Швоткать

Поэтому она всегда побеждает в споре со мной.

На этот раз, рассердившись на постоянное неверие в мои слова, обзываю её Фомой Неверующим.

Она, в свою очередь, меня – жалким сочинителем!

Соня вдруг понимает свою ошибку и неожиданно замолкает.

Я знаю, что теперь она будет долго молчать, пока не всплывёт у неё на поверхность хорошее настроение.

Так мы наказываем друг друга.

Я сижу за столом в большой комнате.

Круглые часы тикают в тишине, громче обычного раздаётся каждый их удар, обрывая мои мысли.

С улицы опять слышу разговор удалого Совета со своими парнями:

– Послу-у-шай! – говорит Совет им. – Вот что я заметил!

Этот чудик – хитрец!

Или больной!

Как это он не знает Люсю, живя по соседству?

Если она действительно соседка.

Чо он, дебил?

Да знает он!

Знает, в какой квартире Люся днюет и ночует.

Он прикрывает её!

Сам прикалывается, делая из себя дурачка, чтобы обмануть нас!

Тут у меня в голове пробегает новая мысль, и я выкладываю её открыто Соне:

– Этот новый богатей вживается в свою роль… – говорю я. – В нашей жизни он отсутствовал более 70 лет!

И утратил все прежние свои премудрости управления нами…

А за это время мы тоже стали непослушными сорванцами!

Раскрепостились.

Да ещё как раскрепостились!

Причина?

Столько время нас власть советская оберегала!

Не давала буржуям притеснять нас!

Теперь у господина Совета задача: нас, уже непокорных, приручить заново…

И тогда мы будем слушаться его, как прежде…

– Бред какой-то! – говорит Соня. – Ты это о ком?

Вдруг стук в нашу дверь.

Грубый и безо всяких приличий.

Моя семья, все, кто есть дома, собираются в большой комнате.

Внуки реально испугались, они такого вероломного стука никогда не слышали.

У Сони глаза полезли на лоб, жестом указывая мне – иди, узнавай.

Я иду встречаться с бузотёром.

Моя семья остаётся за дверью с тревогой в душе.

Я не успеваю открыть дверь:

– Ах ты, предатель! – орёт Совет на меня. – Душман!

– Ё-моё! – только успеваю выкрикнуть я.

И, заломив мою руку, Совет рывком вытаскивает меня из тамбура.

Я в мгновение ока оказываюсь рядом с ними.

Ощущаю только, что рука бугая оказывается сильнее, чем я предполагал.

– Найди квартиру Люси! – кричит мне он. – Её надо как следует затр…ть!

– Такую команду кинологи дают своим питомцам… – говорю я, чтобы как-то разрядить обстановку.

– Пошёл вон! – говорит Совет и больно подталкивает меня в спину. – Живо!

Я понимаю, что этот господин ставит меня на колени.

Я молча подвожу их к двери 113-й, что за лифтом.

– Мы уже тут были, – говорит телохранитель Совета.

Бугай молча нажимает на кнопку звонка и не отпускает её.

Через некоторое время дверь отворяется.

К нам выходит сама Люся.

Совет, умело отодвинув Люсю с дороги, входит в квартиру, за ним туда же его товарищи.

Тут Люся начинает биться в истерике.

Крики о помощи ей не помогают.

Очнувшись, наконец, она рванулась за ними.

Как только она оказывается в квартире, кто-то запирает её дверь изнутри.

Я стою на лестничной площадке в полной растерянности.

Сразу раздаются крики Люси:

– Полиция! Полиция! Помогите!

Я стучу в дверь, сопровождая свои удары сиплым от волнения голосом:

– Что вы вытворяете?! – кричу во весь голос. – Немедленно прекратите безобразие!..

Сейчас же наберу полицию!!!

Вдруг отворяется дверь, и оттуда выходит один Совет.

Его горячее дыхание ударяет мне прямо в ноздри:

– Чудик!!! – говорит он угрюмо. – Ты чо тут шумишь!

