Марш жизни. Как спасали долгиновских евреев

История поиска: почти детектив

Занимаясь в архиве поисками материалов о партизанском движении, я в 2002 году случайно обнаружила документ – письмо политрука Николая Яковлевича Киселева, посланное в 1944 году первому секретарю ЦК КП(б)Б Пантелеймону Пономаренко[4]. В нем политрук рассказывал о своем участии в партизанской борьбе в Белоруссии и среди прочего кратко изложил историю вывода через линию фронта в 1942 году группы евреев, бежавших из гетто местечек (деревень) Долгиново, Илья, Княжицы Вилейского района Минской области. Рассказал Киселев и о подпольной организации в Илье, среди членов которой были и евреи.

Удивляло то, с каким восхищением он говорил о героизме евреев – такое услышать от русского человека в те времена было большой редкостью. Поиски других материалов о Киселеве и его истории ни к чему не привели.

Через некоторое время я нашла упоминание об этом документе в газетной публикации известного исследователя Аркадия Лейзерова[5]. В личной беседе выяснилось, что он больше не обнаружил в архиве материалов, связанных с Киселевым.

Все же я продолжила поиск документов. Постепенно кое-что стало проясняться. Нашлись различные письма – обращение Киселева к другим руководителям партизанского движения в Белоруссии, датированные 1945–1946 годами. В них он доказывал, что группу евреев вывели партизаны под его руководством, а не другие люди, приписывающие после войны эту заслугу себе.

Любопытно, что в документах, связанных с историей партизанской бригады “Народные мстители”, руководство которой (по словам автора писем) и отправило его с евреями через линию фронта, не было ни слова об этом. А ведь описание деятельности партизанских отрядов и штаба этой бригады, описание всех боевых и хозяйственных операций, проводимых партизанами с 1942 по 1944 год, в документах НАРБ сохранились.

И вот в одном из писем Киселева 1944 года я обнаружила указание на обратный адрес: Москва, Бабушкин переулок, дом 4, Академия внешней торговли. Можно было предположить, что каким-то образом он связан с этим учебным заведением. Однако такого переулка в Москве уже не было, как и названного учебного заведения. Пришлось отыскать специалистов, которые хоть что-то знали об Академии внешней торговли. Одновременно я разыскивала в московских военкоматах данные о дивизиях добровольцев, защищавших столицу осенью 1941-го, так как Киселев в одном из документов указал, что в начале войны добровольцем ушел на защиту Москвы, был ранен, попал в плен, бежал и оказался в Белоруссии.

Все это выяснялось в беседах с москвичами по телефону и добавляло к уже известным фактам очень немного. Возможности поехать в Москву не представлялось, и поиски новых данных о Киселеве и его истории продолжались в Минске.

Так прошло более года. За это время я ознакомилась с историей Холокоста в деревнях бывшей Вилейской области, особенно района, где действовала партизанская бригада “Народные мстители”, в которой воевал Киселев. Но нигде не было и намека на события, о которых он писал в письмах в Белорусский штаб партизанского движения.

Постепенно стало понятно, что группа, которую выводили партизаны, состояла в основном из евреев – жителей Долгинова и Ильи[6]. К сожалению, поиски в этих населенных пунктах людей, переживших Холокост, ни к чему не привели. Подтверждений невероятной истории не находилось…

Не желая прекращать собственное расследование, я начала поиски выходцев из Долгинова и Ильи через Белорусское землячество в Израиле.

И тут произошло, казалось, невозможное.

В мае 2003-го в Музей истории и культуры евреев Беларуси, который я возглавляла, пришел элегантный мужчина, уже немолодой, явно приезжий, говоривший по-русски с заметным акцентом.

Обычно я расспрашивала посетителей – откуда они и что их интересует. Зачастую ответы на подобные вопросы становились началом интересных семейных или иных историй, содержащих важную информацию для музейной экспозиции или архива. Но в тот момент я как раз собиралась уходить. И совсем было ушла, однако что-то заставило меня вернуться.

