Летяжесть

тем легче всем и легче выдавать

сон летаргический за сон невинный

* * *

Я – это бабочка, проколотая насквозь

в темечко. Кто-то колеблет огромный гвоздь.

Я – это вешалка со сломанными плечами

в темноте, и нет никаких сил

наблюдать за падающими вещами.

Если бы ты меня расспросил,

я б, может быть, осмелилась и сказала,

что устала до тошноты от зала

вечного ожиданья, от мучительной суеты.

Если бы ты…

Я твоя победа,

прикреплённая цепью, почти Андромеда.

Ты не едешь, а я с места сдвинуться не могу.

Я крошусь на руке, превращаясь в старуху-труху.

Я заколота насмерть английской булавкой.

У тебя всё уловки-дела,

у меня нет ни дел и ни сил.

Принимаю таблетки обид и любые поправки

на течение лет – и сметаю кусочки крыл.

* * *

Когда единственная жизнь

идёт, меня не замечая,

легко, на цыпочках измены,

когда ей нравится любой,

а я сижу в оцепененье

за чашкой выцветшего горя

или в авто самоповтора

сжигаю вязкую любовь:

когда, не выдержав печали,

хочу всё бросить, потерять,

рассыпаться, – она, как мать

усталая, после работы

приходит, говоря: «Ну что ты…»

* * *

Я пробую на ощупь языка

щепотку жизни с примесью удачи.

Весы в починке, и Фортуна плачет,

и тушь течёт ручьем из-под платка.

А у Венеры валится из рук

ее очаг, милосское хозяйство,

и до того томительно вокруг,

что лучший путь – разврат и разгильдяйство.

Здесь все слепцы – Фортуна и Гомер.

Но нужно ткать и забывать о старом.

И доставаться варварам, пожарам,

но доживать до новых эр.

Концерт

Органистка, хрупкий архангел, танцующий сонно.

Если бы ты попадала

в жёлтые листья, выпавшие во дворе, —

Бах бы с лёгким сердцем выдал тебя за Мендельсона

в следующем сентябре.

Ты же наступаешь в лужи-коды, заученной гаммой

заметаешь следы, и каждый пройдоха

тебя боготворит.

А на самом деле почва

расступается у тебя под ногами.

Подожди, оботри лучше трубы,

они такие пыльные

изнутри.

Пальцы тебя не слушаются, сбегают лестницей старого дома.

Ты боишься к нам обернуться,

подлог прикрываешь спиной.

Эх, хозяйка медной горы, сборщица металлолома,

ну протруби!

Сделай же что-то со мной.

* * *

В забытом доме зреет бунт вещей.

Ты этот день поправить и не пробуй.

Разбилась чашка с радостью и злобой,

и свитер разошёлся на плече.

Повсюду дышит ужас нелюбви.

Раскрой окно и расскажи предметам,

как женщины в оранжевых жилетах

играют жёлтой горкою листвы.

Брейгель

Едет сонный ребёнок, самое непутёвое дитя,

сановитый сановник, пространство превращающий в пустяк

с помощью папы-рикши. Острые колени проваливаются в снегу,

сумерках; сталкиваются с собаками, зевающими на бегу.

Всё одето в саван, рельсы трамвая занесены.

А ребёнок, проезжая под соснами, видит странные, старинные сны:

будто шапка отца заломлена, в складках пыль, у пояса рог,

следом туша оленя, а сын деревянным коньком рассекает каток.

* * *

Я пробую в игольное ушко́

вместить судьбу, как маленькую лошадь

в квадратный, нарисованный хомут.

И всё же он остался нулевым,

как форточка. И лишь цветок герани

кричит в окне: «Невыносимо мне!»

Мы шевелим беззвучными губами.

Случайна жизнь, и только в слове память.

Как тяжело молчание пути.

Но верю я, что внутренняя площадь,

где мы чутки, сдвигается и лошадь

поскачет легче, горечь отпустив.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.