Рождественский экспресс

Киношники, подумал Том, включая звезду. Быть может, именно поэтому один из них показался знакомым.

– Удачное стечение обстоятельств, – сказал он.

– Это почему же? – поинтересовался отец Келли.

Лэнгдон объяснил ему, что пишет историю о железнодорожном вояже. Пожилой священник, похоже, обрадовался:

– Что ж, вам повезло с выбранной темой. За свою жизнь я много раз путешествовал поездом, и мои поездки всегда были полны сюрпризов.

– Я начинаю это понимать, – ответил Том.

Выйдя от отца Келли, Том прошел в спальные вагоны. Там располагались стандартные купе, без душа. На обоих этажах поезда имелись общие душевые, вдобавок – о чем сообщила Реджина – внизу они побольше. Вероятно, туда он и станет ходить, чтобы не рисковать застрять в тесной душевой в своем купе. В люксе купе были просторнее и располагались по одну сторону коридора, в обычных вагонах – поменьше и по обе стороны. Лэнгдон заметил, что проход перегородили протянутые навстречу друг другу руки.

Приблизившись, он разглядел взволнованную молодую парочку. Их купе располагались напротив: парня – справа, девушки – слева.

– Так что, с меня возьмут плату за проход? – пошутил Том.

Оба посмотрели на него и улыбнулись в ответ.

– Прошу прощения, – извинился парень. Девушка застенчиво отвела взгляд. Им было лет по двадцать. Они походили на брата и сестру: оба светловолосые и светлокожие.

– Едете на праздники в Чикаго?

– Вообще-то… – неуверенно начал молодой человек.

– Стив, – прервала его спутница. – Мы с ним незнакомы.

– Ну, в поезде все иначе, – возразил Том. – Всем нам предстоит одно долгое путешествие. Люди раскрываются друг перед другом. Представлюсь первым. Я писатель, работаю над историей о путешествии поездом через всю страну. А вам есть что рассказать?

Парочка переглянулась, и Стив ответил:

– Вообще-то мы собираемся сыграть свадьбу.

Том опустился на колено и протянул руку:

– Поздравляю, это потрясающе. Между прочим, меня зовут Том.

– Я Стив. А моя невеста – Джули.

– Значит, вы собираетесь обменяться кольцами в Чикаго?

– Вообще-то нет. Мы поженимся в поезде, – ответил Стив.

– В поезде? Прямо здесь?

– Нет, – пояснила Джули. – В поезде юго-западного направления, по пути в Лос-Анджелес. Отходит завтра днем.

Тому показалось, что у девушки южный акцент. Манера же речи Стива свидетельствовала о происхождении из Новой Англии.

– Здо́рово. Я тоже поеду этим поездом.

Когда-то Том собирался сделать Элеоноре предложение руки и сердца в поезде по дороге обратно во Франкфурт, после посещения Кельнского собора. Они поехали третьим классом, хотя купили билеты в первый, но были не в курсе этого: оба слабо владели немецким. Маршрут шел параллельно Рейну, и Том гадал, когда лучше всего затронуть эту тему. Первоначально он собирался сделать предложение в соборе, но в толпе фотографирующих туристов и ревущих детей это показалось неуместным. Он собирался сделать это только раз в жизни, и ему хотелось, чтобы все прошло идеально.

Плавный ход поезда, оставшийся позади насыщенный день, кружки с пильзнерским пивом, пышный немецкий хлеб с сочными сосисками и отражение лунного света в водах легендарного романтичного Рейна – все вместе создавало, казалось, идеальные условия.

Том представлял, как он опускается на колено, вытаскивает кольцо, объясняется в любви и тут же делает предложение. Она плачет от счастья, он тоже. Весь вагон третьего класса, полный бюргеров, встает и аплодирует им – ведь понятно, что обряд предложения руки и сердца преодолевает любые языковые и культурные барьеры. Когда они прибывают во Франкфурт, совершенно незнакомые люди желают будущим молодоженам всего наилучшего и на немецком, и на довольно хорошем английском, а некоторые даже суют им мятые марки. Однако ничего этого не произошло, потому что он не сделал Элеоноре предложение в тот вечер. И в другие – тоже. Он просто сидел на месте, и кольцо в кармане казалось тяжелым, как пушечное ядро, и он не находил в себе силы взять его и надеть ей на палец.

Том снова сосредоточился на парочке.

– Так, а ваши семьи и гости уже в поезде или вы встретитесь в Чикаго?

