Милые мои, дорогие

– Слушайте, – сказал Сергей Николаевич доктору, – оставьте девочку дома, я договорюсь с председателем, будем вас сюда возить.

– Вот я вам удивляюсь! У нее пневмония, переохлаждение, наверняка еще почки проявятся, такие отеки на ногах, а вы «дома». Она серьезно больна, её надо наблюдать врачу, а не фельдшеру.

– Поймите, единственная дочь, боится отправлять ее в больницу.

– Вот именно, единственная!

Долго спорили, в конце концов, написала Марья Яковлевна отказ от госпитализации и взяла тем самым всю ответственность за лечение дочери на себя. Договорились, что фельдшер будет выполнять все предписания врача, а он через день приезжать в село и осматривать Маринку.

В понедельник хоронили Капу. Много народу собралось на кладбище. Мишка и Васька не пришли, закончились каникулы. Сергей Николаевич не разрешил школьникам прогуливать уроки и идти на похороны. Он рассудил, что ни к чему усугублять ситуацию. Про барабан все дружно забыли. Стоя у могилы, сельчане вспоминали Капу, его доброту и безотказность, его трудолюбие, говорили о его героизме на войне. А у Мишки не шла из головы Маруся и её платочек красненький. И как могло случиться, что пережил Капа тоже, что и она перед смертью. Совпадение или судьба? И такая тоска опять напала на него, что ближе к вечеру побрёл он к реке. А там, у переправы сел на скамейку, где совсем недавно говорили они по душам с Капой и стал смотреть на дом Вьюги. Со вчерашнего дня земля укрылась снегом. Кое-где ещё проступали клочки чёрной земли и топорщились остатки пожелтевшей травы. Закрайки реки затянулись льдом. Но сильное течение ещё пробивало себе дорогу и тянуло за собой снеговую кашу. Вперед, только вперед. Ведь совсем скоро встанет лёд на реке и придется воде подчиниться зиме до весны.

Не сводил глаз Мишка с того берега, но вот открылась калитка и быстрые ноги спустились по тропинке и остановились у самого края реки: как раз напротив Мишки. Вьюга прижала руки к груди, и он скорее догадывается, чем слышит, как кричит она: «Миш-ка»! Стоят они напротив друг друга и река такая сильная, как будто живая, торопится и шумит, и шепчет. Но она равнодушна к людям. Она не замечает их. Это они, люди ищут в её водах кто смерть, кто радость. Она их не зовёт, у нее своя дорога.

После кладбища отправились сельчане в Капин дом на поминки. Накрыты столы. Капу поминали молча. Ровно в полдень вышли старухи на дорогу. Встали лицом к той стороне, где кладбище. Сделали несколько шагов и опустились на колени. Поклонились лбом до земли, тяжело поднялись на ноги, а на дороге остались куски хлеба. Опять низко поклонились и дальше пошли. Повторили так три раза. Потом ушли в дом. На дороге в трех местах остался хлеб. Это обычай. Подобным образом поступают, чтобы приманить душу умершего, в последний раз ночью прийти к себе домой поесть. Поминки закончились. Женщины убрались в доме, закрыли дверь на замок, а ключ положили под стреху. Все разошлись, в сумерках осиротевший дом остался ждать хозяина. Приходил Капа или нет, знает только он. Но к утру не одного куска хлеба не оказалось на дороге, и ни одного следа не было на снегу у калитки дома.

Глава 12

Сильная Маринка пошла на поправку. Ребята в классе договорились, что будут к ней ходить по очереди, проведывать и носить домашнее задание. Только Вьюге Марья Яковлевна разрешила заходить каждый день. Как-то раз пришли и Васька с Мишкой. Зашли и встали у порога. В руках шапки. На румяных от мороза лицах робкое выражение. Боялись увидеть Маринку. А увидели и расплылись в радостных улыбках. Ну, похудела немного, ну, темные круги под глазами. Так это не страшно! Дело поправимое. Самое главное, что остались такие же озорные глаза и ямочки на щеках. Уж когда заговорила, так и вообще все сомнения прошли – все такая же трещотка!

