Чёрные вдовы

От автора

Основные события, описанные в этой книге, происходили в реальности, герои имеют своих прототипов и даже многие носят их имена и фамилии. Но художественная ткань романа позволила автору обрисовать образы, очертить характеры и личности героев, воссоздать атмосферу того времени, в которое они жили, и объяснить подоплеку их часто неординарных поступков.

Эти женщины остались в истории, но не как пример для подражания, а как пример греха и порока. И лишь в конце жизни каждая из них, по-своему, пыталась вернуться на праведный путь.

Чёрная вдова – смертельно опасный вид пауков. На чёрных особях расположены отличительные красные пятна в виде песочных часов. Паучата вылупляются через 2–4 недели, и, как и их мать, являются каннибалами. Находясь в коконе, они употребляют друг друга в пищу. У мужчины, укушенного пауком, развивается приапизм[1].

Часть первая. Femme fatale[2]

Боги мои! Что нужно было этой женщине, в глазах которой всегда горел какой-то непонятный огонёк?

М. Булгаков. «Мастер и Маргарита»

Красота и возжелание женщины вызывают свинство лишь в психике тех мужчин, кто не поднялся в своих сексуальных чувствах выше животного.

Иван Ефремов

Глава первая. Дерзкое убийство

Погожий сентябрь выдался в том году в Венеции. Таинственно и призывно посверкивала вода в каналах под лучами мягкого осеннего солнца. Старинные дома, переходящие один в другой, словно обнялись, заключив зеркальную гладь в свои объятия. В это раннее утро в городе было мало туристов, желающих окунуться в божественную атмосферу прекрасного города, даже «рабочие лошадки» – гондолы, слегка покачивались на привязи, ожидая седоков.

В обычный венецианский дом в самом центре квартала Сан-Марко позвонил молодой человек в сером пальто и надвинутой на глаза коричневой шляпе. Долго никто не открывал, наконец женский голос за дверью спросил:

– Кто там?

– Я хотел бы увидеть графа Комаровского.

Горничная открыла дверь, провела гостя в большую залу:

– Подождите здесь, граф сейчас выйдет.

Вскоре появился заспанный мужчина. Увидев посетителя, он запахнул халат и, жмуря глаза, проговорил:

– Николай, это ты? Какими судьбами? Я рад видеть тебя!

Он приблизился к гостю и раскинул руки для объятий.

Молодой человек неторопливо достал из кармана револьвер и четырежды выстрелил в графа.

Комаровский, пытаясь зажать рукою раны, проговорил:

– За что? Что я вам сделал?

– Теперь вы не женитесь на Тарновской.

Услышав выстрелы, в залу вбежала горничная. Она увидела лежащего на полу в луже крови Комаровского и сидящего подле него молодого человека. Тело его сотрясалось рыданиями, из глаз текли слёзы.

Вскоре зала наполнилась другими слугами. Молодой человек, как будто опомнившись, вскочил и выбежал вон.

Пока вызвали полицию и санитарную гондолу, пока довезли в больницу, граф потерял много крови. Однако раны признали не смертельными, и раненый оставался всё время в полном сознании.

– Вот ещё одна телеграмма, умоляю вас, отправьте поскорее! – просил медсестру.

– Вы уже оправили две, но ответа до сих пор нет.

– Но она же получила их и должна приехать, обязательно приехать…

Медсестра печально качала головой:

– Конечно, она должна приехать. – И добавляла: – Если пожелает.

– Принесите перо и бумагу, – попросил граф, – и пригласите, пожалуйста, нотариуса, хочу составить завещание.

– Конечно, воля ваша, – ответил врач, – но вы не должны думать о плохом. Мы сейчас сделаем вам операцию, вытащим пули, и вы сразу пойдёте на поправку.

– И всё-таки я настаиваю…

Вскоре прибыл нотариус и написал завещание:

«Настоящим подтверждаю то, что было написано мною в прежнем завещании: распоряжаюсь определить после моей смерти выплату графине Марии Николаевне Тарновской:

1. Страхового полиса на 50 000 франков, составленного на её имя.

2. Движимое и недвижимое имущество.

3. Всё принадлежащее мне состояние.

Особо прошу браслет и письма Марии Николаевны положить ко мне во гроб».

Операция прошла успешно, пули были извлечены, состояние раненого осталось удовлетворительным. Прибывший следователь, несмотря на протест врача, целый день до самого вечера допрашивал слабого ещё после операции графа. На другой день состоялся консилиум докторов для обсуждения плана лечения. Было предложено промыть желудок, затронутый пулей.

В тот же день во время промывания началось сильное кровотечение. Не очень расторопная медицинская сестра пыталась остановить его, но безуспешно. Прибежавший врач обнаружил, что пациент без сознания. Спасти его не смогли, граф Комаровский скончался.

Глава вторая. Предки

Древний и могучий ирландский род О'Рурк происходил от вождя племени кельтов. В XI веке Артур О'Рурк стал королём части Ирландии. Земельные владения этого рода простирались на сотни километров. Представители О'Рурков были одними из самых богатых и могущественных землевладельцев Ирландии.

В 1641 году вспыхнуло восстание против англичан. Начиналось он бунтом представителей католической общины Ирландии против конфискации земель и попытками присоединения страны к Англии. Наряду с католическим духовенством восстание против протестантской Англии возглавляли и члены рода О'Рурк. Восставшие создали собственное государство – Ирландская католическая конфедерация. Власти конфедерации через два года заключили союз с королём Англии Карлом I, предав интересы населения.

Этим воспользовался лорд-протектор Англии Оливер Кромвель. В августе 1649 года войска под его предводительством высадились в Ирландии и произвели полную земельную конфискацию. Во время битвы на Бойне 1690 года Брайан О’Рурк смело сражался с англичанами, но якобиты потерпели поражение. Спасаясь от репрессий, крупные землевладельцы О'Рурк бежали во Францию.

– Ваше величество, у вас просит аудиенции граф Джон О'Рурк.

Французский король Людовик XV небрежно развалился в кресле и бросил дворецкому:

– Проси.

В распахнутую дверь вошёл энергичный человек лет тридцати, сняв шляпу, поклонился и произнёс:

– Доброе утро, ваше величество!

– Да, да. – Король взглянул в окно, где вовсю светило полдневное солнце, и, прикрыв рот ладонью, зевнул.

Вчера ему привели такое юное и прелестное создание, что король еле дождался момента, чтобы помчаться в «Олений парк», где в одной из спален ждала его пятнадцатилетняя девушка. Вообще этот дворец был построен официальной фавориткой маркизой де Помпадур специально для свежих девушек, которые только и интересовали любвеобильного короля.

– Так в чём состоит ваша просьба? Если вам необходимы средства на государственный проект, то я должен сразу сказать, что не смогу удовлетворить её.

– Нет, ваше величество. Мои предки приехали во Францию сто лет назад и хорошо служили королям. Я – внук ирландского короля Брайана. Сейчас мы желаем поехать в Россию. Мне известно, что у вас хорошие отношения с императрицей Елизаветой, поэтому осмелюсь попросить лишь рекомендательное письмо к ней.

Король, который никогда не решал государственных вопросов, а всё своё время проводил лишь в пирах и любовных увеселениях, досадливо поморщился, как будто ему на лоб села муха.

– Подождите.

Людовик взял звонок, и мелодичные звуки нарушили тишину залы. Прошло довольно много времени, так что пришлось позвонить ещё раз, прежде чем в проёме скрытой двери показалась красивая, со вкусом одетая женщина. Она кивнула посетителю и спросила:

– Звали, ваше величество?

– Да. Вот реши тут с просьбой, а мне надо подготовиться к вечернему выходу.

– Слушаю вас, – повернулась маркиза к Джону.

Джон О'Рурк повторил ей свою просьбу.

– Нет ничего проще, – сразу заключила маркиза, которая решала все государственные дела во Франции и даже расставляла людей на государственные посты. – Вам сейчас подготовят письмо, и его величество подпишет.

Через несколько дней Джон О'Рурк уже трясся в экипаже по дороге в Россию.

Императрица с участием приняла француза с ирландскими корнями и, как водится, пригласила для совета своего фаворита. В залу для приёмов вошёл высокий, под стать самой государыне, мужчина в летах, со следами былой красоты на мужественном лице и чёрными с проседью волосами. Он поклонился царице:

– Звали меня, матушка?

– Алексей Григорьевич, вот молодой человек из Франции желают у нас служить. Военное дело знает, воевал во французской армии. Его младший брат уже успешно служит на благо нашего Отечества. Как думаешь, куда мы можем его определить!

Недолго думал граф Разумовский:

– Так в конные кирасиры, матушка, куда ж ещё. А должность там ему подберут.

Вскоре Джон О'Рурк был назначен майором конных кирасир.

Шёл 1760-й год.

* * *

Старший из братьев О'Рурк Джон был опытным и смелым офицером.

Граф Джон О'Рурк, рожденный в 1728 году в графстве Литрим, попал во Францию через Англию, где он пять лет служил младшим офицером в надежде отличиться и сделать удачную воинскую карьеру. Англичане стали, однако, «очищать» свою армию от офицеров-католиков, и юного Джона О'Рурка отправили в отставку. Он прибыл в Париж и представил французскому королю петицию, в которой, упомянув достоинства своего происхождения, просил об офицерском чине. Этот чин ему и был немедленно дан: его сделали капитаном знаменитой «шотландской гвардии», так ярко описанной Вальтером Скоттом в романе «Квентин Дорвард». Офицеры-шотландцы и их друзья-французы были недовольны этим назначением и не преминули выказать это свое недовольство. Джону О'Рурку пришлось сражаться на четырех дуэлях – и это в течение двух дней! Он вышел победителем во всех четырех.

Во время Семилетней войны он в составе корпуса Чернышёва участвовал во взятии Берлина. Этот город он взял лично со своим подразделением, а после этого был назначен первым российским комендантом Берлина. На этой должности он немедленно обложил пруссаков контрибуцией, которую им волей-неволей пришлось платить.

Прусский король, на которого действия Джона О'Рурка произвели немалое впечатление, после окончания проигранной войны пригласил его на аудиенцию:

– Как вам пришло в голову, что Берлин можно взять штурмом? – спросил король. – Все военные эксперты говорили мне, что это невозможно. – На то была божья воля, – ответил Джон, – и еще приказ командования. Если мне прикажут, я буду штурмовать даже твердыни небес.

Прусский король восхитился ответом храброго офицера и вручил ему в качестве подарка инкрустированную бриллиантами шпагу.

– Матушка, – обратился к императрице Разумовский, – храбрые ирландцы О'Рурк обратились с ходатайством подтвердить их графское достоинство.

– У меня нет никаких сомнений в этом, – ответствовала Елизавета Петровна.

Братья встретились после окончания войны.

– Я решил вернуться во Францию, – признался младшему брату Джон, – чувствую, что не смогу привыкнуть к новой родине. Может быть, потому что уже повоевал в других странах.

– А я – наоборот, – ответил ему Корнелиус, – хотя и считаю себя патриотом Ирландии, но думаю остаться здесь. Ты же знаешь, как я люблю племянницу нашего ирландца, ставшего в России фельдмаршалом, Петра Ласси.

– Это дочка его сестры Ханны Марии?

– Да. А отец её – генерал-майор Стюарт, потомок великой и кровавой Марии Стюарт.

– Ну что ж, у каждого своя дорога. Может быть, встретимся ещё…

Братья обнялись. Однако встретиться им больше не доведётся никогда.

Царь Пётр III, недавно взошедший на престол после кончины Елизаветы Петровны, дал Джону рекомендательное письмо к королю Франции. К этой рекомендации были также присоединены письма от фельдмаршала Суворова и генерала князя Волынского.

Джона О'Рурка сделали полковником французской кавалерии и внесли его имя в список французского дворянства. В 1774 году французский король наградил его орденом святого Людовика. О'Рурк в эти годы писал свой «Трактат о военном искусстве», который был вскоре опубликован в Лондоне. К тому времени Джон переселился туда. Лорд Стормонт представил его английскому королю, который вскоре возвел его в рыцарское достоинство. Служить при английском дворе, однако, О'Рурк не хотел, а английская военная элита смотрела на него, ирландца и полковника французской армии, с нелюбовью и подозрением. Нелюбовь эта, надо сказать, была взаимной. Джон О'Рурк умер в Лондоне в 1786 году, в возрасте 58 лет. Пространный некролог занял почти целую страницу в лондонской газете «Таймс».

* * *

Брат же его Корнелиус остался в России. Корнелиус О'Рурк храбро воевал за Россию, дослужился до генерал-майора и был назначен комендантом города Дерпта (Тарту). Вышел в отставку в 1788 году.

У него было три сына. Старший – Джозеф – во время Отечественной войны 1812 года за военный талант и храбрость был произведён в генерал-майоры и принял командование над авангардом Западной русской армии. Русская кавалерия под командованием ирландского генерала не давала Наполеону спокойной жизни, она преследовала его отступавшую армию от Березины до Ковны и Варшавы. Джозеф О'Рурк был одним из генералов, в победоносном марше дошедших со своими войсками до Парижа. Во время Венского конгресса, определявшего судьбы Европы, генерал О'Рурк в числе особо отличившихся генералов был включен в свиту русского царя Александра I. Окончил службу в чине генерала от кавалерии. Его портрет украшает «Галерею героев 1812 года». После выхода в отставку получил большое имение в Минской области. Его дети стали землевладельцами.

Один из сыновей другого сына Корнелиуса О'Рурка Егора – Мориц – закончил пажеский корпус, долго служил и вышел в отставку полковником в 1847 году. Купил себе имение в селе Ярмаки Миргородского уезда Полтавской губернии. Стал действительным статским советником, был избран уездным предводителем дворянства. Женился на местной дворянке, стал родоначальником украинской ветви этого древнего рода.

Сын Морица Николай закончил Морской корпус и ещё юнкером участвовал в знаменитом кругосветном путешествии фрегата «Аврора». Героически защищал Петропавловск-Камчатский от англо-американского флота. Николай Морицевич оставил удивительные по своему психологическому выводу воспоминания о тех событиях на Камчатке:

«Поразительное бывает у некоторых людей предчувствие, указывающее на ожидающую их смерть или великую беду. Так случилось и с князем Максутовым, который вечером накануне сражения в глубокой задумчивости сидел на своей батарее. Он часто думал о своей смерти и, между прочим, говорил о ней со мной. Пал он героем и особенное присутствие духа показал, когда ему пилили кость раздробленной руки. Ни звука не издал, он только сжимал губы и перекусил сигару, которую держал в зубах. Как только появлялся кто-нибудь с фрегата, он намеренно говорил: «Молодцы наши авроровцы!»

Выйдя в отставку в чине капитан-лейтенанта, Николай Морицевич возвратился в Малороссию, где поступил на службу чиновником по особым поручениям при киевском генерал-губернаторе.

Там он и познакомился с Екатериной Селецкой – дочерью крупного чиновника – тайного советника, гофмейстера Петра Дмитриевича Селецкого, выпускника киевского и берлинского университетов, киевского вице-губернатора и предводителя дворянства, владельца села Малютинцы (Отрада) Пирятинского уезда Полтавской губернии. Они полюбили друг друга и вскоре сыграли свадьбу.

Глава третья. Безоблачное детство

В 1877 году в скромной киевской квартире по улице Лютеранской, 33, где проживала семья, родилась девочка. Её назвали Марией. Кроме неё в семье росли ещё четыре брата и сестра.

– Манюня!

В гостиную вбежала четырёхлетняя девочка:

– Ты звала меня, мама?

– Да, доченька, я хотела ещё раз посмотреть, как ты выглядишь в этом платье.

Девочка взялась ручками за подол воздушного платьица в кружевах и закружилась по комнате.

– Ну и как?

– Ты у меня чистый ангел, – обняла дочку Екатерина Петровна, – такая прелестница, вот подрастёшь, будешь парням кружить головы.

Эта ненароком брошенная матерью шутливая фраза навсегда застряла в чудной девичьей головке и повлияла на всю дальнейшую жизнь Марии.

Девочка подошла к зеркалу и закрутилась перед ним. Она действительно была очень хороша: глубокие тёмно-голубые глаза притягивали всех смотрящих в них как магнитом, длинные золотисто-рыжеватые волосы окаймляли чуть продолговатое, но с пухленькими по-детски щёчками лицо. Эти необычные волосы называли тициановскими, по имени великого венецианского художника XVI века Вечеллио Тициана. С волосами такого цвета он изобразил Венеру Урбинскую. Считалось, что богиня любви Афродита обладала роскошными золотисто-рыжеватыми локонами. И с тех пор женщины с подобными оттенками волос пользовались повышенным вниманием со стороны сильной половины человечества. Дамы, имеющие такие волосы, обладали неповторимой энергетикой. Они были сексуальны, оптимистичны, решительны, стремились выделиться и находиться на виду.

Пройдёт ещё четверть века, и в город, где за триста лет до того творил Тициан, приедет женщина, похожая на богиню, сошедшую с полотна художника. Но она будет истинно земною…

– Мама, мама! – звонкий детский крик прорезал тишину двора, где восьмилетняя Машутка качалась в гамаке. – Мама! Ой, больно!

Екатерина Петровна выбежала во двор и увидела дочку, лежащую на земле и держащуюся рукой за голову.

– Где, где больно?

– Вот тут, – девочка показала на затылок.

– Сейчас подую, и всё пройдёт. Ты упала?

– Да, упала и ударилась о дерево.

Вскоре после этого зрение Маши начало падать.

Вызванный доктор сказал, что задет зрительный нерв и надо завязать глаза плотной тканью, иначе дочка может ослепнуть.

С этого времени Маша начала носить, почти не снимая, повязку на глазах. Через два года девочка начала остро чувствовать и угадывать то, что не могла увидеть, по доносившимся звукам представляла картину происходящего перед ней. Она научилась передвигаться по квартире, выходить на улицу, безошибочно угадывать места нахождения различных предметов. С ней занималась Жанетта, горничная из Франции, которая обучила её французскому и немецкому языкам. Она частенько читала девочке французские любовные романы, совсем не предназначенные для детей.

Однажды поздним вечером, когда все уже отошли ко сну, Машутке никак не удавалось уснуть. Она захотела пить и отправилась на кухню. Проходя мимо спальни родителей, услышала какие-то странные звуки: вот протяжные стоны матери, вот хриплые вздохи отца, к которым примешивался ритмичный скрип. Потом материнский стон перешёл в крик:

– О-о-о!

Маша не выдержала, сорвала с глаз повязку и решительно открыла дверь.

– Мама!

Екатерина Петровна, даже не прикрыв обнажённое тело, растрёпанная, вскочила с кровати:

– Манюня, почему ты не спишь?

– Я услышала что-то и хотела узнать, что тут у вас происходит.

– Всё хорошо, дочка, не беспокойся, – ответил отец, натягивая на себя простынь, – зачем ты сняла повязку?

– Мне она уже не нужна, я и так хорошо вижу.

– Ты пока надень её, а мы вызовем доктора и, если он разрешит, снимем.

На следующий день Маша замучила Жанетту вопросами о том, что происходит в спальне между мужчиной и женщиной. Горничная не только плохо говорила по-русски, но и не считала нужным скрывать от девочки интимные половые вопросы:

– Понимаешь, у мужчины и женщины имеются половые органы для того, чтобы вместе получать удовольствие и зачинать детей.

– У меня тоже так?

– Конечно, и у тебя, и у всех.

– А где эти органы?

И горничная прямо и открыто рассказала подробности, которые детям раньше времени не рассказывают. Так Мария в десять лет сделала первый шаг в сексуальный мир взрослых.

Вызванный специально из Англии доктор разрешил снять повязку.

– Катя, я считаю, что Машу надо отдать в институт благородных девиц. Ей уже десять лет, и надо получать образование.

– О, я думаю, что это будет нелегко сделать. – Екатерина Петровна внимательно посмотрела на мужа. – Ты знаешь, о чём я говорю?

– Наверное… – после недолгого молчания ответил Николай.

– Я слышала, что там строгие порядки, а Манюня у нас избалованная.

– Но всё-таки это лучшее заведение для девочек из благородных семей. Там научат всему, что необходимо в жизни, – заключил разговор Николай.

– Но это, наверное, дорого стоит?

– Мы отправим её в Полтаву, там дешевле, чем в Киеве. Я договорюсь.

– Я не хочу туда, – сразу заявила Мария.

– Это необходимо каждой девочке, чтобы получить образование и быть готовой к тому, что ожидает тебя впереди, – пыталась уговорить девочку мать.