Джули отвела взгляд, а Стив облизал губы. Похоже, Лэнгдон затронул больную тему.

– Ну, понимаете, наши семьи, вообще-то, не…

– Не знают, что вы женитесь?

– Не знают и не одобряют свадьбу. – Джули вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Перестань, Джули. Тому необязательно об этом знать.

– Так он спросил, – парировала девушка.

Стив взглянул на Тома наигранно-беззаботно:

– Поэтому мы сыграем свадьбу сами. Потому что мы любим друг друга.

Но Джули добавила:

– Его семья не одобряет мою кандидатуру. Они думают, раз я родом из какого-то захолустного городишки в Аппалачах в Виргинии, то я – из белых отбросов[14]. Да, мой отец работал в шахтах с шестнадцати лет, а мать так и не закончила среднюю школу, – тут девушка перевела взгляд на Стива, – а твои родители из высшего света Коннектикута. Но мои родные вовсе не отбросы. Они ничуть не хуже твоих, а во многом и лучше, – добавила она с южным пылом.

Том мысленно отметил, что оказался прав насчет их происхождения: девушка из Виргинии и парень из Коннектикута.

– А твоя семья одобряет свадьбу? – спросил он Джули, пытаясь немного ослабить напряжение.

– Они очень хорошо относятся к Стиву, но считают, что я слишком юна. Я учусь в колледже; собственно, мы оба учимся в колледже Университета Джорджа Вашингтона. Там мы и встретились. Они хотят, чтобы я закончила учебу, прежде чем выходить замуж.

– Что ж, их вполне можно понять, особенно если у них самих не было шанса учиться в колледже. Уверен, они хотят для тебя самого лучшего.

– Лучшее для меня – это Стив.

Девушка улыбнулась парню, и Том был уверен, что сердце молодого человека просто растаяло. Может, они и молоды, но уже достаточно взрослые, чтобы быть по уши влюбленными друг в друга.

Джули продолжала:

– И я закончу колледж. Потом поступлю на юридический факультет Виргинского университета. Родители будут мной гордиться. Но я сделаю это, уже когда стану женой Стива.

– Что ж, это твоя жизнь, – заметил Том. – Думаю, надо поступать так, как велит сердце.

– Спасибо, Том, – Джули похлопала его по руке.

Если бы только он последовал своему совету в отношении Элеоноры, все могло бы сложиться иначе. По иронии судьбы, они тоже встретились в колледже. Элеонора была из числа тех невероятно одаренных молодых людей, кто оканчивает среднюю школу в шестнадцать, а колледж – в девятнадцать. После колледжа они занимались репортажами-расследованиями и раскопали пару впечатляющих историй, прежде чем сделать следующий шаг и устроиться в агентство зарубежных новостей. Они набрались опыта, которого хватило бы на целую жизнь – даже на несколько жизней. Они влюбились, точь-в-точь как Стив и Джули. Они должны были обручиться и затем сыграть свадьбу, однако все оборвалось так внезапно, что Тому до сих пор было очень больно вспоминать об их последних минутах, проведенных вместе.

– Священник тоже в поезде?

На секунду Лэнгдон подумал, что церемонию проведет отец Келли, однако тот говорил, что уже оставил службу, и к тому же он обязательно упомянул бы о свадьбе.

– С ним встретимся в Чикаго. Церемония состоится на следующий день. Подружка невесты и шафер тоже будут ждать там, – ответил Стив.

– Что ж, удачи вам обоим. Полагаю, все пассажиры приглашены?

– Надеемся, хоть кто-нибудь придет, – сказал Стив.

– Именно, – нервно добавила Джули. – Иначе это будет очень одинокая свадьба.

– Ни у одной невесты не должно быть такой свадьбы. Джули, я приду и приведу всех друзей-попутчиков.

Том еще не встретил ни одного друга-попутчика, но неужели трудно их завести? Агнес Джо уже практически у него в руках.

– Вагон-люкс, в девять утра, – сказал Стив. – Остановка «Ла Хунта».

– На испанском это означает «соединение», – добавила Джули. – Подходящее место для свадьбы.

– Мне любопытно: почему вы выбрали для свадьбы поезд?

Девушка рассмеялась:

– Наверное, это прозвучит глупо. После возвращения со Второй мировой мой дедушка встретился с моей бабушкой в Нью-Йорке. Они обручились до начала войны, но отложили свадьбу, потому что дедуля вызвался добровольцем.

– Странно, что они не захотели пожениться до того, как он ушел на войну, – заметил Том.

Джули покачала головой:

– Нет, именно поэтому они и не поженились. Дед не хотел оставить ее вдовой. Сказал, что, если выживет, это будет знак, что Бог благословил их на брак.

– Очень по-рыцарски с его стороны.

– Он, конечно, вернулся, а ждавшая четыре года бабушка отправилась встречать его в Нью-Йорк, намереваясь там и сыграть свадьбу, однако с войны возвращалось столько солдат с такими же планами, что очереди пришлось бы ждать неделями. Поэтому они заплатили проповеднику, чтобы тот поехал с ними поездом, и, когда пересекли границу Виргинии, поженились.

– И, полагаю, все сложилось хорошо?

– Пятьдесят пять лет совместной жизни. Два года назад они скончались с разницей в неделю.

– Что ж, желаю и вам того же, – сказал Том.

– Ты вправду думаешь, что совершенно незнакомые люди придут к нам на свадьбу? – спросила девушка.

Лэнгдон был всего лишь мужчиной и расценивал свадьбу с мужской точки зрения. Но все же он понимал, что невеста придает церемонии огромное значение. Жениху гораздо проще: все, что он должен сделать, – это явиться в более-менее трезвом виде, сказать «я согласен», поцеловать невесту на виду у хихикающих в толпе гостей старушек и не отключаться до тех пор, пока – после первой брачной ночи – все официальные церемонии не будут завершены, а подаренные деньги пересчитаны.

– Не беспокойтесь, – сказал Том. – В поездах есть что-то особенное, располагающее к откровенности. Кроме того, волей-неволей гости у вас все равно будут.

Он снова пожелал им всего хорошего и направился в кафетерий вагона-люкса в поисках Тайрона, однако его мысли снова вернулись к Элеоноре. После того как она бросила его в Тель-Авиве, он был расстроен, рассержен, озадачен и в итоге совершенно неспособен поступать рационально. Когда Том пришел в себя, миновало столько времени, что он уже не стал искать встреч. Прошли годы. Он чувствовал, что любая попытка связаться с ней будет немедленно отвергнута, а это болезненно. Как знать, может, она уже вышла замуж.

Лэнгдон прошел через вагон-ресторан, кивнув официантам. В одежде каждого был какой-нибудь праздничный элемент. Они, по-видимому, усердно готовили ужин, так что он решил не отвлекать их вопросами и направился в вагон-люкс. Несколько человек сидели у телевизора, другие лениво разглядывали мелькающие за окном пейзажи. Он спустился по спиральной лестнице и увидел проводника вагона-люкса Тайрона.

Его рабочее пространство было небольшим, но хорошо организованным: вдоль стен стояли холодильные шкафы, набитые сэндвичами, мороженым и всяческими сладостями. В закромах были чипсы и тому подобное, а также напитки – горячие и холодные. Для подносов с покупками имелись линии раздачи. В конце зала находилась дверь с надписью «Место для курения».

На вид Тайрону было около тридцати, он оказался ростом с Тома и выглядел как Элвис, только чернокожий. Сперва Лэнгдону почудилось, что на проводнике парик, но, приглядевшись, он понял: волосы натуральные. Этот человек выглядел воистину по-королевски в своем черном великолепии. Такое зрелище Тому очень понравилось.

– Я откроюсь минут через двадцать, сэр, – сказал Тайрон. – Продукты доставили с задержкой. Обычно к этому часу у меня уже все готово и работает. Когда откроемся, я сообщу по громкой связи.

– Ничего страшного, Тайрон. Реджина сказала мне прийти сюда, если что-нибудь понадобится.

Раскладывающий по местам товары Тайрон оглядел его внимательно и с интересом.

– А, это вы тот писатель, о котором говорила Реджина?

– Да, я.

– Здорово. Что хотите узнать?

– Для начала – фанат ли вы Элвиса.

Проводник рассмеялся:

– Это из-за волос, верно? Всегда все судят по волосам.

– Ну, хорошо, признаю: из-за волос.

– «Спасибо, спасибо большое»[15], – Тайрон слегка качнул бедрами.

– Я впечатлен.

– Я знаю все его песни и движения. Для белого парня его выступления очень хороши.

– Как давно вы работаете в этом поезде?

– Я в «Амтраке» с 93-го. В этом поезде работаю уже лет семь.

– Держу пари, вы много повидали.