Подойдя к мужчине, я задала обычный вопрос: “Откуда вы приехали?” Он ответил, что живет в США. Тогда я изменила вопрос и спросила, где он жил до войны. Гость улыбнулся и сказал, что я не могу знать этого места, так как это небольшая деревня километрах в 100 от Минска. Я была настойчива. И он ответил: “Долгиново”.

Я сразу же спросила: “Знакома ли вам фамилия Киселев?” Мужчина изменился в лице: “Откуда вы знаете эту фамилию?” Не отвечая на его вопрос, я повторила свой и тогда услышала: “Я и моя семья обязаны этому человеку нашим спасением”. Мужчина был настолько поражен, что кто-то знает о Николае Киселеве, что некоторое время его даже пришлось успокаивать.

Мы договорились встретиться на следующий день и продолжить разговор.

И вот на следующий день Шимон Хевлин, так звали бывшего долгиновского жителя, почти пять часов волнуясь рассказывал о том, что происходило с его семьей и другими евреями Долгинова в 1941–1942 годах. Немало важного и интересного сообщил он и о Николае Киселеве. Именно со слов Шимона передо мной впервые предстал образ человека, который в высшей степени ответственно отнесся к поручению – вывести многочисленную группу евреев, от 3 до 60 лет, в основном стариков, женщин и детей, с оккупированной территории через линию фронта на Большую землю.

Повествование Шимона местами воспринималось как легенда или фантазия, а не как реальность, свидетельства очевидца. В первую очередь это касалось заботы Киселева о больных стариках и детях во время трудных переходов, выпавших на позднюю осень и зиму 1942-го. Я знала об очень сложном отношении к евреям и антисемитизме, процветавших в партизанских отрядах, поэтому не слишком-то верилось, что партизаны действительно стремились помочь евреям.

Необходимо заметить, что группа шла по территории, занятой врагом. Причем люди двигались только ночью, ели лишь то, что Киселеву со своими людьми удавалось выпросить, часто под угрозой, у местных крестьян. А накормить надо было не 10 человек, а более 200.

И все-таки, несмотря на весьма важные свидетельства Шимона, который к тому же дал адреса и номера телефонов других участников событий, живших в Израиле и США, доказательств явно не хватало[7]. Не было главного – официальных документов (не принадлежащих Николаю Киселеву), из архива, подтверждающих, что событие действительно происходило и что людей в самом деле вывели и спасли.

Также необходимо было узнать о судьбе самого Николая Яковлевича. Ведь неизвестно было ни откуда он родом, ни когда родился…

Поиски в архиве в Минске продолжились. Из “Личного листка по учету партизанских кадров”, заполненного Киселевым в августе 1945-го, удалось узнать, что родился он в деревне Богородское, недалеко от Уфы, в 1913 году, в семье крестьянина. Дальнейшая его военная биография и то, как он попал в д. Илья Вилейского района, было известно из его письма Пантелеймону Пономаренко.

Летом 2003-го я находилась в Казани – в отпуске. Оттуда по телефону связалась с Благовещенским райисполкомом Башкирии – очень хотелось узнать, проживает ли в Богородском кто-либо из Киселевых. Мне дали телефон местного музея. Однако там ничего не знали. Через несколько дней я позвонила опять. На этот раз мне ответили, что жителей с такой фамилией в Богородском сейчас нет.

Вскоре я нашла в НАРБ другое письмо Киселева одному из руководителей партизанского движения Белоруссии – с той самой припиской о его учебе в Москве в Академии внешней торговли.

С того времени начались поиски в Москве.

После разнообразных консультаций мне удалось попасть на прием к начальнику Департамента управления делами Министерства экономического развития и торговли РФ. Чиновник, с которым мы проговорили дольше, чем можно было предположить, дал разрешение на ознакомление с документами из архива министерства – ведомственного хранилища, закрытого для сторонних исследователей.

Так передо мной оказалось личное дело Николая Яковлевича Киселева, в котором нашлись ответы если не на все, то на очень многие вопросы.

