В плену у прошлого

– Илья, что происходит? У тебя проблемы? Расскажи, что тебя беспокоит? Может, я сумею помочь или хотя бы попытаюсь. Ладно, я, но ты забываешь о том, что у тебя двое детей и ты им нужен. Что с тобой?

– Не обращай внимания. Это на меня так осень действует. Мне посоветовали пить витамины и больше отдыхать. Не волнуйся. С первыми заморозками хандра уйдет, – говорил он. – Поверь мне, все будет хорошо. Не надо мне советовать подлечить нервы в санатории.

Прошел почти год, как Марина получила травму. Операция, которая длилась полтора часа, закончилась. Они сидели втроем в комнате отдыха с Третьяковым и Катей, и пили кофе.

– Марин, ты какая-то потерянная. У тебя дома все нормально, подруга? – спросил Александр, глядя на нее.

– На первый взгляд, все как обычно. Но есть некое ощущение какой-то напряженности. Мне становится там неуютно.

– Мне искать новое жилье?

– Я тебе говорю о внутреннем состоянии, квартирант. Ребята живут дружно, мы с Ильей не ссоримся, нет повода. Он больше молчит, приходит чаще после ужина, и поговорить со мной, у него особого желания нет. Я думала, что вся проблема в его работе, но Борис Романович не бросил бы сына в сложной обстановке, а он приезжает домой во время. Что мне прикажешь его пытать?

– Пытать не надо, просто спроси: что происходит в данное время с его сыном? Ты понимаешь, что нервы не железные, и ты можешь сорваться? А если на то не будет причины? Поговори и выясни.

Марина ехала домой и думала о «климате» в доме. «С Ильей что-то действительно происходит. Он становится, как дождливый день: то весенний с радугой и солнцем, то осенний холодный и затяжной. И дело здесь не в моей работе. Мы уезжаем на работу одновременно. Я возвращаюсь и жду его дома часа три-четыре, как минимум. Дежурства беру минимальные. Куда делась активность и амбициозность, а на смену им пришла апатия? Что же не так?» – думала она, подъезжая к дому и заметив Родиона, который кого-то ждал.

– Молодой человек, вас подвезти, – спросила шутливо она, опустив стекло.

– Я Вас ждал, – ответил он, садясь в машину. – Не спешите домой, мне нужно с Вами поговорить наедине. Марина, я не знаю, поступаю ли я правильно? Не знаю, как Вы отнесетесь к тому, что я скажу? В праве ли я вообще об этом говорить и нужно ли это Вам? – говорил он, явно, волнуясь. – Но молчать мне еще труднее.

– Что произошло? Говори без предисловий, вырази свою мысль всего одним предложением. Потом мы его разберем, – сказала она, видя волнение и смущение парня.

– Отец Вам изменяет с моей матерью. Они любовники, – сказал он, не глядя на Марину. – Но это еще не все. Вы разве не видите, каким он становится холодным и равнодушным ко всем, похожим на бабку? Он как будто живет один, и ему ни до кого нет дела. С ним что-то еще происходит. Поговорите с дедом, выясните все.

– Родион, ты меня сейчас хотел успокоить или расстроить? Откуда такие мысли и выводы?

– Я видел его одежду в квартире матери. Не будь я уверен в его измене, я, прежде чем сказать, подумал бы хорошо. Это очень неприятно, но это факт. Какие у него дела с моей матерью, если его машина каждый день стоит у ее дома? Телефон оба отключают. Это совпадение? Не думаю. Мы не первый год живем вместе. Он никогда не был таким. Это ненормально. Я разговариваю с ним, а он меня не слышит. Он не оправдывается, он отмахивается, грубит и злится. Я за Вас переживаю. Вы мне не чужая тетя, и я не дам Вас в обиду.

– Хорошо, если тебе будет спокойнее, я сейчас позвоню деду, поеду и поговорю с ним. Ты домой?

– Я с Вами. По дороге выйду, зайду к матери и поговорю с ней, если там не будет отца, – решительно заявил он. Они ехали минут десять молча. – Здесь он, родимый, – показывая на машину Ильи, сказал с презрением Родион. – Не получится у нас разговора.

Марина набрала телефон мужа и повторяла вызов трижды, пока ей ответил Илья.

– Что у вас случилось, малыш? – спросил Илья своим обычным голосом.

– Случилось, дорогой. Скажи мне: что делает твоя машина у дома Милены и чем ты занят в ее квартире? Мне подняться наверх самой? – спросила Марина и, не дождавшись ответа, продолжила: – История вновь повторяется, и герои в ней не меняются. Я тебя, Илья, не понимаю и презираю. Почему ты не можешь решить все без обмана? Ты, кроме себя любимого, о ком-нибудь думаешь? Ты так торопился со свадьбой, теперь, сделай одолжение, поторопись, дорогой, с разводом. – Она отключила телефон. – Поеду, поговорю с дедом. Ты хочешь его дождаться, – обратилась она к Родиону. – Может, тебе не нужно выяснять с ними отношения? Пусть живут, если им хорошо вдвоем.

– Пусть живут, только пусть другим людям жизнь не портят, – выходя из машины, сказал он. – Я буду ждать Вас дома.

– Марина звонила? И что теперь? – спросила Милена Илью.

– Ничего хорошего не будет. Теперь я предал не только ее, но и мальчишек, которые в меня верят и любят. Точнее любили. Как она узнала обо всем? Случайностью это не назовешь.

– Родион месяца два назад видел в прихожей твою одежду, когда ты был в душе. Я его отправила, но он умный парень, мог и сообразить. Наверняка рассказал Марине. Твоя машина каждый день стоит у моего подъезда, может ее и видели. Ты даже не скрываешь своего пребывания здесь.

– А может ты сама подсуетилась, как раньше.

– Послушай, Илья, я тебя не звала, ты сам пришел. Да, я никогда не была против твоих визитов, но все зависело только от тебя. Ты так торопился с разводом и регистрацией, как будто боялся ее потерять, а через два месяца уже явился ко мне. Чего ты хотел? Чувства, может, и остались, но вы оба стали другими. В тебе проснулся интерес к новой Марине, к почти взрослому сыну, но он быстро прошел. Марина стала интересной женщиной, но вы слишком разные с ней. Ты хочешь меня и в этом обвинить? Не случись с ней эта беда, уверена, ты бы ее оставил гораздо раньше. Ваш брак закончился сразу после медового месяца. Ты помнишь, когда ты переступил порог квартиры бывшей жены и что сказал? Я часто перехожу границы дозволенного, но ведь тебе это во мне и нравится.

–Ты не создана для семьи, вот в чем дело, Милена. Тебе не интересно чего хотят и чего ждут муж и сын. Марина, она не такая. Она находит время и для меня и для мальчишек. Твой сын и тот к ней тянется, а ведь она для него чужая тетя. Она живо интересуется их успехами в школе, находит темы для бесед, им с ней интересно. Она не воспитывает меня и принимает таким, какой я есть. Я даже боюсь подумать, что лишусь всего этого. Ты думаешь, мне очень интересен секс с тобой? Ошибаешься. Мой интерес давно сменился природным инстинктом и продиктован он, прежде всего тем, чтобы уберечь Марину от нагрузок. Это неправильно, но это факт. Тебе просто не дано знать, что значит заниматься любовью с любимой и уж тем более любить. Милена, ты машина, сексуальная машина, которая требует зарядки и сама разряжает. Секс с тобой – серия порнофильма, где нет чувств, а есть некая потребность. Я не лучше тебя, раз нахожусь здесь. Мы с тобой прожили столько лет, а что нас связывает? Постель и ничего большего. Последние годы ты спишь не только со мной. Я об этом знаю точно, но меня это не раздражает, а для Родьки, удар. Ты об этом думала? Мне нельзя было потерять ни ее, ни ребят. И что я для этого сделал? Они не простят мне второй раз предательства. Я полгода им нагло лгу, а они мне верят, но всему приходит конец. А ведь это ты во многом виновата, только ты. Стоило тебе всего один раз выставить меня за дверь, и ничего бы не было. Думаешь, я не смог бы освободиться от зависимости к тебе, как к наркотику? Думаю смог бы, найдя тебе замену. Теперь имеем то, что имеем. Возврата для меня в семью нет.

– У сильного всегда бессильный виноват. Ты, вообще, в своем уме? Я тебя сюда силой не тащила. У Тамары Григорьевны была одна навязчивая идея: любыми путями и способами уничтожить Марину. Отомстить, таким образом, ее матери. А у тебя наоборот – спасать ее, оберегать. Так теперь ты называешь свою любовь? Если ты так дорожил своей семьей, какого черта, ты тогда таскаешься сюда столько времени? Ты полгода ходишь ко мне, как на работу. Изображаешь из себя влюбленного, а на самом деле приходишь с одной единственной целью. Это ни я виновата в том, что ты не получаешь от Марины того, что даю тебе я. А вместо благодарности за доставленные тебе удовольствия, еще пытаешься меня же и обвинить. Хочу тебя разочаровать: мне секс с тобой уже давно не доставляет большой радости. Я сама планировала оформить развод с тобой, но чуть позже, когда Родиону исполнится восемнадцать. Эта нелепая история с твоей матерью, твоя поспешность с женитьбой, и все сложилось для меня удачно. Хватит терпеть тебя ради удобств, я могу себе позволить сейчас гораздо большее, чем десять лет назад. Ты со своей мамашей оба ненормальные со своими навязчивыми идеями. Вам лечиться надо было на пару в закрытой клинике, – со злостью сказала Милена, бросая в него бокалом из стекла, в котором так недавно было вино и который, ударившись о стену, разбился. – Убирайся и не появляйся больше на мои глаза. Придурок, психопат.

– Что? Кто психопат? – спросил Илья, переворачивая стул и направляясь к Милене. – Сейчас ты узнаешь, кто такой психопат, – говорил он, кидая в нее все, что попадалось под руки, не обращая внимания на ее слова.

– Прекрати, это образное выражение, – говорила Милена и встретила взгляд Ильи, который ей не понравился. Он как будто смотрел сквозь нее, глаза были «бешенные». Она закричала. Звонок, раздавшийся в прихожей, только подстегнул его. Он крушил все на своем пути, пытаясь дотянуться руками до Милены, а когда ему это удалось, повалил ее на пол.– Помогите! – кричала Милена.

– Я задушу тебя, змея. Ты больше не отравишь ни чью жизнь, а я не буду себя чувствовать кроликом перед удавом, – говорил он, садясь на нее. – В нашей семье было две гадюки, которые своим ядом отравляли мне жизнь. Одна нанесла смертельный укус, но захлебнулась своим ядом, вторую, согласно своей миссии, придушу сам без всякого сожаления, – глядя ей в глаза, шептал он, сжимая ее горло руками.

В дверь колотили, Милена задыхалась, но все еще искала на полу руками, чем можно ударить Илью, надеясь освободиться. Под руку попалась ножка с осколком стекла от разбитого бокала, из которого еще полчаса назад пили вино. Собрав последние силы, она прошлась ей по горлу Ильи. Илья схватился за горло. Кровь толчками покидала его тело, и он повалился прямо на Милену, одной рукой зажимая рану, а вторую все еще держа на ее шее. К тому времени, как полиция вскрыла дверь, все было кончено. Медики скорой помощи приводили в чувство Милену, накрыв тело Ильи пледом с дивана. Пришедшей в сознание Милене, позволили привести себя в порядок, переодеться. Всю эту ужасную картину разгрома в квартире и итоги «дуэли» родителей видел Родион, вошедший следом за медиками. Это он попросил соседей матери вызвать полицию и позвонил деду, отцу матери. Ее увезли в отделение полиции, а Илью доставили в морг.

Виктор Степанович, позвонив адвокату, поехал с дочерью, а внука отправил домой.

Глава 9

В это время, Марина ехала к свекру с тяжелым сердцем, и испытывала двойственные чувства. Она была не просто обижена на мужа, она его ненавидела и не понимала, как можно быть таким циником. « Простить его измены я могла бы во время болезни, в период реабилитации, но не сейчас, когда я полностью здорова. Это неправильно, но как-то оправдывало бы его. А, если отец Ильи, Борис Романович, примет сторону сына? Обвинит меня в том, что происходит сейчас с Ильей. Я перееду на квартиру с Денисом. А как быть с мамой? Мама и он любят, заботятся, берегут друг друга. Как на них отразится вся эта история?», – задавала она себе вопросы и не находила ответов. Марина извинилась, передала и поведала Невскому о разговоре с Родионом, и о звонке Илье.

– Что мне в данной ситуации делать? То, что я уйду, вопрос решенный. Как мне поступить с мальчишками и мамой? Я не знаю, как это будет для всех безболезнее?

– Марина, то, что я тебе сейчас скажу, – выслушав ее, начал говорить Борис Романович, – не делает мне чести, но как говорят: «лучше поздно». Теперешнее поведение сына, я могу объяснить только его болезнью. Илья болен и болен давно, а я это скрыл. Болезнь была в легкой форме, но если ее не лечить, последствия необратимы. Он всегда был бесстрашный и отчаянный. Кто же мог знать, что это превратиться в безрассудство? Его мать передала свою болезнь по наследству, как он мог передать ее своей дочери. Она проявилась вскоре после вашего расставания и его женитьбе на Милене. До этого времени, мы и не догадывались ни о чем. Сильный стресс и спровоцировал ее первый приступ. Депрессия, апатия, холодность, равнодушие – это только начало. Его положили в клинику, и двенадцать лет подряд он был постоянным клиентом. Поздней осенью или ранней весной он уезжал, как будто в отпуск. А в промежутках пил таблетки, делал уколы. Он не был буйным, он был совершенно нормальным для тех, кто не знал о его диагнозе. А о нем знали только мы с Томой, да он сам, но не все. Он за эти годы, как бы смирился с диагнозом и лечению не противился.

– Но Милена не могла не догадываться о болезни мужа.

– У нее на это не было времени, особенно последние года три. Ее турагенство, хорошее прикрытие для частых поездок по миру. Вот они и отдыхали в разное время и в разных местах. Ты сама не задавала себе вопроса: почему он не живет в своей квартире, а живет и жил в нашем доме? Потому, что он знал: я все держу на контроле. Ты видела, что он принимает таблетки? Не видела потому, что они находятся вместо витамин в упаковке. Я не смог убедить его поехать этой весной в клинику. Он, с твоим, с вашим появлением, был настолько уверен в своем излечении, что я с трудом уговорил его не бросать прием таблеток. Сказать тебе правду не решился. Сказать, значит потерять тебя. Я думаю, что связь с Миленой – это побег от реальности. Там, как правило, голова не работает и задушевные беседы не ведутся. Он уже сам понимает, что допустил большую ошибку, бросив лечение. Теперь будет только хуже. Тебе ведь не надо объяснять того, что такое психиатрическая клиника? А узнав обо всем, ты же не останешься его женой?

– Но оставлять все, как есть, сделать для него еще хуже. Что-то же можно сделать? Заставьте его лечь в клинику насильно, а я сделаю вид, что не знаю ни о чем, – говорила Марина, расстроенная услышанным. – Отправьте его в командировку, стажировку, куда угодно. Мы можем поехать с ним вдвоем, если он согласится. Что мне теперь делать с Денисом? Что, если болезнь передалась и ему?

– Болезнь могла передаться дочери, а вот сыну вряд ли. Мы это проверим обязательно, не волнуйся. Лечь в клинику? Как ты себе это представляешь? Он ни за что не признается, что болен. Делать это насильно, значит убедить мальчишек в том, что их отец душевнобольной. Ну, или близко к этому.

– Вы должны поговорить с ним. Согласиться он или нет, это другое дело, но разговор нужен. Я помогу ему, так можете ему и передать. Почему он так спешил жениться, и Дениса признал, но на смене документов не настаивал?

– Он, скорее всего, предполагал, что если слетит с катушек, вам с Денисом останется хоть что-то. От курса до курса он был вполне адекватный, а как только появлялось чувство малейшей апатии, холодности, эгоизма, он ехал в клинику вместе с матерью. Мы лечили неврозы, депрессии, нервные нагрузки. Ведь диагноз можно было выдумать любой. Он в мае прошлого года прошел очередной курс, но, думаю, события прошлой осени, тоже сыграли свою роль. Я тоже виноват, зациклился на своей персоне, забыв на время о сыне. У меня нехорошее предчувствие. Он в очередной раз предал тебя и, осознавая это, может выкинуть все, что угодно, а если Милена подольет масла в огонь, разгорится пожар. Поехали домой, я позвоню ему по дороге. Давай, езжай мимо дома Милены.

Телефон Ильи не отвечал и тогда Борис Романович позвонил Милене. Ему ответил незнакомый мужской голос, представившись и задав вопрос звонившему. Невский представился сам и, выслушав собеседника, изменился в лице.

– Марина, планы изменились, езжай прямо, я покажу куда, – сказал он, став для водителя штурманом. – Остановись у отдела полиции. Идем со мной, дочка, – попросил Невский дрожащим голосом, выходя из машины.

Марина нутром почувствовала какую-то беду, и эта тревога касалась Родиона. Она оставила парня наедине с самим собой, думая о себе. «Что с ним могло случиться?» – задавала она вопрос сама себе, следуя за Невским. В коридоре отделения она заметила отца Милены и сердце неприятно екнуло: «Родька». Отец Милены встал навстречу Невскому и Марине.

– Борис, она не виновата, она защищалась, – сказал он, глядя на бывшего свата. – Илья ее душил. Она там с адвокатом.

– Что произошло? – спросил Невский, входя с Мариной в кабинет и представившись его хозяину.

– Наряд вызвали соседи, в квартире была ссора и сильный шум, а хозяйка квартиры дверь сыну не открывала. Дверь вскрыли, и картина представилась безрадостная. В одной комнате настоящий погром. Мужчина душил женщину на совесть, а она умудрилась ножкой фужера полоснуть его по шее. Следы у женщины на лицо, ее привезли сюда, мужчине повезло меньше, он умер от потери крови и его отвезли в морг. Оба в состоянии легкого алкогольного опьянения. Милена Невская вину свою признает, адвокат уповает на самооборону. Это коротко. Больше в квартире никого не было. Да, наш врач рекомендует показать их сына медикам. У парня стресс, он видел последствия скандала. Они действительно были женаты? Как долго?

– Одиннадцать лет. Год назад развелись.

– У них были сложные отношения? Что могло привести к скандалу, а потом и трагедии?

– Не знаю. Он после развода женился. Это его жена, – ответил он, касаясь руки Марины. – Я даже не знал о том, что они видятся.

– Они, по показаниям свидетелей, виделись и довольно часто, и предполагают, что они были любовниками. Постель говорит сама за себя, – сказал следователь. – Простите, Вам неприятно об этом слышать, но это факт.

– Я догадывалась об этом и специально ехала мимо ее дома, в офис, когда увидела машину Ильи. Позвонила ему по телефону. Разговор длился пару минут, но спрашивала только я, и говорила без истерики. Потом отключилась и поехала дальше. Прошло часа два, не больше, – сказала Марина, каким-то чужим голосом, уверенная в том, что стражи порядка вычислят, кто звонил Илье последним. – У меня все. Мне добавить нечего. – Она смотрела на постаревшую, лет на десять, мать Родиона. Та сидела, уставившись в одну точку, без косметики, с волосами собранными в пучок и чужим лицом. Истерики не было, она даже не плакала.

– Не надо на меня так смотреть, – сказала она чуть слышно. – Я перед вами виновата, простите, – обратилась она к Марине. – Не бросайте, пожалуйста, Родиона, если меня ожидает тюрьма. У меня не было выбора, я хотела выжить.

– Отпустите Милену Викторовну под подписку о невыезде, Вы же видите в каком она состоянии, – сказал Невский. – Куда она в таком виде сбежит? Пусть занимается своим сыном. Я могу забрать тело сына?

– В коридоре сидит отец задержанной, он знает, что нужно делать.

Марина больше не проронила ни слова, ни в кабинете следователя, ни в коридоре, пока Борис Романович разговаривал с отцом Милены. Увидав Милену со следами насилия, она была так ошеломлена, что ни о чем не могла больше думать, как только быстрее попасть домой и увидеть Родиона. Она, то видела перед собой лицо улыбающегося Ильи, то представляла выражение его лица, когда он душил, в приступе ярости, Милену и не могла представить. Как не могла представить и то, какого сейчас Родиону. Дважды, она умудрилась проехать, под мигающий зеленый свет светофора, чудом избежав аварии.

– Ты хочешь и мать оставить вдовой? Успокойся. Если надо, давай остановимся.

– Простите. Я в порядке. Что будет с Родионом?

– Он сам решит с кем ему оставаться. Ему восемнадцатый год пошел. Ты меня простишь, Марина?

– Мы с Вами единственные, кто знает, знал, о болезни Ильи? – спросила Марина.

– Да, – ответил Невский, снимая очки и вытирая глаза.

– Пусть для всех это останется тайной. Мальчишки легче переживут потерю загулявшего отца, чем душевнобольного. Не казните себя в том, что рассказали мне о нем. Будь он болен или здоров, я не простила бы ему второго предательства. У меня на душе сейчас, как в доме после пожара: пустота и чернота. Счастье началось с трагедии и закончилось трагедией. А этот путь, длиною в двенадцать лет, уперся в тупик. Простите. Вам сейчас не до моих страданий. Я могу Вам чем-то помочь? – говорила Марина, еле сдерживая слезы.

– Можешь. Оставайся с мальчишками жить в доме со мной и своей мамой, хотя бы ненадолго. Я с тобой согласен, что не нужно никому знать о его болезни. Чести это ему не добавит.

Варвара встретила их с тревожным заплаканным лицом.

– Мальчики наверху. Родион молчит и плачет, с ним Ольга Сергеевна. Сказал, что мать убила отца. Это правда?

– Правда, Варя. Милена в полиции, Илья в морге. Я пойду к ребятам, а Вы Борис Романович идите к себе, я пришлю маму. – Мам, спустись к мужу, я здесь справлюсь сама, – сказала она матери и присела рядом с Родионом. – Тебе дать время переварить все самому или хочешь поговорить? – спросила она, беря его за руку. – Мне уйти или остаться?

– Останьтесь. Марина, Вы видели в кино гладиаторские бои или фильмы ужасов, когда вид крови вызывает страх? – спросил он, поднимаясь с кровати, на которой лежал навзничь и присаживаясь рядом. – Я все это сегодня видел. Перевернутая мебель, беспорядок, битая посуда, и кровь на полу, на стене. Как она могла? – сквозь слезы говорил юноша. – Они столько лет прожили вместе. Откуда столько ненависти? Я не понимал некоторых поступков отца, но я любил его, как родного. Мы с ним всегда находили общий язык, дружили. Что произошло с ними? Ладно, бабка была сумасшедшей, но они, же нормальные были. Почему?

– Я не буду тебя ни в чем переубеждать. Меня там, сынок, не было, – говорила она, прижав Родиона к себе. – Но ты спроси для начала себя сам: как взрослый, сильный мужчина, каким был твой отец, мог бить женщину, душить ее? Ты можешь себе представить это? Как вообще у него поднялась на нее рука? Кто сильнее мать или отец? Мама защищалась, как могла. Не сделай она этого, возможно, была бы на месте отца. Ты сам слышал скандал, но ты не знаешь его причины. А что, если это мы с тобой спровоцировали его? Ты сам говорил, что с отцом что-то происходит. Возможно, воспитание Тамары Григорьевны, дало ему право быть жестоким, каким мы его не знали. Я позвонила, мама твоя возмутилась, отец взбесился, а результат ты видел. Все, что произошло больно, неприятно и тяжело, но надо пережить это. Ты представляешь, что чувствуют сейчас оба твои деда? Каждому из них жалко своего ребенка. Хороший он или неудачник, но он его ребенок. Мне тоже тяжело и случившееся доставляет не только боль, но и горькое разочарование. Я Милену не виню и не оправдываю. Какая бы она не была, она не заслуживает такого насилия. Мы можем с тобой встретиться с ней и поговорить. Обвинять легко, но до этого надо понять: почему это случилось и кто виноват? Хочешь?

– Зачем он разводился, если продолжал бегать к ней? За что, так цинично поступил с Вами, обманул и предал? Я ненавижу их обоих. Что мне теперь делать? Отца больше нет, мать посадят в тюрьму за убийство, – говорил Родион, положа свою голову Марине на плечо. – Сейчас я не готов с ней встречаться, чтобы не наговорить гадостей.

– Пусть пройдет время, я тебя не тороплю и не настаиваю. Помни о том, что дети не отвечают за поступки своих родителей, но простить их могут. У тебя есть мы, есть второй дед, да и маму, скорее всего, оправдают, а если и осудят, то условно. Есть такая статья, как необходимая самооборона. Не будем думать о плохом исходе. У тебя, дорогой мой человек, есть выбор. Дедушка и нас с Денисом просит остаться жить здесь. Мне трудно согласиться с этим, но я буду стараться, прежде всего, ради него самого. В том, что случилось между твоими родителями сегодня, мы, если и виноваты, то косвенно. Это трудно забыть, сложно их простить, исправить ничего нельзя, но пережить придется. Спускайся вниз, надо, если не поесть, то выпить чаю. Я поговорю с Денисом, ему сейчас тоже тяжело, он только подружился с отцом, и мы к вам присоединимся. Постарайся с дедом быть помягче. Мы все любим тебя, имей это в виду, дорогой, – сказала Марина, обняв пасынка за плечи и поцеловав в затылок. – Все вместе мы справимся с этим.

– Как дела, сынок? – спросила она, входя в комнату Дениса.

– Плохо, мам. Я так привязался к нему за год и так радовался, когда вы поженились. Выходит, все было зря? Мы теперь уедем на квартиру? Что будет с Родькой? – спросил сын, уже не плача, но еще шмыгая носом. – Он сможет остаться жить здесь? Мне его очень жаль, он весь этот кошмар, который трудно забыть, видел.