Капитан из Гринсволда

***

К весне молодой организм взял свое. Болезнь отступила, постепенно вернулись силы. И вместе с ними пришло решение – бежать! Он не переживет здесь и второй зимы, не то что восьмой. Значит, до ее наступления его здесь быть не должно.

Тайком от всех юноша принялся за физические упражнения, возвращая себе утраченную форму. Когда разрешили прогулки, он внимательно приглядывался к стене, окружающей двор, примечая зорким глазом выбоины и выступы в крошащихся от старости кирпичах.

И однажды, когда охранник зазевался, он метнулся к стене, в два приема, обдирая о колючую проволоку кожу, очутился наверху и скользнул в заросший высокой травой оборонительный ров. Вслед ему запоздало захлопали выстрелы.

И уже находясь далеко, в безопасном месте, он счастливо рассмеялся: «Свободен! Свободен, как ветер, как эта птица, что летит высоко над ним! Какое это чудесное слово – «СВОБОДА!». Тут мысли его приняли другое направление.

«Полиция наверняка уже на ногах, в городе показываться нельзя. Между тем не мешает сменить робу на что-нибудь менее примечательное. Разгуливать в ней – все равно, что повесить на грудь плакат: „Я сбежал из тюрьмы“. Кое-что есть в хижине, где я жил, если только там не побывали непрошеные гости. Весь вопрос в том, кто доберется туда раньше – я или полиция. Рискнуть?». Нед пружинисто вскочил и отправился в путь.

Меньше, чем через час, он спустился к укрывшейся в тени обрыва хижине. Следов на берегу не было. Сэвидж скользнул внутрь, постоял, привыкая к полутьме. Похоже, жилище его осталось нетронутым. Самодельная мебель, нехитрая утварь на полке в углу – все готово, все ждет хозяина. Только хозяину сейчас – ох, как некогда.

Нед торопливо переоделся, рассовал по карманам табак, спички, нож, прихватил с кровати куртку и вышел. Неподалеку, в укромном гроте (не знаешь – не догадаешься) стояла лодка. Он перевернул ее вниз килем, бросил на дно куртку и лег. Можно было не спешить. Здесь его не найдут, а выходить в море до темноты в его положении может только сумасшедший.

Проснулся он от голосов на берегу. В кабельтове от грота покачивался на волнах катер с надписью «РОLIСЕ» на борту. У хижины суетились фигуры в черных фуражках. Ветер донес до беглеца слова:

– Не исключено, что он появится здесь. Вы дадите ему войти и затем перекроете все пути к отступлению. Не забудьте про окно и помните, что он ловок, как кошка!

– Ну, зачем так красиво, инспектор! – Это сказал молодой полицейский, в котором, приглядевшись, Сэвидж узнал того, кто стрелял в него в порту.

– Обычный парень, не лучше и не хуже других. Если попался раз, попадется и второй.

– «Только не тебе и не сегодня!» – мысленно прокомментировал его слова Нед. Инспектор был с ним согласен:

– Не будьте так самонадеянны, Мэлен! Этот обычный парень, словно птичка, перелетел через стену вдвое выше той, что вы не смогли взять на учениях. Если я узнаю, что вы упустили его, вы в тот же час вылетите со службы! Смотрите в оба, Мэлен, смотрите в оба!

Полицейские скрылись в доме, катер с инспектором ушел в город и берег вновь опустел. Нед порадовался, что не стал дожидаться ночи, чтобы забрать вещи. Явился бы прямо в зубы полиции.

Когда стемнело, он осторожно, не плеснув, вывел лодку из грота, на веслах прошел через бухту, и, когда над лодкой взвился парус, он был уже в безопасности. Лодка неслышной тенью скользила по воде, и вместе с ней таял во тьме беглый арестант Нед Сэвидж.

***

Главный редактор «Независимой газеты» в гневе отшвырнул свежий номер своего издания. На третьей странице, вместо утвержденных им вчера материалов, красовалась не предусмотренная никаким планом статья Д. Быстровой «Разыскивается… преступник?».

Беда не в том, что напечатали другой материал. В газетах частенько приходится выкидывать одно, сокращать другое, вставлять третье, переделывать порой уже готовый материал. Но вот то, о чем написано в статье… За подобные публикации ему легко могут оторвать голову, а уж кучу неприятностей он получит наверняка.

