Бабник

– Куда это ты собрался? – не отвечая на вопрос, сама спросила Даша.

– В Стамбул, – ответил Стас правду, – по делам.

– А что тебе там без меня делать? Давай лучше со мной, обратно, домой, – предложила Даша. От этого всё внутри у Стаса оборвалось.

– Надо. Очень надо. А оттуда уже и домой, – отозвался Стас.

– Никуда ты не полетишь. Я тебя не отпускаю, – уверенно заявила Даша, прямо глядя в глаза Стасу. – Я тебя, может быть, люблю. Я, может быть, специально сюда за тобой приехала. Хочу жить с тобой, ребёнка от тебя хочу…

Стас перестал соображать. Сколько же власти над ним было у этой женщины, которую она проявила в нескольких словах! К чёрту все дела! Никто не будет ему указывать! Он прямо сейчас обменяет билет, оставит контрабанду и документы «на машину» в кабинке туалета и навсегда останется с ней, с ненаглядной, с самой прекрасной женщиной! Плохо помня себя, Стас впервые за всё время их знакомства обнял и притянул к себе Дашу. Она улыбнулась, не отвечая на его объятие. С колотящимся сердцем Стас потянулся вытянутыми губами вперёд, чтобы впервые поцеловать её, самую прекрасную…

– Нет-нет-нет, не надо, не целуй меня, пожалуйста, – нахмурила брови Даша и начала отстраняться от него. На них укоризненно смотрел мужчина. Он подошёл несколько секунд назад, поставил на пол сумку и смотрел очень нехорошим взглядом.

– Пусти! Это мой муж! – ошарашила Стаса Даша. Он разжал опустевшие руки, она подошла к своему мужу и что-то непрерывно ему заговорила, увела его в сторону, со Стасом не прощалась. А весь мир Стаса рухнул. Почернел… Опустевший, с тёмными кругами в глазах, он едва стоял на ногах. За несколько мгновений вся сказка, которую он так лелеял внутри себя столько лет, исчезла.

Вспомнилась самая первая мысль, та, которая неосознанно пронеслась в мозгу Стаса в первую секунду, когда он ещё даже не знал имени Даши, а только увидел её в сопровождении взрослого мужчины: «Мелкая мерзавка, старых козлов совращает!». Сейчас эта мысль стала доминирующей: «Мерзавка! Какая же мерзавка!.. Зачем она всё это мне наговорила?! Зачем?!». Трудно было возвращаться в этот мир.

Нужно было проходить паспортный контроль и досмотр. В таком состоянии Стас мог привлечь внимание и завалить всю операцию, но выбора не было. Стасу стало всё равно. Если поймают – так даже лучше. Жить больше незачем. К нему действительно внимательно присмотрелся латвийский пограничник.

– С вами всё в порядке? – на русском спросил служивый.

– Бабы, – тяжело уронил Стас непослушным языком. – Долбаные бабы, – вложил всю горечь в ответ Стас.

– Красивая? – певуче уточнил пограничник.

– Очень. Вон она, третья от рамки, – головой указал Стас на соседнюю очередь.

– Решила ехать с другим? – продолжал допрос пограничник. Стас с тяжёлым вздохом кивнул. Пограничник видел всю сцену несколько минут назад, молча вернул Стасу паспорт и махнул рукой, веля проходить на посадку минуя досмотр.

Больше Станислав с Дашей не встречался. Он не мог её забыть, свою любовь к ней, простить свою ненависть… «Время, конечно, лечит, но как в бесплатной больнице», иногда думал Стас про Дашу.

***

– А я просто мужчин люблю. Замуж, семью – не хочу. А мужчин люблю. Особенно тех, кто не конючит и звонками с сопливой любовью не донимает. Вот, я вроде и женщина, а всякую сопливую любовь не выношу, – ответила через паузу «Анфиса». – Детей вообще никогда не хочу. Не выношу их…

– Что так? – удивился Стас очередному перепаду настроения.

– Несколько лет назад, когда родственнички меня уже задолбали, что пора замуж, я заявила своей семье, что я злостная чайлд-фри, не хочу детей и семью. Что тут началось… Что началось… Как все на меня накинулись… Что дети – это предназначение любой женщины. Только забыли, что когда мне было семь лет – на меня взвалили трёхмесячного брата, а в девять лет прибавилась новорожденная сестра. Что меня лишали всех детских прогулок и радостей, потому что я должна была следить за детьми, мыть их, менять пелёнки. Забыли, как родители меня били, когда эти мелкие уроды орали, что я не могу их успокоить. Как на меня в двенадцать лет взвалили водить младших с утра, ещё до школы, в детский сад и забирать их потом каждый день. Как меня лишили содержания, когда я после девятого класса сбежала из дома в другой город, в училище, потому что родителям теперь пришлось самим «ставить на ноги» этих малолетних недоумков, и я сама себе зарабатывала с пятнадцати лет. Нет уж, спасибо, теперь я ненавижу детей. Теперь я буду жить только для себя. Детей я уже навоспитывалась. – После молчания добавила с какой-то горечью: – Как я выросла, так «все твои друзья и одноклассницы уже замужем, детей завели, и тебе пора». А как в детстве – «а если все пойдут с горы прыгать – ты тоже пойдёшь?». Главное, всегда знают, что мне лучше, а меня не спрашивают. Понимаю вас, мужиков, которые баб истеричками считают. Я тоже баб терпеть не могу! Особенно яжматерей!

– Обожаю жизнь… Первую половину жизни зарабатываешь себе комплексы и психотравмы, а вторую половину пытаешься от них избавиться. Чудесно… – проникся рассказом «Анфисы» Стас. – Как это у Александра Галича: я живой ещё пока, но, как видишь, дёрганый…

– Каждая девушка немножко Мэрлин. Но только некоторые из них Монро, а остальные Мэнсон, – улыбнулась «Анфиса». – Я тебя уже раздражаю, да? Ничего не могу с собой поделать… – «Анфиса» помолчала. Зевнула, продолжила: – Обожаю, когда кто-то говорит «у меня сложных характер» и выдаёт это за достоинство. А на самом деле это просто тупой, невоспитанный мудак. Просто сидит в человечишке говно, а он его гордо называет «сложный характер». И я такая же, – опять грустно закончила «Анфиса». – А что у тебя дома из еды есть? Я уже сильно голодная, аж звереть начинаю.

– Всякое есть. Супчик, борьщик, мясо с картошкой, вермишелька с котлетками, – задумчиво перечислял Стас, продвигаясь на несколько сантиметров вперёд.

– А чего так много всего? – искренне удивилась «Анфиса».

– Люблю вкусно и много поесть, готовить люблю, – признался Стас.

– А ты хорошо готовишь?

– Да. Лучше многих женщин. – «Анфиса» удивлённо-недоверчиво приподняла брови. Стас усмехнулся и развил тему: – Мужики лучшие в мире повара, но готовят редко. Мой опыт показывает, что мужик, поедая современную женскую еду должен молчать, когда приготовлено не вкусно, и не молчать, когда вкусно. Поэтому есть мужское правило: когда я ем, я глух и нем… А мою стряпню едят с похвалами. Кстати, знаешь лучший рецепт на восьмое марта? Записывай: берёшь одну женщину, используя вино или коньяк очищаешь её от верхней одежды, выкладываешь на кровать. Если женщина настоящая, то от неё вкусно пахнет и мыть её не надо. После этого разглаживаешь её по всей длине и начинаешь жарить тридцать-сорок минут, или дольше, если получается, но регулярно переворачивая, до образования довольного румянца. Блюдо готово!

«Анфиса» засмеялась.

– Мне этот рецепт не пригодится. Я теперь на двадцать третье февраля буду этот рецепт использовать, только женщину на мужика заменю, – решила «Анфиса».

Внезапно вся пробка неожиданно двинулась, как будто ничего не было. Машины быстро двинулись вперёд. Проезжая перекрёсток, Стас увидел, что все четыре светофора горят красным, а движением управляет регулировщик.

– Вон оно что было, светофоры покраснели, – объяснил Стас.

– Я бы сейчас всё из твоего холодильника сожрала, – призналась «Анфиса».

– Потерпи, скоро приедем, я уже тоже хочу есть.

– Есть я хотела час назад. Сейчас я хочу жрать! – с нажимом громко рявкнула «Анфиса». – Не понимаю, как можно сидеть на диете. Я сдохну на утро, если с вечера не поем, – продолжала «Анфиса».

– Фитнесс-клуб «Тарас Бульба»: «Мы боремся с ляхами!», – пошутил Стас. «Анфиса» закрыла глаза и беззвучно засмеялась, потом набрала воздуха в грудь и звонко в голос захохотала.

– Инквизиция займётся сжиганием ваших жиров! – сквозь хохот выдала попутчица.

Она смеялась ещё несколько минут, пока не приехали во двор к дому Стаса. Места во дворе было много: все соседи разъехались на дачи.

– Хорошо у тебя, – оценила «Анфиса» жилище Стаса. – Снимаешь? Своё?

– Своё, купленное, – уточнил Стас.

– Корми меня скорее, а то я уже не знаю, что от себя дальше ждать, – потребовала «Анфиса». – А ты потом меня назад повезёшь или можно будет у тебя до завтра остаться? Правда, я с собой не взяла ничего, но это решаемо?

– Ещё четыре часа дня, давай до вечера доживём, – не стал ничего обещать Стас, прошёл на кухню. – Что будем вкушать?

– Мяса! Ты говорил, у тебя там котлетки с вермишельной были.

– Кофейку?

– Со сгущёнкой!

Стас щедро всыпал в ковшик молотый кофе, залил холодной водой, поставил на газ. На сковородку вывалил вермишель и десяток крупных котлет. «Анфиса» шлёпнулась на стул, вытянула ноги.

– Первый раз встречаю мужика, у которого такие чистые, белые полотенца в кухне и в ванной. Ты точно не женат? Как женской рукой выглажены, – оценила «Анфиса» ванные и кухонные полотенца.

– Люблю простой порядок. У меня и беспорядка бывает достаточно, но всё, что можно выстирать и выгладить стираю и глажу.

– И тебя до сих пор ни одна баба не прихватила? Герой!..

Через десять минут «Анфиса» начала вгрызаться в котлеты.

– Блин, и правда хорошо сделано, вкусно! – прихлёбывая крепкий кофе, с набитым ртом нахваливала «Анфиса». – Я так точно не умею. Максимум что могу – это яичницу и курицу на сковородке. А так, чаще всего, пельмени варю. Ненавижу готовить, в детстве наготовилась. Я теперь к тебе буду приезжать вкусно поесть. Не знаю, какой ты любовник, но готовишь ты классно. Сейчас как два колобка будем толстыми животами стукаться! – засмеялась заметно порозовевшая «Анфиса». – Ты так не смотри, я от кофе всегда краснею. Через пару часов пройдёт. Всё, я готова. Веди меня в спальню. Спать буду… – блаженно улыбнулась.

– В душ. Сначала в душ. Обожаю мокрых мыльных женщин. Позволишь тебя помылить?

– Хм! Какое заманчивое предложение. Смотри, привыкну, что кормишь, мылишь…

– Привыкай, мне не жалко. На колени ко мне сядешь?.. Хочу тебя сначала поцеловать.

«Анфиса» помедлила, потом встала, села на колени к Стасу, обняла руками за шею, внимательно посмотрела в его глаза.

– Ты первый, кто не пытается меня напоить перед тем, как лечь со мной в постель, – сообщила «Анфиса».

– Это упрёк, что я пытаюсь на тебе сэкономить? – отшутился Стас. «Анфиса» засмеялась. Стас притянул к себе её голову и начал целовать. «Анфиса» ответила ему, прижалась крепче…

– Ты смелый! Это правильно. Подумав – решайся. А решившись – не думай! Пошли в ванную, хочу, чтобы ты меня намылил!..

***

… В 9 вечера Юля и Стас спустились к машине.

– Засыпать вместе, конечно, романтично. Но потом лежи, слушай храп, подтирай текущие слюни со своего плеча, простись с одеялом, получи локтем в глаз… – собираясь говорила утомлённая Юля. «Анфиса» не стала ждать третьей встречи, и в конце первой назвала своё настоящее имя, Юля. Уточнила, что друзья и знакомые часто называют её «Юлька-кастрюлька», «потому что крышка часто съезжает». – Ты мне пока что не изменяй. Ты мне понравился. Есть грех уныния. Есть грех прелюбодеяния. Но самый большой грех – это грех унылого прелюбодеяния. Со мной тебе будет весело, а с другими, по сравнению со мной, уныло. Ну, вези меня к моей соседке. Будем тебя с ней остаток вечера обсуждать…

***

… Это был выходной день. Солнце начало расшквариваться после обеда. За несколько минут его яркость возросла так, как будто в коробке от холодильника включили прожектор на десять тысяч ватт. Следом за светом пришёл жар. Бытовые спиртовые термометры в тени зашкалили и начали лопаться, потому что стеклянные трубки разорвал вскипевший спирт. Пластиковые окна начали перекашиваться и заметно оплавляться.

Яркий белый свет слепил глаза и не давал рассмотреть происходящее. А посмотреть было на что: мимо, тяжело ступая, шёл огромный чёрный динозавр. Он шёл за уходящим солнцем по раскалённой, шевелящейся от жара земле.

Когда солнце ушло за горизонт в наступившей тьме стало заметно сочащееся маревом из трещин в земле оранжево-красное свечение.

– Это раскалённое инфра-красное излучение. Это конец, – проговорил кто-то рядом.

В выжженном воздухе было очень мало кислорода. На каждый вздох требовалось огромное усилие…

А на следующий день начался дождь.

– Это был выброс солнечного протуберанца, за сутки он сжёг Землю и пролетел дальше. Теперь вся испарённая влага, которая ещё не улетела в космос, начнёт выливаться обратно.

– Много испарилось? – уточнял Стас.

– Полностью растаяли льды на полюсах, и всё равно океаны на сто метров стали мельче. Все моря на материках, без связи с океанами, высохли начисто. Теперь это всё обратно выливаться будет, пока не выльется…

Сотни дней и ночей потоки воды изливались с тёмного неба. Вода с улиц не уходила уже давно.

… – Они хотят нас отсюда выгнать! Говорят, теперь их очередь здесь жить! – кричала, упираясь во входную дверь маленькая девушка. Дверь, которую она сдерживала, дёргалась под ударами снаружи.

– Они просто хотят нас съесть. У них там снаружи вся еда давно закончилась, – отвечал ей кто-то с другой стороны таким голосом, от которого веяло смертной тоской всего человечества.

Битвы за возможность жить на верхних этажах развернулись сразу после начала потопа. С трудом двигаясь, Стас подошёл к выходу, лёг на пол, упёрся ногами во входную дверь, но дверь всё равно рывками открывалась.

– Они влезают и на тыканья ножками стула не реагируют! – кричали рядом. Стас изо всех сил упирался ногами в дверь, видел нечеловеческого вида людей, протискивающихся в расширяющуюся щель и тянущихся к нему скрюченными пальцами…

– АААААА!.. – с трудом закричал Стас, дёрнулся и в ужасе проснулся. – Твою мать!.. Аааах… госссподи…

Сел в кровати, включил ночник, начал тереть лицо дрожащими руками. От пережитого ночного кошмара трясло. «Так вот он какой, конец света… А ведь это вариант: сначала всё на хрен сжигает сгустком энергии, а потом смывает весь плодородный слой. Люди быстро возвращаются в зверское состояние, пожирают друг друга, и… И всё. Ну меня на хрен с такими снами…».

Поправил подушку, расправил скрученное в жгут одеяло, лёг, протянул руку, выключил лампу, закрыл глаза… Такие реалистичные кошмары часто мучили Стаса в период длительного безделья. Если не хватало усталости, то через несколько дней покоя мозг начинал выдавать длительные замысловатые реалистичные кошмары, после которых Стас просыпался измотанным, больным, несчастным. Несколько ночей после этого снов не было. Потом появлялись короткие яркие, а если и дальше не было физической усталости, опять било кошмаром. «Надо бы перед сном хоть прогуляться по свежему воздуху, а то неизвестно, сколько ещё тут зависать», промелькнуло в сознании перед самым засыпанием.

Уже третью неделю Стас ждал одного телефонного звонка, после которого он сорвётся в очередную авантюру. Звонок мог прозвенеть в любой момент, но когда этот момент наступит – никто не знал: должно было совпасть слишком много обстоятельств.

***

Даже в сказках, где возможно всё, Василиса Прекрасная и Василиса Премудрая – это две разные Василисы. Одной из «подруг» Стаса была женщина, значительно старше, чем он, по имени Светлана. Про себя она говорила, что за свою жизнь «прошла огонь, воду и медные трубы. Теперь весёлая, крепкая, сногсшибательная, как самогонка». Их встречи часто ограничивались просто долгими увлекательными беседами, и только иногда заканчивались физической близостью. Они познакомились в очереди за билетами в театр. Стас не собирался в театр в тот день. На улице заметил очень привлекательную, красиво одетую женщину, «с пробегом, но на ходу», отметил для себя и просто пошёл за ней следом. В театральной кассе стояла редкая, для этого города, длинная очередь. Стас встал сразу за Светланой и приложил немало усилий, чтобы она им заинтересовалась. Уже через пятнадцать минут культурного разговора они прониклись взаимной симпатией. После покупки билетов на соседние места они ещё долго просто гуляли, разговаривали, немного флиртовали. Стас наслаждался её познаниями, манерой разговора, чувством юмора, достойным поведением. Любовные отношения между ними развились постепенно. Светлана сама выступила инициатором их первого поцелуя. Оба признавали, что если бы не разница в возрасте, им было бы очень комфортно вдвоём.

Стас давно её не видел, соскучился.

– Алло, светлая моя, здравствуй! – поздоровался Стас со Светланой, когда после третьего гудка она ответила на его звонок.

– Здравствуйте, Станислав! Давненько не наблюдаю у себя вашего присутствия. У тебя всё хорошо?

– Да, хорошо. Соскучился я по тебе! Можно приехать?

– Приезжай! Буду тебе очень рада!

Через полчаса Стас звонил в двери к Светлане.

– Что, сударь, неудачи на любовном фронте, что решили вспомнить свою прежнюю даму? – с улыбкой поцеловала и обняла Стаса Светлана. Между ними не было секретов. За много лет общения сложились глубоко доверительные отношения. Настолько доверительные, что Стас рассказывал Светлане о своих встречах без обязательств. Это не было сплетнями, это был доверительный разговор. Больше ни с кем это не обсуждалось, дальше Светланы это не шло.

… – Раньше «гуманитарий» – это был тот, кто знал три языка, философию, мог произвести лингвистический анализ средневекового художественного произведения на французском языке, а сейчас это те, кто не может выучить таблицу умножения, – сокрушалась Светлана. – Эрa двоечников настала. Эра, эпоха. Чудовищное, могучее поколение двоечников и неучей заполонили всё вокруг. Нет, они были и раньше, но еще несколько лет назад они не так сильно бросались в глаза. Как-то стеснялись своей безграмотности, что ли? А сейчас они, такое ощущение, везде. Они популярны! Безграмотные звезды. Косноязычные лидеры мнений. Не умеющие двух слов связать законодатели мод, – Светлана вздохнула, повернулась, легла удобнее. – Все эти люди, которые никак не могут понять разницу между «тся» и «ться». Которые говорят «я думаю то, что»… Которые говорят «координальный» вместо «кардинальный» – видимо, и Ришелье в их версии был «координалом». Которые заявляют, что «мне показалоСЯ», или «я разочаровалаСЯ». Которые никак не могут забыть кошмарное слово «вообщем». И они уже не стесняются ничего!.. Кошмарные дикари… И ладно бы только блогеры были безграмотными. Блогеры вообще умудрились за краткое время своего существования сделать все возможные ошибки и покрыть себя любым известным позором, так что само слово «блогер» в нашем обществе носит пренебрежительно-несерьезный оттенок. На фоне понтов, самолюбования, воровства, накрутки подписчиков, откровенной грубости, глупости и хамства какая-то там безграмотность уже не выглядит как порок, – Светлана посмотрела на Стаса, увидела понимание в его глазах, продолжила. – Но безграмотность проникла уже в святая святых – в СМИ. В место, которое держалось дольше всех. В то место, где непременно должна быть хоть какая-то редактура, хоть какой-то второй взгляд. Нет. Сами редакторы уже не знают, что к чему. И ладно бы модные журналы, нет – солидные политические издания на полном серьезе обсуждают вопросе о «приемнике Президента», хотя слово «приемник» – это, скорее, что-то из радионауки, в отличие от слова «преемник», которое и пишется, и читается по-другому. Всем наплевать на грамотность. Всем. Никакой вычитки, никакого свежего взгляда. Афиша с фильмом Нуртаса Адамбая заявляет о «фильме Нуртаса Адамбай» – хотя фамилия «Адамбай» прекрасно склоняется, прекрасно, так же, как и Хемингуэй. Но только в одном случае – если речь идет о персонаже мужского рода. Если бы это был фильм какой-нибудь Нургуль Адамбай – тогда склонять не следовало бы. Но эти безграмотные двоечники не понимают разницы, не понимают, – Светлана опять замолчала.

– Безграмотность везде и во всем. Неучи везде. Неучи – лидеры мнений. Неучи – популярные блогеры, – повторилась она, – неучи дают интервью и учат других жить. Люди, которые сами не удосужились научиться – учат других. Перевернутое время, ей-богу. И вот я точно знаю, в чем причина. Все ведь просто – эти люди не читали в детстве, и не читают сейчас. И я точно знаю, что с этим делать. Точно знаю, как безграмотность лечится. Будь моя воля, я бы собрала в одном месте всех этих редакторов модных журналов, всех этих блогеров, всех этих безграмотных журналистов, всех этих пишущих людей, которых на пушечный выстрел нельзя подпускать к тексту. Всех этих молодых и дерзких. Собрала бы, и заставила читать. И читать не журналы с картинками, не блоги, не модных писателей, не какого-нибудь дебильного Коэльо, не какого-нибудь популярного Харари, который под видом откровения публикует кошмарный наукообразный бред. Нет, Чехова бы они у меня читали! Чехова, Антона Павловича. Возможно, тогда они бы узнали, что вот это кошмарное построение фразы «переступая порог ресторана, возникает ощущение, что ты дома» – так вот, это построение фразы называется «анаколуф», и его первым безжалостно простебал именно Чехов. И это ощущение переступает порог ресторана, а не ты, двоечник. Чехова им всем в двойном размере!.. Толстого. Шекспира в переводе Пастернака. Самого Пастернака. Каверина. Домбровского. Бунина. Вот кого. А в интернет я бы им запретила заходить в принципе. До тех пор, пока не смогут правильно применить «тся» и «ться». Десять раз из десяти. Некоторые, наверное, никогда не смогли бы это сделать. Но таким людям отлучение от Интернета только на пользу… Для грамотности нужно мышление взрослого человека. Но мы безвозвратно утратили способность быть взрослыми: не будет уже никогда двадцатилетнего генерала Наполеона Бонапарта, шестнадцатилетнего комдива Гайдара. Инфантильная придурковатость стала нормой. Поэтому и детские экивоки никуда не денутся. Как жаль…

Светлана выговорилась и теперь утомлённо замолчала.

– С чего тебя так перепахало? – после длительного молчания уточнил Стас, повернулся удобнее, начал кончиками пальцев поглаживать Свету по плечу.

– В поезде ворох газет прочла, а там так всё безмозгло, так безграмотно, так косноязычно. Особенно региональные таблоиды. Это что-то невероятно ужасное… Такие примитивные темы обсасываются на полном серьёзе… Так возникают нации, которые выпускают стеклянные бусы и нации, которые за эти стеклянные бусы продают свои земли. Всё грустнее наблюдать растущую самоуверенную безграмотность. Становится нормой «Ну, я же так думаю, значит, так оно и есть». Растёт число сторонников учения о плоской земле и наличия планеты Нибиру, населённой ануняками. У входа в университет в Южной Африке висит следующее сообщение: «Уничтожение любой нации не требует использования атомных бомб или использования ракет дальнего радиуса действия. Требуется только снижение качества образования и разрешение обмана на экзаменах учащимися». Пациенты умирают от рук таких врачей. Здания разрушаются от рук таких инженеров. Деньги теряются от рук таких экономистов и бухгалтеров. Человечество умирает от рук таких религиозных ученых. Справедливость утрачивается от рук таких юристов и судей… Управление теряется в руках законодателей. «Крах образования – это крах нации»… Мы стали нацией, которая обречена на вымирание. Так грустно… Опять подумала, что хорошо быть дурой, но мне так не повезло с детства много читать, стать всей из себя умной. Скажи, хорошо же быть дурой, правда?

– Тебе это уже не грозит. Неси свой крест просвещённого человека, – поцеловал Стас в макушку Светлану. – Светлая твоя голова. Как же с тобой хорошо поговорить.

– Женись, Станислав. Обязательно женись! И обязательно родите детей! Воспитайте их умными людьми! Просто страшно становится от мысли, что мы последние поколения умных образованных людей. Давай я тебя с хорошей умной девушкой познакомлю, чтобы вам было о чём говорить. А?

– Не надо… Не надо… Это апоптоз… На уровне общества. Каждый член общества – как отдельная клетка. Всеобщее одурение и массовое суицидальное поведение – это стремление членов общества к скорой гибели. Слишком нас много на планете расплодилось.

– Не будь таким мрачным. Что у тебя произошло? – повернулась к Стасу Светлана.

– Кошмар ночью снился. Наблюдал конец света, – ответил Стас и пересказал свой сон.

– Как фильм телеканала «Дискавери» или «Нэйшнл джиографик». Иди ко мне… – притянула к себе Стаса Светлана.

***

В понедельник утром Стас сидел в очереди банке. Необходимость каждые несколько лет заменять карты была частью его работы. А сейчас Стас восстанавливал утраченные ранее карты. Полтора десятка карт разных банков хранились в отдельном портмоне. Рядом сидела пара немолодых людей, усталый мужчина и нервная женщина. Они продолжали какой-то прежний разговор, но с какого-то момента Стас откровенно начал прислушиваться. «Тебя поставили подглядывать, а ты подслушиваешь», сам себя укорил Стас.