bannerbanner
Живущий Правдой
Живущий Правдой

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 7

– Прости, Непобедимый, – несмело подал голос Нахтимин. – Мы согласны резать нехсиу сотнями, выжигать их поселения до пепла. Но скот… Воины не смогут просто так убивать коров.

– Стада угнать мы не в силах. Всех животных надо умертвить, – настаивал полководец.

– Нельзя гневить Хатхор22. Нельзя убивать коров, даже когда голодаешь. Большинство воинов родом с юга. Для них корова – священное животное, связанное с богиней Хатхор.

Действительно, Хармхаб совсем забыл, что многие отряды сформированы из пастухов, которые гоняют бесчисленные стада в землях Вават.

– Хорошо, – сдался Хармхаб. – Угоним, сколько возможно.

Военачальники разошлись выполнять приказ. Слуга поставил на стол перед Хармхабом кувшинчик с водой и блюдо с холодным мясом. Взглянув на еду, командующего чуть не вывернуло.

– Аниб, – окликнул он слугу. – Почему мне не доложили вчера, что Парамессу прислал своего сына? – Хармхаб кивком указал в сторону хлюпающего мальчика.

– Доложили, – невозмутимо ответил слуга, обтирая руки Хармхаба от крови и грязи влажной тряпкой. – Но вчера великий напился до неприличного состояния, – укорил военачальника слуга. – Свалился под стол, заблевал весь пол, да ещё обмочился.

– Да что ты на меня наговариваешь! – возмутился Хармхаб. – Что я, юнец, не знающий меры? Я здоровый мужчина и не мог так нажраться. Да ещё обмочиться. Ты в своём уме?

– Беру Амуна в свидетели, – побожился слуга и ехидно спросил: – Почему же Непобедимый не помнит вчерашнего вечера?

– А сколько же я выпил? – попытался припомнить Хармхаб. Но память начисто размыло, словно строки с папируса, упавшего в воду.

В шатёр вошёл командир меша Юга. В руках он держал глиняный кувшин с тонким горлышком. Обычно в таких изящных кувшинчиках из пористой глины перевозят дорогое вино.

– Нахтимин, сколько я вчера выпил? – обратился он к нему.

– Вчера все перепились, – мрачно ответил Нахтимин. – Все командиры и даже некоторые воины были не в себе. Только ты здесь не при чем. Вот, смотри. – Нахтимин прямо на стол вылил остатки содержимого кувшинчика.

– Что-то на вино не похоже. – Хармхаб внимательно осмотрел лужицу мутноватой серой жидкости. Обмакнул палец и поднёс к носу. – Какое же это вино? И пахнет кислятиной.

– В том-то все и дело, – подтвердил Нахтимин. – В напитке подмешена какая-то гадость. Нам повезло, что кувшины трясло по горной дороге, отчего весь яд осел на дно. Воины, кому достались остатки с нашей попойки, сейчас страдают от рвоты и страшной головной боли.

– У меня у самого голова трещит, – пожаловался Хармхаб, но вдруг до него дошло. – Ты думаешь, что нас хотели отравить? Но кто?

– Может не отравить, а одурманить. Представь, как легко напасть на пьяный лагерь и всех перерезать. Амун охранял нас, и не допустил резни.

– Я обязательно принесу ему в жертву чёрного быка после похода, – согласился Хармхаб. – Но откуда вино?

– Прибыло вместе с продовольствием из Бухена от наместника Куши, Хеви.

– Бред какой-то! Никогда не поверю в то, что Хеви вздумал меня травить. Я знаю его с детства. Да и зачем ему? – совсем растерялся Хармхаб.

– Сам не понимаю, – пожал плечами Нахтимин. – Но вино явно – отравленное.

– А вот ещё. Погляди, что я нашёл. – Хармхаб кинул на стол изогнутый серпом меч. – Нехсиу сражаются таким оружием против нас.

– Не может быть! – Нахтимин взглядом знатока оценил клинок. – Да он недавно из кузни. Оружие Себхота я прекрасно знаю. У него лучшая оружейная мастерская в Хекупта. Вот его клеймо, – указал он на выбитый рисунок крокодила. – Но торговцам запрещается продавать оружие дикарям.

