Фронтовичок

– Не знал…

– А кто теперь знает, Серёженька? Кому разбираться в этом хочется! Теперь всё, что связано с войной, покрыто забвением и славой! Славой, которая всех отупляет! И забвением! Забвением правды, забвением событий, забвением людей! Такое покрывало из славы и забвения очень трудно поднять, чтобы в истине разобраться! Да и не позволят!

– Кто не позволит? Ведь работают же военные историки… Исследователи всякие… Музеи… Искатели…

– Многие не позволят. Те же детки и внучки генералов-предателей. Многие из скрытых или не успевших состояться предателей к концу войны искоренили (надёжно запрятали) своё прошлое, кто как смог, и даже стали Героями Советского Союза. К концу войны для генералов в этом вопросе открылась «зеленая улица». Попробуй их со Звёздами в чём-то обвинить! Самого с чем угодно смешают! Но если бы по этому вопросу на Высшем суде спросили моё мнение, то начал бы я с маршала Жукова…

– Ну, дед! Ты сильно рискуешь! Тебя же просто запинают! И никто в нашей стране не поймёт! Даже если ты сто раз прав и все факты выложишь на блюдечке с каёмочкой! Оно и понятно! Жуков в сознании нашего народа – Герой из Героев! Маршал Победы! И если ты говоришь о нём плохо, то ты льёшь воду на мельницу наших врагов! Разве не так раньше клеймили тех, кто критиковал кумиров? Вот и ты, считают они, есть самый настоящий враг! Иначе тебя и воспринимать не станут… Ты же, как все теперь у нас понимают, на самое святое замахнулся! На самого Маршала Жукова! На Победу! Потому как желаешь всех «нас» ослабить! Хочешь раскачать, опрокинуть! Хочешь сделать со страной то, что не удалось сделать Гитлеру!

– Я понимаю, Сережа, что ты прав в своей реакции на мои слова! Но против истины идти не желаю!

– Дед! Я-то верю тебе абсолютно! Каждому твоему слову! Но если бы такое про Жукова сказал кто-то другой – я бы тоже не поверил. Так же не поверит и моё окружение, и кто угодно! Потому что у них уже своё засело в голове… Тут никакие аргументы не помогут!

– Да, шут с ними, Сережка! Я же тебе сейчас это, несмотря ни на что, рассказываю! Рассказываю честно, как сам этот вопрос понимаю. И шёл я к этому пониманию трудно и долго, потому что когда-то тоже верил в гений Жукова – в меня ведь то же самое вдавили! Но я сумел, кажется, разобраться…

Алексей Петрович какое-то время молчал, собираясь с мыслями. Внук ему не мешал.

– Наверное, возникает вопрос, почему один я считаю Жукова непорядочным человеком? Ведь я с ним лично не встречался! И делить мне с ним нечего! Просто стараюсь быть объективным. Кое-чего после войны накопал, кое-что обдумал, с кем-то посоветовался и к определенным выводам пришёл! Но не только я обвинял Жукова в искажении истории войны. Оказалось, так же поступили Конев и Рокоссовский! И сделали они это в порядке критики Жукова, как своего близкого товарища – такого же Маршала, как и они сами. Может, и другие при этом присутствовали! Жукова обвиняли в том, что он бессовестно приписывал себе те военные успехи, к которым вообще не имел никакого отношения! Он везде старался создать впечатление, будто единолично обеспечивал победу в войне! Мол, если бы не он… Бонопарт, одним словом! Никому это, разумеется, не нравилось!

– А разве Жуков не прав? Разве его роль была мала? Как-никак, представитель Ставки! Посланец Сталина… Его глаза и уши на фронтах!

