Круг

– Кто это писал, она или он?

– Оба. На семьдесят пять процентов – она. Он чуть менее откровенен, но она его зацепила… Да, эта баба была горячей штучкой!

По тону Надии Сервас понял, что найденные сообщения заставили ее задуматься. Он подумал о них с Марианной… Тогда не было ни электронной почты, ни текстовых сообщений, но они написали друг другу сотни подобных писем. Восторженных, лиричных, наивных, пылких, забавных. Писали, хотя виделись каждый день. В них горел такой же живой огонь. Сервас чувствовал – он что-то нащупал. Эта баба была горячей штучкой… Надия нашла точные слова. Он поднял глаза на мокнущие под дождем верхушки деревьев, растущих под переходом.

– Скажи Венсану, пусть срочно установит личность этого «Тома девятьсот девяносто девять».

– Уже. Ждем ответа.

– Молодец. Сообщи, как только получишь. И вот еще что, Надия: можешь взглянуть на список вещественных доказательств?

– Что ты хочешь знать?

– Была ли среди предметов, найденных в кармане у мальчишки, пачка сигарет?

Сервас ждал ответа и не вошел в лифт, опасаясь, что металлические стенки заглушат сигнал. Надия вернулась на линию минуты через четыре.

– Ни пачки, ни сигареты, ни косячка, – сказала она. – Ничего такого. Это тебе поможет?

– Возможно. Спасибо.

Сервас представил себе, как Надия роется в куче улик, и ему в голову пришла мысль о тетради на письменном столе Клер и о написанной там фразе:

«Слово «друг» порой лишено смысла, чего не скажешь о слове «враг».

Он почувствовал, как по позвоночнику пробежала дрожь. Клер Дьемар записала эту фразу в новенькую тетрадь незадолго до смерти и оставила открытой на столе. Зачем? Чувствовала неотвратимую угрозу? Возможно, она нажила врага? Связана эта запись с расследованием или нет? Смутная идея начала обретать четкие контуры. Мартен снова достал телефон.

– Ты за компьютером? – спросил он, когда Эсперандье ответил.

– Да, а что?

– Можешь поискать для меня фразу в «Гугле»?

– Фразу в «Гугле»?..

– Не умничай.

– Цитату?

– Вроде того.

– Подожди… Готово, диктуй.

Сервас повторил фразу.

– Это что, вопрос из телевикторины? – пошутил Венсан. – Ага… Скажи-ка, разве не ты учился на филологическом?

– Не зли меня.

– Виктор Гюго.

– Что?

– Цитата. Из Виктора Гюго. Объяснишь, что к чему?

– Позже.

Он закрыл мобильник. Виктор Гюго… Неужели это совпадение? В оставленной на видном месте тетради Клер Дьемар сделана одна-единственная запись. О враге… О Юго? Сервас не забывал, что речь идет о Марсаке – университетском городке, как подчеркнул Франсис. Он сравнил Марсак с шекспировским Эльсинором, тем местом, где умели хранить тайну и соблюдать молчание и знали толк в злословии, где удар кинжалом в спину наносили с невероятным изяществом и утонченностью – и где любое прямое обвинение считалось самой непростительной бестактностью. Он помнил, что имеет дело с эрудитами, людьми, обожающими загадки и аллюзии. Скрытые смыслы, тонкую изворотливость – даже в подобных, драматических, обстоятельствах. Фраза появилась в тетради не случайно.

Возможно ли, что Клер назвала – не назвала, намекнула! – имя своего врага и даже будущего убийцы?

14

Вернувшись в контору, Сервас направился в кабинет Эсперандье.

– Как мальчишка?

Подчиненный майора снял наушники – он наслаждался песней «Make it Wit Chu» группы «Queen of the Stone Age» – и пожал плечами.

– В порядке. Активности не проявляет. Спросил, нет ли чего почитать. Я предложил ему одну из моих манг[20]. Он отказался. Кстати, срок действия ордера временного задержания истекает через шесть часов.

– Я знаю. Позвони прокурору. Попроси продлить.

– Основание?

На сей раз плечами пожал Сервас:

– Понятия не имею. Что-нибудь придумаешь. Пошарь в своем мешке с хитростями.

Придя к себе, Мартен несколько минут проверял ящики стола, пока не нашел то, что искал. Номер телефона. Парижский. Сыщик размышлял, глядя на цифры: он давно не звонил по этому номеру и надеялся, что звонить больше не придется, что вся эта история осталась для него в прошлом.

Он взглянул на часы. Набрал номер. Представился, услышав мужской голос.

– Давненько мы не беседовали, – съязвил его собеседник. – Чему обязан такой честью, майор?

Сервас сообщил о том, что случилось накануне, припася диск Малера «на закуску». Он готов был услышать: «И вы побеспокоили меня из-за такой ерунды?» – но реакция оказалась совсем иной.

– Почему вы не позвонили сразу?