Жизнь и деятельность этого замечательного человека открылись в документах и фотографиях. Но самой важной и долгожданной находкой, позволяющей поставить точку в многолетнем исследовании удивительной истории, явился документ, который все же обнаружился в НАРБ. Это приказ Белорусского штаба партизанского движения от 14 января 1943 года о награждении денежной премией группы партизан под руководством Киселева за “вывод из немецкого тыла 210 еврейских семей”.

Так официально – официальней некуда! – подтвердилась вся эта история.

Через некоторое время я прилетела в Израиль, где познакомилась с несколькими участниками уникального перехода и записала их воспоминания. Это позволило значительно полнее восстановить историю Марша жизни, который под руководством белорусских партизан смогли осуществить беглецы из разных гетто Минской области.

Например, мне не давали покоя вопросы: “Зачем Киселев писал столько писем разным адресатам из руководства партизанским движением об одном и том же – о своей деятельности в Белоруссии: руководстве подпольной организацией в д. Илья и о переходе с евреями? Что он пытался доказать? Почему именно руководство партизанской бригады «Народные мстители» решило предпринять переход такой большой группы евреев через линию фронта?” К тому же следовало выяснить, делали ли что-либо подобное другие партизанские отряды. Надо было разобраться и в отношении к этому переходу руководства Белорусского штаба партизанского движения.

Минуло еще несколько лет, прежде чем нашлись новые документы, отражающие нелегкую борьбу, которую вели в 1944–1946 годах Николай Киселев и Николай Рогов, командир и комиссар похода, с руководством белорусских партизан, которое всячески стремилось доказать, будто сделанное Киселевым и его товарищами не является чем-то особенным и не требует особой награды.

Помимо документов из НАРБ помогли в разгадке непростого вопроса и материалы из личного архива Героя Советского Союза и бывшего комиссара партизанской бригады “Народные мстители” Ивана Тимчука[8], в 2009 году предоставленные мне его сыном, Борисом Тимчуком. В частности, в датированных 1946 годом воспоминаниях Иван Тимчук подробно рассказывает о евреях-партизанах своей бригады и упоминает о факте вывода группы евреев партизанами бригады. Большой интерес представляет и его переписка с друзьями-партизанами, относящаяся к 1950–1960-м годам.

Позже я узнала и о воспоминаниях долгиновских евреев, опубликованных в книге “Память. Долгиново”, вышедшей на иврите в Израиле в 1980-х годах.

Подготовка книги о белорусских евреях-партизанах “Встали мы плечом к плечу” также помогла найти новые интересные материалы, помогающие лучше понять отношение партизан к евреям.

Только после выяснения всего этого массива вопросов можно было решить, что исследование завершено, что прочитана еще одна, неизвестная ранее, страница истории Холокоста белорусских евреев.

Сегодня пришло время рассказать об этой истории подробно.

В уникальном сюжете военных лет отразились и переплелись трагические и невероятные ситуации, связанные с историей перехода группы белорусских евреев через линию фронта, с не менее сложными и драматическими судьбами тех, кто их спасал, – белорусских крестьянских семей и партизан.

Основное место в этой книге занимают документы и различные материалы, связанные с Маршем жизни. Но для того чтобы современному читателю были в полной мере понятны история и значение этого перехода, необходимо представить, что же происходило с еврейским населением на оккупированной территории Белоруссии в 1941–1944 годах, как относились к нему в этот период окружающее местное население и партизаны. Почему в официальных списках партизанских бригад и отрядов Белорусского штаба партизанского движения, вышедших летом 1944-го на соединение с частями Красной армии, освобождавшей Белоруссию, не было ни одного боевого еврейского партизанского отряда. Ведь известно, и это подтверждают архивные документы, что таких отрядов в 1942–1943 годах насчитывалось более 10. Почему столько лет никто – ни партизанское руководство, прекрасно осведомленное об этой истории, ни Киселев и его товарищи, ни евреи, спасенные ими, не рассказывали о пережитом?

Эта книга и призвана ответить на заданные (и не заданные) вопросы.

Восстановление неизвестного факта важно не только для создания более полной истории белорусских евреев в годы немецкой оккупации, но и для заполнения некоторых белых пятен белорусской историографии о войне в целом, среди которых и непростой вопрос о положении еврейского населения республики в тот период.