– Это ты хорошо сказал – глаза и уши! Так многие и считают. И объяснить им истину, уже впитавшим такое мнение, почти невозможно! Им легче поверить, будто кроме Жукова на фронте вообще никто не воевал! Будто Жуков – всему голова! Мол, Сталин-то ничего в военных делах не понимал, потому Жукову внимал и выдавал за своё! Но в реальности всё было совсем не так! Обобщая многое, что я об этом знаю, скажу своё мнение, чтобы не затягивать наш с тобой разговор. Жуков для Сталина на фронтах был, скорее всего, не более чем злобным бульдогом! В самом начале войны, когда нужно было не только врага, но и свои войска остановить, чтобы не бежали, Жуков Сталину подходил. Он готов был каждого загрызть! Его боялись больше, чем врага! От врага, если погибнешь, то героем, а от Жукова – навеки останешься трусом или изменником, хотя и без вины виноватым, подчас! Ведь Жуков не терпел чужих мнений и, тем более, возражений! Он никогда ни к кому не прислушивался, всех презирал, выпячивая себя! Он был готов расстрелять любого, кто открыто не выражал ему своего почтения. Был чрезвычайно самолюбив и тщеславен. Потому, если уж отправлялся на фронт с каким-то заданием Сталина, то вождь мог быть уверен в том, что Жуков всех вывернет наизнанку, всех заставит работать, ибо Жуков считал, будто в этом и состоит роль настоящего полководца! А разглядел ли Сталин в Жукове другие достоинства, я не знаю! Может, и разглядел, если они были!

– На то Жуков и маршал, чтобы грозный вид иметь! – засмеялся внук.

– Хорошо бы кроме грозного вида, которым он пугал полностью зависимых от него подчиненных людей, ещё бы иметь такие качества, чтобы и противника насмерть напугать! Но этого, как раз, он не умел! Зато многих наших командиров дивизий, корпусов, даже командующих армиями Жуков отстранял от должностей, чуть что-то не по нему, и отдавал под трибунал. А трибунал жуковские расстрелы всякий раз отменял, как необоснованные, но не мог же он вообще не реагировать на требования разъяренного Жукова, не мог его игнорировать, потому всех обвиняемых понижал в должности и отправлял обратно на фронт.

– И что? – удивился внук.

– А ты как думаешь, что? – усмехнулся Алексей Петрович. – Пережив сильное психологическое потрясение, пострадавшие офицеры и генералы готовы были землю грызть! Потому многие становились героями, повышались в должностях и воинских званиях…

– Так выходит, что Жуков всё же помогал побеждать врага! – обрадовался Сергей.

– Ну, да! Как бульдог – он прекрасно помогал! А как представитель ставки – мало! Известно, что Сталин не однажды укорял его за элементарное незнание обстановки! Чем же Жуков на передовой занимался, если даже это упускал? Например, Гальдер, начальник штаба вермахта, который в своем дневнике записывал самые важные впечатления о ходе боевых действий, ни разу не встревожился из-за присутствия Жукова. Гальдер вообще Жукова в своём дневнике ни разу не упомянул! А это и есть объективная оценка противником Жукова как полководца! Оценка оказалась ни-ка-кой!

– А может, Гальдер только делал вид, будто Жукова ни во что не ставит? – засомневался Сергей.

– Возможно, но вряд ли! Слабость Жукова в оперативных вопросах была видна многим. Он ни разу не сумел окружить противника. И даже не пытался это сделать! Он лишь вытеснял захватчиков! А их войска следовало рассекать и уничтожать по частям! Уничтожать! Чтобы они уже не возвращались! Это же – азбука войны! Но великий Жуков, похоже, об этом не знал! Потому даже в своих мемуарах без стеснения хвалился, как умело вытеснял немцев из под Москвы и других советских территорий! Не уничтожал! Не ставил на них точку, а вытеснял! То есть, отгонял на время, чтобы они отдохнули, восстановились и вернулись, готовые опять крушить наши войска!

– Ясно!

– В общем, сам видишь, интересных тем, которых умышленно не касаются, достаточно много! Причём, дабы отвлечь от них наш народ, его регулярно и избыточно помпезными парадами потчуют! А чтобы никто не задумывался, насколько же те парады определяют безопасность родины, внушают всем подряд, будто мы великие победители! Словно былые победы способны и теперь защищать страну! Страну с полностью уничтоженной экономикой и морально искалеченным народом!

– Ты считаешь, будто наша современная армия ничего нам не гарантирует? – удивился Сергей.

– Господь с тобой, внучок! В это и самый наивный, пожалуй, не верит!

– Дед! Ты, разумеется, специалист в этих вопросах и вообще много знаешь, не буду спорить! Но ведь есть же ракетные войска стратегического назначения, есть самолёты-ракетоносцы, подводный флот! Ядерное оружие! Танки, наконец! – не сдержал своего удивления Сергей. – Неужели этого недостаточно, чтобы кто угодно остерегался нас трогать?