Ты чо?!

Хочешь Люси?

У меня зарок на ней жениться!

Понял, мудак!

Не отдам тебе её!

Отвали, не порть мне фарты!

Я, заворожённый таким напором, смолкаю.

И тут он говорит:

– Хочешь, чтоб охрана спустила тебя с лестницы?

Я улавливаю сказанное и, вынужденно попятившись назад, двигаюсь спиной в сторону лестницы…

Ода к радости

Сегодня день отдыха.

Выборы мэра.

У меня с утра в голове крутится «Ода к радости» Бетховена.

Стою у старого инструмента и перебираю клавиши одним пальцем.

Так и хочется, чтобы эта мелодия прозвучала именно сейчас!

Я сходу фальшивлю.

Но упорно долблю: ми-ми, фа-фа, соль-соль, ля-си…

Я прислушиваюсь и тут же разочаровываюсь.

Иду на кухню.

Соня режет салат, тем не менее после моей просьбы молча вытирает руки о бумажное полотенце и следует за мной.

Встаёт боком к инструменту и, не глядя на клавиши, играет.

На все девять этажей 4-го подъезда разносится «Ода к радости» Бетховена.

Удовлетворив мою просьбу, она возвращается на кухню.

Я и Соня одеваемся подобающим образом и идём голосовать.

Выходим, как всегда, без пяти минут десять.

Идём по дороге, никого не встречаем.

Пятиэтажное здание, где на фасаде имитированы колонны до второго этажа.

Эта старая школа и есть наш избирательный участок.

Нам пройти до неё ровно пять минут.

Избирательный участок ждёт нас, чтобы мы поскорее отдали свои голоса.

У дуги металлоискателя нас встречает десяток работников безопасности.

У всех сосредоточенные строгие лица.

Все смотрят на меня оценивающим взглядом.

Через рамку проходит Соня.

Тут же сбоку засвечиваются несколько голубых лампочек.

Их я вижу.

Процедура напоминает мне сцену фантастического кино.

Когда я прохожу, то не знаю, было или нет подобное же явление.

На той стороне подрамника мы становимся слегка взволнованными.

Полицейский указывает нам, куда идти дальше.

Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж, и тут Соня говорит:

– Хороший полицейский!

Входим в зал.

Вдоль стены, за составленными паровозом столами сидят четыре женщины.

Перед каждой из них раскрыты листы формата А3.

На стене, выше голов женщин, закреплены таблички с указанием улиц и номеров домов.

Я и Соня подходим к женщине, сидящей под табличкой с нашей улицей и домом № 8.

– Мы на букву… – говорит Соня, при этом указывает пальцем на нашу фамилию.

Женщина концом шариковой ручки втыкает в строку с нашими фамилиями и, чтобы не потерять, там так и держит ручку.

– Паспорта давайте! – говорит она.

Она сличает с паспортом имя и фамилию Сони в списке и, удостоверившись, проверяет также место прописки.

Убедившись, что и тут всё в порядке, возвращает Соне документ.

Ставит напротив фамилии Сони галочку, а потом говорит:

– Присаживайтесь!

Её голос строг.

Мне слышится в нём приказ.

Соня садится на единственный стул рядом и расписывается.

Женщина протягивает Соне лист бюллетеня со списком кандидатов в мэры.

И значок с надписью: «Наша семья голосовала за мэра».

Я сажусь на стул без приглашения, паспорт протягиваю уже на раскрытой восьмой странице, где заполнена графа прописки.

Мне памятный значок не достаётся.

Я доволен, не услышав её напряжённый голос: «Паспорт давайте!»

На обратном пути мы опять не встречаем ни одного идущего к участку человека.

По территории школы прохаживаются двое полицейских и оттуда, как бы между прочим, посматривают на нас.

Я замечаю это и тихо шепчу Соне, но она молчит, а потом:

– Хватит! – говорит мне строго. – Нечего смотреть туда!

Всюду тихо.

Кажется, нас только двое.

