Царь Соломон. Мудрейший из мудрых

Для засушливого Верхнего Египта был более удобен солнечный календарь с его большими циклами, тогда как в районах, где наблюдалось чередование четко различимых периодов года, был предпочтителен лунный календарь с его четким делением года на части, что было важно для земледельца. Именно поэтому лунный календарь распространился на всем Ближнем Востоке, где часы дня считались начиная с того времени, которое легче всего поддавалось наблюдению, то есть начиная с рассвета. В еврейском календаре до сегодняшних дней сохранился тот же способ отсчета времени дня.

Там применялся и древний обычай деления ночи на три стражи (появление звезд – рассвет), необходимый при кочевой жизни и для того, чтобы можно было организовать и общественную. Так во время первой стражи, например, происходила служба в храме Соломона. Позже каждую строчку разделили пополам, таким образом вся ночь стала делиться на шесть частей. Наблюдая движение солнца с рассвета до заката, добавили еще шесть частей, так день и ночь стали состоять из двенадцати равных частей. Соответственно, год состоял из 360 суток, состоящих, соответственно, из 24 часов.

Но поскольку этот отрезок времени оказался слишком длинным для практических целей, каждый час, соответственно, стали делить на 60 минут, а минуту – на 60 секунд. Так как солнечные часы работали только в светлое время суток, в Вавилоне были построены первые песочные и водяные часы, работа которых не зависела от наличия солнца на небе и не требовала ежедневных астрономических наблюдений. Отметим, что подобная система отсчета времени была в древности принята во всем мире и дошла даже до Индии и Китая.

Все эти подсчеты связали с тайными астрологическими теориями. Сохранилась и старая вавилонская гектограмма, которая связывала каждый из семи дней недели с одной из семи планет. Но самым популярным в Вавилоне оказался цикл из пяти дней (их легко было подсчитать с помощью пальцев одной руки), повторяющийся 72 раза в году, что составляло 365 дней, грубо говоря, один астрономический год. Правда, мы не встречаем никаких упоминаний о завершающем год празднике.

Однако вавилоняне также отмечали семидневный ритм: каждый седьмой, четырнадцатый, двадцать первый и двадцать восьмой день месяца проходили под знаком враждебного бога подземного мира и считались неблагоприятными для любой работы. В эти дни правителю не разрешалось купаться, приносить жертвоприношения, пить вино и отправлять правосудие.

Семидневная израильская неделя с завершающим ее днем Шаббат – субботой, посвященным обязательной молитве и богу, – появилась в результате переосмысления древней традиции в соответствии с монотеистическими представлениями. Следовательно, вавилонский календарь был принят без всяких ограничений, семидневный цикл прекрасно дополнил деление на месяцы и годы. Все это было бы невозможно, если бы вавилонский календарь не состоял из похожей системы.

Вавилонское происхождение имеет и система мер веса и длины, использовавшаяся в Ханаане, также основанная на числе 60. Поскольку основным средством денежного оборота в Палестине было серебро, одно и то же слово означало «деньги» и «серебро». Единицей был серебряный шекель, его двадцатая часть (то есть три шестидесятых) – гера (упоминаемая в Иезекииле). Самой большой мерой объема во времена Соломона считался кор (примерно 60 галлонов), в который входило 720 лог, примерно равных одной пинте.

Подобные нововведения были известны по локтевой мере – базовой единице, использовавшейся в Библии для измерений в храме Соломона, поскольку летописец, когда несколько раз упоминает эти измерения, ссылается на «старый» локоть: «И вот основание, положенное Соломоном при строении дома Божия: длина его шестьдесят локтей, по прежней мере, а ширина двадцать локтей» (2 Пар., 3: 3). Он отождествляет ее с «царским (вавилонским) локтем», который он считает старинной и общепринятой мерой. Сохранившийся мерный камень на старой вавилонской статуе времени правителя Гудеа показывает, что этот «старый локоть» храма Соломона составлял 21 дюйм.

Когда эти законодательные кодексы, календарные и метрические системы начали входить в широкий обиход, вавилонско-ассирийское искусство оказало воздействие на Палестину не только косвенным образом, через Финикию, но и через влияние Египта. Да и вавилонские верования в идолов и демонов постоянно просачивались в страну, хотя и претерпевали изменения в ходе миграций.