– Что осталось из того, что ты упомянул, и в каком оно состоянии – это особый разговор! – разочаровал внука Алексей Петрович. – Но безопасность страны определяется очень-очень многими факторами… Не только вооружениями! Нас можно не только военным путём победить! Перестанут, например, из-за рубежа поставлять сюда продовольствие, а своего-то почти ничего не производят, и на каких кладбищах будем искать свой народ и его вооруженные силы, даже если мы с тобой уцелеем? А ведь этот вариант уничтожения страны организовать проще простого!

– Неужели никто из руководства об этом не думает?

– Если и думает, то, как я понимаю, никаких мер не принимает! – ответил дед. – Да и бесполезно это на фоне остального завала по всем направлениям!

– Почему? Я правильно тебя понял, что бесполезно противостоять? Мол, всё равно, нас… Сдаваться теперь, что ли?

– Сдаваться нельзя! Погибать без борьбы – это позор! А всё остальное – это же не мой вымысел! Это – современная объективность! От нее можно отмахнуться, но она ведь этого не простит! Вспомни! Красная Армия была многократно сильнее вермахта! Самолётов и танков, которые считались главными компонентами силы, у нас было в десять или пятнадцать раз больше, чем у Германии. Ну и как нам это помогло? А никак! Более того, многократно увеличило наш ущерб от агрессии. Мы просто потеряли больше того, что народ напрасно многие годы создавал, отрывая от себя последний кусок! А почему так случилось? Потому что наша пятая колонна, которая и сильной-то не была, отлично помогала немцам! А сегодня она значительно сильнее всех тех, кто стремится сохранить нашу страну! Она – везде и всюду! Ведь даже ты, покупая американский компьютер или турецкие штаны, укрепляешь наших врагов, перечисляя им наш труд, и ослабляешь свою страну! Я уже не вспоминаю всех вредителей, которые вкладывают в наших врагов миллионы и миллиарды! Кто покупает иностранные машины, квартиры и замки за границей или ездит к ним отдыхать! Это ведь совсем другая финансовая помощь врагам, нежели от покупки штанов! Без штанов тебе ведь никуда, но и наших купить не сможешь, даже если очень захочешь!

– Выходит, и я стал частью пятой колонны? – поник внук.

– Ты-то что? Ты в этом деле – мошка! А ведь, сколько у нас огромных мамонтов-вредителей и китов-вредителей! Но даже если этих экономических врагов как-то изолировать, то вооруженные силы защищать страну всё равно не смогут!

– Это ещё почему? – всё более сникал внук.

– Мы же с тобой, Серёжа, о войне США и Ирака уже говорили однажды. Выходит, забыл ты те уроки! Но всё совсем просто! Американцы иракских генералов заранее подкупили, как немцы когда-то обработали нашего командующего Особым Западным военным округом Павлова! Потому иракские генералы по американской команде мгновенно разбежались, бросив свои войска на полное уничтожение! И у нас теперь будет не лучше, ибо наши генералы давно имеют счета в тамошних банках, дома, детишек, внучков и жен за границей… Не высекут же они сами себя! Им куда выгоднее, предав родину, переехать туда… Где давно всё подготовлено! Где давно их дожидаются, как того же изменника Горбачева! Мы в вопросах безопасности своей страны с головой зарылись в песок, словно страусы! Мы ничего правильно не понимаем! А американцы вполне уверены, что ни одна наша ракета в их сторону не стартует, ибо боевые расчеты команду на пуск никогда и ни за что не получат! Её просто никто не подаст! Вот и получается, что мы давно ничего собой не представляем, но абсолютно уверены, будто до сих пор очень великие и никто, и ничто с нами не сравнится! Всех мы, как когда-то уже бахвалились и добахвалились, шапками закидаем! А где же, Серёженька, столько шапок взять? У нас их теперь не шьют! Их спекулянты где-то в Китае закупают! Или в Турции!

– Так ты, дед, как оказалось, злостный пессимист!

– Э, нет, дорогой! Пессимист злостным не бывает по определению! Ведь для страны он очень даже полезный товарищ! Пессимисты в своей деятельности опираются на самые худшие прогнозы. Потому с перепуга делают много лишнего, но всё равно полезного. А оптимисты надеются, что им всегда выпадет миллион, потому ничем трудоёмким себя не утруждают! Чаще всего, они элементарные прожектёры, авантюристы и бездельники!

– А тебе не кажется, дед… Не знаю, как сказать… Ты вообще считаешь правильным, что мы столь не лестно судим о Жукове и прочих генералах? О современных проблемах армии… О безопасности страны? Там же столько секретного, о чём следует молчать в тряпочку!

– Ах, вон оно что! – воскликнул дед. – Ты полагаешь, будто мы с тобой не слишком патриотичны? Пятая колонна! Будто мы преступно раскрываем те секреты, которые и без нас американцам хорошо известны! Так, что ли?

– Ну, да! Примерно так! Ведь и наши враги наших генералов клеймили, что было сил… Теперь мы за них взялись! Им и без нас когда-то досталось выше крыши! А нынешних тем более рановато позором клеймить… Может, они все смертью храбрых за нас падут…

– А мы разве всех генералов позорим, Серёжка? Лишь предполагаемых изменников! Которые со счетами и родственниками за рубежом! А в остальном, дорогой мой внучок, всё обстоит так! Если бы мы с тобой подобные разговоры вели во время войны, то нас давно следовало расстрелять! За подрыв боевого духа наших войск! И я сказал бы: «Правильно сделали! Так нам и надо!» Но замалчивать серьёзные недостатки в мирное время, уже после войны и накануне очередной войны, значит мешать устранению этих недостатков! Мешать укреплению наших вооруженных сил, готовящихся к отражению агрессии! Это уже деятельность, за которую обязательно следует привлекать к ответственности! Это деятельность против нашего народа. Значит, мы с тобой пойдём другим путём, потому как эта страна нам дорога! Так ведь, внучок?

– Согласен! – засмеялся Сергей. – Теперь я понял, что мы с тобой нужную беседу ведём!

– Ну, что? Может, слегка передохнём?

– И с этим я согласен, дед! Давай-ка отдохни, а потом, если сможешь, расскажешь мне, о чём прошлый раз собирался, помнишь, когда нам врачи со «скорой» помешали? А я диктофон приготовлю, всё запишу, отредактирую и с этим материалом хочу участвовать в конкурсе! Ты не против плагиата?

– Если у тебя получится достойно, то я согласен! Но не вздумай упор делать на героизм! Героизация войны – это вредная стране деятельность!

– Героизация? Что-то я опять тебя не понимаю… А как же боевой дух поднимать, если не воспевать героев? – вконец запутался Сергей.

– Война, Сереженька, давно прошла! Она давно закончилась! Потому теперь не боевой дух следует поднимать! Теперь следует поднимать людей на другие подвиги – на трудовые! А героизация войны – это её прославление! Это – её воспевание! Мол, война – это самое лучшее время для великих подвигов! Война – это и самое лучшее место для совершения подвигов! Так, подайте же нам войну, и мы все, как один, станем героями! Нет, Серёженька! Нет и нет! Это всего лишь мерзкая, но умная обработка политически неустойчивых подростков! Потому что война – это самое грязное дело! И самое гадкое для мужчин и, тем более, для женщин! Самое жестокое, бесчеловечное, кровавое, подлое… И при этом, ещё и бессмысленное. Её воспевать недопустимо! Нужно делать так, чтобы все поколения это понимали и предотвращали войну, как самое ужасное, что только может случиться!

– Ох и трудный у нас сегодня разговор, дед! Но почему же «бессмысленное»? – так и не поставил точку Сергей.

– Ну, вот! Хоть всё сначала начинай! Смысл в любой войне, разумеется, есть! Конечно же, те, кто войну подталкивает или развязывает, всегда имеют некий свой замысел, очень и очень им выгодный! А те, кто непосредственно воюет и погибает, всегда воюет за чужой замысел и чужую выгоду! Они погибают, теряют свою жизнь, а те, чей замысел реализуется, при этом только наживаются! Не запутал я тебя окончательно?

– Как раз всё очень понятно, дед! – Сергей сделал паузу и произнёс тоном приказа. – Всё! От-ды-хай! Я ушёл на час или даже больше! Набирайся сил для своего рассказа!

*

Деду и внуку повезло, ибо к продолжению разговора никто из домашних ещё не объявился.

– Это не мой рассказ, Сережа. Но – интереснейшего человека, фронтовика! Мне его довелось послушать в середине семидесятых. Все события составили небольшой кусочек жизни моего фронтовика, но даже тот кусочек теперь трудно понять таким как ты, современным ребятам. Не возражай… Вижу, что обижаешься…

– Не до такой же степени не понимаем! – не выдержал Сергей.

