Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

Любопытно, что во второй части книги, которая вышла уже после большевистского переворота, русских авторов оказалось значительно больше. Словно бы большевики, тоже далеко не самым теплым образом относившиеся ко всему русскому, вдруг заставили обрусеть даже сторонников демократического развития России западной ориентации.

К сожалению, работа над многотомным изданием оказалась прервана почти в самой середине. Составители предполагали довести повествование вплоть до конца царствования императора Александра I, то есть до восстания декабристов, а по некоторым сведениям, обратиться к николаевскому времени и эпохе «великой реформы». Увы, планам этим не суждено было сбыться. За пределами советской России все основные исторические источники, разумеется, оставались вполне доступны. Недоступен оказался лишь читатель, а эмигрантские круги волновало совсем иное…

Под конец следует сделать одно небольшое замечание источниковедческого характера. «Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век» – это прежде всего книга для чтения, равно как и своеобразный памятник левой исторической мысли начала 20 столетия. В те времена историки вроде Мельгунова, которых называли «приват-доценты», вне зависимости от наличия звания, позволяли себе некоторые вольности в работе с историческими документами. Заключались они в произвольном сокращении, а то и вовсе пересказе текста, своеобразном «переводе» его на более понятный современникам язык. Поэтому для научных работ читателю следует обращаться к первоисточнику использованных в книге текстов, ну а для того, чтобы понять всю «сладость воспоминаний», вполне достаточно и настоящего сборника. Ведь «яда» вполне хватает в обычной жизни.

* * *

Толстенный том «Русского быта», положенный в основу настоящего издания, где под один переплет помещены обе разновременные опубликованные части книги, имеет свою любопытную историю, до некоторой степени продолжающей историю книгоиздательства «Задруга». Книги сами, разумеется, вспоминать не умеют – это удел человека, но иногда они умеют рассказать то, о чем их владелец до поры до времени предпочитал молчать.

В первые десятилетия советской власти об анархизме полагалось говорить либо ругательно, либо киноцитатами вроде «анархия – мать порядка», но действовать в духе анархических организаций запретить было сложнее; главное, что требовалось от тайных анархистов, – тщательно замаскироваться словами. Подходило все – от «пролетарского туризма» до «пролетарского же интернационализма».

Один из главных принципов анархизма – самоуправляемые общественные организации взаимопомощи, созданные на уровне городов или районов без уплаты членских взносов и списочного состава. Именно такую организацию удалось создать в 1921 году при Московском городском доме учителя, располагавшемся тогда еще в Леонтьевском переулке. Во главе самодеятельной организации стоял 22 летний выпускник исторического и географического факультетов Московского университета московский учитель Михаил Михайлович Шмелев (1898–1982). Названия она носила разные – семинар учителей туристов-краеведов, туристическая секция, позднее – клуб учителей туристов-краеведов имени А.Ф. Родина. При городском Доме учителя она существовала более 45 лет, покуда в год 50-летия Октябрьской революции очередная директриса из отставных комсомолок не попросила учителей-туристов выйти вон.

Туристическая секция работала очень активно не только по организации туристических походов. Еженедельно, кроме летних каникул, в Доме учителя собирались своеобразные семинары, куда приглашались интересные люди – от наркома Луначарского до Ираклия Андронникова. Во время войны занятия семинара прекратились. Михаил Михайлович Шмелев ушел добровольцем на фронт, в дивизию Народного ополчения Бауманского района, хотя по состоянию здоровья был негоден вчистую – тяжелейший врожденный порок сердца.

В 1943 году семинары возобновились. Их возглавил старший соратник Шмелева по туристической работе среди школьников Александр Феоктистович Родин, руководитель исторического кружка при Московском городском доме пионеров. Учительский семинар в Москве пользовался большим успехом. Его так и называли – «родиновский». В гостях у московских учителей тогда побывали многие герои войны, артисты ведущих театров, писатели. Главное же – именно здесь зародилась идея празднования 850-летия Москвы. Александр Феоктистович как-то пригласил на выступление бывшего царского генерала и графа Алексея Алексеевича Игнатьева, автора обширной книги воспоминаний «50 лет в строю». Обласканный властью генерал и простой учитель нашли немало общего.

До Великой Отечественной войны слова история Отечества, патриотическое воспитание находились под строжайшим запретом. Суворов, Нахимов, Кутузов именовались не иначе как царские слуги-прихлебатели, а вовсе не великие русские полководцы. Они возвратились в идеологическую жизнь страны только в самые тяжелые дни войны, когда большинство «пролетарских идеологов» геройствовали на ташкентском фронте и «не пускали гада до Ашхабада».