Молчание Люси

Я выхожу на балкон.

Напротив подвальной церквушки дворник, опершись на черенок метлы, смотрит под наш балкон.

Вижу, там – Люся!

Она окучивает саженцы, которые посадила только что.

На полоске, пустовавшей всегда у стены дома.

Земля твёрдая.

Люся каждое вытыкание штыковкой сопровождает возгласами: «Иэх!», «Иэх!»

Этот уголок земли, размером с лестничную площадку, никогда не убирается.

Здесь кончается тротуарная лента дороги улицы у дома 8.

Здесь должна была быть детская площадка для нашего дома.

Жители близлежащих домов превратили её в автостоянку.

Я захожу обратно в комнату.

С балкона начинать разговор с Люсей считаю бестактным.

Выйдя из квартиры, дёрнув ручку наверх, закрываю дверь.

Выхожу на улицу, идя по тротуару, проверяю ключи.

Они в кармане.

Замечаю, что иду в домашних шлёпанцах.

Наш панельный дом детище типового проекта.

Он не имеет фасада как такового.

Фасадом считается отвесная стена в девять этажей высотой более тридцати и в длину двести с лишним метров!

Цельная стена от первого этажа до крыши разделена на множество оконных квадратиков.

Внизу отвесной стены – четыре некрепких козырька подъездов.

Козырёк – однослойная необработанная панель, без бортика.

Панель прижата к отвесной стене над входной дверью подъезда.

Спереди её подпирают две шпунтовые железобетонные сваи.

Как только поворачиваю за угол, вижу Люсю.

– Здра-асть… – здороваюсь громко, чтобы на минутку оторвать её от работы.

Она не обращает на меня внимание.

– Мне очень жаль, что вчера я не смог защитить вас… во время скандала…

Люся, подняв голову, пристально смотрит на меня, а потом говорит:

– А я вас об этом просила?

– Прошу извинить меня… – отвечаю я.

Вижу, не хочет она распыляться по мелочам.

Я стою и хочу сказать ей, что сейчас не сезон для посадок.

Соседка не прекращает работу.

Вдруг она дико уставится на меня голубыми круглыми глазами и спрашивает:

– Я вам мешаю?

– Не-не!.. – говорю я.

На этом разговор у нас заканчивается.

Она продолжает копать землю.

Я стою.

Не хочется так просто повернуться и уйти.

Тут Люся, повернув голову, спрашивает в третий раз:

– Что вы тут делаете?

– Да стою… – говорю я. – Хочу вам подсказать, что сейчас не сезон посадок.

– А я не знаю?! – говорит Люся, продолжая свою работу.

Я понимаю, просто Люся места себе не находит.

Вот и занимается ненужными делами.

Она действительно не знает, когда сезон посадок, но имеет желание что-то делать.

Тут медлить нельзя.

Надо сказать правду и вернуться домой.

Мои ступни чувствуют необычный холодок.

Простуду прихватить запросто!

– Соседка моя! – говорю я осторожно. – Не обидитесь, если скажу вам…

Она, вдруг перестав копать землю, смотрит на меня.

– Не обижайтесь, я не буду скрывать ваши ошибки… – тяну я свою мысль.

Она спокойно слушает.

Тогда добавляю:

– Вы наделали тут дел.

На вашем месте надо было первоначально проконсультироваться со мной.

– И теперь не поздно! – вдруг соглашается она.

– Если только по азам… – говорю я и продолжаю. – Мне приходилось с детства иметь дело с деревьями…

Она тут уставилась на меня не моргающими голубыми глазами.

А я начинаю свой рассказ:

– В нашем лесничестве рабочие скрещивали клён с кедром.

Липы выращивали из семян, а сосновый молодняк привозили из Сибири.

Каждой осенью наша деревня всем миром подготавливала молодняк к зиме.

Вязали из ивовых прутьев щиты для них…

Смотрю, Люся притихла.

– Вы уж не обижайтесь, – говорю я.