– До такой, Серёженька! До такой… Даже я, хотя значительно старше тебя, не до конца понимаю глубину жизни наших фронтовиков, их чувств, страданий, их веры и ожиданий! Понимаешь, Серёжа, ведь не только события их жизни были иными, нежели у нас. Совсем иным было духовное наполнение их жизни. Они сильнее нас верили, смелее нас мечтали, ярче нас горели, больше нас создавали! А ваша нынешняя жизнь тем более на их жизнь мало похожа. И дело даже не в телевизорах и компьютерах, которых тогда вообще не было, – дело в их внутреннем мире… Они жили коллективно, дружно, по-семейному! Жили для блага страны, для вашего блага! И все вместе делали одно важное для них дело – самоотверженно строили новую и самую справедливую страну – страну рабочих и крестьян. Они знали, что всё осилят, всё сделают, всё построят, как и мечтают! Они были счастливыми людьми, хотя жили тяжело!

Сергей устроился у постели Алексея Петровича, на которой тот лежал поверх одеяла, включил крохотный диктофон и застыл.

– Не всё, как оказалось, уже я помню, Сережа! – взволнованно выдохнул Алексей Петрович от прилива заново переживаемых воспоминаний. – Но, уж как получится! Начну с мая… А он в семидесятом году в Ленинграде был прекрасен! На всех газонах – огненные тюльпаны, всюду благоухание сирени! Двадцать пятый праздник Победы. Счастливое время, Сережка! Не только для меня – из-за моей якобы молодости! А счастливое время для всех советских людей, вволю настрадавшихся за годы войны!

Ленинграду тогда досталось необычно много солнца и голубого неба! Старожилы охотно искали в своей памяти нечто подобное, везде и всюду обсуждали тему погоды, но каждый твердил нечто своё, не приходя к общему согласию. Я к тому это говорю, что люди друг друга тогда не сторонились. Они сходились без проблем! Всё между собой обсуждали, делились и радостью, и горем. Это сегодня чуть не каждый маску неприступности на себя напяливает, чтобы его не трогали! А уж, чтобы с незнакомым заговорить…

Так вот, накануне праздника в Неву вошли боевые корабли. Тебе знакома эта традиция… Но даже увешанные гирляндами из цветных флажков и весёлых лампочек, корабли представляли собой лишь угрожающую стальную строгость. И она не гармонировала с праздничным настроением веселящегося народа. Впрочем, веселых, нарядных и счастливых людей, толпящихся на Дворцовой набережной, ничуть не волновали причины появления этих могучих красавцев – наверное, для красоты, для торжественности момента… Зачем же ещё?

Нашего Медного всадника, который, между прочим, совсем не медный, и тогда, как и сегодня, ничего не волновало. Он не замечал ни боевых кораблей, ни праздничного настроения возбужденных людей. Можно подумать, он пытался угадать, какую часть тела в этом году натрут его коню до зеркального блеска ушлые выпускники многочисленных ленинградских вузов. Столь уж странны местные традиции! Сам знаешь!

Сергей засмеялся:

– Всё осталось по-прежнему! Живут традиции свободолюбия!

– А оно-то причём? Мальчишество это, переходящее в мелкое хулиганство! Впрочем, Петр, давно позеленевший своей бронзой от старости и безраздельной тоски, вполне возможно, уже и сам был не прочь блеснуть хоть чем-то. Однако рядом круглосуточно дежурила милиция! И Петр по-царски сносил своё нынешнее бесправие, ничего не предпринимая, а заодно и своему коню не разрешал переступать с давно окаменевшего шведского змея.

Всенародные торжества на улицах Ленинграда могли сравниться, разве что с самой Победой – ещё в том, уже далеком для подросших детей историческом сорок пятом году. По крайней мере, именно так мне тогда и представлялось. И, впрямь, когда ещё все люди вокруг так дружно смеются и радуются, когда плачут все подряд, куда ни глянь, и обнимаются даже незнакомые, когда ещё в плотной людской толпе можно услышать задорные крики «Ура!», свидетельствующие о переполнении души самыми светлыми чувствами. Когда ещё на ветру полощется множество кумачовых знамен? Когда из репродукторов разносятся любимые песни? И современные, и военных лет, и патриотические, и лирические! Другими словами, всё это и составляло чудесный, подлинно всенародный, ненадуманный праздник! Праздник радости и счастья сильного и свободного народа.

*

Помолчали. Потом Алексей Петрович продолжил:

– Вообще, те дни я помню хорошо. С лучшими друзьями, однокашниками по артиллерийской академии, Санькой и Димкой, я, как и все, предался праздничному ураганному веселью. И это, невзирая на трудности с дипломным проектом (не успевал закончить в срок).