– И не говорите, действительно много. Когда люди садятся в поезд, они как будто сбрасывают какие-то ограничители или что-то в этом роде. Я в курсе, какие сумасшествия вытворяют в самолетах, когда напиваются и так далее, но по сравнению с безумствами пассажиров поездов это ерунда. Не хотите содовой или чего-нибудь еще?

– Только если есть что-то покрепче. Очень на это рассчитываю.

Тайрон открыл ему бутылку пива, и Том прислонился к стене, слушая.

– Когда я впервые отправился этим поездом на север, мы выехали из Питтсбурга около полуночи, и я услышал вопли в одном из спальных вагонов. Вагон-люкс закрыт на ночь, я не на службе, но все равно иду туда, потому что на один спальный вагон приходится только один проводник, а я новичок и хочу, чтоб все было в порядке. Поднимаюсь туда и вижу: голый парень стоит в коридоре с горячей цыпочкой, прикрывающейся небольшим полотенцем. А рассвирепевшая дамочка в пижаме рвется задушить парня, в то время как Моник – проводница вагона – пытается ее удержать.

– Что произошло – кто-то перепутал купе?

– О, держу пари, муженек желал бы, чтобы все было именно так. Видите ли, того голого парня застукали на месте преступления с любовницей, которой он купил билет через два купе от своего, где он ехал с женой. Он думал, что успешно добавил дамочке в стакан снотворное, чтобы позабавиться, пока та дрыхнет, но жена что-то заподозрила и не выпила таблетку, а проследила за ним и застукала обоих.

– И что было дальше?

– Любовница сошла на следующей станции. А когда я в последний раз видел ловеласа, его избитая задница слезала в Чикаго.

Пока Тайрон продолжал рассказывать и работать, из-под его рубашки выскользнула висящая на шее цепочка. Том заметил, что было на ней.

– Где вы заработали «Пурпурное сердце»?[16]

– В Персидском заливе, – ответил Тайрон, пряча цепочку под рубашку. – Служил, получил заряд шрапнели в ногу, когда снаряд попал в наш «Бредли»[17].

– Я освещал ту войну. Там велись более ожесточенные бои, чем можно судить по репортажам, которые крутились по нашему ТВ.

– Для меня они были достаточно ожесточенными.

– Как я понял, вам нравится здесь?

– Ну, работа есть работа. Но она вдобавок и развлечение. Я понемногу отвлекаюсь от рутины каждый день. Весело провожу время с пассажирами и особенно с их детьми. Да, в поездах и в детях есть нечто особенное – они так отлично сочетаются… понимаете, о чем я? – продолжал болтать Тайрон, не переставая трудиться. – Смена три дня подряд, потом четыре выходных. Таков график дежурств на поездах дальнего следования. На тех, которые следуют особенно долгими маршрутами, вроде «Чифа» и «Зефэ», работаешь по шесть с последующими восемью выходными. Может показаться, что у нас избыток свободного времени, но после шести дней мотаний туда-сюда, туда-сюда начинаешь уставать и требуется отдых. Потому что, когда находишься в поезде, тебя, по сути, могут вызвать в любой момент. Нелегко, но мне нравится. Мы все одна команда, вносим каждый свой вклад и прикрываем друг друга – как семья.

– И вы останетесь в «Кэпе»?

– Не знаю. Я серьезно думаю делать карьеру, двинуть наверх – туда, где крутятся реальные деньги.

– Это где? В менеджменте?

Тайрон расхохотался:

– В менеджменте? Серьезно? Кто зарабатывает – так это носильщики. Чаевыми получают столько денег, будто печатают их.

– Я хочу выпить. Прямо сейчас!

Оба обернулись и уставились на говорившего. Это был мужчина в полосатом костюме-тройке, выглядящий крайне недовольным жизнью.

Тайрон закатил глаза:

– Как поживаете, мистер Мерриузер?

– Я поживаю отвратительно, и я хочу выпить. Виски с содовой. Немедленно.

– Сэр, я еще не открылся. Если бы вы были так любезны заглянуть снова…

Мерриузер сделал шаг вперед:

– Этот джентльмен пьет пиво – полагаю, полученное от тебя. И если ты откажешься открывать бар мне, платежеспособному клиенту, тогда, – он глянул на бейджик, – тогда, Тайрон, советую начать искать новую работу, потому что, как только я сойду с этого поезда, тебя уволят.

Он посмотрел на свои дорогие часы:

– Я жду, Тайрон.

