Бог Есть!

   «ЛитРес: Самиздат»

   2018

   Бог един. Просто в каждой религии его называют по-разному. И этот рассказ – тому подтверждение. Записан со слов моего отца и бабушки и повествуется от его имени…

   События, описываемые в этом рассказе, происходили во времена Великой Отечественной войны. Наша семья состояла из семи человек – наша мама Аня, бабушка Дуня, мать моего отца, которая рано овдовела и жила с нами; отец Василий, ну, и мы, детвора – старшая сестра Полина, я (Алексей), брат Петр и младшая сестренка Ольга, она была совсем маленькая. Жили мы в небольшой деревне Куйбышевской области (ныне Ульяновская область).

   С первых месяцев начала войны отца нашего забрали на фронт. И мы как могли выживали без него. Шла война и людям тяжело приходилось, было очень голодно. Ели мякину от зерна, мать пекла булки из лебеды и еще какой-то травы. Единственной кормилицей была корова Варька, которая нас очень выручала. Очень хорошая, крепкая, в стаде всегда шла впереди. Варька была с норовом, благодаря чему ей доставалась трава получше и посочней, поэтому она давала хорошее молоко. Из молока мама варила молочный суп, куда добавляла все, что можно было съесть для придания сытости. Пекла хлеб из мякины вперемешку с какой-то травой. Тогда это было еда, другого ничего не было. Конечно, если бы не голод, такую пищу никто бы есть не стал, просто не смог бы есть. А тогда люди ели все, что хоть как-то могло быть употреблено в пищу, для того, чтобы выжить. У меня был друг, Шурка. Ему в то время как

   и мне было 12 лет. Его мать напекла хлеба из чего смогла: трава, мякина, еще что-то. Шурка наелся с голодухи, пища встала внутри него комом. Он стонал, мучился, из глаз его текли слёзы, лежал несколько дней, не мог ни в туалет сходить, ни даже просто встать. Был в очень плохом состояние. Мать кое-как отпоила его то ли капустным, то ли огуречным рассолом. И он с Божьей помощью выздоровел.

   Отец Шурки тоже воевал на фронте. Мы как могли помогали нашим семьям выжить: собирали колоски пшеницы в поле, косили траву, да и так искали, где можно найти что-то из съестного. Мы всё равно были предоставлены сами себе, ведь когда война началась, школу закрыли, и дети занимались кто чем хотел или мог в силу возраста.

   Вскоре, провоевав несколько месяцев, отец мой, Василий Иванович, попал после ранения в госпиталь в Саратов. После госпиталя приехал на побывку домой. У нас в семье была огромная радость. В деревню в основном поступали похоронки или извещения о пропаже без вести. А отец пришел живой. Мы втайне надеялись, что его оставят, комиссуют по состоянию здоровья, но дома он пробыл совсем недолго и его снова отправили на фронт.

   Первый год войны мы жили за счет нашей коровы Варьки более-менее сыто, меняли молоко на все, что можно было поменять в то время. Но весной, в конце марта 1942 в семье случилось горе. Утром мать пошла в сарай подоить корову, а Варьки в сарае не оказалось. Зато возле сарая следы чужой обуви на снегу. Было понятно, что Варьку украли. С рёвом и слезами мать бросилась домой рассказать нам о случившемся. Бабушка Дуня сразу послала меня к крёстному, дяде Мише. Мой крёстный был комиссован. На войне дяде Мише оторвало ногу, ходил он на деревянной колодке и упирался на костыль. Но в войну и такой мужик-редкость, а без мужской поддержки было не обойтись. Мать кинулась к председателю просить лошадь с телегой, ведь снег еще лежал, и надежда догнать воров и вернуть кормилицу была. Ночью мы слышали возню в сарае, но все списали на Варьку. Ночью весной в деревне было темно, фонарей на улицах не было, дома освещались керосиновой лампой да лучиной. А если было еще и пасмурно, то темень стояла такая, что хоть глаз коли. На возню в сарае мы выглядывали в окно, но из-за темени ничего не увидели. А на то, что нашу кормилицу, корову воруют никто и не подумал.