– Я туда не пойду! – твёрдо повторила дочка. – Мне дома лучше.

– Пойми, это необходимо каждой девочке из благородного сословия.

– Не пойду! – закричала Мария и зарыдала.

Это была первая и последняя истерика, которую она закатила родителям.

Вскоре её отвезли в Полтавский институт благородных девиц.

Глава четвёртая. В институте

– Подъём!

Зычный оклик классной дамы прорезал сонную тишину дортуара. Мария натянула на голову одеяло, пытаясь совсем по-детски спрятаться от металлического голоса. Он звучал страшной музыкой, заставляющей вылезать из тёплой постели в нетопленную стынь помещения. Девочка знала, что надо встать за полчаса до утренней молитвы, чтобы успеть в туалет и умыться. В шесть часов молитва, потом завтрак и два полуторачасовых урока. И только после обеда краткий отдых, и вновь уроки. После полдника воспитанницы готовились к занятиям, в девять ужинали, затем вечерняя молитва, в 10 вечера ложились спать.

– Ну что? – произнесла классная дама, сдёргивая одеяло. – Так и будем лежать до вечера?

Мария молча встала и поплелась умываться. Ей, домашней девочке и всеобщей любимице, приходилось особенно трудно выдерживать казарменные порядки института. Платье коричневого цвета из камлота становилось всё более ненавистным. Девочкам младших классов полагалась одежда коричневого цвета как символизирующего близость к земле, что предполагало и практичность, во втором – темно-синего, в третьем – голубого, в старшем возрасте – белого. С возрастом тон одежды светлел, подразумевая образованность, взрослость, аккуратность.

Пока стояла на молитве, замёрзли руки, пришлось натянуть кожаные перчатки, которых выдавалось по три пары на год.

Домой Мария попала только через одиннадцать месяцев, таков был режим учёбы. За это время к ней только раз приезжали мать с отцом. Такой резкий контраст между прежней жизнью и настоящей реальностью ломал девочку, заставлял её озлобляться, становиться бесчувственной к окружающим. Она стала мстительной, причём делала это исподтишка, как в отношении своих подруг по институту, так и в отношении преподавателей.

В свободное время зачитывалась любовными романами, потом обсуждала прочитанное с подругами, выказывая познания в плотских взаимоотношениях мужчин и женщин. Постепенно она превращалась в изящную, красивую девушку, обладающую необъяснимыми способностями притягивать людей. Уже в старшем классе Мария подружилась с молодой преподавательницей русской словесности Людмилой Ивановной. Та жила в небольшой комнате при институте и при каждом удобном случае стремилась заговорить с Марией, дотронуться до неё. Однажды пригласила к себе.

– Машутка, знаешь, как я умею заваривать чай, такого ты и не пила никогда.

– У нас дома был очень душистый чай, Людмила Ивановна.

– А вот чай с вином ты не пробовала?

– Нет. – Мария покачала головою. – Нам нельзя, за это могут из института исключить.

– Ты не беспокойся, никто не узнает, да мы лишь по чуть-чуть. Кстати, когда мы вдвоем, называй меня по имени – просто Люда.

С непривычки от выпитого слегка кружилась голова, отошла куда-то далеко безрадостная жизнь в институте, Людмила казалось такой замечательной женщиной. Она подсела ближе к Марии, обняла её:

– Машенька, ты такая красивая девочка, такая тоненькая, хрупкая и притягательная. – Руки Людмилы Ивановны скользнули вдоль тела, лаская прелестные выпуклости едва оформившейся шестнадцатилетней девушки. – Дай я тебя поцелую. – Жадные губы закрыли рот, руки расстегнули платье и скользнули под рубашку… Вскоре они уже лежали в постели, и Мария получала первые уроки лесбийской любви.

С этих пор Людмила начала обучать девочку. Прошёл месяц. Однажды преподавательница остановила Машу и тихонько сказала:

– Приходи завтра ко мне, будет один интересный мужчина.

– Нет, нет, – Мария даже испугалась, – с мужчиной я не буду.

– Да не бойся, ты так и останешься девственницей, но узнаешь много интересного, сама получишь удовольствие и поймёшь, как доставить удовольствие мужчине. Это тебе очень пригодится в дальнейшем.