– Из-за обычного диска, пусть и найденного на месте преступления? Он наверняка не имеет никакого отношения к делу.

– Место преступления, где вроде бы случайно обнаруживают сына одной из ваших старинных знакомых, потом – и это совершенно логично – в дело вступает тулузская полиция, а жертва – молодая тридцатилетняя женщина, соответствующая профилю других жертв. Венчает дело музыкальный отрывок, звучавший в тот вечер, когда Юлиан убил свою жену. Не смешите меня!

Сервас записал: «Юлиан». Гоняясь за швейцарцем, преследователи сроднились с ним. Сыщик почти не дышал. Собеседник прав. Его мысли пошли в том же направлении, когда накануне вечером он обнаружил диск, но потом отвлекся. Под таким углом зрения элементы дела вызывают беспокойство. Сервас подумал, что парижский коллега хорош – за три секунды ухватил суть.

– Всё как всегда, – вздохнул источник сыщика. – Нас информируют, когда есть время, когда собственное «я» отошло на второй план или когда все следы остыли…

– А у вас есть что-нибудь новое?

– Вам бы хотелось услышать утвердительный ответ, верно? Жаль вас разочаровывать, майор, но мы тонем в информации, она заливает нас мутным потоком, как ливень. Сообщения по большей части настолько нелепы, что мы даже не принимаем их в расчет; на проверку же тех немногих, что заслуживают внимания, уходит пропасть времени и сил. Его видели тут и там. В Париже, Гонконге, Тимбукту… Один свидетель уверен, что он работает маркером в казино Мар-дель-Плата, где каждый вечер играет в бильярд. Другой видел его в аэропорту Барселоны или Дюссельдорфа. Женщина подозревает, что ее любовник – это Гиртман…

По бесконечно усталому голосу собеседника Сервас понял, что тот пребывает в унынии, но тон внезапно изменился, как будто его осенило.

– Речь идет о Тулузе?

– Да, а что?

Ответа не последовало. Мартен услышал, что человек разговаривает с кем-то еще, прикрыв ладонью трубку, так что слов разобрать сыщик не мог. Через несколько секунд их беседа продолжилась:

– Недавно кое-что случилось, майор. Мы выложили его портрет в Интернет, использовали особую программу, чтобы изменить лицо и сделать с десяток разных версий: с бородой и усами, с длинными волосами, короткими волосами, с темными и светлыми волосами, с разными носами и так далее, и тому подобное. Вы понимаете, о чем я. Буду краток: мы получили сотни ответов и изучаем все по очереди. Кропотливая работа… – В голосе снова прозвучала усталость. – Один оказался интересней других: некий тип, владелец заправки на автостраде, утверждает, что он заливал у него и покупал газеты. Был на мотоцикле, с крашеными волосами, бородкой и в темных очках, но хозяин заправки категоричен: рост и телосложение соответствуют описанию, как и легкий акцент – возможно, швейцарский. В кои-то веки нам повезло – мы просмотрели записи с камер видеонаблюдения магазина. Заправщик прав: это может быть и он, я сказал – может…

Кровь застучала в висках Серваса.

– Где находится АЗС? Когда это произошло?

– Две недели назад. А вот это вам понравится, майор: заправочная станция находится рядом с Буа-де-Дур, на А20, к северу от Монтобана.

– Мотоцикл попал на пленку? Номер известен?

– Не знаю, случайность это или умысел, но он поставил мотоцикл вне поля обзора. Мы обнаружили его след на одном из пунктов уплаты дорожной пошлины – южнее, на дороге Париж – Тулуза. Изображение не очень четкое… Что касается номера: у нас есть первые цифры, но мы работаем… Понимаете, почему эта история так важна? Если на мотоцикле приезжал Гиртман, значит, он сейчас в вашем секторе.

Ошеломленный Сервас смотрел на результат поиска. Он напечатал слова «ЮЛИАН ГИРТМАН» в Google и получил результат: 1130000 ответов.

Сервас откинулся на спинку кресла и задумался.

После побега швейцарца он выискивал любую информацию о нем, проглядывал газеты, сообщения, бюллетени, сделал десятки звонков, терзал вопросами группу, занимающуюся поисками беглеца, но шли месяцы, сменялись времена года – весна, лето, осень, зима, снова весна… – и он отступился. Перевернул страницу. Это больше не его забота. Занавес. Exit. Finito. Он попытался прогнать мысли о Гиртмане.