   Мать с председателем как можно быстрее подъехали к нашему дому, по следам определили направление, в котором увели Варьку. Бабушка Дуня, дядя Миша и я тоже сели в телегу

   и бросились вдогонку. По следам мы видели, что Варька наша проявляла норов, кружила на одном месте, упиралась, не хотела идти. Но дальше следы показали, что их ждала лошадь с

   телегой. По всей видимости, корову привязали к телеге. И нашей Варьке некуда было деваться, кроме как идти за телегой. Какое-то время мы еще ехали по следам, но день как назло выдался теплый, снег быстро таял, и вскоре мы потеряли следы. Мы все еще продолжали вглядываться в землю

   в надежде увидеть следы. Вечерело и стало понятно, что найти корову шансов уже нет. Мать заревела в голос, бабушка рыданья сдерживала, но слезы горечи из души текли по ее лицу. Она старалась сдерживаться, и молча вытирала слёзы с лица, платком и ладонями. Но как она не старалась держать себя в руках, душа не слушалась, и слёзы молча текли по её щекам.

   Мы возвращались домой. Все понимали, что и без того живущую впроголодь семью вскоре постигнет настоящий голод.

   Наша бабушка Дуня была очень набожной, знала многие молитвы и старалась всегда держать пост. За всю жизнь не припомню из ее уст слов ругани. Единственным ругательным словом у нее было «бесы». Тогда религия была не в чести, верующих преследовали. Бабушка Дуня собрала все свои иконы, которых у нее было множество, молебные книги и спрятала. Так боялась навредить семье. Находясь в преклонном возрасте, бабушка Дуня оставалась волевой женщиной крепкого, но сухопарого телосложения с аристократической осанкой, которая делала ее похожей на дворянку. И, когда через несколько дней после кражи кормилицы Варьки еды не стало совсем, денег тоже не было, эта сильная духом женщина приняла решение и сделала то, что спасало нас всех. Она взяла сумку и отправилась просить милостыню по ближайшим городам и крупным деревням. Она уходила из дома рано утром и возвращалась через несколько дней. Приносила сухарики, иногда несколько картофелин. Мы ее очень ждали. Для нас ее сухарики были огромной радостью и спасением.

   Спустя какое-то время после кражи коровы Варьки, у нас умерла сестренка Оля. Она была еще очень маленькой, ей было около полутора лет. Я не знаю точно, почему она умерла

– от голода или от болезни, но … Олю мы похоронили. Мать плакала. Бабушка старалась держаться, утешала мать: «Все пройдет как дым… Не отчаивайся. У тебя еще трое, растить их надо». И побыв еще немного с нами, рано утром она вновь ушла просить милостыню. Приносила сухарики, раздавала их нам, садилась в сторонку, смотрела как мы едим и тихо плакала. Зимой наша бабушка Дуня валяла валенки. Это была самая ходовая обувь, потому что зимы тех лет стояли холодные и снежные.

   За счет нашей бабушки и ее кусочков хлеба мы и выжили.

   Война заканчивалась. Мы уже ждали возвращения отца с войны, но перед самой Победой, 22 апреля мы получили похоронку. В ней было сказано, что отец наш погиб 1 апреля 1945 года в городе Данциге, не дожив месяц до конца войны.

   Мне к тому времени исполнилось 15, я работал в колхозе за «палочки», так назывались трудодни. Потом за работу стали платить зерном, разными продуктами. Время шло, народ стал жить все лучше и лучше, но я всегда вспоминал кусочки хлеба бабушки Дуни.

   Прошли годы.

   Тут и произошло то, о чем я и веду рассказ. К нам в дом постучалась женщина. Она была татарка по национальности, и, мусульманка по вероисповеданию. Женщина спросила у матери:

– У вас корова во время войны не пропадала?

– Пропадала – ответила мать.

   Тогда женщина рассказала нам, что корову нашу во время войны украл ее отец, которого навел местный лесничий, он и ждал ее отца на лошади с телегой. Лесничий давно повесился.

– От него мы знали, что в вашей семье после кражи умер ребенок, и как вам было трудно – продолжала женщина. Она просила прощения за поступок отца. Рассказала, что ее отец болеет. Что он мучается и не может умереть. Хочет покаяться перед нами.

– Прошу тебя, съезди в больницу к нему, скажи, что не держишь зла, что прощаешь его. Мать посмотрела на женщину и ответила:

– Я не Бог, прощать не могу. Пусть просит прощения у Бога.

   Она ушла. Я не знаю, что стало с ее отцом. Я знал, что Бог есть. И я понял, что Бог один. Просто люди его называют по-разному. За плохие поступки, какой бы веры ты не был, ответить придется. Бог не медведь, лапой не бьет, но потихоньку, потихоньку наказывает, и религия не имеет значения.

   Со слов моего отца Алексея Васильевича Канина

   Сергей Канин.