами!

– Вместо кого? – растерялся Кеган.

– Ну вместо Бенджамина Франклина! – еще более серьезно пояснил Филатов. – По-моему, красиво получится.

– Что ты такое говоришь, Александр?!

– Почему, собственно говоря, одни американцы делают доллары? Если это мировая валюта, то и выпускать ее должны все страны! Из расчета тысяча баксов на душу населения в год.

От такого неожиданного предложения Кеган лишился дара речи, а Филатов уверенно продолжал:

– Ты сюда приехал заработать денег, так? Кеган кивнул.

– С нефтью у тебя ничего не получилось, так? Кеган кивнул еще раз.

– Но взамен тебе предложили другой бизнес. Вместо нелегального вывоза нефти надо будет в обход санкций провезти в Ирак оборудование. Так в чем тут разница?

– Как в чем? – растерялся Кеган. – Одно дело – нефть и совсем другое – фальшивые доллары…

– Разницы никакой нет! И то и то всего лишь востребованный на рынке товар. Просто ты с чисто европейским двуличием пытаешься и рыбку съесть, и ножки не промочить!

Филатову начал надоедать этот спор. К тому же старый приятель Кеган, с которым так приятно было выпить водки и поговорить по-русски, все больше и больше раздражал Филатова.

– Я не ем рыбу, – попытался возразить Кеган, от волнения забывший, что в русском языке сказанное не всегда надо воспринимать дословно, но Филатов, не давая ему опомниться, усилил нажим:

– Тем более, что после успешного завершения сделки тебе дадут возможность подзаработать и на нефти!

– В этом ты прав, Александр! – оживился Кеган. – Камель мне так и сказал: вы станете моим личным другом, Рудольф, а друзьям я ни в чем не отказываю!

– И ты еще сомневаешься?

– Но это же незаконно! Фальшивые доллары подрывают мировую финансовую систему!

– А ты что, сам будешь эти доллары печатать и систему подрывать? Ты просто покупаешь в одном месте некое оборудование, потом продаешь в другом месте. И тебя совершенно не касается, для чего это оборудование будут использовать. Разве торговец оружием является соучастником убийства, совершенного из проданного им пистолета? А продавец автомобильных шин? По-твоему, на его руках кровь задавленных пешеходов?

Кеган пробормотал что-то невразумительное и стал с мрачным видом мерить шагами номер.

– Впрочем, – сказал Филатов, немного подумав, – никто тебя не заставляет принимать участие в этой, как ты говоришь, очень грязной истории.

– Но ты же сам предложил… – растерялся Кеган.

– Именно предложил! Хочешь– делай, не хочешь – не делай.

– А как же оборудование?

– Оборудование поставит кто-нибудь другой. На днях я возвращаюсь в Москву, вот там и поговорю.

Филатов нисколько не лукавил, говоря это. Да, вариант с Кеганом был самым простым – вот он, Кеган, вот он, Камель, оба в Багдаде, остается только договориться. Простым, но далеко не единственным. Надо было просто хорошенько подумать. А думать Филатову нравилось больше, чем спорить о морально-этическом аспекте изготовления фальшивых долларов.

– Не надо в Москву! – Уплывающая из рук прибыль придала Кегану решительности. – Я все сделаю сам!

Они прямо из номера позвонили по телефону, оставленному Камелем, и Кеган дал согласие на сделку. Филатов облегченно вздохнул – вроде все! Однако Кеган пока не собирался уходить, поскольку не был до конца уверен в правильности своего поступка и с удовольствием поговорил бы еще. Но Филатов сослался на срочные дела и проводил его до двери.

«Кто-то скажет, что я из личных интересов вовлек честного бизнесмена в преступную сделку, – подумал Филатов, запирая дверь. – А я отвечу, что он все решил сам, имея целью получить сверхвысокую прибыль, не доступную в легальном бизнесе. Меня при этом интересовало только спасение из застенков невинной девушки! Невинной? Это я, пожалуй, утверждать не возьмусь, а вот что невиновной – это точно!»

Глава 7

На следующий день утром возле номера Филатова снова появился мрачного вида охранник. Это могло означать только одно – Саддам пожелал увидеться еще раз. Но зачем? Этого Филатов понять не мог. Невольно возникли опасения, а не слишком ли рьяно он выступил в защиту Тинни? Да, Ирак в нем нуждается сейчас, но спецслужбы остаются спецслужбами. Кто знает, кому он там наступил на мозоль своей, прямо скажем, нагловатой настойчивостью? Ведь во все времена их негласным девизом было: незаменимых людей не бывает. Если ты встал у них на дороге – сметут и не заметят.

