Биография в нескольких словах

Часть

 I

Из детства тянулось это ощущение – робость перед первым снегом. Вьюжило обычно ночью, у самого рассвета; и утром, выбежав на подъездное крыльцо (хотя из квартиры, из окна уже видел, что был снег, и деревья/кусты/пожарная каланча в снегу), обнаружить у ног рыхлую белую парусину, задохнуться от восторга и замереть в нерешительности. Требуется усилие, чтобы сделать шаг, ибо всякое прикосновение нарушит гармонию. Хотя о гармонии Лука Олегович не думал в то время, слово сформировалось в зрелости, после раздумий. Подростком Кашка (так звали Луку) боялся "сломать" снег, притом в прямом смысле слова – презирал собственные сырые отпечатки, огорчался, когда мальчишки стряхивали с веток метели.

"Время теряю", – напомнил самому себе. Надел перчатки, ступил на снежок, превозмогая волнение.

Должно признать, это "белое обстоятельство" было помехой и даже создавало дополнительные препятствия, однако "чем безнадежнее битва, тем слаще победа", – так размышлял Лука Олегович Шнайдер.

На детской площадке – её требовалось пересечь на пути к парковке – на скамеечке присутствовал сосед по подъезду. Фамилию он носил… Басаргин, да, кажется, Басаргин… или сходное по звучанию неприятное буквосочетание.

Сосед поздоровался: – Здравствуйте, Олег Лукич.

Лука Олегович внятно кивнул, и собирался пройти мимо, подсознательно разумея, что имя и отчество переставлены неспроста.

– Я задержу минуту вашего внимания, – проговорил Басаргин.

– Слушаю.

Последовал беспардонный вопрос: – Где вы работаете, Олег Лукич?

Вспыхнуло волнение, и даже восклицание: "Какое он имеет право?", однако свободы нервам Шнайдер не позволил. "Разведчик горит на мелочах", – истина известная, банальная, в сущности. Шнайдер разведчиком не являлся, но и его профессия требовала значительного хладнокровия.

– Вы ошиблись, меня зовут Лука Олегович, – поправил. – А работаю я фотографом. Всего-навсего. – Развёл руками, словно бы демонстрируя незатейливость своего ремесла. – Свадебным фотографом, если говорить точнее.

Басаргин распахнул рот для следующего вопроса, Лука Олегович его опередил:

– Если позволите, я пойду. – Постучал пальцем по циферблату. – Фотографу не прощают опозданий.

Уже в машине, прогревая двигатель, Шнайдер почувствовал неловкость: "Почему, фотограф? Что за нелепая прихоть? Назвался бы, я не знаю… аудитором. Звучит солиднее и одному богу известно, что скрывается за этой аморфной формулировкой".

Фотограф профессия… двусмысленная. С одной стороны из глубин прошлого двадцатого века тянутся коннотации яркие, богатые: в ателье ходили семьями, дамы наряжались, устраивали на голове "кульбиты", мужчины причёсывались, чадам покупали костюмчики и мучали лакированной обувью. Аура вечности (торжественной, молчаливой) витала над серебром фотобумаги… а как помпезно она горела – желатиновый слой пузырился и чернел, роднив процесс с кремацией трупа. Ныне в профессии появилось нечто мелкое. Суетливое. Угодливое, если хотите.

– Щелкуны, – проговорил вслух, включил передачу и закончил мысль: – Фотохудожник – это звучит гордо, иной коленкор… во всяком случае, оправданье кофру и саквояжу найдено, в них штатив и фотоаппарат со сменными объективами.

Охранник поднял шлагбаум, Шнайдер кивнул и подумал, что фотоаппарат – какой-никакой – придётся купить: диавол кроется в мелочах.

Дорога до загородного посёлка заняла пятьдесят минут. Ещё семь минут было потрачено впустую из-за камеры видеонаблюдения (она располагалась над перекрёстком). Частных охранных систем Шнайдер не опасался: запись в таких системах велась по кругу, и круг имел ничтожный "радиус" – максимум неделю, после чего, видео переписывалось. Дорожные камеры представляли угрозу из-за непредсказуемости их владельцев: кто и когда посмотрит запись? при каких обстоятельствах?

Шнайдер остановился у супермаркета. Вошел, купил презервативы и шоколадку. Поздоровался с кассиршей, улыбнулся, отпустил комплимент и… подарил шоколадку, дабы женщина однозначно запомнила покупателя. Теперь, в случае… провала (называть неудачу высокопарным "провалом" было глупо – уголовщина чистой воды, хотя и высочайшего качества) дама припомнит Шнайдера и покажет, что он был в магазине.