Проведенные в Ханаане раскопки обнаруживают почти равное мощное влияние как Вавилона, так и Египта на храмовую архитектуру, но в литературных памятниках проявилось прежде всего явное преобладание вавилонской мифологии. Сказанное, может быть, объясняется тем фактом, что египетский пантеон богов неохотно усваивался обеими странами. Божества с головами животных практически не были известны за пределами Египта. Несмотря на пребывание в Египте многих поколений евреев, египетские боги практически не оказали влияния на религию. Даже для обозначения идола евреи употребляли слово «Энлиль» – название одного из четырех старейших вавилонских божеств – бога воздушной стихии. И это было в то время, когда четыре вавилонских божества позднего периода доминировали на Ближнем Востоке. Долгое время считалось, что им поклонялись израильтяне в домонотеистический период более чем за тысячу лет до правления Соломона. Бог луны Син, центром культа которого был Ур, дом Авраама, представленный в образе юноши, сидящего на крылатом звере, рассматривался как оригинальная разновидность израильского «бога-быка». Сыном Сина является бог солнца Шамаш, о котором говорится в мифе о Самсоне, хотя о солнце там нет никаких упоминаний.

Бог погоды Адад прямо отождествлялся с Синаи – богом грома и молнии, хотя простого совпадения функций явно недостаточно, чтобы доказать сходство между божествами, которое фактически не проявляется ни в единой особенности, ни в едином описании.

Самой трогательной фигурой из четырех божеств была богиня Иштар (Инана), на основе культа которой сложился подлинный «культ девственницы». Ей поклонялись как дочери лунного бога Сина, и как защитнице любви, и как покровительнице плодородия. Она оплакивает своего супруга Думузи, могущественного бога удачи, и следует за ним в преисподнюю. Очевидно, что в данном случае миф об умирающем боге, который опускается в подземное царство и снова воскресает, накладывается на египетский миф об Исиде и Осирисе. Конечно, не следует увлекаться и искать в старейшей израильской концепции бога какие-либо черты женского божества, распространенного во всем античном мире и явно являвшегося естественным выражением политеистического сознания, потребности людей в божественной поддержке.

И все же именно Иштар имела много тайных и явных поклонников среди евреев. Ее называли Астартой, Ашерой или, на финикийский лад, Ашторет, и именно ее культ официально разрешил Соломон: «И стал Соломон служить Астарте, божеству Сидонскому, и Милхому, мерзости Аммонитской» (3 Цар., 11: 5). В Книге пророка Иезекииля упоминается Фаммуза: «И привел меня ко входу во врата дома Господня, которые к северу, и вот, там сидят женщины, плачущие по Фаммузе» (Иез., 8: 14).

Главная особенность политеизма заключалась в том, что к каждому богу обращались как к конкретной личности, имевшей легко представимый облик и наделявшейся различными качествами. Культ антропоморфного божества мог быть как местным, так и всеобщим. У него могло быть множество местных разновидностей. Когда появился бог Мардук – покровитель и правитель Вавилона, одновременно с возрождением города он вобрал веру в старого солнечного бога, отца вышеупомянутого Сина – Энлиля, и слово «господь» (Бел) он приписал себе. В таком качестве он «перекочевал» на запад, где получил имя Ваал. Еще позже он был известен как Ад он (Адонис), то есть господь, или как Мелех (в Септуагинте – Молох), то есть царь, но все эти наименования обозначали одно и то же божество, принимавшее разные обличья. Даже его функция высшего божества несопоставима с самыми примитивными концепциями монотеизма, которые считают каждое телесное существо созданием бога.

Наряду с вавилонскими богами на Ближнем Востоке распространилась вера в демонов, этих вездесущих духов зла и разрушения. Жизнь большей части людей сопровождалась опасностями, болезнями – напастями, виновниками которых могли быть демоны, вселяющиеся в человека и обретающие в нем убежище.

Объединившиеся демоны образовывали свое государство. Самыми известными считались духи Утук, до настоящего времени известные как «проклятая семерка». Они могли поразить даже богов и преследовали лунную богиню, пока ее не освобождало солнце. Борьбой с демонами занимались особые жрецы.

С другой стороны, древние маги старались найти способ управления потусторонним миром. Предсказатели, воскрешающие мертвых и толкователи снов чувствовали себя в этой стране как дома. Несмотря на тщательно проработанную систему законов, за религиозным экстазом скрывалось богохульство, возможно, большее, чем где-либо. Несмотря на все строгие предписания, вера в сверхъестественное мешала укреплению монотеизма.

Финикия оказалось той страной, где интересы Египта и Вавилона сходились и через которую постоянное влияние этих стран распространилось на весь Ханаан. Финикийцы, расселившиеся по северным прибрежным районам, были потомками древнего ханаанского населения. Израильтяне называли их кенитами. С точки зрения евреев, ханаанцы, большинство из которых занимались торговлей, были носителями иной материальной культуры, отчего название их народности употреблялось и как синоним слова «торговец». До настоящего времени не появилось удовлетворительного объяснения их греческого названия – финикийцы.

После эмиграции вместе с другими семитскими племенами из Аравии, своей прародины, о чем мы знаем из Геродота, они на протяжении тысячелетий жили на узкой, шириной не более 40 миль, полосе, протянувшейся вдоль моря на 125 миль, занимаясь рыболовством, а также торговлей благодаря многочисленным прекрасно оборудованным портам. Один из них, Тир (Зор), «город на скале», считался самым значительным и одновременно самым молодым.

Сидон, «город рыбаков», как и Губла (названный греками Библос), расположенный к северу от Бейрута, был известен своим искусством еще до того, как израильтяне пришли в Ханаан. Большая часть сообщений, отправленных фараону в Тель-эль-Амарну примерно в 1360 году до н. э., которые упоминались выше, позволяющих заглянуть внутрь восточного мира того времени, приходили из Финикии.

Фараоны добивались благосклонности этой маленькой страны, особенно после того, как египетское влияние начало ослабевать. В дошедшем до нас описании, составленном примерно за 150 лет до царствования Соломона, рассказывается, как египетский чиновник Венам он приезжает в Тир, чтобы купить кедровую древесину и затем переправить ее правителю Библоса Закарбаалу. По дороге его ограбили, отобрали деньги. Финикийский правитель высокомерно отказался предоставить фараону срубленные ливанские деревья в кредит. В конце концов он уступил и разрешил вывести семь кедров, но разрешил отправить остальное, только когда за них было уплачено.

Подобные отношения между правителями существовали на всей территории вплоть до Евфрата, похоже, ни один из них не пользовался особым доверием финикийцев, слывших либеральными торговцами. Они строили самые большие и лучшие корабли того времени, устроили поселения и колонии на Кипре, Сардинии, в Африке и даже в Испании. Одно из них, Карфаген, основанный в 814—813 годах до н. э., стало таким сильным, что смогло подчинить себе обширную территорию.

Здесь, равно как и на Сардинии, они построили горнодобывающие заводы, продукцию которых перевозили по морю на специальных кораблях. Финикия находилась на пересечении всех торговых путей Ближнего Востока, так что ее жители могли пользоваться всем, что произвели и создали другие народы. Не так-то легко определить, были финикийцы простыми посредниками или производителями, создававшими новые ценности. В любом случае эта небольшая народность, занимавшая территорию между Иорданией и Средиземным морем, как и израильтяне, ее ближайшие родственники, стоит у истоков Древнего мира.

Созданный на палестинской земле алфавит распространялся на запад и на восток финикийцами. Библос оказался мировым рынком для бумаги и письменных принадлежностей, именно от названия этого города возникло греческое «книга». В Библосе находится саркофаг царя Ахирама – самый древний письменный памятник с финикийским алфавитом, составленным до 1000 года до н. э. Надпись на нем, в которой говорится, что боги накажут всякого, кто откроет крышку, указывает на повсеместное распространение письменности.

Египетские иероглифы не были приспособлены к написанию текстов на восточносемитском языке. Но как отмечает исследователь Ауэрбах, ссылаясь на маргиналии в письмах из Тель-эль-Амарны, даже восточносемитская клинопись не вполне подходила для фиксации тех десяти заповедей, что приписывают Моисею.

Сегодня самыми древними документами, написанными на еврейском, считаются рецепты вина и описание составляющих масла на черепках из Самарии (в центральной части Палестины). Они датируются примерно 870 годом до н. э., то есть всего за сто лет до правления Соломона. Знаки во многом напоминают буквы на саркофаге Ахирама и являются упрощенной формой иероглифических символов. Следовательно, создателями алфавитного письма являются и финикийцы и израильтяне, поддерживавшие прямые контакты с Египтом.

Теория еврейского происхождения алфавита основывается на огромной правоведческой и исторической литературе, которая появилась во времена Моисея, в то время как от финикийцев не сохранилось никаких литературных памятников, за исключением небольших коротких надписей.

Следует также иметь в виду, что только в Израиле обнаруживаются стихи, каждая строчка которых начинается с букв, расположенных в алфавитном порядке, – это некоторые псалмы, последние притчи Соломона, плач Иеремии.

Неизвестно, на каком принципе основывался порядок следования букв в алфавите. Но такие стихи составлялись не только ради того, чтобы поупражняться в запоминании алфавита, но и для большей выразительности текста. Приведем в качестве примера псалом 119 («Песнь восхождения»):

Ко Господу воззвал я в скорби моей, и Он услышал меня.Господи! избавь душу мою от уст лживых, от языкалукавого.Что даст тебе и что прибавит тебе язык лукавый?Изощренные стрелы сильного, с горящими углямидроковыми.Горе мне, что я пребываю у Мосоха, живу у шатровКидарских.Долго жила душа моя с ненавидящими мир.Я мирен: но только заговорю, они – к войне.

В оригинале каждая из восьми строк начинается с одной и той же буквы. Однако датировка текста показывает, что алфавит ощущали как древнее национальное достояние, унаследованное от предков наравне с религией. Более вероятно, что заселившие страну ханаанеи, когда вошли израильтяне, восприняли от них новое искусство, приспособив его к восточносемитскому языку. Сами же израильтяне (и это единственно возможное объяснение) восприняли его до своей эмиграции от финикийцев, с которыми они почти не контактировали.

Развитие ремесел, и особенно искусство обработки дерева (из Ливана и Анти-Ливана), металлов (оттуда же), стекла (из белых песков реки Белус близ Акко), изготовление пурпурной краски и папируса, велось не только ради коммерческих целей, но также преследовало и эстетические задачи и основывалось на воображении, восхищении увиденным и тяге к знаниям.

Очевидно, что последнее качество и заставило финикийцев совершать рискованные путешествия по морям, принесшие им уважение многих народов. О подобном отношении свидетельствуют ценные подарки, которые фараоны отправляли правителям городов Финикии, а также принятие в Египте культа Баалат-Гебал (богини Библоса). Ей поклонялся фараон, для нее отбирали специальных девушек для храмовых оргий.

Финикийцы оказались отважными колонистами, но они не были ни воинами, ни завоевателями. Однако когда на них нападали, они выказывали себя образцом мужества и выдерживали длительные осады. Похоже, им удалось очистить Западное Средиземноморье от пиратов, чего не удалось сделать египтянам.

Только после тринадцатилетней осады Навуходоносор смог захватить Тир, который был построен на скалистом острове. Что же касается Александра Великого, то ему удалось захватить этот город благодаря предательству. Известна вошедшая в поговорку стойкость карфагенян. Именно при Цезаре и Августе Карфаген снова возродился и превратился в процветающий город.

Характерно, что финикийцы, с их открытостью и тягой к знаниям, не проявили интереса к простому и «практичному» еврейскому монотеизму. Именно сохранение этих духовных ценностей, отделившее израильтян от других древних народов, помогло им выжить в период рассеяния.

Начиная со времени Судей отношения между финикийцами и Израилем оставались дружественными. Иудейские племена асир и завулом, обитавшие в центральной части, первыми отправились с финикийцами за море (Суд., 1: 1). Услышав о великолепии великого храма Мелькарта в Тире, который финикийцы называли центром земли, Давид и Соломон привлекали финикийцев в качестве архитекторов израильских храмов, дворцов и крепостей.

После разделения царства оба народа продолжали сохранять дружественные отношения: Иезавель, дочь царя Тира, стала женой царя Ахава из Израиля, оказав особое влияние на политику страны. В то время ассирийцы устремились на восток, и осознание общей опасности укрепило связи между финикийцами и израильтянами. Но еще за столетие до этого им пришлось противостоять очень опасному общему врагу.

Примерно ко времени Исхода из Египта, произошедшего незадолго до 1200 года до Рождества Христова, орды из Южной Европы начали перемещаться, подталкивая перед собой попадающиеся на пути разные племена. Опустошая все на своем пути, они продвинулись вдоль островов и дошли до африканского и азиатского континентов. Нанесенный ими ущерб отразился даже на египетской империи. Одни народы, например ливийцы, с помощью новых иммигрантов надеялись удовлетворить свои завоевательные амбиции, другие, как палестинцы, надеялись сбросить иго египтян.

Фараон Мернептах III, который правил во время Великого Исхода, должен был сражаться на два фронта – на западе и на востоке. Когда ему наконец удалось достичь непрочного мира, он повелел высечь на камне гимн победы. В 1896 году Ф. Петри обнаружил его около Фив, а сегодня он находится в Каирском национальном музее.

После перечисления завоеванных им ханаанских городов читаем: «Израиль – его население немногочисленно, и его семя больше не распространится». Это древнейший текст, в котором упоминается Израиль. Видно, что надпись относится не к стране, а к народу. Она не содержит никаких географических подробностей, отражая лишь торжество победителя, который наконец-то добился своего.

Вместе с тем надпись подтверждает, что израильтяне уже представляли собой внушительную силу, память о победе над которой фараон считает нужным сохранить. Кроме того, в другом описании не говорится о великом успехе фараона. Его второму преемнику, Рамсесу III, пришлось пройти через Палестину вплоть до Сирии, чтобы остановить одну из «морских наций», которая захватила Финикию и угрожала опустошить Ханаан, а затем вторгнуться в Египет. Этой нацией были филистимляне, давно населявшие данный район выходцы с Крита.

Отброшенные назад, они заняли плодородную долину Шефелу между Яффой и Газой. Вот почему греки называли не только эту полоску земли, расположенную поблизости от них, но и всю территорию, лежащую за ней, страной Пелиштим (Палестиной). Когда филистимляне продвинулись вперед в горы, они столкнулись с израильтянами. Именно в ходе этой войны, которая продолжалась большую часть времени Судей и ранних правителей, израильские племена и были вынуждены объединиться в нацию.

Произошло это потому, что филистимляне оказались воинственным народом. На гребных судах, изображения которых можно увидеть на триумфальных памятниках Рамсеса III, они переплыли море, затем прошли через Малую Азию и двинулись вдоль побережья к югу. Об этом пишут пророки Амос: «Не я ли (Бог) вывел Израиля из земли Египетской и Филистимлян из Кафтора и Арамлян – из Кира» (Ам., 9: 7) – и Иеремия. Имеются и косвенные подтверждения в виде керамики, найденной в Беэр-Шебе и Аскалоне. Филистимлянская керамика отличалась более изысканным узором, чем старая ханаанская.

Своими обитыми железом повозками и на запряженных волами колесницах они прокладывали дорогу во всех направлениях. В раннем железном веке они были превосходными кузнецами. Многие считают, что именно от филистимлян израильтяне переняли искусство ковки железа, скорее всего заплатив высокую цену за этот секрет, одинаково важный и для земледельцев, и для воинов. В Книге Царств говорится, что израильтяне получили оружие и сельскохозяйственные инструменты от филистимлян, поскольку «кузнецов не было во всей земле Израильской, ибо Филистимляне опасались, чтобы Евреи не сделали меча или копья» (1 Цар., 13: 19).

Окованные металлом колесницы и железное оружие позволили филистимлянам разбить армии всех народов Ближнего Востока. Только египтяне, с их более быстрыми лошадьми, легкими, более мобильными колесницами и огромным по численности войском, смогли устоять против них. В ранних библейских описаниях битв с филистимлянами сообщается о том ужасе, который они внушали своим совершенным оружием. Рассказы об их героических поступках с использованием испытанных методов ведения войн представляют собой не столько развернутую метафору, традиционную для эпоса, сколько попытку «сохранить лицо»: Самегар поверг в бегство 600 филистимлян одной лишь палкой для понукания волов: «Самегар, сын Анафов, который шестьсот человек Филистимлян побил воловьим рожном; и он также спас Израиля» (Суд., 3: 31). Самсон также сразил 1000 человек ослиной ногой.

На самом деле вся история Самсона представляет собой победу точно рассчитанной физической силы над самонадеянным безрассудством. Даже ослепленный, он унес с собой больше врагов во время своей добровольной смерти, чем убил за всю свою жизнь.

Выступивший против гиганта Голиафа Давид со своей пастушьей пращой стал символом торжества духа над грубой силой. Описание вооружения филистимлян с их кольчугами, доспехами, поножами, щитами и копьями настолько ярко, что мы видим перед собой одного из героев Гомера. Но в Библии прежде всего подчеркивается использование железа.

Противостояние продолжалось на протяжении жизни двух поколений. На юге филистимляне проникли глубоко в горы, на севере, вероятно не встретив никакого сопротивления, – в долины Израиля. Окруженные израильтяне находились на грани разгрома. Тогда в лагерь принесли ковчег Завета со скрижалями, чтобы самые главные национальные святыни вдохновляли солдат на отчаянное сопротивление.

Но израильская армия потерпела поражение, ковчег был захвачен, на население наложили контрибуции. Похоже, что некоторые еврейские круги приготовились покориться филистимлянам, – об этом говорит описание возвращения израильтян и их обращения к народу (1 Цар., 14: 21).

Однако в минуту опасности народ поднялся как один, и все переменилось. Действительно, всему Израилю угрожала физическая смерть или рабство. И все же пророк Иоиль говорит о том, что «и сынов Иуды и сынов Иерусалима продавали сынам Еллинов, чтобы удалить их от пределов их» (Иоил., 3: 6), отмечая существование работорговли между филистимлянами и греками.

Самой запоминающейся личностью из всех духовных вождей, призывавших к объединению, стал пророк Самуил. Но только воинственному Саулу благодаря своей победе при Михмасе (находившемся в шести милях к северу от Иерусалима) удалось отвести непосредственную угрозу и заставить филистимлян вернуться в долину.

Примерно через десять лет им удалось снова собрать армию, на этот раз они продвинулись на север, на равнину. Саул был разбит, трое из его сыновей взяты в плен, а сам он покончил с собой. Филистимляне повесили тело первого правителя израильтян на стенах Беф-Сана, на полпути между полем битвы, находившемся в горах Библа, и рекой Иордан. Оружие Саула было выставлено в храме Астарты как подношение богине за помощь.

Но и без Саула филистимляне продолжали бояться, поэтому все попытки объединения были задушены на корню. Давиду пришлось бежать до этих событий вместе с группой своих сподвижников и вернуться, чтобы стать вассалом филистимлян. Возможно, он предпринял все от него зависящее, чтобы достичь взаимопонимания с противником и таким образом сохранить государство. Но большинство филистимлян продолжали не доверять Давиду (1 Цар., 29: 4-11).

Поражение Саула при Библе и смерть Ионафана, который знал о его планах, заставили Давида трезво посмотреть на ситуацию. Разумно используя свои силы, он сначала обеспечил безопасность на юге и на востоке у Иордана, добившись, что филистимляне не осмелились напасть на него. Только после того, как в Хевроне его избрали главным вождем, он осмелился нанести решающий удар. Давид захватил крепость Иерусалим, которая считалась неприступной и все же оставалась в руках первых поселенцев, и там ждал до тех пор, пока филистимляне, намеревавшиеся опередить его, не приблизились к городу. Именно на равнине Рефаим, находившейся между Иерусалимом и дорогой, ведущей в Вифлеем, филистимляне были окончательно разгромлены.