Местное население и евреи на территории оккупированной Белоруссии. 1941–1944 годы

Уничтожение белорусских евреев

До конца 1980-х – начала 1990-х годов большинство публикуемых материалов о периоде оккупации республики немецкими войсками отражали требования официальной партийной историографии и пропаганды. Именно поэтому с 1990-х годов многие события военных лет потребовали пересмотра. Особенно это касалось темы, закрытой для изучения и публикации при советской власти: евреи на оккупированной территории Белоруссии в 1941–1944 годах.

Белорусская историография на протяжении многих десятилетий тщательно исключала эту тему из справочных, научных и мемуарных изданий. Десятилетиями участие евреев в подпольной и партизанской борьбе в Белоруссии в годы войны замалчивалось. Это способствовало возникновению в общественном сознании ошибочного представления о том, что евреи не сопротивлялись и не участвовали в борьбе против оккупантов, в то время как фашисты тотально уничтожали еврейский народ.

Сам термин “Холокост” не использовался в официальной белорусской историографии. Лишь к концу 1990-х начали появляться статьи об уничтожении евреев в белорусских городах и селах, о невыносимых условиях жизни в гетто, о борьбе евреев в подполье и в партизанских отрядах. И даже сегодня в официальной историографии республики сохраняется тезис о том, что трагедия евреев в годы войны была частью трагедии белорусского народа. А ведь хорошо известно, что белорусов оккупанты по этническому признаку не уничтожали.

Интересный факт, подтверждающий этот тезис, приводится в статье, опубликованной в журнале Arсhe в 2013 году:

Хотя геноцид евреев не отрицается, авторы этого тезиса пытаются показать, что славян в войну постигла одинаковая с евреями судьба. Таким образом, бросается вызов принятому в мире пониманию того, что нацисты намеревались уничтожить только евреев. В марте 2007 года экстремистская Партия национал-большевиков в Беларуси, официально не зарегистрированная, обратилась в посольство Германии в Минске с требованием признать геноцид белорусского народа в годы войны. Они также призывали провозгласить 22 марта (день уничтожения жителей Хатыни) днем памяти геноцида славян. Похоже, что к этому шагу национал-большевиков подтолкнуло решение ООН в 2005 году ежегодно отмечать 27 января (день освобождения Освенцима) как Международный день памяти жертв Холокоста[9].

Один из компетентных белорусских исследователей отметил в своей работе:

К стыду и сожалению, не только простые граждане, но и историки боятся признать: больше всего от немецкой оккупации пострадали евреи[10].

В Беларуси установлено свыше 500 мест, где в годы оккупации было уничтожено, по данным различных источников и исследователей, от 600 тысяч до миллиона евреев из Белоруссии и беженцев из Польши. Столь значительное расхождение в оценках отчасти связано с отсутствием точных данных о численности еврейского населения до войны. Согласно переписи, проведенной в январе 1939 года, в БССР проживали 375 092 еврея (6,7 % населения). После присоединения в конце 1939 года пяти областей Западной Белоруссии: Барановичской, Белостокской, Брестской, Вилейской и Пинской, где на 1 января 1941 года проживали 404 500 евреев (8,4 % населения), еврейское население Белоруссии резко увеличилось[11]. Однако различные довоенные миграционные процессы: польские евреи, бежавшие в БССР после оккупации страны немецкими войсками, частичная их депортация в восточные районы СССР, переезд евреев восточных областей БССР в западные – изменили демографическую ситуацию в республике.

Что же касается проблемы выяснения количества погибших здесь евреев, то сделать это весьма сложно по нескольким причинам: очень часто немцы указывали общее число уничтоженных жителей того или иного места без обозначения национальности. Но даже в случае, когда было известно, что в этом месте уничтожены евреи конкретного населенного пункта, сложно было узнать, сколько среди них евреев из других мест, так как из небольших деревень и местечек жителей концентрировали в гетто крупных городов. Кроме того, в Белоруссию были депортированы и здесь уничтожены около 90 тысяч евреев из девяти европейских стран: Австрии, Бельгии, Венгрии, Германии, Италии, Нидерландов, Польши, Франции, Чехословакии.

