Цивилизованное общество

А что тебе мешает позвонить ей и спросить? Ага, что, интересно, – говорила ли она сегодня со своей знакомой, или кто она там, обо мне? Конечно, я не об этом, и ты это и сам знаешь. Супер, у меня пошло раздвоение личности.

Я подошёл к той части дороги, где она уже вела к домам и фонарям, было почти десять часов вечера, но на улице ещё был народ, да и ничего удивительного, это ж город как-никак, в нём всегда кипит жизнь.

И всё же, может, стоит позвонить ей, хотя нет, уже десять, она, наверное, спит, лучше эсэмэс кинуть. Не, разбужу ещё, наверняка перепугается, подумает – что-то стряслось. Да и что я ей напишу? И с чего вообще я решил, что она ответит на эсэмэс или звонок?

Разве не я ей говорил, что продолжения общения не будет, потому что все повторится? Она захочет большего, выскочит из вагона и понесётся, а я, естественно, буду злиться на неё и давить ей пятки, вот она наконец меня и послушалась. Ни звука, ни слова, ничего от неё.

А я всё ждал, точнее ожидал, что вот она сорвется и напишет в соцсеть мне, а я такой буду делать вид, что не вижу, отвечать фразами, которые не дадут пищи для продолжения разговора, или вообще односложно. А она оказалась сильнее – или, может, я так сильно её обидел, что она не стала больше унижаться передо мной? А может, и так.

Не я ли хотел её подладить под себя, изменить, чтоб она была мне удобна, но зачем? Для чего? Для дружбы? А мне нужна её дружба? Для общения? А мне нужно её общение? А она мне вообще нужна? И тут я в самом деле впал в ступор. Такой простой вопрос: нужен человек или не нужен? Если нужен, берешь и борешься за него вместе с ним, не нужен – кидаешь и идешь дальше, но тут…

Я добрел до своего дома, поднявшись на этаж и открыв дверь ключом, зашёл в пустую квартиру, где было темно и неуютно, потому что, уходя, я открыл балкон в спальне и форточку на кухне. Я вообще-то любил прохладу и не мёрз, в отличие от неё…

Да, она.… И интересный поворот событий, никак не ожидал от себя такой подставы – чтоб она значила для меня так много. Хотя, с другой стороны, я не так уж плохо живу и без её общения, и без неё в целом, у меня есть знакомые на работе, я слушаю конференции, что проводятся у нас, даже сам иногда участвую в них, моя жизнь не так уж однообразна и скучна, как мне кажется, точнее как ей кажется. Она-то не знает, что у меня в голове, хотя и я не могу с точностью сказать, что у неё в голове. Да не суть важно.

Ну и кому что я тут решил доказать? Она-то меня всё равно не слышит. Вот, я опять сам себя увожу от решения. Может, уже стоит ответить на поставленный вопрос – нужна она тебе или нет? Я самодостаточный человек, и я не нуждаюсь почти ни в ком. Мне что одному, что с кем-то ещё – одинаково, главное, чтоб не мешал, а так…

Тем временем я разулся и снял толстовку, прошёл в ванную вымыть руки, и надо ещё сделать себе чего-нибудь поесть. Мне не нужна она, всё, и точка, мне никто не нужен, я уже это обсуждал и пришёл к выводам, так что не стоит сейчас об этом вновь думать. Притом она не соответствует моим стандартам.

«Да ты хоть слышишь, что ты говоришь?! – возмутился мой двойник внутри меня. – Не подходит стандартам?! Болван! Ты говорил, если человек по-настоящему тебя любит и других вариантов больше нет, ничего подходящего, то можно пробовать приблизить человека к себе.

А вот сейчас, на секундочку, это выглядит так, будто ты выбираешь на рынке или в магазине курицу: вот эта вот хорошая, но несвежая, а эта свежая, но мало мяса, одни кости. Только она или ещё кто-либо – не филе грудки в магазине, а живой человек, и это дар, что тебя любят.

Чего ты хотел от неё – чтоб она была спокойной, холодной, не подгоняла тебя и не выпрыгивала впереди паровоза? Чтоб успокоилась, была как та, что тебе была по сердцу, точнее по характеру, чтб не устраивала конфликтов и не дарила подарки, которые тебе не нужны, но которые ты до сих пор не выкинул, почему это, интересно, она бы ведь не узнала, так ведь, что ты с ними сделал?