– Конечно, сейчас все будет. Без проблем.

Тайрон смешал компоненты и передал стакан мужчине. Мерриузер сделал глоток.

– Побольше виски – вы никогда не наливаете его достаточно. Себе прикарманиваете, что ли?

– Эй, – подал голос Том, – может, тебе стоит проще ко всему относиться?

Мерриузер повернулся к нему:

– Ты хоть знаешь, кто я такой?

– Да. Ты грубиян и явно гордишься этим.

Мужчина изобразил такую натянутую улыбку, что, казалось, кости вот-вот прорвут кожу.

– Тайрон, скажи ему, кто я. Ты ведь в курсе, не так ли?

– Послушайте, я сейчас доливаю вам виски. Почему бы нам не уладить все миром?

– Я – Гордон Мерриузер. Король коллективных исков. Разозлишь меня – и мы встретимся в суде. И тогда я отниму у тебя все – хотя, судя по тебе, тут мало чего можно взять.

Том шагнул вперед, сжав руки в кулаки.

– О, давай, очень рассчитываю на это. Тогда вдобавок я засажу тебя за решетку.

Тайрон встал между ними:

– Эй, тут так похолодало, словно в поезде пошел снег. Давайте разойдемся. Ведь скоро Рождество. Мистер Мерриузер, вы ведь едете на Рождество домой, к жене и детям, верно? Уверен, вы накупили им кучу подарков.

– Я разведен. Мои дети – испорченные сопляки, не заслуживающие ни моей привязанности, ни моих щедрот.

И с этими словами Гордон Мерриузер ушел, попивая виски. Вскоре из коридора донесся его смех.

Том посмотрел на Тайрона:

– Странно, что он не ответил: «Ба, какой вздор!»

Тайрон покачал головой:

– Не стоит связываться с ним. Будете судиться годами. В словаре его портрет находится рядом со словом «кошмар».

– Без обид, но почему «король коллективных исков» едет поездом? Он наверняка может позволить себе личный самолет.

– Насколько я слышал, суровый-и-страшный мистер Мерриузер боится летать. Хорошо бы он купил себе поезд и оставил мой в покое.

– Да, спасибо, что не дали мне засунуть бутылку виски ему в глотку. У меня есть планы на жизнь, и тюрьма среди них не числится.

Тайрон улыбнулся:

– Пожалуйста. Всегда рад помочь.

Том заметил, что Тайрон очень торопится, и решил заканчивать разговор.

– И спасибо за информацию и за пиво.

– Возвращайтесь после ужина. Тогда появятся напитки покрепче.

– О, покрепче. Всегда предпочитал крепкое.

Глава 6

Том вернулся в купе и выглянул в окно; в пять пятнадцать уже смеркалось. Они только что проехали Харперс-Ферри, штат Западная Виргиния, – городок, известный тем, что здесь незадолго до Гражданской войны Джон Браун[18] совершил свой знаменитый налет на арсенал и попал в исторические книги, но окончил жизнь на виселице.

Возле Камберленда, штат Мэриленд, поезд пройдет через Грэмский тоннель длиной примерно в треть мили. Согласно имеющемуся у Тома железнодорожному путеводителю, и вход и выход из тоннеля находились в Западной Виргинии. Тем не менее – как предположил Том, из-за причуд местной географии и начертивших границы штатов геодезистов – сам тоннель относился к Мэриленду. Поезд также проедет знаменитым Камберлендским проходом – той самой брешью в естественной границе Аппалачских гор, которой пользовались стремящиеся на Великие равнины и к Тихому океану первопроходцы. Если бы не эта тропа между скалами, Америка и по сей день могла остаться горсткой тринадцати угнетенных английских колоний.

Следующая после Камберленда достопримечательность – Прыжок Влюбленной. Здесь, согласно легенде, индейская принцесса, которой отец запретил выходить замуж за ее возлюбленного – американского солдата, – в отчаянии бросилась со скалы. Убитый горем индейский вождь, предположительно, последовал ее примеру. Том решил не рассказывать об этой легенде Стиву и Джули – они и так достаточно нервничали.

Том решил, что наконец настало время выследить киношников, прошел в обратном от ресторана направлении и оказался в очередном спальном вагоне. Он успел приноровиться к мягкому покачиванию поезда и гордился тем, что споткнулся только раз, хотя уже трижды мог потерять равновесие. Лэнгдон замедлил шаг. Люксы были маркированы буквами в отличие от пронумерованных обычных купе. Он был уверен, что люди из Голливуда поедут только первым классом – тем более если они известные или скандально известные, – и направился к люксам в надежде, что один из киношников выйдет из своего укрытия, и тогда Том завяжет разговор. Быть может, заодно получит роль в блокбастере с многомиллионным бюджетом и сам станет знаменит.