– Раздевайтесь, проходите! – крикнула им Маринка. У нее постельный режим. Вставать доктор запретил строго настрого. Уколами мучают, и таблетки горстями заставляют есть. Самое противное – это перевязки на руках. Бинты прилипают. И без рук очень плохо. Ничего не может делать сама. Вот Вьюга помогает, мамке больше всех достается.

Вьюга с удивлением посмотрела на Маринку. Как она оживилась. А потом подумала: «Ваську увидела, из-за него».

– А мы вот – тебе принесли. – и Мишка положил на стол бумажный кулек. В нем конфеты.

Васька подошёл к кровати и на одеяле перед Маринкой появились два яблока. Достал их Васька из кармана, а сам глаз не сводит с Маринки.

– Осенний сорт, – пояснил, – долго хранится.

Маринка тоже внимательно посмотрела на Ваську, как будто ощупала его взглядом. Она уже знала, что был Васька сильно бит отцом, и увидев на лице след от ремня, быстро отвела взгляд в сторону. Тяжело вздохнула и сильный приступ кашля согнул ее пополам.

– На, попей тепленького. – Вьюга протянула подруге стакан с питьем. Мальчишкам жалко Маринку, они переглянулись и опустили глаза.

Маринка взяла стакан перебинтованными руками и попыталась отпить глоток, но не смогла, кашель не дал.

– Ребята, потом еще зайдете, когда будет ей легче.

Они скомкано попрощались и вышли на улицу. Навстречу им торопилась Марья Яковлевна.

– От нас? – спросила она.

– Да, Марину проведали.

– Молодцы, спасибо. Ей сейчас очень нужна поддержка друзей.

– Марья Яковлевна, можно мы завтра еще зайдем.

– Вася, завтра к ней доктор приедет. Приходите послезавтра. Часика в четыре. Посидим все вместе, чаю попьем.

Пригласила ребят Марья Яковлевна с расчётом. Лишь бы отвлеклась Маринка от грустных мыслей. Боится мать за нее. Почти каждую ночь будит Марью Яковлевну Маринкин крик: «Помогите…», просыпалась девушка всегда в слезах и долго не могла заснуть. Надежда на то, что Васька сможет помочь Маринке забыть о пережитом в тот злополучный вечер.

В день встречи ближе к вечеру пришли Мишка и Васька в гости к подруге. Стол стоит у кровати, чтобы Маринка тоже была рядом. На столе пыхтел самовар, в чайнике заварен крепкий чай, на блюде горкой сложены пирожки из школьного буфета, в красивой стеклянной вазочке переливалось рубиновое варенье. По случаю гостей – шоколадные конфеты, Маринкины любимые «Петушок золотой гребешок». Усаживаются. Вьюга возле подружки. Васька уселся напротив Маринки, а Мишка и Марья Яковлевна расселись по краям.

– Не стесняйтесь, – сказала Марья Яковлевна, – Всё угощение для вас.

Мальчишки скромничают, пьют пустой чай.

Марья Яковлевна разложила им на тарелки пироги.

– Сладкие, кушайте, вот варенье клюквенное, конфеты.

– Ой, я сейчас вам расскажу, как мы с Вьюгой ходили за клюквой. Страху натерпелись. – Маринка говорила торопливо, боялась раскашляться.

Вьюга улыбается. В разговор не встревает. Пусть Маринка рассказывает.

– Пошли мы с Вьюгой, тетей Полей и дядей Толей за клюквой. Повел он нас на дальнее болото. Идти далеко. Лес прошли, вышли на болото. Куда глаз не кинь – везде клюква. Обора нет. Мы с Вьюгой как сели на кочку, так и собрали по ведру на одном месте. Мамка мне дала рюкзак, я туда ведро ягод пересыпала – за вторым ведром пошла. Набрала и уже стала Вьюге помогать. Быстро мы все управились, пора домой. У дяди Толи мешок, у тети Поли рюкзак и ведро и у нас с Вьюгой по ведру и рюкзаку. Взвалили мы себе на спины рюкзаки, еле ноги передвигаем. А у дяди Толи еще ружье, без него, говорит, в лес не хожу.