Для этой почвы нужна лунка глубокая.

В ней должны быть ещё дренаж, земля и удобрения…

– Я эту работу делаю впервые, – заявляет тут Люся.

– Ну-ну!.. – вдруг вырывается у меня. – Прошу прощения! Я помешал вам…

Я, проворно двигаясь, направляюсь в подъезд, оттуда к себе.

Вышел опять на балкон.

На ленточке у стены дома Люси уже не было.

А штыковка стояла в вертикальном положении.

– Что я наделал?! – сокрушаюсь я во весь голос.

Среди своих

Тут после встречи с депутатом я почувствовал себя, будто побывал среди своих.

Настроение сходу поднялось.

Нет, не скажу, что встреча меня вдохновила.

Я ждал нового поворота жизни.

Вспоминал былые времена:

раз – и поворот после выступления Хрущёва,

раз – поворот после выступлений Горбачёва,

раз – поворот после выступлений Ельцина!

После встречи с депутатом я надеялся на новый вектор жизни хотя бы на нашей улице.

Иду теперь и продумываю, как бы мне больше собрать подписей жителей дома!

Иду и планирую свои дальнейшие действия.

Письмо с подписями передать депутату нашего округа.

Депутат обязан нам оказать помощь.

Вопрос, кто запишется к нему на приём?

Я не пойду, потому не знаю, как это делается.

Но всё же решаю собирать подписи.

Я подхожу к соседнему подъезду.

Входные двери открыты.

Гастарбайтеры мельтешат, не закрывая вход из-за своей беготни.

Они выгружают лес, рейки, плинтуса.

Я пристраиваюсь за ними, повторяя шаги впереди идущих рабочих.

Поднимаюсь до лестничной площадки первого этажа.

Повернувшись направо, остаюсь в дверном проёме.

Нажимаю звонок квартиры.

Из квартиры лаем отвечает собака.

По голосу чувствую, что пёс огромного размера, кажется, сенбернар.

Басовитым голосом он долго лает в ответ на мой звонок, а потом вдруг перестаёт.

Оглянувшись, вижу женщину и узнаю Лайму Яновну.

Идёт прямиком ко мне, точно живёт тут.

– Что тут делаешь? – говорит Лайма Яновна. – Ведь ты живёшь в четвёртом подъезде?

– Я к вам по делу, извините… – говорю я. – Не уделите мне пару минут, ради общего дела.

– А по какому вопросу я должна уделять свои минуты тебе? – говорит Лайма Яновна.

У неё брови собираются на переносице, а глаза округляются.

– Вы ведь живёте в этой квартире? – говорю я.

– Откуда у тебя такие сведения? – спрашивает Лайма Яновна и добавляет: – Тут живёт моя собака.

Я живу выше этажом!

Тебя беспокоит моя собака, лает в неурочное время, не так ли?

– Извините, меня не интересует лай собак, – говорю я.

Тут Лайма Яновна, повернувшись к рабочим, которые несли на плече стройматериалы, говорит им:

– Отнесите в большую комнату, на полу есть место, выгружайте туда.

Когда гастарбайтеры удаляются по лестнице вверх, Лайма Яновна, повернувшись лицом ко мне, продолжает с того места, где прервался наш разговор:

– А что случилось с нашим домом, я не пойму?!

– Ах, вы не были на встрече жильцов с депутатом… – говорю я.

– Ну и что с этого? – спрашивает она.

– Могу порадовать вас, – говорю я. – Появился инвестор.

Он покрывает расходы капремонта нашего дома из своего кармана.

А дальше, я думаю, нам придётся платить ему из своего кармана…

Лайма Яновна многозначительно молчит.

– Я собираю подписи жильцов против богача, – говорю я. – Вы не присоединитесь к нашему обращению?

– Ты сначала меня спроси, – говорит она, – имею ли я претензии к Совету?

Тому, кто собирается вложить собственные деньги, чтобы привести в божий вид Одиннадцатую Текстильщиков?