Но ведь за его спиной стоит Партия, единственный шанс Ирака! Это так, но никакая Партия не может сделать его бессмертным. Авария на дороге, несчастный случай, потом трогательные соболезнования родным и близким покойного и, конечно же, душераздирающее письмо Вождю. Филатов буквально увидел его, как будто только что сам написал: «Остановилось героическое сердце пламенного борца за свободу Ирака! Но все мы стали только сильнее, ибо такие герои указывают нам путь к победе. Имя великого русского друга навечно вписано в память иракского народа!»

Филатову вдруг стало смешно – ну какой из него мученик революции? Он представил себе, как Вождь на очередном совещании предлагает почтить его память минутой молчания, товарищи по Партии дружно встают и замирают с приличествующим случаю постным выражением лица. А думать, между прочим, будут об одном: кого Вождь пошлет в этот чертов Ирак поднимать знамя, выпавшее из его, Филатова, ослабевшей руки?

Сразу стало легче. Неприятный озноб, охвативший Филатова при мысли о возможной смерти, сменился ощущением легкости. Пусть такие как Кеган боятся сделать шаг в сторону или сказать лишнее слово, он будет поступать только так, как считает правильным. И не важно, что сюда его прислал Вождь отстаивать интересы Партии, важно в любой ситуации оставаться свободным человеком. То есть самим собой.

Потом в пустом зале, где Филатов с аппетитом завтракал, появился взволнованный Кеган. Беспокойно озираясь по сторонам, он сообщил, что договорился с Камелем и со дня на день, как только будут согласованы технические подробности, собирается ехать домой. Самое сложное, по словам Кегана, было не столько купить оборудование и расходные материалы, сколько привезти его в Ирак. Филатов пообещал приятелю всяческую помощь, пожелал удачи и попросил держать в курсе событий.

«С этими долларами Саддам хочет убить сразу двух зайцев, а лучше сказать – Микки-Маусов: и врагам сделать гадость, вбросив на рынок изрядное количество фальшивой валюты, и деньгами на жизнь разжиться. Вы мне, мол, не даете нефть продавать за ваши доллары, так я их себе сам нарисую и у вас же все, что мне надо, куплю!»

Днем Филатов составил подробный отчет о переговорах. Теперь он был готов к любому повороту событий и пребывал в отличном расположении духа. Это не осталось не замеченным приехавшим ближе к вечеру Аббасом. Он подозрительно посмотрел на Филатова и задумался.

– Как хорошо, что ваш исторический музей работает по ночам, – сказал Филатов, когда они садились в машину.

– По ночам? – опешил Аббас. – Почему вы так решили?

– Так мы ведь сейчас туда едем?

– Вы ошиблись, господин Филатов, – холодно ответил Аббас и отвернулся.

Филатов откинулся на кожаную спинку и стал любоваться мелькающим между домов багровым закатным солнцем. Редкие машины не мешали их безостановочному движению, и вскоре центр Багдада остался позади. Филатов понял – они едут совсем не туда, где встречались с Саддамом в первый раз. Впрочем, это нисколько его не удивило – Саддам мог принять его в любом из своих многочисленных дворцов и резиденций. Говорили, что он даже не спит два раза подряд в одном месте, опасаясь коварного ночного покушения.

Когда они выехали из города, стрелка спидометра, перевалив отметку сто, поползла вправо. Аббас молчал, Филатов смотрел в темное окно и вспоминал ничем не примечательный подъезд старого дома в Хамовниках, где на последнем, пятом этаже за гулкой железной дверью его каждый четверг ждет два часа безмятежного покоя.

«Если все закончится нормально, – пообещал себе Филатов, – как вернусь в Москву, сразу туда поеду!»

Потом в темноте, справа от дороги, появился огонек. Он становился все больше и больше, пока не превратился в ярко освещенный белый забор с глухими железными воротами. Судя по всему, это был очередной дворец Президента. Машина въехала внутрь, однако никто не побежал с ней рядом, как было в прошлый раз. И это показалось Филатову странным.