Александр Феоктистович, проведший всю войну в Москве, по примеру очень чтимого им историка пушкинского времени Михаила Петровича Погодина устраивал у себя дома празднования дня рождения Москвы – обыкновенно в день первого упоминания города в Ипатьевской летописи – не осенью, а в первой половине года. И вот в конце войны на одном из таких собраний за чашкой чая решили попытаться организовать общесоюзное празднование 850-летия столицы. Родин обратился к генералу Игнатьеву. Генерал – к генералиссимусу Сталину, к которому был вхож. По мановению сталинского пера, а точнее – двухцветного красно-синего карандаша, советская государственная машина закрутилась, а она, надо отдать ей должное, крутиться умела. Юбилей стал настоящим праздником, а не рядовым днем рождения любимого города. Позднее Александр Феоктистович не без смеха вспоминал, что его, фактического инициатора празднования, забыли пригласить на торжественное юбилейное собрание…

При туристическом клубе учителя собирали библиотеку градоведческой и туристической литературы. Обширный шкаф с книгами открывался перед каждым собранием. Библиотека работала и пополнялась на общественных началах – дарами. После изгнания Клуба учителей туристов-краеведов имени А.Ф. Родина из городского Дома учителя библиотеку перевезли в краеведческий музей Первомайского района Москвы, созданный М.М. Шмелевым вместе с учениками. Тут библиотека продолжала работать на общественных началах еще десять лет. С ее помощью разрабатывались уникальные туристические маршруты по Подмосковью… Предполагалось даже издать книгу маршрутов, но тогдашний глава краеведческой редакции издательства «Московский рабочий» в очередной раз чего-то испугался. Ведь книга писалась коллективно, на кооперативных началах. Анархия!

После изгнания М.М. Шмелева из музея Первомайского района он предполагал передать свою библиотеку в музей соседнего, Бауманского района Москвы, но не успел его создать. Некоторая часть библиотеки Михаила Михайловича перешла ко мне. И вот теперь настало время переиздания отдельных книг, так долго бывших своеобразными «веков связующими нитями».

А.В. Буторов

От составителей

Интерес кистории быта –берем это слово в самом широком смысле – за последнее время, несомненно, возрос. Доказательством этого служат многочисленные и разнообразные работы, посвященные прошлому быту России; признаком того же интереса является и выход в свет большого количества мемуаров и записок, содержащих в себе богатый материал. Однако ознакомление со всеми этими документами не всякому под силу: с одной стороны, в них немало встречается лишнего, не относящегося к истории нашего быта; с другой – чтение их часто происходит без необходимой системы и последовательности, и потому не дает в разультате истории быта. Наконец, для того, чтобы восстановить по воспоминаниям современников историю прошлого быта, надо, разумеется, к мемуарам, теперь выходящим, присоединить вышедшие раньше; но многие из них или малодоступны, или совсем недоступны широкой публике. Все это вместе взятое и побудило составителей данной книги сделать попытку представить историю нашего быта по запискам и воспоминаниям современников (как русских, так и иностранных), путем выборки из них относящихся к этой теме отрывков.

Составители поставили себе такие хронологические рамки: от начала царствования Петра I до эпохи реформ Александра II. Ими руководили при этом следующие соображения. С царствования Петра I происходит резкая перемена в истории нашего быта. Заграничные путешествия Петра I и многих его современников были как раз ярким выражением совершавшейся перемены. Этот момент в истории нашего быта совпадает с появлением значительного количества мемуаров не только иностранных, но и русских – что особенно важно; дальнейшую историю нашего быта мы можем еще полнее обрисовать на основании воспоминаний современников.

С другой стороны, в намерения составителей не входило в настоящее время идти далее начала царствования Александра II, так как тут заканчивается настолько цельная эпоха в истории нашего быта, что есть полное основание не переступать этой хронологической грани; за нею начинается еще исторически не завершившаяся и недостаточно полно освещенная полоса в развитии нашего быта, так как и все царствование Александра II еще не вполне стало достоянием истории.

Выпускаемый сейчас в свет I том охватывает эпоху 1698–1761 гг. и распадается на 2 части, рубежом которых является 1725 год. Содержащиеся в нем отрывки из мемуаров, записок и писем разбиты на несколько отделов, в пределах которых они расположены в хронологическом порядке. Составители избегали коротких отрывков, так как хотели избежать калейдоскопичности изложения и, наоборот, стремились дать книгу для чтения. Если в середине взятого отрывка сделан пропуск, то он отмечен многоточием. У русских авторов соблюдена орфография подлинников.

Мемуары представляют собой очень ценный исторический источник, но в них немало и недостатков, главными из которых являются субъективизм и недостоверность в иных случаях. Отметить все промахи и ошибки авторов мемуаров в изданиях, подобных настоящему, предназначающихся для широкой публики и для учащихся старших классов средней школы, не представляется возможным – это значило бы испещрить книгу примечаниями, как то принято в научных изданиях мемуаров. Составители полагали, что тут можно ограничиться самым немногим. В общей массе материала, содержащегося в книге, частные промахи и ошибки отдельных мемуаристов бесследно потонут, и основные контуры истории нашего быта за первые 60 лет XVIII века обрисуются достаточно полно и верно. Не везде она освещается одинаково полно и последовательно, но причина этого в качестве самого материала; составители пересмотрели большое количество всякого рода записок и мемуаров и взяли из них все, что представляло какой-либо интерес и цену.