Отец, или Цена родительской любви

– Да-а-а? – иронически растянул удивление Пётр Иванович. – Люблю когда меня хвалят! Особенно за проницательность…

– Да, именно за неё, Пётр Иванович, за неё, проклятую, откуда она только у вас взялась… Вам бы, Пётр Иванович, не философствовать, а преступления раскрывать! Ну просто Шерлок Холмс!

– Да-а-а, Серёга может отдыхать…

– Какой Серёга?.. – насторожилась Настя.

– Не важно, – хладнокровно отозвался Пётр Иванович, – ты не отвлекайся, давай, хвали. Обещала же… Меня ещё никогда не хвалили перед смертью…

– А что, и похвалю. Заслужили… Да, вы были правы, Пётр Иванович, я действительно не способна забеременеть… В давней уже молодости была брошена беременной красивым обаятельным мальчиком, обещавшим жениться. Пришлось делать аборт… А потом узнала, что из-за этого стала бесплодной… Вот такая история… А ещё хочу вам, Пётр Иванович, перед смертью, в качестве мелкой мести за то что вы так ловко меня разоблачили, слегка испортить настроение…

– Да-а-а, – ехидно взмахнул рукой Пётр Иванович, – перед смертью настроение можно испортить только слегка…

– Ну это мы сейчас посмотрим, насколько сильно вы расстроитесь, Пётр Иванович, когда я вам сообщу, что накануне мы с Игорем буквально в деталях обсуждали способы вашего убийства после того, как вы напишете завещание… Ну как, огорчение лёгкое? Или не очень?..

– Хм… – усмехнулся только полными грусти глазами Пётр Иванович, – тоже мне, новость… И это я понял давно… – серьёзно посмотрел на неё. – Но сейчас меня занимает другое… У меня такое впечатление, Настя, что не мы с Игорем нынче покинем этот мир, а ты…

– Это почему же? – она огляделась в тревоге по сторонам и, не обнаружив никакой опасности для себя, успокоилась. – Ну нет, вряд ли вам кто поможет! А я в другой мир пока не собираюсь…

– Да никто туда не собирается… Но ты хочешь выговориться… Как перед смертью… Дурной признак…

Настя тут же стала целиться в сторону Петра Ивановича и Игоря:

– Так, ну всё, хлопцы, некогда мне тут с вами рассусоливать. Доверенности на две квартиры и на акции у меня, теперь можно и к праотцам вас отправить…

Пётр Иванович быстро шепнул Игорю:

– Когда я сяду на пол, кидайся на неё…

– Что вы там шепчетесь?.. А-а-а, – у неё мелькнула какая-то догадка, – у вас, видимо, ещё и наличность имеется, Пётр Иванович! Не о ней ли беспокоитесь?.. А ну-ка, выкладывайте денежки! Ну, быстро!

Пётр Иванович вдруг взялся за сердце, болезненно застонал:

– Да какая наличность… Какие денежки… Плохо мне… Сыну вот сказал, что сердце… – стал медленно оседать на пол, протяжно простонал, – о-о-о-х…

Игорь, пользуясь секундным замешательством Насти, слегка приблизился к ней:

– Неужели в умирающего старика стрелять будешь?

– Буду! – решительно вскинула она опущенный уже было от неожиданного поведения Петра Ивановича пистолет. – Всё, прощайте, мужики, завозилась я что-то с вами тут…

Игорь внезапно сделал нырок снизу к ногам Насти, сбил её с ног, подхватил выпавший из её рук пистолет и тут же мгновенно, без секундной задержки выстрелил в неё. Настя упала как подкошенная и сразу же затихла на полу.

Пётр Иванович спокойно встал с пола, подошёл к Насте:

– Неужели убил?..

Игорь тоже встал, отряхнулся, уверенно и равнодушно ответил:

– Можешь не сомневаться… Многолетняя тренировка брака не допускает…

Пётр Иванович наклонился над Настей, пощупал её пульс на запястье, затем – на шее, с огорчённым выражением лица выпрямился:

– Сынок, ну как же так! Опять труп!.. Достаточно же было только сбить её с ног, и всё! Зачем было убивать?! Ну что же ты делаешь?.. Как же так можно?..

Игорь сел на стул у стола, откинулся на его высокую спинку, вытянул ноги и, закрыв глаза, равнодушно расслабился:

– Во-первых, повторяю, это результат многолетних тренировок… Я просто не могу промазать… А во-вторых, ты что же, предпочёл бы, чтобы вместо неё на полу сейчас валялись бы мы?..

Пётр Иванович тоже сел на соседний стул, положил локти на стол, охватил ладонями голову и начал устало качать вместе с руками головой:

– Боже мой… Боже мой… Ты как профессиональный убийца уже…

Игорь, продолжая полулежать на спинке стула с откинутой назад головой и вытянутыми ногами, равнодушно усмехнулся:

– Почему – как?.. Я и есть профессиональный убийца… Меня этому учили… Много лет…

Пётр Иванович распрямился, повернулся в сторону сына:

– Убивать невинных людей?..

Игорь, оставшись всё в той же расслабленной позе, иронично хмыкнул:

– Хм, это Настя-то невинная?..

– Думаю, да.

Игорь резко выпрямился, грубо выкрикнул:

– Да она же ухлопать нас с тобой хотела! К праотцам отправить! Ничего себе, невинная овечка! Я офицера убил в борьбе за выживание! А она?!..

– Она тоже…

– Что – тоже?

– Боролась за выживание.

Игорь встал, начал быстро ходить вокруг стола и сидящего за столом Петра Ивановича:

– Вот это да-а-а! Отец, ты же только что мне все нервы вынул своими претензиями ко мне: я и такой, я и сякой, я и жестокий, я и предатель, я и убийца! А она? А она, оказывается, жертва общества, с которым, как я тебя понял, она боролась за выживание?!.. Так, что ли?! А я, что же, не жертва?..

– Хм, странно, ты правильно всё говоришь… Именно так, сынок, именно так! Она слабая женщина, а слабая женщина, ты знаешь, страшнее термоядерной войны. Ведь так?

– Ну, допустим, так.

– Так и только так! Вот она и боролась с обществом именно как слабая женщина, и именно за выживание, но ты-то, с ним же – за личный комфорт!.. Понимаешь? Причём любой ценой, даже если тебе, молодому ещё сорока пятилетнему человеку только для того, чтобы не выйти из зоны всего-то в пятьдесят три года, надо убить отца двоих детей!.. Ты это можешь понять или нет?! Ты же зверем стал, сынок! Лютым и жестоким зверем!..

– Нет, я тебя не понимаю, отец! Не понимаю! – Игорь продолжал в раздражении накручивать неровную спираль вокруг стола. – В чём моя жестокость? Я действую сообразно обстановке! Мне угрожают – я защищаюсь! И всего-то!

– Сообразно, говоришь? Ты же мог просто скрутить Бублика. Сделать из него настоящий бублик! Но нет, ты бьёшь со всей силой и профессиональным мастерством, каковому тебя обучили в спецназе!.. Но тебя же учили убивать врагов твоей родины, а не её, пусть иногда и не лучших, граждан! Понимаешь? Врагов! Причём пришедших к нам с оружием в руках!

– Ну хорошо, а Настя? – остановился в недоумении Игорь. – Она же целилась в нас с тобой! И не из рогатки, между прочим!

– Да ты бы только чхнул – она тут же и уписалась бы! Она и стрелять-то, наверняка, не умела… Ох, сынок-сынок… Совсем жестоким ты стал… совсем жестоким… неисправимо жестоким…

Игорь сел на стул, опять откинулся на спинку, устало опустил голову на грудь, вяло переспросил:

– Ты думаешь, неисправимо?..

– Думаю… – тяжко вздохнул отец.

– Значит, меня, по-твоему, теперь уже ничто не исправит?..

– Думаю, ничто…

– Даже тюрьма?..

– Даже тюрьма, сынок… Сдаваться уже, кажется, бессмысленно…

– Вот так даже, да?.. – несмотря на заметно обозначившееся удивление, Игорь по-прежнему внешне казался совершенно равнодушным к предмету разговора.

– Да, так, сынок, именно так… К сожалению, так…

Игорь вдруг резко встал, вновь, но теперь уже медленно, пошёл всё по тому же кругу:

– А ты знаешь, отец, ты, кажется, опять прав! Ты всегда прав, отец!.. Это ну просто удивительно! У меня отец, который всегда прав!.. Остаётся только ещё немного удивиться, почему у такого правильного отца получился такой непутевый сын… И почему мой правильный отец не был столь же беспощаден ко мне, когда я сбил мальчика и трусливо сбежал!.. Ведь сколько бы мне дали тогда? А? Да практически нисколько! Мальчик-то быстро поправился! Ну прав лишили бы! Ну оштрафовали бы! Ну даже если бы и срок влепили, то, наверняка, условный!.. Короче, хоть как-то, хоть немного, но дали бы мне ещё тогда хорошо прокакаться! И я, глядишь, получил бы от жизни урок, по тем временам очень неприятный, но отсюда глядючи – ну совсем безобидный… Но мой любящий отец только пожурил меня и, надавив на мораль, не очень-то настойчиво посоветовал идти в больницу, к мальчику, но никак не в прокуратуру… И я быстро сообразил, у меня, оказывается, есть выбор: идти или не идти с покаянием к власти… Я, естественно, смалодушничал, и не пошёл… Затем я предаю своего боевого товарища, а мой замечательный отец пишет об этом не в мою часть, а пишет в генпрокуратуру с просьбой помочь моему сослуживцу. А ведь в части бы мне, знаешь, как прищемили бы причиндалы, а? О-о-о!.. Если бы не выгнали с позором в отставку, то их головомойку я помнил бы всю свою оставшуюся жизнь!.. И вот я крошу череп Бублику… Он почти при смерти… А что же мой правильный отец?.. А он на мои сомнения, угрызения совести и решение идти сдаваться отвечает: «Ну зачем же сдаваться, сынок? Зачем? Чтобы я много лет не видел тебя?»… И я задумался, серьёзно задумался: мой отец готов скрыть любое моё преступление! – резко, по слогам повторил. – Лю-ю-бо-о-е!.. И ты думаешь, я не обмозговывал это обстоятельство как решающее, когда размышлял – бежать или не бежать из зоны?!.. Ночами не спал, только об этом и думал! Отец ведь спрячет! Отец поможет! Я ни за что не бежал бы, отец, если бы хоть на йоту сомневался, что ты меня укроешь от погони! Ни за что!.. И отец двоих малолетних детишек был бы жив… А ведь я никогда не хотел никому зла, отец. Никогда! Ты это знаешь… И совесть грызла меня не раз за мои ошибки. Но как-то так всё время получалось, что никто более за эти самые ошибки, порою довольно серьёзные, кроме моей собственной совести, меня не грыз… И я, как снежный ком, катился вниз своей души сначала потихоньку, незаметно, а когда заметил лавину, остановить её уже было невозможно, и каждый мой ход в этом направлении был цугцвангом, то есть вёл только к худшему… А ты, отец, по-настоящему предъявил мне претензии, все сразу, скопом, как говорится, всё в одном, только тогда, когда я убил человека… И даже не заметил, ты-то тоже, как и я, был в тисках цугцванга, только я ошибок, а ты – отцовской любви, когда каждый раз заботливо подстилал мягкий коврик под в очередной раз упавшую в пропасть бессовестности мою душу… Вот так, мой дорогой любящий заботливый отец… Так что не надо читать мне теперь мораль. Поздно уже… Теперь, как ты только что справедливо заметил, меня не исправит даже тюрьма, и сдаваться уже бессмысленно…

Игорь остановился. Постоял несколько секунд неподвижно, о чем-то, опустив голову в пол, сосредоточенно подумал, медленно достал из-за пояса пистолет.

– Убьёшь меня, сынок?.. – спокойно спросил Пётр Иванович. – Ну что ж, наверное, это будет правильно…

Игорь посмотрел на Петра Ивановича грустными глазами, вздохнул, медленно и с паузами проговорил:

– Ох отец-отец… Ничего-то ты не понял… Ничего… Ну да ладно… Что ж теперь… Ты прости меня, отец… За всё прости… Я любил тебя… И ты любил меня, я знаю… Но любовь твоя, отец, была странная… Может, теперь я и расплачиваюсь за эту странную отцовскую любовь?.. Не знаю… Не знаю… Но ты ни в чём не виноват, отец. Не кори себя. Наверное, все отцы так любят, нерасчётливо и безрассудно… А затем оплакивают жестокие ошибки своих детей, не понимая, как они могли их совершить… Прости меня, отец… И прощай… Помни обо мне…

Он решительно и быстро приставил пистолет к своему виску, выстрелил и упал рядом с телом Насти.

Пётр Иванович тут же вскочил, подбежал к лежащему на полу телу сына, закричал, плача навзрыд:

– Сынок! Сынок! Сыночек мой!.. – сел на колени перед Игорем, положил его голову на свои колени, стал гладить его волосы, прижимать его голову к груди и, рыдая, качаться вместе с головой Игоря. – Сыночек!.. Ну что же ты всё время спешишь, сынок?!.. Зачем спешишь?!.. Какой нетерпеливый!.. Я же завтра куплю тебе компьютер! Да! Завтра! Хороший компьютер! Самый лучший компьютер!.. И беговую дорожку! Да!.. Бегай себе, сынок, сколько хочешь, бегай!.. И внука ты мне родишь с Настей! Да!.. Вот мы сейчас с тобой её разбудим… – повернул голову в сторону Насти, внимательно посмотрел на неё. – Она вот тут… рядом… заснула, наверное… Устала, бедняжка… Ну конечно, всю ночь пелёнки стирала… внука моего… Давай, сынок, разбудим её чуть попозже, да? Пусть поспит… А внук-то у меня какой, а? Ну все пелёнки описал… Ты такой же был, сынок… В тебя пошёл внучек… – приложил руку к сердцу, протяжно, медленно и с паузами застонал, – о-о-о-х… что же так больно?.. почему так… больно?.. – медленно осел вниз, лёг на пол, опустил голову на бедро Насти, одна рука осталась, зажатая, под головой Игоря, другая вяло упала на пол, тихо и прерывисто, медленно затихая, простонал. – Сы… но-о-к…