«Может, никакой это не дворец, а совсем наоборот? – подумал он, озираясь. – Сейчас заломят руки и в подвал! Назначат американским шпионом, выбьют показания, а потом инсценируют самоубийство раскаявшегося предателя. Или просто объявят пропавшим без вести – гулял, мол, в пустыне, заблудился по глупости и был съеден голодными хищниками! Ну что ж, от судьбы не уйдешь…»

Машина проехала по аллее из ровных, точно подстриженных, пальм и остановилась у дома. Он оказался значительно меньше первого дворца и совсем не напоминал логово спецслужб. Особенно внутри – такой вызывающей роскоши Филатов еще не видел, хотя не раз бывал в гостях у самых отъявленных богачей. Это были какие-то сказочные чертоги – с журчащими фонтанами, резным мрамором, тускло мерцающей золотой отделкой и молчаливыми слугами, точно окаменевшими в глубоком поклоне. Под ногами мягко пружинил ковер, и в первый момент Филатову показалось, что он идет по густой траве.

Аббас молча проводил Филатова через холл и распахнул дверь, пропуская гостя вперед. Филатов зашел внутрь, и дверь за его спиной тотчас закрылась. Он быстро обернулся – Аббаса рядом не было. Филатов пожал плечами и с независимым видом осмотрелся. Это был небольшой круглый зал, совершенно не похожий на кабинет. Тусклый свет прикрытых разноцветным стеклом ламп, причудливая восточная мебель, неизменный фонтан, огромная кровать под балдахином и тонкий аромат неизвестных Филатову благовоний.

«Или Саддам решил принять меня в спальне, что кажется совершенно невероятным, – подумал Филатов, – или меня уже убили и я, сам того не зная, попал прямо в рай! Причем, судя по обстановке, рай мусульманский. Только гурий не хватает…»

И, словно в подтверждение этого безумного предположения, откуда-то сбоку бесшумно появилась закутанная с ног до головы женская фигура. Она приближалась, и совершенно растерянный Филатов видел, как тончайшая, почти прозрачная ткань облегает каждый изгиб ее тела.

«Не понял…» – только и смог подумать он.

– Добрый вечер, Александр…

Фигура говорила голосом Тинни, и Филатов сразу все понял: Камель сдержал слово и рассчитался с ним, рассчитался с чисто восточной щедростью. Он не просто освободил девушку, но и предоставил место для общения. Значит, все было рассчитано и сделано правильно!

– Привет, Тинни! Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!

Тинни открыла лицо, и они поцеловались, пока легко, чуть коснувшись губами, но пробежавшая искра заставила обоих вздрогнуть.

– У тебя все в порядке? – спросил Филатов, всматриваясь в лицо девушки.

– Да, – Тинни улыбнулась. – Извини, что я тебе столько хлопот доставила…

– Лучше ты меня извини. Я, честно говоря, в тот вечер лишнего выпил…

– И я благодарю судьбу за это!

– За то, что я выпил? – удивился Филатов. – Но почему?

– А иначе ты не зашел бы ко мне в лавку… – Тинни опустила глаза.

– Еще как зашел бы! Я ведь тебя сразу заметил, еще до того, как в баре побывал.

– Я тебя тоже. Ты был такой целеустремленный и решительный!

– А ты такая красивая!

Тинни отвела Филатова к столу и стала угощать разными восточными деликатесами. Но он пребывал в предвкушении и не обращал особого внимания на еду. В конце концов, поесть можно в любом другом месте, а вот оказаться в постели с Тинни – только здесь и сейчас. Особую прелесть происходящему придавали многочисленные трудности, которые пришлось преодолеть Филатову, прежде чем оказаться наедине с девушкой в этом сказочном дворце. Ведь давно известно: чем трудней получить, тем больше хочется!

Они еще немного поговорили, и Тинни долго смеялась, когда Филатов рассказал о том, что в первый момент принял ее за гурию, а круглый зал – за мусульманский рай. Ну а дальше все получилось точно так, как хотел Филатов, и это оказалось даже лучше, чем он представлял, пока ждал Тинни в номере…

Проснулся Филатов в пустой постели – Тинни исчезла. Филатов несколько раз позвал ее, но, увы, безрезультатно. Он встал и быстро осмотрел комнату – никаких следов Тинни, точно вся ночь ему приснилась. А это что? Письмо? Действительно, на столе лежал небольшой голубой конверт. Письмо оказалось очень коротким: Тинни благодарила за волшебную ночь, вообще за все, что он для нее сделал, потом следовало несколько нежных слов и приписка – не волнуйся, теперь у меня все будет хорошо.

Филатов тяжело вздохнул: только найдешь женщину по душе, красивую, страстную, только насладишься ею, как ее уже нет рядом. Ну да ладно! Было – и хорошо, пора двигаться дальше. В конце концов, он добился своего, победил, и это было здорово! Филатов быстро умылся, оделся и вышел в холл. Там его ждал завтрак, который Филатов оценил по достоинству, ибо ничто так не улучшает аппетит, как ночь, проведенная с женщиной.