– Но кто-то его завёз. Не сам же меч прилетел к нехсиу, как утка, а они его сбили бумерангом.

В шатёр заглянул один из младших командиров:

– Только что прибыл в лагерь Амени, сын Хеви, наместника Куши.

– Сюда его! Немедленно! – закричал Хармхаб. – Сейчас разберёмся.

Полог отлетел в сторону. В шатре вошёл высокий крепкий мужчина лет двадцати пяти. Синий дорожный плащ совсем запылился. На скуластом мужественном лице, обожжённом южным солнцем, горели живые темно-карие глаза. Взгляд слегка утомлённый, но приветливый. Высокий лоб без единой морщинки опоясывала токая лента и поддерживала сзади густые черные волосы. На крутых бугристых плечах лежало широкое ожерелье из медных пластинок. Сильные руки протянулись вперед с раскрытыми ладонями.

– Здоровья и силы! – поздоровался он.

– Живи вечно, – ответил Хармхаб, приветливо улыбаясь. – Рад видеть тебя. Как чувствует себя мой друг Хеви?

– Передаёт тебе пожелания скорейшей победы.

– Что Меритре? Дочь Солнца23 здорова? Когда я видел ее в последний раз, она напоминала спелую грушу.

– Благодаря нашим молитвам, моя жена разродилась легко.

Снова мальчик. Третий сын в нашем семействе, – радостно ответил Амени.

Хармхаб, несмотря на больную ногу, вскочил со стульчика и обнял Амени.

– Я рад за тебя и Меритре. С удовольствием бы выпил за ваше счастье, но вино у меня все какое-то паршивое. – Он скривился. – После него голова раскалывается.

– Мы ещё обязательно отметим рождение моего третьего сына, – пообещал Амени. – Я посвящу его Богу Хору. Пусть носит имя, созвучное с именем самого великого полководца. Как только ты вернёшься с победой, так сразу отпразднуем. Как же без тебя? Меритре сказала, что церемонию обрезания доверит только Хармхабу24.

– Польщён! И за это бы выпил.

– Что с ногой? Ты ранен? – испугался Амени.

– Пустяки! – махнул рукой Хармхаб и вновь опустился на стульчик. – Под утро повеселились. Не заметил что ли? Весь лагерь перевернут.

– Я подумал, что вы в поход собираетесь, – развёл руками Амени. – Неужели нехсиу дерзнули напасть? Тут же на два полёта стрелы вся местность просматривается.

– Кстати, что за вино прислал нам Хеви? – как бы, между прочим, спросил полководец.

– Какое вино? – не понял Амени. – Отец не присылал вина. – Когда собирали продовольствие для армии, я хотел отрядить с десяток кувшинов, я же помню: ты любишь красное из виноградников Свена25, но отец решил, что лучше отправить несколько лишних мешки полбы вместо вина. Дорога трудная, а армия большая. Каждый лишний мешок зерна дорог. Вот и сегодня я привёз чеснок, лук, чечевицу, хлеб, но вина не взял.

– Кто тогда его прислал? – насторожился Хармхаб и приказал слуге: – Позови старшего писца.

Смотритель над снедью подсчитывал остатки продовольствия, что удалось уберечь от нехсиу, когда ему доложили: Хармхаб в гневе и желает его видеть. Смотритель над снедью влетел в шатёр, испуганно озираясь по сторонам.

– Кто привёз продовольствие, – грозно спросил Хармхаб

– Имя его я не запомнил, – растерялся писец. – Бородатый такой. То ли ассириец, то ли шердан26. Да и охрана из бородачей была.

– Мой отец посылал караван с маджаями. – Амени изменился в лице. – У Хеви нет в услужении шерданов. Зачем ему нанимать северян? Местных маджаев27 хватает.

– Непобедимый! – Полог откинулся. Двое воинов втолкнули в шатёр связанного человека и бросили его к ногам Хармхаба. – Посмотри, кого нашли среди пленённых нехсиу. Он совсем не чернокожий.

Действительно, пленный, нисколько не был похож на нехсиу: кожа светлая, хотя и подкоптилась на южном солнце. Борода рыжая и большой горбатый нос – явно не маджай.

– Это он! – воскликнул старший писец. – Он привёз продовольствие.

– Я тоже узнаю эту падаль, – Хармхаб схватил пленника за рыжую бороду и заставил поднять лицо. – Амени, ты знаешь его?

– Конечно же, я помню всех слуг Небнуфе, а этого – особенно. Когда-то он состоял старшим привратником в Доме Ликования28 в Ахйоте29 ещё при правлении Эхнейота, – подтвердил Амени. – Его имя Мексеб. Гиена, от которой вечно воняет падалью и псиной, вызывает меньше отвращение, чем этот сын крокодила. Но откуда он здесь?

Пленный зло озирался по сторонам. Страха совсем не было в его темных глазах. Только безумная ненависть.

– Что ты делаешь в Куши, навоз шакала? – Хармхаб пнул его в бок здоровой ногой. – Язык отсох? Амени, посмотри, у этого

рыжего пса на левом ухе должно быть золотое кольцо с именем богини Иштар.

– Есть такое. – Амени повернул голову пленника.

– Отрежь ухо вместе с серьгой и от моего имени отошли Небнуфу. Пусть порадуется.

– Сделаю!

Амени вынул из-за пояса кривой острый нож и схватил пленника за вьющуюся рыжую копну волос. Пленник дико взвыл, пытаясь увернуться от лезвия. Но Амени крепко держал голову. Острие ножа прижал к уху. Вой перешёл в жалобное завывание.

– Я скажу! Я все скажу!

Амени отпустил пленника.

– Так говори! – потребовал Хармхаб. – Ты привёз отравленное вино?

– Это не яд, всего лишь дурман, – жалобно оправдывался пленник.

– Где маджаи, что сопровождали караван? – спросил Амени, повертев у него перед носом острие кинжала.

– Мы их убили…

– Кто твой хозяин? – Хармхаб пристально посмотрел ему в глаза.

Пленник затрясся, пытаясь отвести взгляд, но ничего не сказал.

– Амени, режь ему уши, – разрешил Хармхаб.

Пленный шарахнулся от Амени так, что чуть не перевернул стол.

– Куда! – Амени поймал его за волосы. – Отвечай на вопросы Непобедимого, иначе не только уши, я и нос тебе обрежу.

Пленный дико заорал, обмяк, закатил глаза и рухнул на пол.

– Ты его не убил? – испугался Хармхаб. Он нужен мне ещё.

– Притворяется, – успокоил полководца Амени и показал отрезанное ухо с серьгой.

– На этот раз – достаточно. Унесите его, да свяжите покрепче, – приказал Хармхаб. – Скоро он все нам расскажет: кто его прислал, зачем нас хотел отравить, и кто нас продал. У меня есть мастера беседовать – даже немые начинают говорить.

Пленного уволокли.

Хармхаб предложил Амени присесть за стол. Слуга поставил перед ними блюдо с фруктами. По кружкам разлил чистую воду. Амени завернул ухо с серьгой в тряпочку и кинул в дорожную сумку. Омыл руки в поднесённой медной чаше и устроился напротив Хармхаба.

– Думаешь, Мексеба – этого скорпиона – прислал Небнуфе? – с сомнением спросил Амени

– Не сам же он решил пробраться в Куши, чтобы отравить меня? – без сомнения ответил Хармхаб.

– Насколько я припоминаю, Небнуфе обвинил в заговоре и изгнали из страны, – припомнил Амени.

– Да. Изгнали. Но все Эйя – мягкосердечный старик, – зло усмехнулся Хармхаб. – Помнишь, после смерти Эхнейота я подавил мятеж в Хекупта. Младший брат Небнуфе был одним из зачинщиков.

– Помню. Ты его убил.

– А второго брата прирезал ты сам. Что там за история вышла? Из-за Меритре?

– Да. Из-за неё. Их Дом хотел сделать Меритре супругой сына старшего колесничего Ранофре – Ахмосе, чтобы потом предъявить права на трон Обеих Земель30. Меритре – одна из дочерей правителя Эхнэйота и имела права на власть. Я им помешал, помог Меритре сбежать из Ахйота и скрыться. Меня хотели за это прирезать как гуся на алтаре Амуну. Но получилось наоборот – Нетшсук пал от моей руки. Я еще Ахмосе, как следует, не отомстил. Рука так и чешется вспороть ему брюхо!

– Осторожней! – погрозил пальцем Хармхаб. – Никакой мести. Все давно забыто. Теперь Ахмосе – мой зять.

– Он же состоял тогда в подлом заговоре, – удивился Амени. – И ты отдал ему в жены дочь? Расскажи.

– Что рассказывать? Сам все знаешь. Дом Ранофре могущественный. В него входят многие влиятельные чиновники из Нижних Земель. Трое братьев – заговорщиков так же из этого Дома. И посты у них были высокие. Они попытались захватить власть и объявить новую династию правителей. Сделав Ахмосе супругом Дочери Солнца, Меритре, они вполне могли посадить его на трон. Хорошо, что в Кемет остались честные люди: я, а со мной вся армия, Эйя с кастой жрецов, Мах с маджаями, Майи в цепких руках держал казну, а Хеви, твой отец контролировал Верхнюю страну, откуда поступало золото и скот. Дом Ранофре проиграл. Ничего у них не вышло. Не смогли они поднять Нижние Земли на восстание. Я вовремя вернулся с армией из Нахарины и навел порядок. Испугавшись разоблачений, старший колесничий Ранофре и старший над войском Йота Рамосе покаялись. На коленях стояли передо мной. Клялись в верности. Свалили всю вину на Небнуфе – единственного оставшегося в живых из трёх братьев. Тот поскорее удрал в Лабан. Он долго скрывался в Приморье, но не выдержал нищеты и на брюхе приполз к ногам Эйи. Раскаялся во всем. Эйя – наивный – расчувствовался и поверил этому скорпиону. Простил ему все. Даже не стал выяснять, при каких обстоятельствах умерла вторая жена Эхнейота Кейе.

– Ты до сих пор уверен, что это она отравила правителя?

– Она, – уверенно кивнул Хармхаб. – Я хорошо ее знал. Змея – да и только. Дом Ранофре помогал ей. При мне заговор бы не затеяли. Воспользовались тем, что я сражался в далёкой Нахарине. А Кейе захотела стать второй Хатшепсут31. Требовала от дома Ранофре, чтобы ее возвели на престол, иначе грозилась раскрыть заговор. Вот братья ее и убили. Но, все давно забыто, – махнул рукой Хармхаб. – Двое братьев в мире ином, третий раскаялся и теперь усердно служит при дворе. Рамосе и Ранофре на животе ползают перед Эйей, лишь бы угодить ему. Ахмосе стал моим зятем. Кейе пропала или убита, но среди живых ее нет – это точно.

– Тогда зачем слуга Небнуфе хотел тебя отравить? Если Небнуфе решил отомстить, то выбрал самое подходящее время. Тебя любит народ. Армия в твоей полной власти. Но если Хармхаб потерпит поражение от диких нехсиу – от этих трусливых обезьян – его засмеют. Начнут шептаться на торжищах и на пристанях, что полководец уже старик и не способен управлять армией, – сделал вывод Амени и, насупившись, добавил: – А еще я слышал, что ты в последнее время не ладишь с Эйей.

– У нас возникали разногласия, – неохотно признался Хармхаб. – Он желает строить новые храмы, а мне важнее крепкая армия. Каждый прав по-своему, только казна одна.

Как не сопротивлялся желудок, Хармхаб все же съел немного фруктов и запил водой с уксусом.

– Чего ищешь? – Хармхаб заметил, как Амени оглядывается по сторонам.

– А где мальчик? Вчера к тебе должен был прибыть отряд лучников. Вместе с ними я отослал мальчика лет десяти, сына Парамессу.

– Шакалёнок, – позвал Хармхаб. – вылезай на свет.

Мальчик поднялся и поклонился Амени.

– Меритре очень беспокоилась о тебе. – Амени обнял маленького воина. – Как ты добрался? Она прислала тебе сладких пирожков.

– Амени, – Хармхаб нахмурился. – Ты прекрасно знаешь, как я терпеть не могу сюсюканье. Из него я должен воспитать воина или плакальщицу для похорон?

– Это все – Меритре, – смутился Амени. – Она его очень полюбила.

– Так чего вы не оставили мальчишку в Бухене? Погнали сюда, в горы, где идёт война?

– Парамессу в письме просил пристроить его в отряд. Он скоро сам прибудет. Рана почти зажила. Сейчас он, должно быть, уже добрался до Острова Слонов.32 А Меритре хотела оставить мальчика. Он славный. Моей матери Нефтис он тоже очень понравился.

– Славный, – усмехнулся Хармхаб. – почему же такого славного ребёнка выгнали из Дома Жизни? Даже маленький проказник Хармхаб отделывался палками – а его выгнали. Да он читать не умеет!

– Он научится. Прости его, – заступался Амени. – Ребёнок вырос в маленьком городке под Хутуаретом.33

– Ненавижу этот город! – зло сверкнул очами Хармхаб. – Рассадник бунтов, оплот гиксосов.

– Разве ты не знаешь, непобедимый, что Парамессу родом с севера, из-под Хутуарета?

– Нет. Впрочем, какая разница? Парамессу – отважный воин, башковитый, находчивый. Недаром я назначил его начальником лучников. Мне его не хватает. Быстрее бы он поправлялся и присоединился к походу. Я уверен, если бы Парамессу был сегодня в лагере, то нехсиу не удалось бы застать нас врасплох.– Хармхаб жадными глотками опорожнил серебряную кружку с водой и громко поставил пустой сосуд на стол. – Предположим, что мальчишка из Хутуарета. Как хоть его зовут? Говори! Что, язык проглотил?

– Моё имя Сети. Я старший из трёх сыновей Парамессу, – несмело представился мальчик.

– В городе нет Дома Жизни. Разве не помнишь, как ты там все разгромил во время подавления восстания? – напомнил полководцу Амени.

– Согласен. Было дело. Город я почти весь разрушил. Но у меня не было другого выхода, как только уничтожить это осиное гнездо.

– Так кто же его научит читать, если в Хутуарета нет Дома Жизни? Парамессу отправил мальчишку учиться в Уаст. Жрецы определили его в младшие ученики к семилетним оболтусам. Над ним смеялись, что он такой большой, а учится среди маленьких. Сети долго терпел, но не сдержался и поколотил одного из сынков высокого чиновника. Тот настоял, чтобы мальчика выгнали из Дома Жизни. Парамессу рассерчал и отправил его в войска. Сказал, что только среди младших воинов ему место, и он сам вплотную займётся его воспитанием.

– Понятно, – кивнул Хармхаб и строго взглянул на мальчишку. – Остаёшься при мне. Будешь заведовать стрелами, получать их у писцов и следить, чтобы мои чехлы всегда были полны. Заодно в твои обязанности входит: чистить моё оружие и следить за лошадьми. Я люблю во всем аккуратность. Запомни! Уши драть буду за каждую провинность. И еще! – вспомнил военачальник. – Будешь учиться читать и считать каждый вечер. Бездари мне в войске не нужны.

– Он со всем справится, – заверил Хармхаба Амени.

– Куда же он денется, – усмехнулся Хармхаб. – Только не надо за него отвечать. Он теперь сам должен стоять за себя.

– Не будь так жесток, Непобедимый.

– Вспомни, как сам потел, когда пришёл в армию. Тебе кто-нибудь носил сладкие пирожки? Палки получал за себя и за своих нерадивых товарищей. Помнишь?

– Повелитель! – в шатёр влетел один из чезу. – Пленник сбежал. Тот, бородатый.

– Растяпы! – Хармхаб тяжело поднялся, морщась от боли в колене. – Как он смог? Кто его сторожил?

– Его бросили связанного в яму на краю лагеря. Он был без сознания. Оставили одного охранника…

– Как он смог удрать? – разозлился полководец.

– Нехсиу подкрались, убили охранника и освободили пленного.

– Попробую с маджаями его догнать, – предложил Амени. – Далеко он не уйдёт.

– Пусть Амун поможет тебе, – крикнул вслед убегающему Амени полководец. – Он мне очень нужен. Живым. – После спросил у чезу: – Войско готово?

– Лучники выдвинулись вперед. Тяжёлая пехота построена, ждёт распоряжений.

– За лучниками колесницы, потом пехота, последними – обоз, – приказал Хармхаб.

– Непобедимый, а шатёр? – испуганно спросил слуга. Твоя походная мебель, посуда?

– Ну, ее! Куда я с мебелью попрусь через горы. И эту тряпку.., – показал он на пёстрый полог шатра. – Отправь все в Бухен. На земле посплю, под открытым небом. Не впервой.

Глава вторая

В какую сторону не кинешь взгляд, кругом один и тот же унылый пейзаж: жёлтые мёртвые скалы под раскалённым небом. Ни единого признака жизни. Только кое-где топорщатся заскорузлые колючки, чудом пустившие корни в этом мёртвом мире камней, да иногда ящерицы мечутся из-под ног, пытаясь укрыться в норах.

От солнца спрятаться невозможно. Беспощадные жгучие лучи достанут везде. Раскалённые камни излучают жар. К ним не прикоснуться. Как будто находишься в огромной печи. А дороги не видно конца. За одной горной грядой призрачно синеет следующая, дальше еще и еще – и так до самого горизонта.

Хармхаб мысленно проклинал эти горы. Иногда в душе поднимался отчаянный крик: не лучше ли было идти с боями вдоль Хапи. Там, если суждено было погибнуть, так в бою… А здесь издохнешь от жажды. Жара выжимала из тела всю влагу. Губы солёные и сухие. И пить много нельзя: сделаешь один глоток, не заметишь, как всю флягу опорожнишь. Но разве жажду утолишь тёплой водой, которая уже начинала вонять. Зачем он пошёл этим путём?

Но душа-советник Ху, а вместе с ней душа Эб, что живёт под сердцем, нашёптывал полководцу: этот путь – правильный. Возможно, от жары и переутомления умрут с десяток ослабевших воинов, но это – все же лучше, чем постоянные стычки с нехсиу. Хитрые твари умеют устраивать засады, причём действую коварно, безжалостно: могут отравить колодец или подкрасться ночью и напасть на спящих. Никакого понятия о чести. Да и откуда честь у дикарей?

Воины совсем измотались, преодолевая горные уступы. Кони храпели и отказывались идти. Приходилось помогать животным. Хармхаб слезал с колесницы и шёл рядом, пока конюхи понуждали упиравшихся животных идти вперед. Колено опухло, горело, но вроде бы расходилось.

– Эй! Мальчишка, ты где? – обернулся Хармхаб.

Сети прошлёпал босыми ногами к полководцу. Мальчик сильно устал, но не показывал виду. За спиной болтался огромный для его роста чехол со стрелами.

– Почему без обуви? – строго спросил Хармхаб.

– Не нашли моего размера, – оправдывался мальчик. – Сандалии дали, но они большие. В них идти неудобно. Он показал пару старых грубых сандалий, привязанных к поясу.

– Пятки обожжёшь, да пальцы собьёшь – какой тогда из тебя вояка.

– Я осторожно хожу.

– Силы еще есть?

– Да, Непобедимый.

– Далеко от меня не отходи.

– Позволь спросить, Непобедимый.

– Спрашивай.

– Мы добудем в этом походе славу?

– Славу? – удивился Хармхаб. У мальчишки еще хватает сил думать о славе. Он крепче, чем казался. – Что ты знаешь о воинской славе? Она только на вид красивая, а сама перепачкана кровью, и измазана грязью, при этом воняет потом и смертью. Вот какая она – воинская слава.

Мальчик кивнул, как будто понял.

– Я отправился в поход не ради славы. После смут и неурожаев страна нуждается в золоте Куши, – начал объяснять он мальчишке, а может самому себе. – У местных скотоводов огромные стада. Поставки мяса спасли бы страну от голода.

– В Кемет может наступить голод? – удивился мальчик.

– Может. Всему виной неумелое правление усопшего правителя – Сына Солнца, Эхнэйота. Рассказывали тебе жрецы-наставники о Солнечном правителе? Зря он закрыл все храмы и запретил людям молиться своим Богам. Не все приняли, а многие не поняли новое учение о едином Солнечном Боге, дарующим жизнь всему живому. Жрецы, хранившие миропорядок, знавшие магию, письменность и многие другие науки вынуждены были идти пасти скот или обрабатывать землю. А военные? Постигать воинское искусство стало не престижно. Сын Солнца терпеть не мог отважных менфит34 или искусных колесничих.

– Почему? – мальчик семенил рядом с хромавшим Хармхабом и ловил каждое слово.

– Наверное, потому как сам был слаб телом. У него вечно чернели круги под глазами. Ни один мастер росписи по лицам не мог их скрыть. Грудь впалая, плечи не развиты. Бедра толстые и округлённые, словно у женщины. Даже я стеснялся при нем своих широких плеч и высокого роста.

– Почему он не любил жрецов?

– Трудно сказать – почему. Он вообще никого не любил, кроме своего Солнечного отца – Йота. И нас, детей Больших Домов он не любил. Многих знатных писцов прогнал от себя, а приблизил людей из низших, неграмотных. При дворе в охране появились наёмники. Всякий сброд нанимали: и ассирийцев, и митаннийцев, даже хеттов. Порядок в столице поддерживали маджаи из Куши.

– Чем занимался правитель? – Мальчик поправил на плече тяжёлый чехол, наполненный стрелами.

– Вечно молился своему богу Йоту и корпел над новым учением об устройстве мироздания. Он говорил, что Бог един и его частичка во всем: в человеке, в змее, в травинке, даже в камне. Красота приводит мир к гармонии, а сила разрушает его. Сын Солнца чрезмерно ценил поэтов, художников, скульпторов и прочих бездельников. В Ахйоте на каждом углу открывались мастерские резчиков и скульпторов. Еще одной большой глупостью Эхнэйота я считаю то, что он раздавал ответственные государственные должности всяким низшим писцам. Они ничего не смыслили в управлении, но зато наизусть знали все гимны Йоту. Понимаешь?

– Конечно! Если писарь плохо умеет читать, то он такого напишет…

– Вот-вот. – Хармхаб одобрительно потрепал его по плечу. – В итоге: после правления Сына Солнца государство утратила власть над северными землями. Мы потеряли все: Лабан, Приморье, Нахарину. Вдобавок здесь, на юге начались восстания. Нехсиу выжили всех скотоводов и земледельцев. Армия ослабла, жречества нет, – вообще никакого управления страной. Большинство чиновников в провинциях воры и взяточники.

– А Семенхкерэ?35 Когда он надел корону Обеих Земель, что ему удалось?

– Ничего, – безнадёжно махнул рукой Хармхаб. – Он возомнил, будто сможет покорить всю вселенную, как когда-то Великий Менхеперра Тутмос. А в это время народ голодал.

– А как он погиб?

– По глупости, да простит мне Амун непочтение к нему. На очередной пирушке выпил много вина, разум его помутился. Он решил поохотиться в пустыне. Колесница сорвалась в оросительный канал. Правитель захлебнулся. А воды в канале было – по колено.

– Но ты и мудрейший Эйя помогали восстановить государство, – с глубоким уважением произнёс мальчик.

– Кое-что смогли, – неопределённо пожал плечами Хармхаб. – Правитель Тутанхамун, да живёт он вечно, вековечно, взошёл на трон совсем ребёнком после гибели Семенхкерэ. Что он смог сделать? Ему венец Обеих Земель на голове держать было тяжело, а тут всей страной надо править мудро, да еще врагов усмирять. Тогда-то верховный жрец Эйя встал по правую руку от правителя, я – по левую. Народ мы накормили, жизнь в стране наладили. Теперь решили усмирить Куши.

На страницу:
2 из 7