Прошли болото, вышли к лесу, а время уже послеобеденное, день теплый, солнце припекает, идти тяжело. Первым идет дядя Толя, мешок здоровущий у него на спине, мы за ним ковыляем. Вдруг, встает он как вкопанный.

– Стойте, не шевелитесь. Тихо.

А впереди – в метрах в пятидесяти на дороге медведь. Встал в полный рост и на нас смотрит. Ждет, что мы делать будем. Сердце у меня в пятки так и покатилось. Стою ни жива, ни мертва. Думаю, не убежишь – догонит. Медведище матерый, тоже за клюквой на болото приходил.

Мы стоим, он стоит. Тут дядя Толя как крикнет: «УХУ-ХУУУУ», медведь как сиганет в лес. Бежит, только лапы задние сверкают.

Лицо Маринки порозовело, ямочки заиграли на щеках, пирожок ест с аппетитом. Марья Яковлевна улыбнулась. Васька глаз так и не сводил с Маринки.

– Вася, съешь ещё пирожок, такой вкусный. – попросила Маринка.

– Ему ли не знать, мамкины пирожки-то из пекарни. Марья Яковлевна подвинула к Ваське тарелку с пирогами. Вася взял пирожок и с удовольствием откусил кусочек.

– Вкусно!

Мишка и Вьюга тоже улыбаются.

– А мне почтальонша Танька Большая Голова рассказывала. Несла она почту в Бирюльки, а это почти десять километров от села. Дорога лесная. Сосны и ели высоченные. Вдруг на дорогу прямо перед ней медведь выходит. Танька так испугалась, что в обморок хлопнулась. Пришла в себя, лицо все мокрое, облизал ее и ушел. – Васька рассказывал с увлечением и уже третий пирожок с разговорами ушел в широкий Васькин рот.

Время пролетело не заметно. С разговорами и чайком. Пора и честь знать.

– Приходите еще. – попросила Маринка, а сама смотрит на Ваську.

– Придут, конечно, придут. Правда, ребята? – Марья Яковлевна провожает ребят до дверей.

На улице разошлись – Васька ушёл в одну сторону, а Вьюга с Мишкой в другую.

Зима уже хозяйничала во всю. Снег ровным слоем укрыл землю и каждый день подбрасывал сугробов пока только помаленьку. Морозец установился, если днем небольшой, то по ночам леденеет все вокруг. Свежий морозный воздух кружил голову. И хоть уже стемнело, от снега поднимался молочный свет. Ребята прошли село и подошли к переправе. Река встала. Лед уже крепкий, по нему набили тропинку, поставили вешки.

– Вьюга, а помнишь, как ты провалилась вот здесь в прорубь? – Мишка показал в темноту.

– Здесь ли? Мне кажется подальше.

– Нет, здесь. Я очень хорошо помню.

– Я тогда к бабушке Кате на выходные пришла. Папка мне из райцентра коньки привез. Кататься не умела, все коленки отбила. Потом разбежалась, споткнулась и сама не заметила, как в прорубь влетела.

– Да, хорошо мы с ребятами катались с берега. У переправы Капа нам всегда горку делал.

– Как ты только заметил, что я провалилась?

– Так я следил за тобой. Подойти хотел, да боялся, мальчишки засмеют. Подполз я тогда к проруби, что делать-то не знаю. Смотрю, у тебя пальто надулось, над водой как парашют, держит тебя. Я тебя за воротник схватил и стал тянуть, чувствую, что силенки не хватает, и сам уже в прорубь сползаю, испугался. Кричу тебе: «Ползи, помогай!»

– Вытащил. – засмеялась Вьюга. – А потом как мы к бабушке бежали. На мне вся одежда сразу замерзла, бегу сосульками звеню.