Лэнгдон дошел до первого купе. Вход оказался плотно занавешен, так что ничего не было видно, хотя он слышал, как кто-то перемещается внутри. Когда он перешел к следующей двери, то заметил, что занавеску чуть отодвинули. Он остановился, обежал взглядом коридор и быстро заглянул внутрь. Купе выглядело словно офис. Там были раскрытый ноутбук, что-то похожее на принтер, удлинитель со стабилизатором напряжения и высокий молодой человек со стрижкой под ежик, в темной водолазке. Когда он повернулся, Том заметил на нем наушники, а в держателе на поясе – мобильный телефон.

Парень не мог быть известным режиссером, не так ли? Он не похож на режиссера – хотя не то чтобы Том хорошо в них разбирался. В таком случае он кинозвезда либо сценарист. Лэнгдон был готов держать пари, что верен последний вариант: в конце концов, у парня обнаружились компьютер и принтер. И он молод и смахивает на хипстера – такие сейчас наверняка пользуются спросом. Ведь все в курсе, что после тридцати люди лишаются гена крутизны, взамен приобретая отвратительную стрижку и удобные туфли.

Лэнгдон перешел к следующему купе и уже собирался заглянуть туда, когда, едва не задев его, дверь изнутри открыл мужчина.

– Прошу прощения, – извинился он.

Том посмотрел на незажженную сигарету в его руке.

– Мне только что сообщили, что курить в купе нельзя.

Лэнгдон по старой журналистской привычке быстро обежал взглядом говорившего. Среднего роста, за шестьдесят, худощавый, но с намечающимся брюшком. Густые седые волосы, хороший калифорнийский загар, очень дорогая одежда: черные брюки, белая шелковая рубашка, твидовый пиджак, а на ногах ботинки «Бруно Мальи». С точки зрения Тома, он сильно смахивал на отдыхающего миллионера.

– Место для курения у них на нижнем этаже, – дал совет Том.

– Что ж, значит, туда и отправлюсь. Уже сто раз пытался бросить. Пробовал никотиновый пластырь, даже гипноз. Ничего не помогает.

– Я раньше выкуривал по две пачки в день, а теперь ограничиваюсь одной сигарой время от времени.

Мужчина заинтересовался:

– Как у вас получилось?

– Ну, от этого зависела моя жизнь.

– Понимаю. Кому хочется умереть от рака легких?

– Нет, я не это имел в виду. Я работал корреспондентом за границей и оказался среди журналистов в атакованном повстанцами конвое. В одну из головных машин угодил снаряд. Охрана сказала нам сохранять спокойствие. Затем ехавший перед нами грузовик взорвался. Охрана сказала нам сохранять спокойствие и оставаться на местах. Затем мина разорвалась прямо рядом с нами, и охрана вновь велела сохранять спокойствие. После чего выпрыгнула и побежала прочь.

– О господи. И что же произошло?

– Очевидно, мы находились в зоне обстрела и вовсе не собирались ждать, пока следующими подстрелят нас. Мы все выскочили и бросились в горы. Один парень из «Рейтер» – ему было лет пятьдесят, и он много курил – не добежал. Повалился на землю – наверное, из-за сердечного приступа.

– Вы остановились помочь ему?

– Я бы остановился, но я тащил раненого – тот подвернул лодыжку и не мог бежать. Пока я взбирался на гору, мои сердце и легкие были готовы взорваться: каждая выкуренная сигара аукнулась тогда. Но мы добрались – еле-еле – до дружественного лагеря.

– А что стало с тем парнем?

– Надеюсь, он скончался от сердечного приступа раньше, чем повстанцы добрались до него: они не славились состраданием. С тех пор я не притрагивался к сигаретам. Конечно, – добавил Том, – я бы не рекомендовал каждому мой метод. Возможны серьезные побочные эффекты.

– Да уж. Ну и история, впечатляет. Военный корреспондент, значит?

– Теперь уже нет. Сегодня самые опасные мои репортажи – это как обустроить гардеробную «для него и для нее» так, чтобы «для него» осталось жизненное пространство, и каковы подводные камни приготовления барбекю в домашних условиях.