По мнению белорусского исследователя Евгения Розенблата, только на территории западных областей Беларуси уничтожено от 528 до 569 тысяч евреев[12].

Евреи восточных областей Белоруссии имели больше возможности спастись, так как у них оставалось около недели до вхождения немецких войск на эту территорию. Однако советская власть, зная об отношении немцев к евреям, не задумывалась об организации эвакуации этих людей. Да и всех других. Организованно эвакуировались, и то частично, некоторые заводы, фабрики, предприятия вместе с сотрудниками, а также советские и партийные руководители.

Первые несколько дней войны руководство республики практически не предпринимало никаких мер по спасению людей. Было даже приказано регулярно выходить на работу и не поддаваться панике. И только через несколько дней, когда столица республики – Минск – почти полностью была разрушена немецкой авиацией, а партийное руководство республики ночью сбежало из города, ничего не сообщив населению, началось хаотичное бегство жителей из городов и деревень в восточном направлении.

Многие из евреев, попавшие затем в эвакуацию, покидали свои города и местечки самостоятельно. Но таких оказалось немного, ведь за исключением Могилевской и Гомельской областей, немецкие войска 26–28 июня 1941 года уже заняли большую часть Белоруссии. 28 июля немцы вошли в Могилев, а еще через месяц – в Гомель, после чего вся республика оказалась занятой немецкими войсками.

Из-за стремительного наступления войск вермахта евреи западных областей не смогли спастись, так как эвакуация в этих районах почти не проводилась.

Вот что вспоминает о своей неудачной попытке эвакуироваться бывший житель местечка Куренец Вилейского района Залман Гуревич[13]:

Все население было в панике. Вера в то, что многохвальная Красная армия мгновенно победит немцев, была разбита полностью через два дня. Вильнюс был бомбардирован, а также Молодечно. Немцы подходили все ближе, Красная армия начала отступать.

Вокруг царило большое смятение. Чиновники, члены партии и их семьи были первыми, кто бежал на восток железной дорогой из Вилейки, на грузовиках и лошадях. Кругом были плачущие дети и багаж. Толпы людей напирали в направлении старой советско-польской границы, в их глазах читались страх, смятение и неопределенность…

Мы покинули городок на велосипедах. Перед отъездом из городка мы остановились на мгновение на Долгиновской улице, обернулись назад, и мое сердце дрогнуло. Увижу ли я еще моих родителей? И что станет с моим любимым маленьким городком?

Мы добрались до соседнего поселка Речки в восьми километрах от Куренца. Там мы встретили некоторых из нашего городка. Мы встретили также начальника милиции из Куренца. Он пытался нас успокоить и попросил нас вернуться назад. Мы не должны поддаваться панике. Мы его не послушали и поехали дальше.

Дороги были переполнены людьми, и на всех лицах видно было горе. Страх был виден в основном у “восточников”, людей с востока, которые были посланы советским государством на работу в Западную Белоруссию. Они привыкли получать приказы, а теперь, без указаний сверху, они были несчастны и беспомощны.

Вечером 25 июня мы приблизились к Долгинову, в 30 километрах от Куренца. Я хотел там остановиться, там у меня были родственники и друзья из “Хашомер Хацаир”[14], вместе с которыми я был в летнем лагере. На рыночной площади я встретил советского начальника Тимчука, с востока, который знал как меня, так и моего отца. Он мне сказал: “Сынок, не слушай других. Иди на восток, не жди”.

Так мы и сделали. Мы покинули Долгиново, поехали в направлении Плещениц, на другой стороне старой польско-советской границы. Мы приближались к старой границе и с нами многие другие. Нам не давали продвигаться вперед.

Граница стала вдруг пересекаема только для “восточников”. Мы ничего не могли сделать. Разочарованные, мы провели ночь в поле.