Редактор снова взял в руки газету. Это же надо додуматься: «Нарушение прав человека… презумпция невиновности… намеренное искажение фактов…» и даже «лишение элементарно необходимого»! Да за подобные обвинения все управление полиции вместе с прокуратурой и судебной коллегией накинутся на «Независимую газету», жаждая крови. А расхлебывать ему, хотя он и в мыслях не держал печатать что-либо похожее.

Впрочем, надо признать, что, несмотря на резкий тон, статья абсолютно справедлива. Она могла появиться еще в прошлом году, но тогда, по звонку свыше, было запрещено касаться «дела контрабандистов». В газетах пошли лишь краткие отчеты о судебных заседаниях, бывших на самом деле сплошным фарсом. На одном из этих заседаний судили, вернее, пытались судить, некоего господина, который, имея достаточно денег, нанял опытного адвоката, сумевшего доказать, что его клиент невиновен. Второй суд состоялся над Сэвиджем.

Как и многие в газете, Дина Быстрова испытывала твердую уверенность в том, что все было предрешено заранее. Но кто мог подумать, что она решит вернуться к сфабрикованному процессу через год?

Статья вызвала в городе эффект разорвавшейся бомбы. О ней спорили, ее обсуждали. К затронутой «Независимой газетой» теме присоединились другие издания. По фактам, изложенным в статье, было начато расследование. Несколько человек из прокуратуры и судебной коллегии были вынуждены подать в отставку. В их числе был и судья, подписавший приговор Сэвиджу.

Сейчас, на волне этих событий, самое время было потребовать пересмотра несправедливого приговора, но этому мешало одно серьезное обстоятельство: сам Сэвидж как в воду канул.

Лето, между тем, двигалось к концу. И вот однажды в сумерках, когда Дина возвращалась с работы, ее возле дома тихонько окликнул знакомый голос и из темноты возник Нед.

Дина охнула, торопливо отперла дверь, провела нежданного гостя в комнату.

– Слава Богу, появился. Тут такие дела творятся, а от тебя ни слуху, ни духу. Я уж не знала, что подумать. Где ты пропадал?

Нед неохотно ответил:

– Уголь грузил в Лисском пароходстве.

У Дины округлились глаза:

– Нед, сумасшедший! Ведь тебя там запросто могли поймать! Там полиция на каждом шагу!

Сэвидж усмехнулся:

– Ну, как бы они меня узнали? Документов там никаких не требуется, работают артели, все бродяги, вроде меня. А на лицо мы там все одинаково красивые – на чертей похожи. Там же пыль угольная целый день столбом стоит. Ее и надышишься, и наешься, и сам, как дьявол, в этой пыли, потом не отмоешься, зато ни один коп не узнает, да и не суются они туда лишний раз. А мне только того и надо было.

– Все равно, мог бы как-нибудь сообщить, где ты. Письмо прислать, что ли.

Нед смущенно поморщился:

– Понимаете, не силен я писать. Да и копы могли прочитать, мало ли… Вот, сам пришел.

Дине вдруг стало неловко перед Сэвиджем. Умение писать, такое естественное для нее, представлялось этому парню настолько трудным, что ему проще прийти самому, обманув полицию и шпионов, чем написать письмо. Зато жизнь очень хорошо научила его другому – как выжить, если удача поворачивается спиной и нету рядом ни родных, ни друзей…

Чтобы скрыть свои мысли, она засуетилась:

– Что же я стою! Ты, наверное, голодный? Сейчас будем ужинать.

Она торопливо накрыла на стол, поставила перед Недом тарелку.

– Ты ешь, а я пока расскажу, что у нас тут происходит.

Разговор затянулся далеко за полночь. Динин дом был, пожалуй, сейчас самым безопасным местом для Сэвиджа и, немного поколебавшись, она оставила его ночевать.

***

Дина постелила Неду на диване в столовой, ушла к себе. Нед остался один. Он впервые был в доме, который про себя относил к категории богатых, и теперь с любопытством смотрел по сторонам. Внимание его привлекли какие-то искорки на буфете. Он подошел поближе. На полке лежали кольцо и серьги с рубинами. Нед взял их в руки, поднес к свету. Судя по весу, золото и камни были настоящими. Сэвидж подбросил украшения на ладони, усмехнулся, положил их обратно на буфет. Через минуту он уже крепко спал.

А Дине не спалось. Глубокой ночью она потихоньку прошла в столовую. В открытые окна светила луна, все было видно, как днем. Сэвидж спал на спине, правая рука свесилась с дивана. Дина на цыпочках подошла к нему, осторожно подняла руку, всмотрелась в лицо спящего парня.