Я успеваю подумать:

«Откуда ей известно, что имя инвестора – Совет?»

– У меня к Совету-филантропу претензий нет! – продолжает она. – Пусть ряды богачей умножаются.

Меня же беспокоит завтрашний день моих детей.

Этого хочет любой здравомыслящий человек.

Не скрою, поэтому я тут числюсь дворником.

Работать тоже иногда приходится…

Главное – будущая выгода!

Деньги нужны моим детям и внукам!

Не такое уж плохое начало, за пять лет имею в этом подъезде пять квартир!

Когда бы я ещё достигла такого результата?

Если бы лежала на своём насиженном побережье, погружаясь в грёзы мечтаний?

При этом жаловалась на судьбу, что не шлёт мне немного денег?

Совет-филантроп верно делает.

Деньги делают деньги!

Хочешь быть богатым, слезай с кровати!

Побегай налево, побегай направо, что-нибудь да получится.

Если человек лодырь, к тому же палец о палец не желает ударять, а сам любит хлеб с маслом есть, да за счёт госбюджета, такому я пожелала бы шиш с маслом!

– Если так рассуждать, многие будут выброшены на улицу… – говорю я.

– Пусть! – отвечает Лайма Яновна решительно. – Я не настолько богатая, чтобы делиться с ними.

Пусть они отдыхают! Они слишком уважают себя.

Таких людей только смерть спасёт.

Да-да, пусть они подыхают!

Я чувствую, что во рту появились излишки слюны.

Плюю в кучу мусора, куда только что рабочий бросил дымящийся свой бычок, и попадаю точно на него!

Лайма Яновна встаёт передо мной, будто она мне мать родная:

– Подписи собирать может председатель кондоминиума! – говорит тут она. – Но дом наш не имеет кондоминиума.

А ты просто житель!

У простого жителя всего лишь один голос, твой, и всё!

У остальных ты не можешь собирать их голоса.

Так что смешишь только людей, да-да!

Никто не поддержит твою инициативу.

Ещё, на тебе отпечаток дворника, а не знаменитости!

На мне этот отпечаток знаменитости больше, чем у тебя!

Я сойду за неё хотя бы внешне.

А ты нет, да-да!

Всем это известно, и тебе самому известно.

На деле мне надо зарабатывать деньги, а не быть просто богатой.

А тебе, чтобы просто жить, деньги не нужны, да-да!

Я стою и отвечаю ей долгим молчанием.

– Конечно, ты, как дворник, эти тонкости не должен знать, – жалеет меня Лайма Яновна. – Не переживай.

Получил, что называется, подзатыльник, тем не менее говорю:

– Собирают же подписи агитаторы?

– Они собирают на основании закона, – ставит точку она. – Ты никакое не ответственное лицо.

С бухты-барахты заняться сбором подписей тебе нельзя!

Тебя может любой стукнуть, а агитатора охраняют.

Слова Лаймы Яновны меня смущают до мозга костей.

– Благодарю вас за подсказку… – выдавливаю я из себя. – Всё же… Наперекор судьбе…

– Обижаться ты можешь, – говорит Лайма Яновна. – Сам хоть знаешь, чего ты добиваешься?

Вдруг настроение нашло на тебя, и пошёл собирать подписи.

Вот что это называется!

– Эх, Лайма Яновна… – говорю я.

Но тут она опять меня перебивает:

– Я серьёзно тебе говорю!

Ведь ты борешься за свою жилплощадь?

– Нет! Нет! – перебиваю на этот раз я сходу. – Я забочусь обо всех жителях нашего дома!

Я произношу слова, хотя чувствую, как жар у меня пробегает по всему телу от смущения.

Лайма Яновна, подняв голову, смотрит мне в глаза:

– Я Совету скажу, чтобы он не трогал твою семью, – говорит она. – А ты приватизируй её.

В мозгу у меня мелькает: «И эта буржуа!»

– Вы напрасно это… – сопротивляюсь я. – Хочу помочь всем жильцам…

Опять щеки мои рдеют от смущения.

– Если хочешь продавать свою квартиру по выгодной цене, то не скрытничай!

Ещё не поздно.

– Лайма Яновна, не морочьте мне голову! – говорю я уже сердитым голосом. – Я вам, господам… не верю!

Один раз наши отцы вам поверили и остались в дураках!

– Ну вот и приехали! – говорит Лайма Яновна.

Я остаюсь на том месте, а Лайма Яновна молча спускается по лестнице.

Я размышляю о своём намерении.

В подъезде всего 36 квартир…

И вдруг Лайма Яновна обращается ко мне снизу:

– Хватит заниматься ерундой!

Кто живёт тихо, тот живёт долго.

А эту позу свою оставь революционерам!

Что говорит дальше Лайма Яновна, мне не слышно.

Я, чтобы расслышать её слова, убыстряю свой ход, следуя за ней.

Мы выходим из подъезда.

Вокруг всюду желтизна: газон, асфальт, даже бордюры усыпаны опавшими листьями.

Я вспоминаю указание городской власти: с этой осени опавшие листья не будут убираться.

Они должны зимовать на газонах.

А весенняя теплынь вместе с растаявшим снегом превратит их в перегной.

Так они должны будут потом удобрять почву.

Шагаем по тротуару.

Идя рядом с Лаймой Яновной, я вспоминаю, как увидел её впервые в нашем районе лет пять или шесть назад.

Она приехала откуда-то в красном плаще и красной шляпе с широкими полями.

Мне показалось тогда, она приехала из курортной зоны Крыма.

Вызывающие одежды делали тогда её маргинальной дамой в нашем районе.

Сколько раз я её видел – не считал.

Всегда она в красном плаще.

Идёт по стадиону, толкает тележку дворничихи, на руках – белые перчатки, на голове – красная шляпа.

Рядом какой-то откормленный старшеклассник, некоторое время он помогал ей.

Последние года три он не появляется, похоже, учится или работает.

Лайма Яновна, выходит, натура прямолинейная, грамотная и миловидная женщина.

На вид ей сорок с лишним лет, а может, я и ошибаюсь.

Тут мои мысли душат меня, заставляя изнутри подчиниться команде: «Молчи!»

И я отключаюсь.

– С тобой все в порядке? – говорит Лайма Яновна.

Я молчу.

Так идём метров пятнадцать, пока не доходим до козырька моего четвёртого подъезда.

Тогда я иду налево, а Лайма Яновна продолжает свой путь далее.

Не попрощавшись, расстаёмся.

Мы за Натусю

По городскому номеру непредвиденный звонок.

Внуки не реагируют, сын и дочь молчат.

Я и Соня не ждём вестей.

Звонок по городскому телефону – редкость.

– Ну? – говорит Соня. – Кто поднимет трубку?

– А я тут при чём?! – отвечают голоса внука и внучки из своих комнат.

Взрослые дети ничего не говорят, ждут, чтобы кто-то подошёл к телефону.

Зуммер третий раз оглашает все комнаты своим тревожным напоминанием, призывая ответить!

– Если бы нас не было дома, то другое дело… – говорю я и встаю.

Я выхожу в прихожую, где установлен аппарат с городским номером.

Иду медленным шагом, так как знаю, что звонок не для меня.

Мысли мои напоминают, что это очередной трюк рекламщиков.

– Слушаю! – говорю резко. – Как же вы мне надоели!

– Дядя… – говорит вдруг знакомый голос. – Я Наташа. Позовите Дину.

Я зову дочь и, оставив трубку на тумбочке, отхожу.

Дверь за собой в большую комнату закрываю, чтобы в других комнатах не слышали.

Соня тут подходит к двери большой комнаты, чтобы услышать, о чем идёт разговор дочери с Наташей.

Подслушивать разговор, хотя бы и родной дочери, неприлично, но у Сони был повод для беспокойства.

Моя семья не первый раз огораживает Наташу от неприятностей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.