– А я так боялся, что бабка Катя всыплет мне, но она даже и не прикрикнула, так за тебя испугалась.

– Сколько нам тогда было?

– В первый класс пошли.

– А помнишь, как мы вечером к вам пришли. Нас на печку посадили, конфет дали, а сами за столом сидели, батьки наши так натюкались, мы даже ночевали у бабушки.

– Помню, Вьюга, только это было на следующий день. Батька твой все моего благодарил.

– Ага, целовались по пьяни.

– Дядька Толя сказал мне тогда, вырастишь – сосватаем тебя за Вьюгу. Раз спас ее обязан жениться!

– Пьяный был. – говорит Вьюга.

Они уже стояли у калитки.

– До завтра, Мишка.

– До завтра.

Маринка в эту ночь спала спокойно. Не снились ей кошмары. Марья Яковлевна не просчиталась. Дочка действительно стала спокойней. Васька с Мишкой приходили почти каждый день, ну и Вьюга конечно. Делали вместе уроки, разговаривали, пили чай. Отступила болезнь, окрепла Маринка. В школу пока не ходила, но по дому уже передвигалась сама. Зажили у нее руки, остались только рубцы на ладонях, но и они должны были со временем разойтись. Вот только боль, что разлилась внутри Маринки, когда услышала она последнее слово Капы, не проходила. Доктор скажет – сердце. Поставит сложный диагноз. Но Маринка-то знала, что болело её бедное сердце только из-за чувства вины перед Капой. И это её наказание, её крест, который будет она нести недолгую свою жизнь.

Глава 13

Больше не провожал Мишка Вьюгу домой вечерами. Маринка выздоровела и пошла в школу. Загрустили Мишка с Васькой, притихли. Васькины голубые глаза весь день в школе искали Маринку. На уроке то и дело оглядывался он назад, туда, где сидела Маринка, на перемене следовал за ней тенью, издалека, близко не подходил. Да и Мишка тоже страдал. Упрекал он себя, что не сказал Вьюге всего, что хотел сказать, пока шли они домой от Маринки. Столько слов, столько фраз проговаривал он в своей голове, но при Вьюге упорно молчал. Были вечера, когда возвращались они домой в полной тишине. Вот и сейчас думал Мишка, дойдем до Уткиного дома и скажу. Сдерживал его страх, вдруг поднимет его Вьюга на смех, и тогда уже не только провожать, разговаривать с ним не будет. Ложился спать Мишка, закрывал глаза и видел перед собой Вьюгу: высокую, стройную, видел её глаза зеленые и губы, мягкие и нежные. Тогда натягивал себе на голову одеяла: «Эх, измучила ты меня Вьюга, истрепала».

Но и Вьюге не легче. Она виду не показывает, но Мишка не идет у нее из головы. То такая грусть нападет на нее, хоть плачь. То разольется по всему телу радость, накинет Вьюга пальто и выбежит к переправе, посмотрит в темноте на тот берег, никого не видно. Вернется домой. По ночам снится ей Мишка, а утром в школе делает Вьюга вид, что не замечает его. Живет в ней чувство, как будто между ними есть какой-то секрет, какая-то тайна, которую кроме них никто не знает. И эта тайна сближает их. Знает Вьюга, что всегда Мишка рядом, и если поднимет она глаза, то увидит его перед собой, готового на все ради нее.

Однажды, спросила Маринка у Вьюги:

– Вьюга, как ты думаешь, что такое любовь?

– Не знаю, – помолчав, сказала Вьюга, – Я не думаю про нее.

– А как же Мишка? – спросила у подруги Марина.

– Что Мишка? – вопросом на вопрос ответила девушка.

– Я думала, он нравится тебе.

– Маринка, ты лучше об экзаменах думай. Причем здесь Мишка?

– А мне, знаешь, Васька нравится. Мне даже кажется, что я в него влюблена. Я поэтому у тебя и спросила, что такое любовь, боюсь ошибиться, вдруг я его не люблю, а только дружеские чувства испытываю. Ты ведь такая умная, всё знаешь.

– Маринка, не знаю я что такое любовь. Разве можно про неё узнать у кого-то, вот испытаешь сама, тогда и ответить сможешь. А пока – живи и радуйся.

– Хорошо тебе Вьюга, ты как снежная королева, у которой льдинка вместо сердца, а я вот дурочка, про Ваську постоянно думаю. Нет, наверное, это все-таки, любовь.

Вьюга продолжать тему не стала, ни к чему этот пустой разговор.

Скоро Новый год. Школа готовится к празднику. Все классы украсили яркими флажками, гирляндами. Ребята сами делали. Полным ходом идут репетиции новогоднего представления. А в актовом зале поставили елку-красавицу.

Председатель колхоза выделил на каждого ученика по новогоднему подарку. В красивых бумажных коробках лежали конфеты, вафли и два мандарина. Эх, как ждали ребята эти подарки, особенно мандарины. Ждали и дождались. Пролетели праздники, а вместе с ним и каникулы. В середине января у Вьюги день рождение.

– На твой пятнадцатый день рождения. – сказал отец и протянул дочке сверток. А там отрез на платье. Темно-красный с синими мелкими цветочками.

Крепдешин как нельзя лучше подходил к зеленым глазам Вьюги. Фасон для платья Вьюга сама придумала, сама раскроили и сшила. Получилось не хуже, чем у заправской портнихи.

– Эх. Молодец, Вьюженька. – хвалит ее Дедка. А Вьюга крутится в воображаемом танце, подол у платья как сказочный цветок вокруг Вьюги собирается и снова раскрывается. Мать с отцом любуются.

– Совсем взрослая. – сказала Поля.

– Мама, я его на восьмое марта надену. В клубе Сергей Николаевич сказал, будут танцы, восьмиклассникам разрешили быть.

– Вьюженька, – говорит Дедка, – все кавалеры твои будут!

– Нет, Дедка, не нужны нам кавалеры. Ей учиться надо, а с кавалерами какая учеба. – Анатолий подошёл к Вьюге. Погладил её по голове:

– Правда, дочка?

– Правда, папа.

Всякий человек замечал, что, если ждешь чего-то, кажется, что время тянется медленно. Весь восьмой класс, все двадцать пять человек с нетерпением ждали марта. Не один раз Альбина Алексеевна грозилась не допустить в клуб особо провинившихся учеников. Конечно, в основном это были мальчики, и больше всех пугала она Ваську. Не сказать, чтобы нарушал он дисциплину чаще других, но один раз решив для себя, что хуже, чем Васька, никто в классе себя не ведет, Альбина Алексеевна мнения своего не меняла. На Мишку же смотрела она более снисходительно. То ли из-за того, что был он сыном председателя колхоза, то ли потому что попадался он под ее горячую руку реже.

Маринка, чтобы ускорить время, отмечала крестиком дни в календаре, который висел у нее над письменным столом. Когда осталось два дня до праздника, пришла она к Вьюге, села за стол и положила перед собой маленький сверток.

Дедка спал на печке. Родителей не было дома. Маринка решительно обратилась к Вьюге.

– Давай потренируемся.

– Потренируемся? – Не поняла Вьюга.

– Танцевать потренируемся.

Маринка уже на середине комнаты: «Ля-ля-ля» напевает и кружится на месте. «Ля-ля-ля» подхватила Вьюга и положила руки на талию подружке: раз-два-три кружатся они в такт. Получается неплохо. Танцевали так, пока дыхание у Маринки не сбилось, а губы не тронула бледная синева. Тогда Вьюга посадила её за стол, и чтобы отвлечь Маринку от грустных мыслей о здоровье, завела разговор о танцах.

– Маринка, – засмеялась Вьюга, – мы с тобой не опозоримся! Главное, чтобы кавалер танцевать умел!

– Вьюга, а ты будешь танцевать, если тебя пригласят?

– Буду, а если не пригласят? – дразнит она Маринку. – Ты почему шепчешь то?

Чуть громче отвечает Маринка:

– Как не пригласят таких красавиц? У тебя платье новое, у меня платье новое. Я тебе свою черную бархатную ленточку принесла в косу заплетешь. Загляденье. – она пододвинула сверток к Вьюге.

– Вообще-то боязно, я еще ни разу с мальчишкой не танцевала.

– Маринка, так ведь надо когда-то начинать.

– Как ты думаешь, Васька меня пригласит?

– Даже не сомневаюсь. Он глаз с тебя не сводит.

– Вьюга, а скажи, что глаза у него красивые, такие голубые! Ни у кого таких глаз не видела. Еще он добрый и смешной. – Маринка оживилась, и голос ее становится таким же звонким как обычно.

– Маринка, ты что меня уговариваешь! Конечно, Васька хороший парень.

– И Мишка у тебя хороший.

– Он не у меня. – сказала, как отрезала.

– Ух, характер. – грозит пальцем Маринка.

Тут грози не грози, себя не сломаешь. Такая уж Вьюга уродилась. Не любит она про себя говорить. Скрытная. Жаловаться не любит. Про других говорит редко. А что у нее в голове делается, попробуй – угадай.

Вот Мишка гадает, а толку ноль. То кажется ему, что смотрит Вьюга на него так, что не сомневайся! Нравится ей Мишка! То ледяным взглядом окинет его – близко не подходи, замерзнешь! Совсем потерял он голову от постоянных мыслей о Вьюге. Каждый день проходил у него как в тумане. Что-то неведомое поработило Мишку. Хотелось ему порой выйти на берег реки и закричать во все горло. Изломало его, измучило ожидание, но чего он ждал, чего так страстно хотел – в этом боялся Мишка признаться сам себе.

Зима отступила. С такой неохотой расставалась она с лесом и рекой! Уходила, возвращалась! И все же уступила весне. Снег стал сходить на высоких местах, земля оголилась. Зеленые ёлки и сосны расправили свои густые ветки. Не придавливал их больше снег к земле, не леденил мороз трескучий, не обсыпал инеем. Дыхание весны чувствовалось особенно сильно после обеда перед самыми сумерками. И какое это было дыхание! Земля, промерзшая, начинала испускать запах сырости, такой сильный и душистый, что не оставалось сомнения, скоро весна. Небо над селом как будто просветлело и все больше голубых тонов стало появляться на горизонте, все белее стали облака. И солнце робко пробовало свои согревающие силы. Был ли хоть один человек на селе, который не замечал всех этих изменений в природе? Был. И звали его Мишкой.

Глава 14

Настал долгожданный день. В 10 часов утра было запланировано начало концерта, а потом танцы. По этому случаю из райцентра приехали музыканты. Из-за суматохи и новых зрителей, которые собирались в клуб не организованно, а с опозданием, начало концерта откладывалось. Даже немощные старики, с трудом, но добрели до клуба. Наконец, на сцену вышел Сергей Николаевич и произнес речь, коротко и по существу, не любил он затягивать разговоры. Концерт начался. Массовые мероприятия старались проводить с утра, потому что трудно было освещать большой клуб вечерами. Весь восьмой класс стоял у стенки, на стульях сидели только взрослые. Маринка, в темно-зеленом платье, ловко подогнанном по ее складной фигуре Вьюгой, светилась от счастья. Она держала Вьюгу за руку и сжимала её свой потной ладонью всякий раз, когда хотела привлечь внимание подруги. Альбина Алексеевна строго настрого запретила разговаривать во время выступлений.

Весь класс молчал, никто не хотел связываться с ней. Ребята знали, что может легко испортить праздник классная руководительница. Выступления артистов очень понравились. Долго хлопали. Все были в приподнятом настроении. Освободили зал от стульев и пары закружились в танце без долгих уговоров.

Танцевали все. Взрослые и молодежь. Такая возможность редко была у сельчан. Маринка танцует с Васькой. У Маринки сверкали ямочки на щеках, а у Васьки блестели небесным огнем глаза. Одно плохо, очень скоро Маринка начинала задыхаться, лицо у нее покрывалось испариной, но они придумали выход: медленно двигались в такт музыке, практически на одном месте. Они не пропускали ни одного танца. Маринка так увлеклась, что, когда объявили перерыв, вспомнила она о подруге, но Вьюги нигде не было видно. Уставшая Маринка, резонно решила, что ей лучше отдохнуть, чем искать Вьюгу. Наверняка, она где-то здесь. Посидели с Васькой, отдышались. Перерыв закончился, и Васька потянул Маринку танцевать. Подруга забыта.

А где же Вьюга? Неужели ушла домой? Нет, не домой торопилась Вьюга. Она вышла из клуба, дошла до переправы, а на том берегу, мимо дома все той же уверенной и быстрой походкой устремилась по дороге. Куда она шла и зачем? Лицо горело у Вьюги, сердце стучало, бежала она от себя, бежала к себе домой, туда, где прошло ее детство, где так безопасно, где сможет она успокоиться и прийти в себя. К себе – на хутор.

Когда объявили первый танец, Мишка взял Вьюгу за руку, а другую положил ей на талию. Вокруг кружились в танце пары, мелькало счастливое лицо Маринки, и Мишка с Вьюгой тоже пытались танцевать, но что-то не получалось, было очень неловко им обоим, то ли от того, что стояли они так близко друг к другу, то ли потому что, это был первый раз, когда прикасался Мишка к Вьюге. Мишка в смущении отводил взгляд в сторону, но его так и тянуло посмотреть на Вьюгу. Вдруг неожиданно увидел он ее лицо. Сердце у Мишки упало, в ушах зашумело, и предательская слабость разлилась по всему телу. В её взгляде прочитал Мишка ответ на тот вопрос, который задавал сам себе бессонными ночами. И тогда сделал он то, что и не помышлял делать – крепко прижал Вьюгу к себе. Мгновение, и она, оттолкнув Мишку, затерялась среди танцующих.

Сначала Мишка разозлился на себя. Он вышел из зала, и решил, что больше не будет танцевать и вообще, уйдет домой. Но через минуту обозвав себя болваном, начал искать Вьюгу. Как же ругал себя Мишка, что испортил праздник, зачем только он обнял ее, зачем… Сделанного не исправишь. Но в глубине души он испытывал радость, неизвестное до сих пор возбуждение охватило Мишку. Он все еще ощущал тело Вьюги в своих руках, едва уловимый запах ее волос преследовал его. Он уже не мог остановиться, схватил пальто и на ходу одеваясь, выскочил на улицу.

В холодной комнате сгустились тени. Дом пустой нежилой холодный пропах сыростью. Мебель вывезли, но отец оставил стол у окна и несколько табуреток. Вьюга не сняла пальто, задумавшись, сидела она у окна. «Как хорошо было здесь». Родные стены окружали ее. Печка, хоть и холодная, но все так же была центром комнаты. Мать рассказывала, что Вьюга родилась на ней. Вспоминала Вьюга, сколько счастливых дней прожито на хуторе. Вспоминала, как по утрам отправляла мать Вьюгу с Сережкой в лес за ягодами, давала им в руки по небольшой корзиночке, и пока они собирали ягоды, творила тесто, а когда возвращались родные, пекла пироги сладкие и душистые с черникой или малиной, или, когда хотелось грибного супа, то шли с братом на соседнюю опушку, где в сезон белых грибов было видимо-невидимо, как в сказке. Брали они в корзинку только шляпки, да и то не больше пятака в размере. Еще вспоминала, теплые летние дни, когда вся поляна перед домом была залита солнцем, а разогретые сосны источали такой смоляной дух, что от восторга хотелось бегать и кричать! Петь песни и обнимать каждого, кто встретится на пути.