Ни разу еще не видела она Неда таким измученным. Вечером он разговаривал, смеялся и казался таким же, как обычно. Сейчас отчетливо стало видно, как заострились скулы, ввалились глаза. Пересохшие, потрескавшиеся губы плотно сжаты, и горькая складка лежит возле них. Даже во сне хмурятся темные брови. Как же ему досталось!

Дина вдруг испугалась, что Нед во сне почувствует ее взгляд и торопливо вышла из комнаты.

***

Им повезло больше, чем можно было ожидать. В ходе служебной проверки, вызванной публикацией в «Независимой газете», некоторые дела были возвращены на доследование. Среди них было и дело Сэвиджа. Сейчас, к концу августа, работа над ним была завершена и с судебным заседанием не тянули. Оно было назначено через пять дней.

Правда, все, кроме Дины, выражали сомнение в том, что Сэвидж явится на заседание. Для его это означало совать голову в пасть голодного льва и, в случае неудачи, грозило пятью дополнительными годами заключения.

Но, пожалуй, впервые в истории суда, обвиняемым по таким статьям сам явился на заседание и рядом с ним не стоял конвой. Нед сидел на том же самом месте, что и в прошлом году, но это был не тот оборванный, грязный бродяга, что люди видели тогда. И серая рубашка, и парусиновые матросские брюки чисты и опрятны, золотистые волосы коротко подстрижены. Серые глаза кажутся светлыми на загорелом лице. Он выглядел абсолютно спокойным. Пожалуй, только Дина и Ковалёв догадывались, что творится сейчас в душе у Сэвиджа.

Заседание длилось недолго. Суд не нашел в материалах следствия достаточных доказательств вины подсудимого. Сэвидж был оправдан за недостатком улик.

Нед был рад покинуть поскорее здание суда. Полутёмный коридор вывел его в небольшой скверик. Там, на ближней скамейке, сидел человек. Он повернулся на звук открывшейся двери и Нед узнал Ковалёва. Первым движением Сэвиджа было уйти, но рядом стояла Дина, да и Ковалёв уже подходил к ним. Избегая смотреть ему в глаза, Нед шагнул навстречу. Повисло неловкое молчание. Первым нарушил его Ковалёв:

– Что ж, прими мои поздравления, Нед. – Сэвидж поднял глаза.

– Простите меня, если можете. Я принёс вам немало горя, я знаю. Я многое понял с тех пор, как ушёл из коммуны. Тогда я был просто дурак. Простите.

– Что ты, мальчик. Я вовсе не сержусь на тебя. Если бы тогда я попытался разобраться, как знать… Быть может, твоя жизнь сложилась бы иначе. Ведь у тебя были хорошие способности, тебе надо было учиться…

– А я вместо этого шатался по кабакам да сидел по тюрьмам. Это вы хотели сказать?

– Что ты, Нед… – растерянно начал Ковалёв, но Сэвидж перебил его.

– Не отвечайте, не надо. Я знаю, что вы не сказали бы этого, но про себя вы это подумали наверняка… До коммуны я не знал иной жизни, чем та, которой я жил. В ту зиму я впервые подумал о том, что можно жить иначе, не так, как я. Но как достичь этой иной жизни, я тогда не понял и решил, что бездарно трачу время. Вместо того чтобы набраться терпения и идти к поставленной цели, я стал доказывать себе и всем вокруг, что я – последняя сволочь. Кажется, мне это удалось. Если бы не Дина, я давно спился бы или угодил на нож в одной из драк.

Ковалёв взглянул на сидящую поодаль Дину.

– Да, эта девушка стоит слов благодарности. Береги её, Нед. Такие люди редко встречаются в наши дни.

***

Вечером того же дня Нед вновь был у Дины.

– Чем ты думаешь теперь заниматься, Нед?

– Чем? Да всё тем же. Буду жить на берегу, рыбачить…

– И не только рыбачить?

Сэвидж помрачнел, ответил, глядя в сторону:

– Не всё просто, Дина. Чтобы уйти от них, мне надо заплатить выкуп, большую сумму. У меня нет таких денег.

– У меня отложено кое-что. Я могла бы дать тебе часть.

– Я не смогу вернуть этот долг. Да вы и так уже помогли мне. Эту проблему я буду решать сам.

– Но ты можешь обещать, что, как только наберешь нужную сумму, уйдешь от этих людей?

– Да. Я уйду, как только сумею…

Нед не сказал Дине, что проблема не только в деньгах. Контрабандисты не прощали отступников, и он знал случаи, когда человека, пришедшего платить выкуп, больше никто не видел.

Его невеселые размышления прервал звонок в дверь. Дина вышла в прихожую и вернулась вместе с пареньком в студенческой куртке.

– Познакомьтесь. Это Тим Клэр, студент-биолог, а этого молодого человека зовут Нед Сэвидж. Вам какое-то время придется побыть вдвоем, мне надо сделать кое-что на кухне.

Она вышла из комнаты и в гостиной повисла тишина. Нед не торопился начинать разговор, сидел у окна, крутил в пальцах спичечный коробок. Первым нарушил молчание Тим.

– Я очень рад, что сегодняшний день оказался удачным для вас. Я был на прошлогоднем заседании и поразился необоснованности обвинения. Не было приведено ни одного мало-мальски стоящего доказательства… («Будь они стоящими, сидеть бы мне восемь лет по приговору, плюс пятёрку за побег», – прибавил мысленно Нед) Надо признать, что вы заставили меня пересмотреть кое-какие свои взгляды. («Вот как?»). Откровенно говоря, я считал, что люди, живущие в неблагоприятных жизненных условиях, стоят на несколько более низком уровне развития интеллекта, чем те, кто живет в условиях благоприятных. Но я ошибался… («Чтоб ты сдох, болтун! Обзываешь в научной форме дураком и думаешь, что я ни о чём не догадаюсь. Как бы тебе повежливее ответить?»)

– Да, вы ошибались! И я, и другие, подобные мне, живущие, как вы сказали, в неблагоприятных жизненных условиях («Получил, студент? Думал, не выговорю?»), а попросту, в нищете, ничуть не хуже и не глупее тех, кто рос в тепле и ласке родительского дома. Мы темнее и невежественнее, среди нас мало грамотных людей, потому что нам гораздо важнее было научиться добывать кусок хлеба. И если мы идем на преступление, то часто просто затем, чтобы не сдохнуть с голоду. Вы ещё мало видели в жизни, Тим, но очень скоро вы поймете, что люди делятся на хороших и плохих не по толщине кошелька.

– Простите, если я обидел вас. Право, я не хотел.

– Я понимаю, и поэтому не обижаюсь («Хотя мог бы. Но мне начинает нравиться этот мальчишка. Не мешает его предупредить»). Я знаю, вы ищете приключений, вас тянет ко всему, необычному для вас. Но, поверьте, никому в жизни я не пожелаю попасть в переделку вроде моей. Со стороны, быть может, это увлекает, а на самом деле в тюрьме холодно и тоскливо, особенно весной, мешки с углем, которые грузят на пароходы, тяжелы и больно обдирают плечи, потрёпанная одежда не защищает ни от дождя, ни от ветра, а нож и пуля убивают по-настоящему, навсегда. Нет, это вовсе не так интересно, как кажется на первый взгляд («Это совсем неинтересно, но ты мне не поверишь»).

– Но ведь вам нравится такая жизнь? («Вот, пожалуйста. Я же предупреждал, что ты мне не поверишь. Так и вышло. Если я так живу, это еще ничего не значит»).

– Нет, Тим. Больше всего по душе мне было бы сесть в лодку под парусом и отправиться поглядеть, как живут люди в других местах, вдалеке от Лисса и Зурбагана. Но мне надо есть, пить, одеваться, где-то укрываться от непогоды, а на всё это нужны деньги, которых мне просто так никто не даст. И всё мое время уходит на то, чтобы эти деньги раздобыть.

– В том числе и контрабандой?

– Да. Если я не могу заработать деньги честным путем, я буду зарабатывать их так, как могу, в том числе и контрабандой, вы не ошиблись.

– Но ведь можно поступить матросом на какое-нибудь судно или стать рыбаком?

– Вы думаете, я не пробовал? Ни один капитан не возьмет на борт матроса, считающегося неблагонадежным, если не будет безвыходного положения. А в порту полно безработных, согласных на любые условия. Что же до рыбаков… Зайдите как-нибудь в рыбацкий поселок, Тим, посмотрите, как живут рыбаки. Ведь и у них, если только они не занимаются ремеслом вроде моего, не каждый день есть кусок хлеба на столе. Да и контрабанда не такое уж плохое ремесло, лучше, чем воровство или попрошайничество.

– Тем не менее, за нее наказывают?

– Да, потому что властям не нравится, когда жирный кусок проплывает мимо них… Для чего вам всё это, Тим? Вы благополучный мальчик из хорошей семьи, спокойно окончите свой университет, станете учёным, и вас никогда не коснутся проблемы, о которых вы так горячо сегодня рассуждаете. А знакомство с бродягами и преступниками может сильно подорвать вашу репутацию и огорчить ваших родителей.

– Но ведь вы не бродяга и не преступник, вас оправдали сегодня!

Нед зло рассмеялся

– Конечно, сейчас я не бродяга, потому что имею крышу над головой, и в перерывах между арестами даже иногда ночую под этой крышей. Но до этого я много лет бродяжничал и у меня, между прочим, еще одна судимость, за ножевую драку. Да и этот год тюрьмы никуда не денешь. Так что, Тим, я для вас весьма неподходящая компания.

– Но ведь Дине вы так не говорите?

Нед закусил губу

– Запрещённый приём. Я был бы последней свиньёй, если бы сказал ей что-нибудь подобное. Да она и сама всё понимает. А вот вас не мешало предупредить… А вообще, Тим, я просто завидую вам чёрной завистью. Хотел бы я быть таким беспечным, и знать столько, сколько знаете вы с Диной. Да, видно, не судьба. Мальчишкой не успел выучиться, а теперь уже поздно.

– И вовсе не поздно, Нед! Ну, я понимаю, вы не можете заниматься каждый день. Но раз-то в неделю можно выбрать время, чтобы взяться за книги? Хотите, я буду приходить к вам, ну, скажем, по воскресеньям, и объяснять непонятное?

– Если только вы не боитесь… А впрочем, спасибо вам, Тим!

У Тима засветились веснушки

– Значит, мир?

– Мир! – и Нед улыбнулся по-мальчишечьи весело, пожимая протянутую Тимом руку.

Часть 2. Обретение имени

Я верю, если только

что-нибудь,

Мне бросят круг

спасательный

матросы…

(В. Высоцкий)

Пришла осень. Вышла замуж и уехала в другой город Дина Быстрова. Все реже появлялся у Сэвиджа Тим. Занятия в университете оставляли мало времени на длительные прогулки. Как-то в середине октября, выполняя давно данное обещание, Тим отправился к Неду. Вопреки обычному, день стоял пасмурный и ветреный, с мелким холодным дождём. Ещё издали увидел Тим, что Сэвиджа нет дома. Дверь была заперта на засов снаружи. Тим не раз говорил Неду, что его могут ограбить, но тот лишь смеялся: «Сам бы всё отдал, кто бы только взял!». Сейчас же отсутствие замка было на руку Клэру.

До этого Тим лишь раз или два был в доме у Сэвиджа. Обычно они сидели снаружи, где под навесом был устроен стол и скамейки. Но непогода заставила Тима войти внутрь. Только теперь до него дошло, почему его приятель не боялся воров… Неприкрытая бедность глядела на него изо всех углов. Самодельная мебель, набитый соломой матрас, вытертое до состояния марли одеяло. В невысокое окно сочится серый осенний свет.

Стукнула дверь. Стряхивая ладонью с плеч дождевые капли, вошёл Сэвидж.

– А, Тим! Признаться, я не ожидал тебя сегодня, уж больно паршивая погода… – Тим уловил запах вина.

– Ты что, пил?

– А если и пил, так что? Тебе-то что за дело?

– Я отвечаю за тебя перед Диной, Нед…

– Ты?! – Нед усмехнулся, потом вдруг помрачнел. – Ты сопляк, мальчишка передо мной! Я на пять лет тебя старше, а по жизни, так лет на двадцать. Как ты можешь за меня отвечать?

Тим примирительно положил ладонь на плечо Сэвиджа, мягко, но настойчиво повторил:

– И всё же я отвечаю за тебя, Нед. Ты ведь знаешь, Дина спрашивает о тебе в каждом письме. И что я должен ей написать? Что ты снова начал пить?

– Брось, Тим, не надо. Многие живут так же, как я.

– И спиваются к тридцати годам! Ты не будешь пить, а если напьёшься, я первый плюну тебе в лицо! – Глаза Сэвиджа недобро блеснули.

– Попробуй!

– И попробую!

Они стояли у стола лицом к лицу. Тим был почти на голову ниже Неда, тоньше и уже в плечах и конечно, не имел такого опыта уличных драк, но сейчас он вряд ли испугался бы широкоплечего и рослого Сэвиджа. А тот разглядел в лице Клэра что-то такое, что заставило разжать кулаки и отступить на шаг не страшащегося никаких угроз парня.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, потом Нед резко отвернулся, отошёл к окну. Ещё не глядя на Тима, он заговорил, и голос его звучал глухо:

– Ладно, замнём. Мы оба наговорили лишнего… – Он обернулся, шагнул к Тиму. – Спасибо тебе… друг!

Тим взглянул ему в лицо. Нед был серьёзен. Он смотрел на Тима, прямо ему в глаза, и протягивал руку. Тим нерешительно взял её и почувствовал, как горячие пальцы стиснули его ладонь.

– Спасибо, Тим! Извини, я сегодня не в себе и наговорил много обидного. Не принимай всерьёз мои слова.

– Я не обиделся, Нед, но… Ведь так же нельзя! Мало ли что ещё случится в жизни! Что ж, так и будешь напиваться каждый раз, как столкнёшься с трудностями?

– Тим! Неужели ты думаешь, что я сам не говорил это себе? Если бы я напивался каждый раз, как вижу препятствие, то, боюсь, я не просыхал бы никогда… Но порой бывает тошно, Тим! Так тошно, что хоть в петлю… Я имел неосторожность полюбить женщину, которой недостоин. Возможно, когда-нибудь я сумел бы заслужить её, но она вышла замуж, а значит, потеряна для меня навсегда. Ради неё я нашёл силы порвать с прошлым, ради неё старался измениться, но теперь её всё равно, что нет и всё, что я делаю, потеряло смысл…

– Ты сам-то себя слышишь? Что значит: «Потеряло смысл»? Ты что, хочешь вновь стать таким, как до встречи с Диной?

Сэвидж вдруг потемнел, словно от резкой боли.

– Нет! Нет, никогда! – вырвалось у него из самой глубины души.

***

Дни шли за днями, недели сменяли друг друга. За слякотной зимой и пышной весной вновь пришло лето. Пора было сдержать данное Дине слово.

Весь год Нед играл в опасную игру, собирая деньги на выкуп, и к августу нужная сумма была набрана. Если бы только босс узнал, какие дела проворачивал у него за спиной Сэвидж, жить тому осталось бы ровно столько, сколько времени будут добираться до него головорезы Коротышки Билла, первого подручного у босса. Впрочем, то, что задумал Нед, было ненамного безопаснее.

Сэвидж недорого ценил свою жизнь, но Тима следовало предостеречь, и он решил оставить записку для него. Нед знал, что, не застав его дома, Тим непременно явится в порт, поэтому надежнее всего было передать письмо с кем-нибудь из знакомых. Но, как назло, в этот день Нед не мог найти никого, кому можно было бы доверять. Наконец, на палубе шхуны с библейским названием «Мария», он увидел Мареса Оста, давнего своего знакомого. Сэвидж окликнул его. Марес взглянул на причал, нехотя подошел к борту.

– Чего надо?

– Спустись, разговор есть.

Марес, ворча что-то о том, что разговаривать им не о чем, все же спустился по трапу.

– Слушай, очень тебя прошу, если встретишь Тима Клэра, студента, передай ему эту записку.

Ост хмуро взглянул на Сэвиджа.

– Оставь-ка ты мальчишку в покое, вот что я тебе скажу! Нечего тянуть его в свои дела!

Он повернулся уходить, но Нед схватил его за плечо.

– Постой, послушай! Мне больше некого попросить о помощи. Здесь ничего особенного не написано, можешь прочитать. Очень прошу, помоги!

Что-то в голосе Неда остановило Оста. Он взял записку, недоверчиво глянул на строки. Нахмурился, прочитал второй раз. Поднял глаза.

– Что все это значит?

– Только то, что написано. Я решился на опасный шаг и возможно, что не доживу до сегодняшнего вечера. Тим единственный, кто стал бы меня искать и, чтобы он не натворил глупостей и не засветился перед ненужными людьми, я и пишу эту записку.

– Так. А теперь медленно и по порядку. Давай-ка присядем.

Они сели в тени старых складов и Сэвидж стал рассказывать о том, что он хочет сделать. Марес слушал его, внимательно вглядываясь в парня. Много лет он знал Сэвиджа, помнил его еще мальчишкой. Были они ровесниками, какое-то время судьбы их были очень похожи, но потом пути разошлись. Матросский сирота, выросший в нищей хижине на Сигнальном пустыре, с десяти лет кормивший себя и больную мать, похоронивший ее в пятнадцать, Марес лучше многих знал, как непросто было жить Неду Сэвиджу. Но он твердо уверен был в том, что человек в любой ситуации должен оставаться человеком.