Рано утром мы увидели немецкие самолеты, летящие в направлении Полоцка. Суматоха была невероятная. Из-за отсутствия других возможностей мы решили вернуться в наш городок, надеясь, что все образуется – и самое главное – вернуться к своим семьям.

И снова та же картина. У тех, кто ехал или шел на восток, была надежда, у тех, кто двигался назад на запад, лишь тоска, разочарование, примирение с судьбой.

Мы возвращались в Куренец. 26 июня мы пришли назад. Немцы еще не дошли. Евреев охватывал растущий страх…[15]

В списках эвакуированных евреев, составленных Центральным справочным бюро в Бугуруслане в октябре-ноябре 1941 года, значится 222 тысячи евреев, прибывших из Белоруссии (8,9 %)[16]. Таким образом большинство белорусских евреев оказалось под оккупацией и стало жертвами Холокоста.

Уничтожение евреев в республике проходило в несколько этапов. Первый – от июля до конца 1941 года, второй – в течение 1942-го и третий – с января по октябрь 1943-го.

В первый период, к январю 1942-го, были уничтожены почти все евреи восточных районов, исключая Минск, где гетто просуществовало до сентября 1943 года. Ускоренное уничтожение еврейского населения в этой части БССР объясняется тем, что местные евреи рассматривались нацистами не только как евреи, но и как “жидобольшевики”, активисты советской власти, которых требовалось уничтожить в первую очередь!

Уничтожение евреев в Западной Белоруссии проходило с февраля 1942 до лета 1943 года, а осенью 1943-го были ликвидированы еще остававшиеся в живых узники гетто Глубокого, Лиды и Минска.

После войны прошло много лет, но и сегодня открываются все новые факты геноцида белорусских евреев. Сейчас, пожалуй, трудно найти человека, который не знал бы, хотя бы в общих чертах, правду об уничтожении евреев фашистами. И многие при этом задаются вопросом: “Почему же евреи не сопротивлялись, не убегали, а покорно шли на смерть?”

Люди, задающие подобные вопросы, не подозревают, что еврейское сопротивление существовало даже в страшных условиях гетто и концлагерей, что тысячи людей, ежедневно рискуя жизнью, выполняли задания подпольных организаций, являя собой примеры героизма и в гетто, и в партизанских отрядах.

Теперь уже известно, что в белорусских лесах сражалось более 10 еврейских партизанских отрядов, среди которых наиболее многочисленными были отряд Тувье Бельского (около 1200 человек) и отряд № 106 под руководством Семена Зорина (более 700 человек), что более чем в 40 гетто существовали подпольные организации и их узники выходили в лес с оружием, а в Несвиже, Клецке, Лахве и Глубоком узники гетто оказали вооруженное сопротивление оккупантам и их пособникам.

Сопротивлялись евреи в гетто и без оружия. Духовное сопротивление нечеловеческим условиям существования, созданным оккупантами, стремление выстоять, не потерять человеческое достоинство, выжить, спасти себя и своих близких – такое поведение в условиях гетто можно приравнять к подвигу.

При этом спастись без помощи местных жителей было практически невозможно. Между тем оккупация существенно изменила характер взаимоотношения еврейского и нееврейского населения Беларуси.

Отношение местного населения к евреям: помощники, коллаборанты, наблюдатели

С первых дней оккупации нацисты насаждали антисемитскую пропаганду, отождествляя евреев с коммунистами и обвиняя их во всех тяготах и лишениях, которые пришлось пережить местному населению при советской власти. Уровень антисемитизма жителей республики во многом зависел от того, каким он был до войны.

У населения западных областей, присоединенных к БССР в 1939 году, вражда к советской власти соединилась с ненавистью к евреям, и их антисемитизм усилился. Многие местные жители видели в немецкой армии освободителей от советской оккупации и с радостью принимали ее приход, поддерживая различные действия новой власти, в том числе в отношении евреев.

В Восточной Белоруссии, несмотря на то что более 20 лет здесь преобладала интернациональная политика, отношение местного населения к евреям существенно не отличалось от ситуации в западной части республики. В отчете штаба командования Гиммлера о деятельности 2-й бригады СС в Восточной Белоруссии отмечается: