Все грани мира
Наконец оживлённая беседа в гостиной прервалась. После продолжительной паузы полковник что-то сказал. Майор что-то ответил (кажется, «сейчас будет»), и опять наступила тишина.
Мы подождали ещё минуту, затем прошли в гостиную.
Леопольда нигде видно не было. Полковник и майор сидели в мягких креслах, утомлённо откинувшись на спинки; глаза у них были остекленевшие, как будто им обоим вкатили по два «кубика» галоперидола3. Майор держал в руках диктофон, включённый в режиме обратной перемотки, и искоса следил за датчиком времени. Оператор сидел на краю дивана и отрешённым взглядом пялился в противоположную стену; лицо у него было белое, как мел, раз за разом он шмыгал носом, словно напуганный ребёнок.
– Где кот? – спросила Инна.
– Убежал через балкон, – ответил полковник. – Сказал, что мы занудные типы, и он уже сыт нами по горло.
«Как это похоже на Леопольдика!» – умилённо подумал я, садясь на диван рядом с оператором.
Тот затравленно покосился на меня и нервно дёрнулся, едва не уронив на пол видеокамеру.
Инна устроилась на стуле возле письменного стола с компьютером.
– А он действительно говорящий, – тоскливо произнёс полковник. – Вне всяких сомнений.
– Ну, и какие у вас к нам вопросы? – с улыбкой осведомилась Инна.
Полковник лишь сокрушённо вздохнул.
– А собственно, – спросил я. – В чём дело? Почему вы заинтересовались нашим котом?
– Дело о троллейбусе номер одиннадцать ноль восемь, – с мрачным видом ответил полковник.
– Ага, понятно. И вы так долго искали нас?
Полковник пожал плечами:
– Беда в том, молодой человек, что каждый пассажир троллейбуса давал разное описание вашей внешности. Мы так и не смогли составить ваш словесный портрет. Зато портрет кота получили во всех деталях. Наши агенты прочесали всю Русановку в поисках Леопольда, но тщетно.
– Леопольд там не жил, – объяснил я. – Да и я уже на следующей неделе съехал со своей русановской квартиры.
– Знаю, – кивнул полковник. – А мы начали ваши поиски лишь через полторы недели.
– Тогда как же вы нас нашли?
– Нам помог один бдительный гражданин. Он сообщил, что повстречал возле корпуса физического факультета подозрительного субъекта с ещё более подозрительным котом, который, кроме всего прочего, разговаривал по-человечески.
– А-а! – Я с трудом сдержал смех. – Этот старичок? Небось, он решил, что я иностранный шпион, а Леопольд – замаскированный под кота робот.
Полковник натянуто улыбнулся:
– В самую точку. Его заявление пролежало в отделе контрразведки целых четыре месяца, пока по чистой случайности не попало на глаза нашему человеку. Контрразведчики посмеивались над фантазиями бедного старичка, нам же было не до смеха.
– Значит, вы вычислили нас через меня? – спросила Инна. – Через университет?
– Да, – коротко ответил полковник и повернулся к майору: – Ну, что там?
– Вот оно, – сказал майор и нажал кнопку воспроизведения.
– ...и дался вам этот троллейбус! – прозвучал из диктофона голос Леопольда.
(Дальше я предлагаю фрагмент их беседы в виде стенограммы.)
Полковник. Но пойми же, Леопольд, он ехал без контакта с электросетью.
Кот. А я хожу и с кошками гуляю без вашего контакта.
Полковник. Дело в том, что для троллейбуса электроэнергия – как для тебя еда.
Кот. Да знаю, знаю, Владислав мне говорил. Но ведь я не должен непрерывно есть. Так почему бы и троллейбусу не проехать немного без питания?
Майор. Ничего себе «немного»!
Полковник. Ладно, подойдём к этому с другой стороны...
Кот. Какой вы зануда, mon cher colonel4! С одной стороны, с другой стороны...
Полковник. До того момента, как Владислав объяснил тебе, зачем троллейбусу штанги, ты знал об их существовании?
Кот. За кого вы меня принимаете, господин хороший?! Конечно, знал – я же не слепой.
Полковник. А знал, что без них он не поедет?
Кот (небрежно). Не хватало мне интересоваться такой ерундой! И без этого как-то жил.
Полковник. Теперь, прошу, попробуй припомнить, не возникало ли у тебя во время поездки желания убрать штанги?
Майор (удивлённо). Товарищ полковник!..
Кот (категорически). Нет, не возникало.
Полковник. Не спеши с ответом. Сначала подумай.
(Короткая пауза.)
Кот. Вспомнил! Но я их не убирал. Я только подумал, что они помешают нам обогнать другие троллейбусы, и мысленно выругал их, потому что видел, как нервничает Владислав. Ему хотелось поскорее вернуться домой, и...
Полковник. А какими словами ты их выругал?
Кот. «Чёрт бы их побрал!»
Оператор (шёпотом). Господи Иисусе!
Полковник. Когда это случилось?
(Короткая пауза; слышится нервное цоканье зубами – наверное, это был оператор.)
Кот (уверенно). Когда водитель объявил, что вагон идёт на Русановку.
Полковник. То есть, на Московской площади? Возле автовокзала?
Кот. Да, точно.
Майор (шёпотом). Сдуреть можно!
Полковник. А о чём ты думал по дороге от автовокзала до Русановки? Чего ты боялся? Чего хотел? Не спеши отвечать, подумай.
Кот. А что здесь думать? Я хотел только одного: чтобы мы благополучно добрались домой и не попали в аварию...
– Достаточно, – сказал полковник.
Майор выключил диктофон и жалобно посмотрел на шефа.
– Неужели вы думаете, что кот... – начал было я.
– Ничего я не думаю, – слишком уж торопливо перебил меня полковник. – Но факты налицо: по свидетельствам очевидцев, возле автовокзала троллейбусные штанги без чьей-либо помощи сами вложились в скобы.
Некоторое время мы молчали.
– А может, просто никто не заметил? – робко предположила Инна. – Какой-то шутник ловко вложил штанги, а его никто...
– Однако же троллейбус поехал, – возразил угнетённый майор.
– И мало того, что он тогда поехал, – добавил полковник. – Это ещё полбеды. Куда хуже, что троллейбус до сих пор ездит без внешнего питания.
– Что?! – изумлённо воскликнули мы.
– Вот так-то, – сокрушённо подытожил полковник. – Троллейбус как троллейбус, двигатель у него как двигатель – а функционирует автономно. И никто не знает, откуда он берёт энергию. Его уже по винтикам разбирали – каждая деталь как деталь, ни единого отклонения от нормы. А собрали – снова ездит без питания.
– А вы не пробовали менять одну деталь за другой? – спросила Инна.
– Пробовали, – ответил полковник. – Меняли одну за другой, пока не получился совершенно новый троллейбус. В нём не было ни единого винтика, ни единого проводка от прежнего.
– И что?
– И ничего! Всё равно ездит.
– Ого! – Инна немного помолчала. – Но ведь из старых деталей можно было собрать троллейбус...
– Мы так и сделали. До самого последнего винтика, до последнего проводка это был тот самый первоначальный троллейбус, который прежде ездил без питания. Но теперь он не ездит – зато ездит другой, собранный из совершенно новых деталей.
Это поразило меня больше всего. Получалось, что за «сумасшествие» троллейбуса отвечает не какая-то конкретная деталь, а нечто нематериальное, присущее троллейбусу, как единому целому, некий машинный эквивалент души...
– Сдуреть можно, – повторил я слова майора.
– Можно, – согласился полковник. – И дуреют. Трое наших экспертов уже лечатся в психбольнице вместе с водителем.
– И что вы собираетесь делать? – сочувственно поинтересовался я.
Ответ был немедленный и категорический:
– После знакомства с котом – закрыть дело. Как невыясненное.
Эффект от этого заявления был довольно неожиданным: майор и оператор оживлённо захлопали в ладоши, их лица прояснились.
– Это значит, – сам не веря своим ушам, переспросил я, – что вы оставите нас в покое?
– Оставим, – заверил меня полковник. – Никакой угрозы конституционному строю, государственной независимости и территориальной целостности ваш Леопольд не представляет... Гм, по крайней мере, пока его не трогать... – Тут он осёкся. – Словом, живите себе со своим говорящим котом, только не позволяйте ему откалывать такие номера – это может плохо кончиться.
– Не позволим, – твёрдо пообещал я, а после некоторых колебаний добавил: – Правду сказать, господин полковник, до сегодняшнего дня я был значительно худшего мнения о вашей организации.
Полковник нервно ухмыльнулся:
– Все мы люди, юноша. Пусть лучше я получу выговор, это не слишком высокая цена за сохранение здравого рассудка моих сотрудников... да и моего собственного. – (Его подчинённые энергично закивали головами.) – Троллейбус, который ездит сам по себе, это ещё полбеды. А вот кот, который сам по себе говорит... – Он вздохнул. – Как только мой отдел займётся Леопольдом, то не позже чем через месяц нам придётся открыть филиал при психоневрологическом диспансере.
Честное слово: этот полковник мне понравился!
Когда я провожал их, полковник вдруг остановился на пороге, внимательно посмотрел на меня и спросил:
– Скажите, молодой человек, вас не удивляет вся эта чертовщина?
– Удивляет, – ответил я. – Это чудеса. Они вне научного объяснения. Но без чудес жизнь была бы скучной.
– Искренне вам завидую, юноша, – признался полковник и в который уже раз сокрушённо вздохнул.
8Визит людей в штатском оказался для нас роковым. Но не потому, что с того времени нам не давали покоя сотрудники службы безопасности, вовсе нет. Во-первых, в скором времени мы стали недосягаемы для каких бы то ни было земных спецслужб; во-вторых, полковник всё-таки настоял на своём – дело закрыли и о нас забыли. Как выяснилось впоследствии, ни видеозапись беседы с Леопольдом, ни та кассета из диктофона в архив не попали. Вместо этого, к делу был подшит отчёт, в котором утверждалось, что Леопольд оказался самым обыкновенным и самым молчаливым котом из всех котов, сущих в мире. Майор и оператор, наверное, не помнили себя от радости, подписывая такой отчёт.
Говоря о роковой роли этого визита, я имел ввиду совсем другое: он заставил нас задуматься над некоторыми вещами, что привело к моментальному и бесповоротному разрушению созданного нами уютного мира, в котором реально существовали только я, Инна и наша любовь...
Когда я провёл незваных гостей до лифта и вернулся в квартиру, Инна лежала на кровати в нашей спальне, блуждая задумчивым взглядом по потолку. Я лёг рядом, привлёк её к себе и обнял. Но она была так сосредоточена на своих мыслях, что, казалось, даже не заметила моего присутствия.
– Солнышко, – спросил я, – что тебя беспокоит?
– То, чего не сказал полковник, – задумчиво произнесла жена. – О чём он не отважился сказать.
Я повернул к себе её лицо и заглянул ей в глаза.
– А откуда ты знаешь, о чём он не отважился сказать?
– Это было написано на его лице. А в его взгляде был страх – дикий, панический. Он решил, что наш Леопольд, наряду с интеллектом подростка и умением разговаривать по-человечески, также обладает неосознанными колдовскими способностями.
– Угу, – промурлыкал я, переворачиваясь на спину; Инна положила голову мне на грудь. – Кот-чародей? Забавно!
– А по-моему, не только забавно, но и поразительно, – совершенно серьёзно сказала Инна. – Поразительно то, что нам самим это не приходило в голову. Подумай, Владик. Просто подумай – больше от тебя ничего не требуется. Вспомни всё, что происходило с нами, и приложи минимум умственных усилий, чтобы это осмыслить.
Зарывшись лицом в душистых волосах жены, я принялся вспоминать и осмысливать.
Авария – настоящая катастрофа, в которой Леопольд не получил ни единой царапины...
Встреча со мной – он сразу почувствовал, что я тот человек, который воспримет его способность говорить как вполне нормальное явление. Кот также предвидел, что мы с Инной полюбим друг друга, – и его пророчество сбылось...
Разговор с тощим коротышкой в троллейбусе. Тогда Леопольд, без сомнения, попал в яблочко с тем алкашом, бутылкой сивухи и бедной старушкой. Но Лаура не могла настолько связно рассказать ему о своём прошлом; она была и остаётся обыкновенной кошкой...
Троллейбус, который поехал без питания – и который до сих пор ездит без оного...
Сила, которая удерживала нас на сидениях во время той сумасшедшей езды...
Или, скажем, полное отсутствие похмелья после знатной попойки, которую мы с Инной устроили по случаю нашего знакомства. Вдвоём мы выпили бутылку шампанского и три бутылки крепкого домашнего вина; оба были пьяны в стельку и никаким естественным образом не смогли бы так быстро отойти...
И телефон, который вдруг заработал на следующий день после появления у меня Леопольда. «Укртелеком» может по ошибке отключить телефон, но по ошибке включить его – никогда. Тут уж воистину не обошлось без сверхъестественного вмешательства...
И последнее – уж очень легко мы избавились от «опеки» спецслужб. Правда, полковник объяснил нам, почему он решил закрыть дело, и в целом его аргументы были убедительными. Но кое-что в поведении наших недавних гостей настораживало – а именно, тот панический страх, о котором говорила Инна. Создавалось впечатление, что кот, стремясь как можно быстрее избавиться от неприятных собеседников, бессознательно внушил им такой ужас, что они готовы были бежать от него куда глаза глядят. Бедный оператор!..
– Милочка, – растерянно произнёс я. – Ты, как всегда, права. Просто поразительно, что раньше мы не обращали на это внимания.
– В том-то и дело, – устало ответила Инна. – Боюсь, мы с тобой одурели от любви – и это не преувеличение. Настолько одурели, что потеряли способность трезво соображать.
– Это уж точно, – с улыбкой согласился я. – У нас никак не закончится медовый месяц... Гм-м. Но кто же тогда Леопольд? Какое-то энное перевоплощение индуистского божества?
Инна отрицательно покачала головой:
– Мне кажется, что колдовскими способностями кота наделил его прежний хозяин. Так же, как человеческой речью, как интеллектом.
Я хмыкнул:
– Очень похоже. Леопольд называет его Мэтром, то есть мастером, неохотно говорит о нём... По-моему, он боится своих воспоминаний – и, наверное, не только потому, что виноват в смерти старого профессора.
– Я больше чем уверена, что Мэтр был колдуном и обучил Леопольда некоторым чародейским приёмам.
– Но зачем?
– Не знаю. Может, это случилось непреднамеренно. Долгое время кот жил рядом с чародеем, и не исключено, что мимоходом научился у него колдовать.
– Значит, он неосознанный колдун?
– Именно так. А потому очень опасный. Ведь если он не...
Вдруг Инна осеклась и подняла голову. В её глазах застыл испуг.
«А теперь кот живёт у нас, – одновременно подумали мы. – И если (Инна) (я) не ошиба– (-ется) (-юсь), мы тоже станем колдунами. Неосознанными, опасными колдунами».
Или уже стали таковыми...
Боже, как мы были слепы! За пять с лишним месяцев мы не нашли ни единой свободной минуты, чтобы хоть немного задуматься над всем, что происходило с нами и вокруг нас. Речь идёт даже не о тщательном анализе, а о простом сопоставлении очевидных фактов...
Нет, мы не только одурели от любви.
Вернее, мы одурели не только от любви.
Это какое-то наваждение!
Какие-то чары...
Я будто прозрел в один момент!
– Инна, – спросил я, – что у нас есть пить?
– Кока-кола в холодильнике.
– Принеси, пожалуйста, я умираю от жажды.
– Сейчас, – с готовностью ответила Инна, соскользнула с кровати, вступила ногами в тапочки и вышла из спальни.
Тогда я шёпотом, но с нажимом добавил:
– А конфеты ещё есть?
– Осталось четыре, – послышался из кухни её голос.
У меня учащённо забилось сердце.
– И их принеси, – попросил я, чуть шевеля губами.
– Хорошо.
Я с облегчением вздохнул и вытер рукавом выступившую на лбу испарину. От напряжения у меня слегка закружилась голова.
Вскоре вернулась Инна с жестянкой кока-колы и шоколадными конфетами. Я слопал все четыре конфеты, ничего не оставив жене. И вовсе не потому, что был жадиной и сладкоежкой; просто с некоторых пор Инна вбила себе в голову, что ей надо беречь свою фигуру, и воздерживалась от сладостей.
– Кстати, милочка, – произнёс я, отхлебнув из жестянки кока-колу. – Как ты догадалась, что я хочу конфет?
Инна удивлённо подняла брови:
– Ты же сам попросил.
„Ты не могла меня слышать,” – плотно сжав губы, подумал я. – „Потому что я говорил шёпотом.”5
На какое-то мгновение Инна опешила, а потом бросилась мне на шею.
– Телепатия! – радостно воскликнула она. – Ты телепат!
(Люди добрые! Моя жена просто чудо!).
– Ты тоже телепат, – сказал я. – Вспомни, как мы разговариваем в транспорте или под громкую музыку. Мы всегда слышим друг друга. Вот только до сих пор не обращали на это внимание. А ну, попробуй...
Следующие полчаса мы практиковались в мысленном общении – успехи оказались поразительными. Телепатия давалась Инне гораздо легче, чем мне; что, впрочем, не удивительно – ведь Леопольд «обучал» её своему искусству на два месяца дольше.
В конце концов мы оба устали и решили немного передохнуть. Я прилёг, положив голову на колени жены. Она лениво трепала мои волосы, а я изнывал от блаженства.
– Телепатия, это только цветочки, – пообещал я. – А ягодки ещё впереди. Не знаю, что это будут за ягодки, но они будут наверняка.
– Я всегда мечтала стать волшебницей, – рассеянно промолвила Инна. – Но думала, что волшебниками рождаются.
– Поэтами не рождаются, – возразил я, – поэтами стают.
– Однако рождаются с поэтическим даром.
– Значит, мы рождены с колдовским даром.
Несколько минут мы молчали.
– Владик, – отозвалась Инна, – Леопольд говорил, что у Мэтра был ученик.
Я поднялся и посмотрел на неё:
– Ну и что?
– Ученик колдуна – тоже колдун. Мы должны найти его.
– Зачем?
– Понимаешь... – Инна замялась, подбирая нужные слова. – Колдовство – это искусство. И ему учатся. Мы же только перенимаем у кота его магические способности, но не учимся пользоваться ими, потому что он сам этого не умеет. Мне страшно...
– И мне страшно, – подхватил я, поняв, к чему клонит жена. – Хотя ума и рассудительности нам не занимать, я всё же не рискну на все сто процентов поручиться за нас.
– А тем более, за кота. Мы не знаем точно, на что он способен; но, судя по троллейбусной эпопее, он способен на многое.
– Ещё бы! Он может такого натворить...
И тут, лёгок на помине, в спальню вбежал Леопольд. Он весь сиял от радости.
– Владислав! Твой тёзка заговорил. По-человечески.
(Объясню, что в выводке Леопольда и Лауры было три «девочки» и один «мальчик». Своего единственного сынишку наш кот назвал в мою честь.)
Мы с Инной переглянулись.
– И что он сказал?
– Назвал меня папой. Я вот наслушался болтовни полковника, потом пошёл к деткам и очень захотел, чтобы они заговорили. Влад откликнулся первым.
„Ну, вот!” – обречённо констатировал я и передал эту мысль Инне.
„Что же нам делать?” – спросила она.
„Немедленно искать ученика Мэтра.”
– Почему вы молчите? – с подозрением спросил Леопольд. – Вас не радуют мои успехи?
– Напротив, – сказал я, – очень радуют.
– Что-то не похоже, – заметил как всегда наблюдательный кот. – На вас лица нет. Это из-за полковника с майором? Так я им...
– Нет-нет, – торопливо перебила его Инна. – Гости тут ни при чём. Просто нам нужно поговорить с тобой об одном человеке.
– О ком?
– Об ученике твоего бывшего хозяина.
Леопольд съёжился и жалобно посмотрел на нас.
– А может, не надо? Ты же знаешь, Инна...
– Да, котик, знаю. Но ведь мы будем говорить не о Мэтре, а только о его ученике.
– О Ференце?
– Так его зовут?
– Да.
– Это венгерское имя, – заметил я.
– Он и есть мадьяр, – сказал кот.
– А какая у него фамилия? – спросила Инна.
– Не знаю. Мэтр называл его просто Ференцем.
– Что ты ещё о нём знаешь? Где он живёт? Кем и где работает?
Леопольд уселся на пол и энергично почесал задней лапой за ухом.
– Извини, Инна. Я больше ничего не знаю. Он просто приходил к Мэтру, они о чём-то разговаривали в кабинете, но я их не слышал. Наверное, он тоже учёный...
Вдруг Инна встрепенулась:
– А ну, котик, представь его чётче!
– Густые каштановые волосы с проседью, массивный подбородок, серые глаза... – начал описывать Леопольд.
„Владик,” – мысленно обратилась ко мне жена. – „Помоги.”
„А именно?”
„Я пытаюсь заглянуть в сознание Леопольда. Сейчас он представляет этого Ференца, и я пытаюсь перехватить его образ.”
„И тебе удаётся?”
„Частично. Но не хватает сил... Точнее, ментальной энергии6. Давай объединим наши усилия.”
„С удовольствием. Но как?”
„Элементарно.” – (Мысленная «картинка»: два сердца сливаются воедино.)
Как и подавляющее большинство мужчин, я интерпретировал это самым радикальным образом и, вместе со своей интерпретацией, отослал Инне целый ряд удивлённых вопросительных знаков.
Ответ не заставил себя ждать:
„Сексуальный маньяк! Если не можешь обойтись без физического контакта, поцелуй меня.”
„Хорошо, уговорила.”
Наш диалог длился лишь несколько секунд – в этом и заключается одно из преимуществ мысленного общения. Леопольд ничего не заподозрил и послушно продолжал перечислять приметы ученика Мэтра:
– ...густые брови, высокий лоб, нос с горбинкой, заострённый профиль... Ага! Ни усов, ни бороды у него нет, лицо всегда гладко выбрито, с высокими скулами. И вообще, он похож на мадьяра...
Инна сидела с закрытыми глазами. Сосредоточенное выражение её лица свидетельствовало о предельном напряжении. Я обнял её за талию и прижался губами к её губам.
„Ну, наконец-то!..”
Мы и раньше были телепатами, правда, скрытыми – поэтому не отдавали себе отчёт, что в минуты любви наша близость была не только телесной и духовной, но также и ментальной. На короткое время мы становились как бы одним существом из двух личностей, и в такие мгновения все наши мысли, переживания и ощущения были нашим общим приобретением. Нам это казалось естественным. Это и впрямь было естественным – для нас.
Как только наши разумы соприкоснулись, я уже не нуждался ни в каких подсказках со стороны Инны; я сам знал, что делать. Это оказалось проще простого – подпитывать её своей внутренней энергией, чтобы она могла заглянуть в мысли Леопольда.
Наконец ей это удалось...
Однако, вместо ожидаемого образа ученика Мэтра, в сознании кота мы увидели пустоту – безграничную, беспредельную, пугающую. Мы отпрянули, попытались вернуться назад, но какая-то неведомая сила перекрыла нам путь к отступлению и толкнула нас вперёд, в пустоту. В ту же секунду окружающий мир померк в наших глазах, и мы потеряли ощущение пространства и времени.
Мы словно провалились в бездну и с головокружительной скоростью полетели вниз —
сквозь сплошной мрак
(который резал в глаза)
и мёртвую тишину
(которая звенела в ушах).
Всё наше естество пронизывал ледяной холод небытия. Ни двинуться, ни откликнуться – вслух или мысленно – мы не могли и с умопомрачительной скоростью неслись в Неизвестность.
К счастью, вскоре мы лишились чувств...
Глава 2
КЭР-МАГНИ
1Когда я очнулся и открыл глаза, то в первый момент с удивлением подумал, что у кого-то хватило ума покрасить потолок в красный цвет. А если не ума, то дури уж точно.
Но затем я понял, что ошибся – надо мной был не потолок, а что-то вроде навеса, обтянутого красным шёлком. Я находился в просторной комнате, обставленной с большим вкусом и на старинный манер. Вне всяких сомнений, это была спальня. Я лежал навзничь на широкой кровати поверх мехового покрывала, моя голова покоилась на мягкой, набитой пухом подушке. А тот навес, который я сначала принял за потолок, оказался ни чем иным, как балдахином. Настоящим балдахином, чёрт побери!
На мне была чистая белая рубашка из какой-то похожей на батист ткани, короткие белые штаны, вернее, подштанники, а также длинные, почти до колен, красные носки. Мой наряд ни в коем случае не был предназначен для сна; мне явно не хватало фантазии, чтобы назвать то, во что я был одет, ночной пижамой.
То же самое можно было с уверенностью сказать и об Инне, которая лежала рядом со мной, только на другой подушке. Отороченная тонкими кружевами рубашка без рукавов, доходившая ей до колен, а выше талии плотно облегавшая её стан, была скорее нижней, чем ночной. Эту догадку подтверждали и чулки на её ногах – вряд ли здесь (хоть где бы мы сейчас ни находились) принято спать в чулках...
Я размышлял медленно, но в правильном направлении. Из отдельных частей мозаики в моей голове постепенно складывалась целостная картина.
Спальня. Кровать с балдахином. Ковры – явно старинные, но новенькие на вид. Окна – не прямоугольные, а закруглённые сверху, со ставнями. Тяжёлые шитые золотом шторы. Сводчатый потолок. Камин с чугунной решёткой, а над ним – чучело оленьей головы с ветвистыми рогами. На одном из рогов одиноко висел мужской халат тёмно-красного цвета. По моему представлению, именно в таких халатах английские аристократы времён Чарльза Диккенса сидели вечерами в удобных мягких креслах перед горящим камином и чинно дымили трубками. Между кроватью и широкой двустворчатой дверью стоял небольшой стол на причудливо изогнутых ножках, а справа и слева от него – два стула с мягкими спинками и сиденьями; на алом бархате спинок были вышиты золотом три небольшие короны.