Тот год для меня, Серёжа, считался годом важных перемен. Я с товарищами только вступал в самостоятельную жизнь! Заканчивались пять лет учебы в Военной Артиллерийской Академии. Как-то я рассказывал тебе. Обычно в ней учились бывалые офицеры. Причем, хорошо зарекомендовавшие себя, перспективные. Но для эксперимента пару раз набрали мальчишек, окончивших десять классов. Среди этих счастливцев оказались и мы. Прошло почти пять лет, и подошёл наш выпуск! Золотые офицерские погоны, назначение в неизвестность, героическое преодоление трудностей, наконец, женитьба (в моих планах уже тогда она занимала важное место).

Но в тот момент я ещё следил за вялыми набегами темных невских волн на вылизанные ими гранитные ступени набережной. Эти волны всегда действовали на меня магически – успокаивали и одновременно воодушевляли. И вот я слышу:

– Димку лучше за смертью посылать, а не за мороженым, – это Санька вернул меня в реальность, в которой упомянутый Димка уже приближался к нам с цветными упаковками вкуснейшего мороженого-эскимо на плоских палочках.

– Не злись! С такими усилиями я мог бы Зимний взять! Народу-то, море! Всё сметают, чуть ли не с колёс! Я, было, пристроился за бутербродами с красной рыбой, но очередь такая, что побоялся слюной подавиться!

– Ладно, уж! Давай хоть эскимо! Мой желудок теперь от чего угодно отказаться не в силах! Я и тебя бы слопал, но ты где-то задержался.

Все сосредоточились на подтекающем мороженом, но очень скоро Санька не выдержал затянувшегося молчания и прицельного чмокания вытянутыми губами:

– Ребята! А долго еще будут день Победы отмечать?

– Ты календарь когда-нибудь видел? – съехидничал Димка. – Ну, где месяцы, дни недели…

– Я – совсем не о том! В каком году перестанут?

Мы уставились на Саньку, а Димка не утерпел и отвесил ему:

– Всем известно, что кости у тебя без мозга, но полагали, что хоть мозг без костей! Нашел время свои глупые вопросы задавать! Фронтовики услышат – заодно и нас убьют!

– Да, вас-то, между прочим, не жалко, – ретировался Санька, – вы на меня, на лучшего и проверенного друга, как на врага народа напустились! А разве у нас на какие-то вопросы табу наложено? Или только на те, которые вам не по душе?

– Гляди ты, каких слов набрался, философ! Друг ты наш, якобы проверенный!

– Ребята, а если серьезно! Не вечно же будут эти праздники продолжаться… Куликовскую битву давно не отмечают… Даже забылась со временем. Смотрите, по всему Ленинграду памятники в честь 1812 года встречаются, но ведь и Бородино парадами, кажется, не отмечают. А тогда, сколько памятников в честь победы понастроили. Всякие Нарвские ворота, Казанский собор… Я мелочи даже не вспоминаю. Вон, как чтили, но успокоились же со временем! Привыкли! Вот и эта победа когда-нибудь забудется. Сами знаете – мальчишки в войну уже не играют, как мы когда-то. Теперь они – почти все космонавты! Другие времена – другие примеры перед глазами, другие ценности! Разве не так? Вот пройдет еще лет двадцать пять, уйдут последние фронтовики, уйдут блокадники, кто вспоминать-то станет? Только историки-специалисты. Ну, в самом деле, кому будет интересна давнишняя война, все её беды и страдания давно умерших людей? Каждому поколению для мучительных воспоминаний и душевных страданий собственного опыта предостаточно! Разве я не прав?

– Что-то в твоих словах, конечно, есть… Особенно про Куликовскую битву. Только, знаешь ли, очень хочется съездить тебе по морде лица! – не сдержался и я.

– Ребята! Давайте на эту тему больше не веселиться, – призвал товарищей Димка.

– Э! Нет! Теперь уже продолжим до конца! У меня, знаешь, столько родичей с фронта не вернулось… Для них твои прогнозы – настоящее оскорбление! И не иначе! Или ты полагаешь, будто я родных своих фронтовиков когда-нибудь забуду? Или моя мать своего погибшего отца перестанет вспоминать? Врешь!

Но Санька от моего напора не только не сдался, но стал защищаться ещё упорнее: