Пристань надежды

– Ну, вот и поговорили, – сказал Юрий. – Фотографии настоящие, я знаю, чьих рук это дело, но это ничего уже не меняет.

– Я сказал то, что ты хотел услышать, и в чем боишься признаться даже сам себе. Слишком давно я тебя знаю, чтобы ошибиться. У тебя теперь одной проблемой станет больше. Твоя Лиза либо пойдет по пути Нади, либо по пути своего папы, что гораздо хуже.

– Ты, осторожней на поворотах. Лиза ребенок.

– Этому ребенку 17 лет и она соображает не хуже нашего, только примера для подражания приличного нет. Ты знаешь, как она себя поведет, если поссориться со своим Романом? Молчишь? Вот и я не знаю, а Надя знала бы.

– Лиза звонит. Спрашивает, когда появишься дома? Поговоришь или поедешь? – спросила жена Стаса, держа в руках трубку телефона.

– Поеду домой. Мы собирались в больницу.

В то время, когда Юрий уехал к Стасу, Никитична приехала в больницу, купив для Нади фрукты и сок. Надя, узнав, кто приехал, позволила ей войти. Никитична привезла ей ее сумку и пакет с передачей.

– Ты не переживай, я пришла сама от себя. Я сказала, что ухожу от них. Вечером заберу свои вещи, поживу, пока найду работу, у Владимира Петровича.

– Вам нельзя уходить. Если Владимир Петрович узнает, что вы ушли от сына и внучки, вряд ли он будет Вам рад. Какие бы они не были, они его семья. А рассказывать ему всю правду нельзя, у него же сердце больное. Может, проснется совесть, и они попросят Вас остаться. Вы знаете их как никто другой. От добра добро не ищут. Кто знает, как будет в другом месте?

– Ты считаешь это можно простить? – спросила Никитична.

– Предали меня. Предали люди, которых я любила, которым доверяла, как себе. Вам просто жаль меня, обидно за меня и стыдно за них. Но ведь они другими и не были раньше, разве вы забыли? Возможно, что– то хорошее все же прижилось. Попросят – оставайтесь в доме, а если все же надумаете уходить, найдите сразу куда. Спасибо за вещи, сумку поставьте в шкаф, чтобы не ругали. Вы не переживайте, я справлюсь, время лечит, – сказала Надя и на глазах ее выступили слезы. – Фотографии – это не самое страшное, гораздо обиднее равнодушие и упреки, которых я не заслужила. Я выходила замуж, зная о его прежних похождениях, но очень надеялась, что моя любовь сделает его другим. Она и сделала, но ненадолго. Мне так хотелось сообщить ему о ребенке, но ему уже было не до меня. Ну, а дальше Вы все знаете, и хватит об этом. Прошлое не вернуть и ничего уже изменить нельзя. Простите меня, Вы идите, я хочу побыть одна.

Никитична вышла, тихонько прикрыв дверь, в глазах ее стояли слезы.

Часа через два в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. Это были бывший муж и бывшая подруга. Они стояли у двери и молчали. Надя лежала бледная, с красными от слез глазами. Она смотрела, как будто сквозь них, не встречаясь с ними взглядом.

– Зачем вы пришли? – спросила она совсем тихо. – Что вам двоим от меня нужно? Пришли посочувствовать, успокоить, а может продолжить обвинять? Вы опоздали, больнее, мне уже не будет. « Предательство – это как поломанные руки, простить можно, обнять не получится», – говорил Толстой. Вы мне не руки сломали, вы меня растоптали, душу вынули, мне жить не хочется. Я очень жалею о том, что не ушла, молча, не пытаясь с вами поговорить. Возможно, тогда не случилось непоправимого. Что я вам сделала плохого? – задала она вопрос, приподнимая голову с подушки. Голос от легкого озноба начинал дрожать. – Может, я была плохой мачехой, постоянно воспитывающей тебя, Лиза? Не устраивала тебя как подруга? Может, я была неверной, скандальной женой, постоянно требующей у тебя подарки? Что я сделала не так? – Она говорила без остановки, не давая возможности пришедшим вставить слово. – Я любила вас, не смотря на все ваши недостатки и капризы, а теперь я просто хочу забыть вас навсегда, и не вспоминать, как страшный сон, – говорила она, переходя на крик. – Убирайтесь, убирайтесь оба из моей жизни. Я вас ненавижу!

Прибежавшая на крики доктор, выпроводила посетителей из палаты.

– Надя, сделать укол? Успокойся, они ушли. Будешь так реагировать, заставят прибегнуть к услугам психолога. Это кто были?

– Бывший муж и его дочь, – тихо ответила Надя, тяжело, дыша.

– Она виновница всех бед? – спросила доктор. – В ее возрасте трудно принять молодую мачеху. Здесь и ревность, и недоверие и отсутствие здравого смысла в силу возраста. Подростковый возраст самый опасный.

– Нет. Мы с ней даже дружили четыре года до сегодняшнего дня. Просто она не раздумывая, заступилась за своего отца и дружба закончилась.

– Может, хочешь поговорить об этом? Я приглашу молодого доктора, он твой ровесник, земляк. Ты выговоришься, и тебе станет легче.

– Как фамилия доктора?

– Ромашин Роман Алексеевич.

– Он психолог? Наш Ромка хотел стать женским доктором.

– Наш Ромка гинеколог. Так я зову? – спросила доктор, улыбаясь.

– Зовите, ему я расскажу все, а психолога не надо, я в своем уме и при памяти. С нашим Ромкой мы дружили со школы, потом как-то потерялись.

Они встретились, как старые друзья, не видевшиеся много лет. Обнявшись с Романом, Надя еще всплакнула, но потом успокоилась. Начались воспоминания, которые перешли на историю Надиной жизни, после их расставания и до сегодняшнего дня.

– Ромашка, у тебя все еще будет и муж, и дети, – говорил Роман, держа Надю за руку.

– Ромка, а я ведь тебя искала, письмо в общежитии оставляла для тебя? Что случилось? Куда ты пропал? Как твоя жизнь Ромашка?

– После первого семестра, в город приехал отец. Они разбежались с матерью, у которой несколько лет был любовник, а мы даже не догадывались. Он снял квартиру и мы стали жить вместе. Он работал, я учился. Все это продолжалось чуть больше года. Потом отец нашел себе женщину, и я вынужден был уйти из однокомнатной квартиры. Жилья нет, работы нет, пришлось выкручиваться. Устроился санитаром, снял комнату и окончил третий курс. Отец помогал, но не регулярно. Потом добился места в общежитии, но работу не бросил. В Солнечный ездил всего один раз, после третьего курса. Заходил к вам домой, но там уже жили другие люди. Кто говорил, что ты в городе, кто, что уехала с братом, продав квартиру. Посидел на пристани на нашем месте и вернулся последним теплоходом назад. Всякое было. Я даже в роли альфонса успел побывать, только надолго меня не хватило. После института здесь проходил интернатуру у Галины Ивановны. Очень грамотный специалист, многому меня научила и человек замечательный. Лет шесть назад разошлась с мужем. Он ей оставил дом, который строил по своему проекту, а сам женился на молоденькой блондинке, ушел в политику. Теперь и с деньгами, и с рогами. У Галины Ивановны есть дочь, тоже врач, только детский. Я познакомился с ней случайно. Вначале дружили, потом стали жить вместе, а потом и поженились. Живем вчетвером, сыну скоро год, дом не маленький, места хватает. Это за городом, район Восточный. Отец жены подарил дочери машину после рождения внука. Вот мы с тещей и ездим на ней на работу. В доме из чужих людей, только приходящая кухарка. За няню Танюша, за горничную – Галина Ивановна, за уборщика и дворника – я. Твой доктор – это моя теща. Одним словом династия. Ты не устала?

– Я очень рада, что мы встретились. Спасибо, что выслушал, мне действительно стало легче.

– Постарайся забыть все, что произошло. Это трудно, но это лучше чем сойти с ума. Ничего хорошего, кроме психиатрической больницы это не принесет. Тебе оно надо?

– Сколько меня здесь продержат? Я хочу домой,

– Завтра посмотрят и скажут. Важно было остановить кровотечение. А куда домой? – поинтересовался Роман.

– Как куда? В Солнечный. У меня там квартира однокомнатная, останется найти работу. В нашей школе буду преподавать английский язык.

– Давай дождемся завтрашнего утра, а потом решим, как тебя доставить. Спокойной ночи, отдыхай, я утром зайду. Может, что нужно? Ты не стесняйся, говори.

– Спасибо, передавай и теще огромное спасибо. До завтра.

Надя спала очень беспокойно. Ее преследовал какой– то кошмар. Просыпаясь, она пыталась вспомнить, что ее так напугало, и не могла. Вновь засыпала, и снился новый кошмар. Проснувшись в очередной раз в холодном поту, она просто лежала, на часах было 5:30. В шесть, дверь приоткрылась, и на пороге появился Роман.

– Тебе чего не спится? Я сегодня дежурил в роддоме, решил, до сдачи смены, принести тебе, перекусить, как проснешься, а ты уже поднялась. Кофе хочешь?

– Хочу, – ответила Надя. – Сейчас чашку достану, – сказала она, увидав в его руках термос, и открыла тумбочку.

– А что у тебя есть к кофе? – спросил Роман, рассматривая содержимое тумбочки. – Это не годиться. Фрукты и сок осилишь потом. Ты вчера, чем питалась до того, как попасть сюда?

– Святым Духом, как говорила моя мама. Не ела я вчера, – ответила Надя.

– Тогда ешь сегодня, – сказал Роман, доставая из кармана халата плоский пищевой контейнер. – Не переживай, бутерброды сделаны десять минут назад, а до этого колбаса и сыр лежали в холодильнике.

– Спасибо. Кофе я выпью, а есть мне совсем не хочется. Дождусь завтрака. Что у вас здесь подают? – спросила Надя.

– А домой хочется? Тогда ешь и не спорь с доктором. Я что, зря старался? До завтрака еще три часа, проголодаешься.

– Хорошо доктор, только ради Ваших стараний и беспокойства.

Только когда Роман убедился, что Надя одолела бутерброды, он забрал термос и контейнер.

– Буду завтра с утра. Увидимся. Сегодня посмотрит тебя дежурный врач, а завтра – лечащий и решит, что с тобой делать. Особо отлеживаться не дадут. Пока.

Роман ушел, а Надя поднялась с кровати и почувствовала легкое головокружение. Посидев пару минут, она прошла к шкафу и достала из сумки легкий брючный костюм, который не требовал утюжки. Повесила его на плечики, а в пустой пакет положила свои вещи, в которых ее привезли сюда, и убрала в сумку. Пройдя водные процедуры и осмотр, она расправила аккуратно постель, надела чистую пижаму и легла на кровать. Приняв допинг в виде укола, готовила руку к капельнице. Лежа с закрытыми глазами, она прислушивалась к своим ощущениям. Чувство горькой обиды сменило легкое разочарование. Только потеря ребенка отзывалась болью в груди, все остальное ушло на второй план и о нем не хотелось ни думать, ни сожалеть. Видимо, она уснула, когда медсестра, снимая капельницу, спросила:

– К вам посетитель, фамилия Ильин. Пусть войдет или пусть уйдет?

– Пусть войдет, это мой работодатель, – сказала Надя.

– Здравствуйте Надежда Николаевна. Сразу хочу предупредить вас, что я к Вам с официальным визитом и ни слова не скажу о семье Смирнова.

– Договорились. Пусть так и будет. Что вы мне хотели сообщить?

– Расскажи сразу, как у тебя дела, справляешься? На работу собираешься выходить или бросаешь меня? – заговорил Ильин.

– Разве вы меня не уволите? – спросила Надя удивленно.

– С какой стати я должен тебя увольнять? Дружба дружбой, а табачок врозь. Сколько тебе нужно времени для восстановления? Только честно.

– У нас контракт, переговоры, что у нас в компании на данный момент? Я здорова и завтра меня уже выпишут, – спросила и сказала Надя одновременно.

– У нас временное затишье, – ответил, чуть смутившись, Ильин.

– Станислав Сергеевич, может нам пересмотреть условия договора? Я не буду мелькать у Вас перед глазами без дела. Появятся дела, буду приезжать. Если какой форс-мажор, я на месте, – сказала Надя, даже не подумав о таких вещах, как оплата труда.

– У тебя договор с компанией на пять лет. Будь добра исполнять. На следующий год видно будет. Ты где жить собираешься?

– Поеду домой в Солнечный. Автобусом в город добираться 40 минут, теплоходом час, я буду успевать.

– Надя, ты меня прости, но нельзя так себя недооценивать, так себя не любить. Давай с тобой займемся математикой. Сколько стоит час занятий с хорошим репетитором? Возьмем в среднем сто рублей. В году 364 дня, а в четырех – 1460 дней, опять же в среднем. Посчитаем часы занятий, взяв три часа в день, в среднем получаем 4500 часов и умножаем их на 100. Итого за четыре года ты заработала 450 тысяч рублей. Но это один предмет, а их было по моим сведениям не меньше трех. Еще раз умножать? Ты себе цены подруга не знаешь. Почему ты отказалась от машины и квартиры? Упаси, Бог, чтобы я тебя уговаривал, я просто хочу понять твою логику. Деньги ты не брала, девочка с твоей помощью сдала экзамены хорошо, возьми вместо денег квартиру. Она куплена до брака, значит, ее купили, чтобы у тебя было жилье, на случай ухода из дому. Возрази, если я не прав. А машина? Ты же ей так радовалась и получила ее в подарок тогда, когда была счастлива. К имуществу претензий нет, это я понимаю, развод, девичья фамилия и возврат кольца, тоже понимаю. Но зачем отдавать то, что принадлежит тебе? Это даже с твоей точки зрения неправильно. Ты можешь продать эти вещи, обменять, купить новые, но оставлять ты их не должна. Вот такое мое мнение. Я бы не допустил, чтобы кто-то другой пользовался моими вещами без моего разрешения, тем более подарками.

– Я прямо заслушалась Вашей речью, Станислав Сергеевич. Вы в моем присутствии так долго никогда не говорили. Чего вам далась эта квартира, машина?

– Того и далась. Будешь жить в квартире, может машина и не понадобится, а будешь жить в своем Солнечном, как раз машина и нужна. Ты о себе один раз подумай, как удобнее тебе, а не чужому дяде и сделай правильные выводы. Полюби себя. Совсем тебя заговорил и совсем забыл про передачу от Люды. Она все утро колдовала. Здесь все в пакете. Я сейчас пойду, а ты ешь и думай. Завтра у нас понедельник, жду тебя в среду на работе. Возьми у доктора справку, больничный лист, что там положено. До свидания. Думай! Не забывай – ты женщина. Даже, если ты любишь мужчину, себя ты должна любить больше.

Он ушел, а Надя думала над его словами. « Может, Стас прав? Подарки мне дарили от всего сердца и радовались им вместе со мной. Хорошо, что он оставляет меня на работе. Забери я машину, исчезнет проблема с транспортом. Я не буду зависеть от городского транспорта» – думала она. Прошел час, а Надя, поедая сырники со сметаной, принесенные Стасом, все решала, как ей поступить. Дверь в палату приоткрылась, и на пороге показались Валентина Никитична и Владимир Петрович.

– Проходите, присаживайтесь. Как здоровье Владимир Петрович?

– Все нормально, дочка. Ты когда домой планируешь? Что доктора говорят? – спросил он с интересом.

– Завтра после обхода получу на руки выписку и поеду. С утра Стас приходил. На работе я остаюсь, он меня не увольняет, в среду выхожу. К вам зайду обязательно, как только пойму, что аврала на работе нет. Договорились?

– А что у Вас Валентина Никитична? Что решили?

– После больницы поедем вместе домой. У Петровича там свои дела, а я возвращаюсь. Звонили оба вчера, извинялись, – ответила она.

– Вот и правильно. Я за вас рада и Владимира Петровича забирайте с собой на свежий воздух и переводите на домашнюю еду.

– Надя, Валентина мне сказала, что ты не взяла ни одной вещи, оставила свою машину. Это ты дочка, зря. Ты что же за четыре года ничего не заработала? С одной сумкой пришла, с одной ушла и ни гроша лишнего. Ты просила подарки? Тебе их дарили, ты их принимала, значит, они твои. Чужого не бери, но и своего не отдавай, – убеждал он Надю.

–Стас мне тоже об этом говорил. Математикой занялся, считая, сколько бы я заработала, занимаясь репетиторством четыре года по три часа в день. Цифра получилась внушительная, – грустно улыбаясь, сказала Надя.

– А я о чем тебе говорю. Не дают деньгами, бери товаром, – сказал Владимир Петрович. – Стас, думай иначе, не предложил бы подумать.

– Вы что, сговорились? Я уже час ломаю голову, как поступить, чтобы себя саму не перестать уважать.

– А ты об этом не думай. Ты делай так, как хорошо будет тебе. Ты ее можешь продать, обменять, купить вместо нее новую. Твоя вещь, что хочешь, то и делай.

– Мне эта нравится. Я к ней привыкла, и она меня понимает. Я даже с ней беседую иногда, – призналась Надя. – Хорошо, я согласна. Не будем больше об этом. Я хотела поговорить о Лизе. Скоро у нее вступительные экзамены. Вы, Владимир Петрович, позанимайтесь с ней русским языком. Просто подиктуйте ей тексты из книг, а она пусть пишет, потом по этому тексту и проверите. Правописание у нее хромает. Тему для сочинения, пусть берет свободную, с фантазией у нее все в порядке, пусть лишнего не пишет, а лучше проверяет орфографию.

– Ты зачем этот разговор завела? – недовольно спросила Никитична. – Она тебя послала подальше, а ты о ней печешься.

– Это же плоды моих трудов. Сдаст экзамены хорошо, и моя заслуга в том будет. Значит, сумела научить, понять. Будут вопросы у Вас ко мне, звоните.

Они пробыли у Нади еще полчаса, прежде чем распрощались. После их ухода, Надя съела два пирожных с соком, вспоминая беседу, когда почувствовала и поняла, что при упоминании Лизы, у нее внутри ничего не «екнуло», не возникло ни каких эмоций, ни горечи, ни обиды. « Она просто большой ребенок и любит своего отца. Девочке обидно, что он мог стать прежним, отсюда и недоверие ко мне. Они родные люди, об этом надо было подумать раньше» – думала Надя. За четыре года было много и хорошего, а год после свадьбы, она была просто счастлива, и об этом тоже не стоило забывать. Она уснула и видела сон. Ее родной Солнечный, ей 16 и рядом Роман. Они сидят на старом бревне и целуются. Поцелуй был жаркий и страстный, и он был не поцелуем юноши, а ее Юрия. Она чувствовала на своих губах губы, которые заставляли ее парить в воздухе, то падать в бездонную пропасть. Губы, которые предугадывали все ее желания. Она улыбалась во сне, а проснувшись, ей хотелось вернуться в этот сон.

В это же время в доме Смирнова отец разговаривал с сыном.

– Я в курсе того, что ты развелся с Надей. Очень надеялся на твою вторую попытку создать семью. Не скажу, что я расстроен, это слишком мягко сказано, я зол на тебя. И не потому, что вы расстались, а как расстались. Я никогда не лез к тебе с советами, тем более не учил, как жить. Ты не мальчик, ты – мужик, так и поступай как мужик. Сейчас едешь на сервис и делаешь осмотр Надиной машины, потом мойка, заправка. Возвращаешься домой, аккуратно пакуешь ее вещи. ВСЕ! Никитична поможет, я попрошу. Сумки, пакеты, коробки, все, что вам не принадлежит, укладываешь в багажник машины, документы в салон. Завтра, до девяти часов машина должна стоять у больницы. Ключи передашь для нее на пост. Завтра ее выписывают. Возьмет ключи и уедет сама, хорошо. Возьмет такси – вернешь машину в гараж. Ты все понял?

– Я тебе что, отец, мальчик? Она нас вчера выставила за дверь, устроив истерику, слова не дала сказать. Она сама все оставила, надумает, пусть забирает, оно мне не нужно.

– А чего ты ждал? Жарких объятий, благодарности? А ты их заслужил? Жена два месяца ходит беременная, а любимый муж об этом даже не догадывается. Ты не мог не заметить изменений в ее фигуре, в ее самочувствии, если бы находился рядом. Это невозможно не заметить. Но ты был занят своей персоной, что гораздо важнее. А что ты ей хотел сказать, если бы тебе дали слово? Прости, подлеца в предпоследний раз? Чего вы вообще туда, прости Господи, поперлись? Ты ей теперь никто, и звать тебя ни как, и твоя защитница больше ей не подруга. Кто вас там ждал? Кому вы с таким отношением нужны? Случись все это при нормальном расставании, вы могли бы ей стать поддержкой, а в настоящем, вы для нее, как красная тряпка для быка. Думать надо было, прежде чем появляться ей на глаза. Ты помнишь, как было тебе больно, когда умерла мать? А случись, не дай Бог, с Лизой что? Потерять ребенка в разы больнее. Тут в пору в петлю лезть, а не истерикой ограничиваться. Надя сильная девочка и умная. Она понимает, что ее состояние, не возьми она себя в руки, доведет ее до психбольницы. Мы с Никитичной заходили к ней сегодня, и Стас с утра заезжал. Радоваться ей, конечно, не чему, но соображает и общается она нормально. Даже попросила позаниматься с Лизой по русскому языку. Так ты сделаешь то, что я сказал или мне самому заняться? – спросил отец в конце разговора. – Вещи должны быть там, где их хозяин, и постарайся не попадаться ей пока на глаза.

– Занимайся русским языком, я сделаю, как ты сказал, – ответил Юрий, всем своим видом показывая, что разговор окончен, и вышел во двор. « Отец прав, прав во всем, но от понимания этого становится еще хуже» – думал Юрий, набирая телефон Стаса.

– Дедушка, вы с Надей говорили обо мне? – спросила Лиза.

– Она попросила, чтобы я тебе помог, подиктовал тексты, слова. Просила, чтобы на сочинение ты взяла свободную тему, сказала, что у тебя с фантазией все в порядке, она у тебя богатая.

– С фантазией у меня все нормально, с наличием мозгов проблемы. Чтобы сделать глупость они работают, а вот как ее исправить их не хватает, – сказала Лиза и заплакала. – Как же я ее обидела, защищая виноватого отца.

– Не раскисай, сейчас ей очень тяжело и все равно она о тебе помнит, беспокоится. Поступишь, будет повод порадовать ее, навестишь. Ну, а там как получится. Пойдем, до обеда проверю твою грамотность, устроим ликбез.

Внучка с дедом писали уже минут двадцать, когда к дому подъехала машина Стаса. Друзья о чем-то побеседовали и выехали со двора одновременно, причем Юрий сидел за рулем машины Нади.

Утро понедельника для Надежды началось с осмотра доктором, и доставкой конверта дежурной сестрой. В конверте лежал ключ от машины на брелке сигнализации и короткая записка: « Второй ключ и документы в бардачке, вещи в багажнике». «Ни здравствуй, ни прощай» – подумала Надя, освобождая тумбочку и собирая свои вещи. Ей оставалось дождаться выписки и больничного листа. С утра, до обхода к ней заходил Роман, и, выслушав все ее сомнения, принял сторону Стаса. Теперь принеся бумаги, которые она ждала, вышел ее проводить. Машина стояла почти у входа. Сняв машину с сигнализации, Надя открыла двери авто, положив сумку с вещами на заднее сидение. На месте водителя лежал красивый букет цветов. Она поднесла букет к лицу, вдыхая их аромат, и обнаружила в нем карточку. Букет она передала Роману со словами: – « Передай теще».

– Все будет хорошо Ромашка. Главное в это верить, – сказал Роман, принимая от нее букет и дружеский поцелуй. – Телефон ты знаешь, звони. Удачи тебе.

Надя открыла карточку. «ПРОСТИ» было выведено от руки. Она разорвала карточку и бросила обрывки в стоявшую урну. Села в машину, пристегнув ремень, и взяла курс в направлении города Солнечный. Она возвращалась домой. Все это наблюдал Юрий, сидевший неподалеку в служебной машине.

– Поехали на работу. Сколько Вашей дочери лет? – спросил он водителя, помня, что дочь у того старше его Лизы.

– Двадцать первый пошел. Если не разбегутся, через год свадьбу планируют, – ответил водитель. Их теперь трудно понять, а уж загадывать на будущее совсем не стоит. Настенька у нас выстраданный, долгожданный ребенок, мы ее сохраняли половину беременности, и в обиду теперь не дадим.

– А что бы Вы сделали, измени ваш зять дочери?

– Яйца бы отрезал, простите за прямоту, – ответил он. Сейчас в загс на веревке никто никого не тащит, с детьми и то оставляют, но уж коль женился по доброй воле, будь добр цени то, что выбрал.

– Значит, мне повезло, – сказал Смирнов. – Отца у Нади нет, а старшие братья далеко.

Только теперь водитель понял, что вынес шефу приговор, даже не подумав о его странном вопросе. До самого офиса они ехали, молча, и думали каждый о своем.

Оставив машину на стоянке возле дома, Наде дважды пришлось спускаться к машине, чтобы забрать из нее вещи. С собой она привезла одну сумку, две лежали в багажнике, вместе с коробками обуви, перевязанные скотчем. Не переодеваясь, она разобрала вещи, повесив их на плечики и положив на полки шкафа, соображая, что оставить для работы. Сумки сиротливо стояли на полу, ожидая своей очереди. Теперь весь ее гардероб был здесь. Отправив сумки на антресоль, а коробки на полку под одеждой, она обошла комнату и кухню, определяя, что ей потребуется еще для длительного проживания здесь. В кухне было все: столы, шкафы, плита, холодильник, а на окнах шторы. Душевая кабина и стиральная машина соседствовали с новым унитазом. Сама комната была метров 20. Здесь стоял по одну сторону широкий диван, напротив журнальный столик, в углу телевизор на тумбе, а напротив окна, вдоль стены плательный шкаф. На окнах висели светлые шторы. Теперь вместо деревянных рам стояли пластиковые окна. Строители заменили обои, побелив потолки, поставили новые красивые межкомнатные двери и покрасили полы. В прихожей был встроенный шкаф, который можно было использовать под верхнюю одежду и висело большое зеркало. Все в наличии и ничего лишнего. « К зиме нужно купить ковер на пол, ногам будет теплее» – подумала Надя, набирая домашний телефон Смирновых. Она доложила Никитичне, что машину она забрала вместе с вещами, не став выяснять, чья была идея, и кто пригнал машину. Взглянув на часы, взяла ключи и спустилась к машине. « Давай, подружка, в супермаркет. До среды два дня, мне надо что-то есть. Ты я, смотрю, заправлена полностью», – сказала Надя, садясь за руль.