Или, может, ты хотел, чтоб она не питала иллюзий, что ты можешь по-настоящему любить? А она ведь не слепая и далеко не так глупа, как кажется, она всё знает, знает, что она для тебя не совсем пустое место, твои знаки внимания, твоя забота о ней, да, ты пытаешься упорно это скрыть, точнее пытался, сейчас-то уже не нужно. Зачем ей шарф подарил? Потому что знал и помнил, что мёрзнет, что горло часто болит. Так что не ври себе, а то я-то тебе всё по полочкам разложу».

Я больно ударился большим пальцем о стул, что стоял около стола, и чуть не уронил сковородку на пол. Ругнувшись не самыми приличными словами, я согласился со своим вторым «я», что да, без неё неплохо, но её присутствие и её внимание мне всё же нужно. Не знаю почему, но именно её глаза заставляют меня отводить от её лица свои глаза, я вообще не люблю смотреть на говорящего или когда я говорю, в лицо, в глаза, это меня отвлекает.

Почему-то всегда, когда мы договаривались погулять или сходить в кино, я пшикался тем одеколоном, что ей так нравился. И ещё я помнил, что из всех моих многочисленных знакомых, среди которых я, увы, не могу назвать хоть одного друга или подругу, она одна любит карамельное мороженое и вообще карамель в целом.

Хотя всё же пару человек друзьями я могу назвать, хоть и не совсем уверен, что дружба может сохраниться в дальнейшем. Вообще дружба такая вещь – то она есть, то её нет, как и люди, одни приходят, другие уходят.

Фишка лишь в том, что одни уходят, и ты не замечаешь этого, они уходят незаметно и безболезненно из твоей жизни, а других не хочешь отпускать ты, третье уходят яростно, в общем, эффектно, а четвёртые уходят тихо или громко, неважно, медленно или быстро, но ты о них всё равно помнишь и почему-то ещё и тоскуешь, и хочешь, чтоб они вернулись. Но твоя гордость или твои мысли не позволяют тебе написать первым, позвонить, просто приехать. Ты будешь убеждать себя, что тебе это не нужно, он тебе, этот человек, не нужен, тебе хорошо и без него… Без неё.

И так ты убеждаешь себя в этом постепенно и забиваешь глупую мысль, червячком сидящую в задней части подсознания, умышленно думаешь о чём-то ещё, потом это становится привычкой. И —о чудо! – ты победил себя, но в то же время и проиграл. Вот так же и с ней. Точнее, с мыслями о ней: я умышленно гнал их от себя, но вот настал тот день, когда они выползли на поверхность и теперь проедают мне мозги.

Поев и помыв посуду, я быстренько принял душ и отправился в кровать, но, конечно, сон ко мне не шёл, я же всё ещё думал. И я решил, что поеду к ней завтра. Никакие разговоры по телефону, по эсэмэс или даже в соцсетях не заменят настоящего человеческого общения. Притом, что ж скрывать, я хотел её увидеть, и я соскучился по её красивым, чистым глазам, таким же карамельным, какое она любит мороженое. Приняв это решение, я заснул, и снилось мне чёрт знает что.

Глава 2

Проснувшись в десять часов утра, я понял, что не поеду к ней. Вернулась моя рациональность, и дело было вовсе не в погоде – 17 марта было серым, с мокрым снегом, переходящим в мелкий дождь, порывами северного ветра и лужами под ногами, – а в том, что я… струсил. Нет, даже не так: я не хотел признаться себе в том, что она мне нужна, что мне нужна эта девушка, хотя, может, она уже женщина… Кто знает, есть у неё кто или нет.

Такие девушки, как она… О, неверно, такая, как она, вряд ли ещё найдётся, и не в плане красоты, а в плане мышления, принципов, поступков, она индивидуальность, и я это признаю.

Разве будет какая другая девушка, будь она на её месте, пытаться столько раз подряд дарить мне подарки, когда ей говорят, что они не нужны мне, что чужды чужие вещи в доме, а она всё равно дарит и ещё так очаровательно смотрит на тебя или обижается, что ты их не берёшь, что нет слов, одни эмоции, и столь разнообразные, что волей-неволей начинаешь сходить с намеченной цели под этим взглядом её глаз…

И ведь я знаю, что делала она это не из упрямства или вредности, а из тех чувств, что испытывала ко мне. И я, зная это, понимал и отвергал её.

Встав с постели, я ощутил ужасное пошатывание в ногах, посмотрев на них, я увидел, что они трясутся, у меня так бывает, когда я слишком сильно нервничаю. Великолепно, даже не общаясь со мной, она умудряется так выводить меня из равновесия. «Это ты сам себя вывел из равновесия своими мыслями», – как всегда, сказал мой второй «я».

И второй «я» был прав. Прибрав постель, я прошёл в ванную. Умывшись, я оделся и приготовил себе завтрак. Жуя и поглядывая в окно, я видел бесконечное серое небо, затянутое тучами, из которых капала вода. А может, не стоит ничего делать? Зачем теребить прошлое? Ведь, может, она уже и забыла меня или встретила нормального, достойного себя мужчину? Ведь она удивительна и уникальна в своей природе, простоте, чувствах, даже в эгоизме. И всё же я тосковал.

Эта тоска была такой, когда расстаёшься с человеком по не собственной воле, хотя в моем случае это я так захотел, а она впервые в жизни не пошла против моей воли и ушла. И поначалу вроде не так много и часто думаешь о человеке, даже забываешь, что он куда-то уехал, но вот проходит месяц-два, и ты понимаешь, что его всё нет и нет, но ты знаешь, что он вернётся, но только не в нашем случае. Она ушла, и я, болван, сам, сам этого хотел, а теперь тоскую.

Но почему, спрашиваю я себя, почему? Тем временем я помыл посуду, почистил зубы, пришёл в спальню и гостиную, что было одним помещением, и, встав посреди комнаты в одних трусах, стал смотреть на своё отражение в большом зеркале, что прикреплено у меня на дверце шкафа.

Почему ни одна из девушек не вызывала у меня таких разных чувств? Она могла меня довести до кипения, если, конечно, предварительно меня ещё кто-нибудь подогреет, как воду в чайнике, и в то же время она меня умиляет своей непосредственностью, она, как маленький ребёнок, когда мы с ней заходили в магазины игрушек, чтоб убить время, например, до сеанса в кино, тыкала в кнопки игрушек и отдергивала руку, когда та начинала работать, при этом её лицо выражало такое внимание и спокойствие.

Ещё она так мило рассуждала о кухонных наборах посуды к чаю, что, мол, надо зимой пить из зимнего набора, то есть там должны быть снежинки или ёлочки с игрушками, саночки и так далее, весной – из весеннего, и прочее, в целом понятно, про что речь.

А иногда от неё шли странные волны, которые дурманили меня немного, и я видел в ней не только то, что она взрослый ребёнок, которому не хватало в детстве всех тех игрушек, что есть у современных детей, да и то не у всех, в не особо обеспеченных семьях детям игрушку за 30 кусков родители не подарят, и даже не это, я видел в ней девушку – с красивой стройной фигурой, губы, что она иногда красила в алый цвет, как мне нравится, с огромными карамельными глазами, ресницами, которые она никогда не красила, с длинными волосами, что она всегда убирала в замысловатые прически, маленькую ладонь с тонкими пальцами, и это меня пугало.

Я боялся видеть в ней девушку, вполне себе привлекательную, не совсем стервозную, да, с изменчивым характером, горячую, подгоняющую меня, но незлобивую, ревнивую – это да, со своими моральными принципами, своим мнением на любой счёт, гордую и в то же время так нуждающуюся в опоре и верном друге.

Конечно, можно было бы обвинить в том, что я вновь вспомнил её, ту юную особу в лисьих ушках, но это наполовину будет неправда, я вправду думал о ней, только всё это запихивал в дальний угол своего подсознания, а эта девушка только была спусковым крючком, чтоб вновь запустить механизм моих воспоминаний о ней.

По сути, что мне мешает жить нормально, весело или по крайней мере радоваться жизни? Разве меня кто-то неволит, или я калека, или неизлечимо болен? Живи себе да радуйся – нет, устрою себе головомойку. Опять же глупо скидывать всю вину на неё, она тут уже ни при чём, а мне всё-таки как-то неспокойно, и я тоскую.

И, как она любила говорить, первым должен начинать мужчина, потому что во все времена мужчины не любили, когда руководят женщины, она давала мне право быть первым, я же отвечал, что кому нужно это общение, пусть тот и старается. И я тогда был абсолютно уверен в своей правоте, что ей надо – пусть меня и переубеждает и доказывает, что и мне надо это общение с ней.

А когда не вышло, потому что у неё характер такой, у меня эдакий, да и не хотел я общения с ней, и вообще ни с кем, тогда, когда всё это происходило, у меня были свои кризисы, ссоры с родителями, да и с самим с собой, мы разошлись, потом я успокоился, восстановился, как говорится, и ждал, что она вот-вот вновь заявит о себе, но ошибся. Она ушла, послушав меня впервые за всё то время общения, что мы вели… а, кажется, я повторяюсь. Не знаю, как это расценивать: её взросление, или обида, или смирение, а может, она решила больше не тратить на меня своё время, силы, слёзы и любовь?

Посмотрев на себя в зеркало, я увидел красивого, молодого, стройного, но не щуплого, невысокого, но и не низкорослого юношу с тёмными, но не чёрными, слегка вьющимися от природы и влажности волосами, с холодными, но не лишёнными ума и не пустыми серыми глазами.

Но, с другой стороны, она права, я мужик, и я должен добиваться девушки, если она нужна мне, конечно… А она нужна мне, потому что ни та, что похожа на меня характером, ни та, которую я когда-то страстно «любил», не похожи на неё, в ней сочетается всё: и взрослая девушка, и капризное дитя, и умная, усердная в работе личность, но и беспомощная и наивная девочка, за которой нужен присмотр и уход.

И я понял, что я хочу ухаживать за ней, оберегать её от тех, кто падок на её красоту – уж я-то как мужчина всё давно оценил и разглядел в ней, – помогать ей, когда она нуждается в помощи, готовить ей завтрак или ужин, покупать ей украшения и красивые наряды, гулять с ней в парке, держать зонт над её головой, если будет идти дождь, в осенний, прохладный день… быть рядом с ней.

Поняв это и перестав отрицать очевидное, я начал одеваться. Надел я, как всегда, джинсы, рубашку в клеточку, которую она так любила, фланелевую, попшикался тем одеколоном, что ей нравился, и, пройдя в прихожую, понял, что надо помыть сапоги. Они были по щиколотку в грязи, и, достав ведро и тряпку, я начал их мыть.

И тут мне вспомнилась её речь: «Ты парень, но ты другой, понимаешь, ты можешь сам приготовить, постирать, зашить, даже квартиру убрать один раз в месяц, но ты уберёшь, а он, – она говорила про своего одноклассника, с которым более-менее поддерживала общение и на которого я ей намекал как на хорошего друга, а может, даже как спутника жизни, – он тоже это может, потому что у него три младшие сестрёнки, а мать наверняка его заставляет делать «немужскую» работу, но ему нужно женское тепло, забота, уход, а я этого не могу ему дать, дать в качестве жены…» А потом она добавила: «Но не тебе, ты можешь всё это сделать сам…» И она права, я могу всё сделать сам, но мне необходимо, как она выразилась, женское тепло, забота, уход – как поздно я это понял. А может, ещё не поздно?

Я всегда считал, что без женщины в доме спокойней, да и мне всегда было хорошо и одинаково, что есть она, что её нет, хотя совсем раньше я жил с родителями, и мать готовила, стирала, конечно, меня заставляла иногда вымыть окна, помыть пол и так далее, но меня это не особо напрягало, а сейчас я наконец понял, что имела в виду она.

Она оказалась мудрее, чем я думал, это я думал, что я такой весь умный не по годам, древний пень, хотя что есть, то есть, а она глупая, цепляется за меня, ревнует, требует моего внимания к ней, как ребёнок, избалованный ещё притом, говорит мне тут про то, что не по любви жить нельзя, а я с умным видом и философскими речами говорю, что, мол, чаще всего выбор наш не совпадает с выбором избранника или избранницы и советую, мол, сблизиться с тем её одноклассником.

Вот я болваном был, а она смолчала, ничего не ответила, лишь смотрела на меня своими глазами, тогда был солнечный день, отчего глаза у неё были золотистого цвета, долго смотрела, я а всё отводил взгляд или смотрел прямо перед собой на землю.

Наконец, приведя сапоги в порядок, вылив воду, помыв руки, я вышел из квартиры, закрыв её, пошёл к метро. Шёл я под моросящим дождем и хмурым небом, но мысли мои были ясны и понятны. Как легко дышится, когда ты снимаешь с себя такой тяжёлый груз, груз, который сам на себя повесил.

Зачем я утверждал, что она мне не нужна или что она слишком далёкая и непонятная мне, для меня, или что она не подходит мне? Да потому что был убеждён в том, что лучше я один проживу эту жизнь, чем обрекать другого человека на мучение со мной.…

Но стоп, разве я могу гарантировать, что она будет со мной в уюте и счастье, или то, что я ей сейчас ещё нужен, что она согласится начать сначала наше общение? А что если у неё кто-то уже есть, он любит и уважает её, и она вообще за него замуж собирается? А разве такого не может быть? И разве я не могу опять, вот как вчера, бродить до ночи неизвестно где, думать о своём и знать, что меня никто не ждёт дома?

Но сейчас я один, сейчас меня никто не держит и меня никто не ждёт, мне не к кому спешить… А когда вновь появится она, если вообще захочет появляться в моей жизни, многое изменится… и для меня, и для неё.…И вот я, всегда не колеблющийся в своих решениях, почувствовал неуверенность в своем нынешнем решении, точнее поступке или бездействии.

Надо с родителями повидаться, подумал я вдруг неожиданно для себя, чтоб уйти от основного вопроса, тем временем полдороги от моего дома к метро было пройдено. А если она тоже переехала?..

Я остановился и, достав мобильник, набрал её номер, послышались гудки, затем ничего не произошло. Я ждал. Время на вызов закончилось, он автоматически выключился. Я смотрел на потухший экран и думал – может, она не успела взять трубку, а может, не хочет говорить?

Затем я спрятал мобильник в карман джинсов и медленно пошёл к метро. Решил прогуляться на набережную, хотя это место было не самым лучшим из вариантов, куда я бы хотел, а точнее, не хотел ехать, но сегодня мне так дёрнуло – туда направить свои стопы, коль всё равно на улицу выполз.

Да, в цивилизованном мире мы живём не совсем цивилизованно, подумал, я, проходя мимо бомжа, от которого мало того что несло мочой и немытым телом, так ещё и воняло перегаром и алкоголем, и он сиплым голосом просил подать ему десяточку. Но ради чего? Зачем? Чтоб он пошёл и вновь принял дозу? Вот он переключился на меня и сиплым голосом, открывая свой почти беззубый рот, обратился ко мне:

– Подай десятку, а? Будь человеком!

Я остановился и спокойно сказал:

– Я похож на банкомат?

Бомж не понял сначала, потом как-то застыдился и отошёл. И почему он стал таким? Не в плане одежды – в плане жизни, почему он стал бомжевать? В чем причина? Где начало его истории?

Ведь не все бомжи сразу ленивые попы, безмозглые твари и прочее, среди них бывают люди, попавшие в беду, из которой не смогли выбраться, так вот и спились. Ведь не у всех хватает силы воли выбраться из депрессии или оправиться от потери или предательства друга, девушки и так далее.

Я бы, может, тоже запил бы, хотя был такой период в моей жизни, когда я пил каждый день, да ещё как, жил в деревне, так что мог позволит себе быть бухим и не заморачиваться, чем закусывать и с кем бухать. Хотя я знал, когда стоит уйти, чтоб не проболтаться, конечно, правда, после такой двухнедельной попойки, а может и дольше, я лечил печень полгода или и того больше… В общем, в алкаша я не превратился, а жизненный опыт приобрёл.

Я почти уже дошёл до метро, как услышал входящий звонок. Мое сердце невольно застучало быстрее, я извлёк из кармана мобильник и ответил:

– Да?

– Сын, ты к нам в гости заглянуть не хочешь? – услышал я голос отца.

– Когда? – «Как почувствовал. – подумал я. – Телепатия».

– Завтра вечером.

– Думаю, что могу. К каким часам?

– К пяти вечера сможешь?

– Да.

– Спасибо.

– Да не за что, – ответил я. – А что случилось?

– Родственники приезжают, – страдальческим голосом ответил отец. – Мама попросила тебя позвать.

– Понятно, – ответил я. – Хорошо, приеду.

– Спасибо, – с облегчением отозвался отец.

– Ага.

– До встречи.

– Угу, – промычал я. Родственники у нас были ещё те фрукты: один дядя Толя чего стоил, как сядет за стол, так не выйдет, пока всё не съест, да и выпить он любит… А, не хочу про них говорить, а то настроение подмокнет, и так дождь моросит. И только я спрятал мобильник, как вновь он завибрировал. Посмотрев на экран, я увидел, что это звонит она. Приняв вызов, я сказал:

– Да?

– Ты звонил? – услышал я вопрос.

– Да.

– Извини, не слышала. Что-то случилось?

– Да не… – замялся я. – Хотел спросить – не хочешь встретиться?

– Эм-м… Когда?

– Сейчас.

Молчание.

– Где?

– На набережной тебя устроит? И меньше ехать тебе до дома.

– Хорошо, – согласилась она. – К которому часу?

– А сейчас сколько? – спросил я.

– Почти одиннадцать.

– Тебе сколько надо времени, чтоб доехать?

– Час с небольшим. Короче, полтора где-то, – ответила она.

– Тогда к полпервого, я буду ждать тебя на мосту, над поездами.

– Хорошо.

– До встречи.

– До встречи, – ответила она и закончила вызов. Я стоял и смотрел прямо перед собой на мокрый асфальт. Затем спрятал мобильник и спустился в метрополитен. Может, надо было цветы купить? Нет, подумает ещё что-то не то. «Всё правильно она подумает», – тут же сказал мне второй «я». Ты вроде как решил начать за ней ухаживать. Да, но я покупал цветы той, что страстно «любил», а ей – никогда, притом она ромашки любит, где я их найду? Хотя в наше время один цветочек, роза к примеру, стоит 150 рублей как минимум. Нет, я не жмот, я экономный, но я не знал, стоит покупать розу или нет. Да и притом где я цветы ей куплю? «Выйдешь из метро и купишь», – ответил мне я сам. И всё же я решил не покупать ей цветов…

Зайдя в вагон, я присел на пустое место, по выходным их было достаточно. Прикрыв глаза, я думал. Думал о том, как изменился мир, о том, что в древние времена, если мужчине нравилась женщина, он завоевывал её или отбивал у соплеменника, а она, как безвольная раба, подчинялась ему, если была слаба характером, а если столь же мужественна, как и амазонка – хотя ещё не факт, что они существовали, легенды, летописи и доказательства их существования находят, – то она могла выбрать не того, кто дрался за неё и победил, а проигравшего.

Кстати, точно так же бывает и у львиных пар: львица может выбрать и уйти с побеждённым из клана, вот так вот. Но амазонки жили без мужчин, вот в чём фишка, современные женщины тоже.

Мало кто из девушек или женщин постарше, моего поколения, современные люди, хотят семью, полноценную семью, я молчу про детей, детей вообще не хотят, а если получаются, то делают аборты, а если не делают аборт, отдают в детский дом.

Блин, понимаете, в детский дом, свою кровь и плоть, и ничего, ничего не ёкает в сердце, в душе, а они просто не понимают и не осознают ещё в свои 16 или 17 лет, если не моложе, что ребёнок – это не игрушка, это живое существо, да, пока ещё только вякающий, не осознающий себя и мир кусок красного сырого мяса, но оно живое, и этот кусок произошёл из твоей яйцеклетки и чёрт знает чьего сперматозоида…

Но нет, куда мне говорить о морали и добропорядочности, если я сам грешен в этом плане. Не стоит искать оправдания и говорит, что я мужчина и мне половая близость нужна больше, чем женщине. Но ведь был бы я честен с теми, с кем просто трахался, – так я и с ними был нечестен, а им это и не нужно было. Всего лишь утолили этот голод и разбушевавшиеся гормоны, что пронизывают всё тело, заставляя его изнывать от желания и страсти.

Современным людям не нужен брак, не нужна семья, не нужны дети, не нужна жена или муж, не нужен штамп в паспорте, хотя всё же кто подобропорядочнее и посовестливее, тот не может жить только одними вспышками страсти и сменами партнёров, это опустошает, исчерпывает тебя, твою душу, тебя самого. Наверно, я дошёл до этой черты своего опустошения, когда либо переходишь черту и падаешь вниз, и тебя уже ничего не волнует, притом не нужно искать и прилагать много усилий, чтоб найти себе партнёршу на одну ночь, либо…

А может, мне вовсе не она нужна, а я вновь только хочу спасти свою шкуру, себя, выползти или отползти от этой грани между этим и тем, что там, и это вовсе не понимание и не осознание того, что она нужна мне? Может, это единственный образ, что сохранила моя память, и она вовсе не то, что мне нужно? Тогда я поступаю нечестно по отношению к ней, ведь я её от себя прогнал, а теперь вновь зову, а она ответила… как и говорила… тогда… Я чувствую себя гадом.

Затем, когда люди типа стали разумнее, они перестали бегать нагишом, есть сырое мясо, начали ухаживать за женщинами, придумали слово «брак», стали выходить замуж по любви – а потом всё покатилось вниз, начиная так с XIII, может, XII века, а может, и того раньше, начали браки составлять по капиталам.