Через десять минут, Лука Олегович оказался на исходной позиции, около дома. С неба опять сеял снежок, воздух сделался чист, наивен и хрупок, как юная девушка. "Печку" включил сильнее, повертел в руках коробочку с презервативами, машинально промелькнул заголовок: Со вкусом экзотических фруктов. "Поди ж ты! – подумал с изумлением. – Выбросить сразу? или переждать?" Естественно, переждать, вне сомнений, по окончанию. Нервы Луки Олеговича… Шнайдер "заглянул" вглубь себя и с удивлением (ожидаемым) обнаружил, что почти не волнуется. Что-то исчезло из "процедуры", а что-то появилось. Исчезло нервозное вдохновение молодого художника – трепет душевных струн, дрожащие пальцы, ощущение полёта по удачному окончанию, вопли наедине с собой о гениальности… Вместо них появилась уверенность матёрого ремесленника, туповатая, обаче надёжная. И фраза Мерзляева из кинофильма о гусарах не казалась вполне бестолковой: "Не надо, как лучше. Надо, как положено!"

"И восклицательный знак удалить. К чему бесполезные флюктуации?"

Должно отметить, что за последние годы многое изменилось технически: замки стали совершеннее, появились камеры наблюдения, сигнализации и охранные системы поумнели. "Техника эволюционирует, – рассудил, – человек остаётся человеком. Так и должно быть, в сущности… так, пускай и будет. Во веки веков: пусть всегда будет солнце, пусть всегда буду я".

Сегодня была пятница, притом последняя в месяце. Из этого рядового обстоятельства вытекало несколько других многозначительных деталей, дабы отыскать которые Шнайдер потратил месяцы времени, клубок нервов и некоторое количество денежных средств.

…сегодня пятница, притом последняя в месяце. Это означало, что Антон Семёнович Глов (хозяин дома) провёл вчера вечер (и всю вторую половину дня) в закрытом клубе. Тратил время энергично и с энтузиазмом, и хотя невозможно было доподлинно заявить, чем именно он занимался, домой Антон Семёнович возвращался на такси (а), заполночь (б), в основательно приподнятом настроении (в). Утром в пятницу (что наиболее важно) он просыпался около десяти часов, с обширной головной болью. Принимал аспирина (спальня располагалась на втором этаже, и Шнайдер видел воочию) две таблетки, долго рассматривал в зеркало собственное отражение. Найдя физиономию отвратительной, звонил в офис и предупреждал, что не явится на работу. Затем Глов курил, что случалось с ним также не чаще одного раза в месяц. Завтракал, писал жене сообщение, провожал в университет дочь… словом совершал милые добрые деяния любящего отца и правильного мужа. Горничную отпускала ранним утром супруга, ещё до пробуждения мужа – женщина хорошо изучила повадки своей половины.

Около часа пополудни – Шнайдер посмотрел на часы, оставалось четырнадцать минут, "как у космонавтов", – отметил, – Глов отправлялся в магазин за продуктами. Отчасти чтобы проветрится, отчасти чтобы принести хоть какую-то пользу и не растратить день унизительно впустую. В решающей степени (об этом Шнайдер не догадывался), поскольку испытывал необоримый стыд и угрызения совести. Не потому, что накануне совершал что-то постыдное, но потому, что МОГ это совершить.

"В какой-то момент грань будет пройдена, – размышлял Глов сквозь головную боль, – и я… мне хочется стать лучше, но делаюсь я только хуже… и хуже… и хуже… с каждым разом… хоть бы уже сдохнуть. Зачем я хожу в этот клуб? Кто мне все эти люди… эти свиные рыла, лишенные малейшего обаяния…"

Пройтись, рассеяться, побыть среди людей (обязательно незнакомых, простых, равнодушных и даже холодных) бывало в такие утрА спасением.

Четырнадцать минут…

/Глов начал одеваться – это было видно сквозь занавесь.

…четырнадцать минут Шнайдер потратил на размышления, своего рода эмоциональный настрой.

"Кто я? Вор? Мошенник? Форточник?– отправная точка оставалась неизменной. – Отнюдь. Не в этом дело, я – одиночка".

"Нет более глубокого одиночества, чем у самурая… кроме, может быть, одиночества тигра в джунглях. На моей стороне только ум. – Шнайдер попытался расставить навыки по значимости. – Хладнокровие. Талант. Выдержка. Если вдуматься, не я охотник, а он – Глов. На его стороне необоримое большинство: сигнализация, полиция, уголовный кодекс, прокуроры… даже оружие в прямом смысле этого слова – он может застрелить меня и окажется прав – защищал своё имущество. На моей стороне, только инстинкты и умения… плюс вера в себя, в свою правоту. Что ежели я опустошу на малую толику капиталы этого толстосума? капиталы явно излишние, избыточные… сделаю ли я несчастным сироту? или Глов станет несчастнее? старик умрёт в подворотне от голода?"

Поморщился. Тропинка мыслей кивнула в сторону робингудовщины, а этого Лука Олегович не одобрял. К счастью, Глов вышел чуть раньше обыкновения, настало время действовать.

Шнайдер натянул на ноги бахилы и скрестил пальцы: успех предприятия зависел только от одной копеечной детали. Глов тратил на прогулку сорок две – сорок девять минут. Интервал незначительный, но… каждая женщина, покидая дом, обязательно поступит по инструкции и включит сигнализацию. Мужчина (мужик, самец) сочтёт суету излишней – что может случиться за столь ничтожное время? – и не станет беспокоить пульт охраны.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.