Сервас перебрал в уме высветившиеся на экране сведения. Он знал, что свобода слова для интернетчиков одна из священных коров – пусть каждый сам фильтрует, отбирает и проявляет критический подход к информации, – но не мог проверить обнаруженные в Сети данные. У швейцарца были тысячи фанатов и десятки прославляющих его сайтов. Некоторые статьи оказались вполне нейтральными: фотографии Гиртмана, сделанные на процессе и в других местах (явно краденые): до процесса, в обществе очаровательной супруги – той самой женщины, которую он казнил в подвале на электрическом стуле, как и ее любовника, предварительно заставив их раздеться и облив шампанским. Гиртмана сравнивали с другими европейскими серийными убийцами, в том числе с испанцем Хосе Антонио Родригесом Вегой, который изнасиловал и убил как минимум шестнадцать пожилых женщин в возрасте от шестидесяти одного до девяноста трех лет за период с августа 1987-го по апрель 1988-го, и с Иоахимом Кроллом, немецким серийным убийцей и людоедом по прозвищу Рурский Каннибал. На фотографиях у Гиртмана волевое, тонко очерченное, чуточку суровое лицо с правильными чертами и напряженным взглядом, и он совершенно не похож на бледного усталого человека, которого Сервас увидел в Институте Варнье, когда пришел к нему в камеру.

Мартену было легко связать с этим лицом голос – глубокий, приятный, хорошо поставленный. Голос актера, трибуна… Голос человека, привыкшего иметь власть и выступать в суде.

Мог он связать с Гиртманом и размытые лица сорока женщин, молодых и не очень, исчезнувших за двадцать пять лет. Никто никогда не найдет и следа несчастных, хотя их имена и некоторые другие детали фигурируют в блокнотах бывшего прокурора. Сообщество родителей жертв требовало любой ценой заставить Гиртмана говорить. Как? Введя пентотал натрия? С помощью гипноза? Или пыток? Эмоциональные завсегдатаи Сети обсуждали все варианты, предлагая в том числе послать Гиртмана в Гуантанамо или закопать на солнцепеке, обмазать голову медом и отдать на съедение рыжим муравьям.

Мартен знал, что Гиртман не заговорит. И в тюрьме, и на свободе он имел над этими семьями такую власть, какая не снилась ни одному грозному богу. Он был их вечным мучителем. Их кошмаром. И эта роль ему нравилась. Швейцарец, как и все законченные психопаты-извращенцы, отличался полным отсутствием угрызений совести и чувства вины. Он мог бы сломаться под пыткой электричеством, утоплением или если бы с ним делали то, что японцы делали с китайцами в 1937-м, но шансов на то, что этот человек заговорит в камере или в палате психиатрической клиники (конечно, если его поймают, в чем Сервас сильно сомневался), не было ни малейших.

ARE YOU READY?[21]

Сервас вздрогнул от неожиданности.

Эта фраза высветилась на экране.

На короткое мгновение он решил, что Гиртман каким-то образом подключился к его компьютеру.

Потом он понял, что случайно вошел на один из многочисленных сайтов, фигурирующих в списке. Фраза исчезла, и на экране появилось изображение плотной толпы и концертной сцены в ярком свете прожекторов. К микрофону подошел певец – он был в темных очках, несмотря на ночное время, – и обратился к толпе, которая начала скандировать имя убийцы. Сервас не поверил своим ушам, сердце едва не выскочило из груди.

Три следующих сайта содержали только информационные ссылки, два других были посвящены серийным убийцам. На четырнадцати форумах, куда Сервас решил не заходить, посетители то и дело упоминали имя швейцарца. А вот следующий заголовок немедленно привлек внимание сыщика:

В Пиренеях снимают «Долину Повешенных».

Он еще раз нажал на ввод и заметил, что у него дрожит рука. Дочитав, Сервас оттолкнулся в кресле от стола. Закрыл глаза. Сделал глубокий вдох.

Из прочитанного он уяснил одно: фильм начнут снимать будущей зимой. Сценарий написан на основе его расследования в Пиренеях и – главное – бегства швейцарца из Института Варнье. Имена, конечно, изменены, но посыл более чем прозрачен. Двум известнейшим артистам предложены роли серийного убийцы и комиссара (sic[22]). Серваса затошнило. Вот оно, современное общество массового потребления: все на продажу, нездоровое любопытство… Как тут не вспомнить фразу Дебора: «Вся жизнь обществ, в которых господствуют современные условия производства, проявляется как необъятное нагромождение спектаклей»[23]. Провидческое высказывание, сделанное сорок лет назад…

Он чувствовал не только гнев – его пугала вся эта суета. Никто не знает, где сейчас швейцарец. Что он замышляет? Сервас подумал, что Юлиан Алоиз Гиртман может быть в Канберре, на Камчатке, в Пунта-Аренас или в киберкафе на углу соседней улицы. Сыщик вспомнил бегство Ивана Колонны[24]. СМИ, полиция, антитеррористические подразделения искали его в Южной Америке, в Австралии, повсюду – а корсиканец прятался в овчарне, в тридцати километрах от места преступления, за которое его разыскивали.

Неужели Гиртман в Тулузе?

Больше миллиона жителей вместе с пригородами. Пестрое население. Клубок судеб, личных драм, неосознанных коллективных побуждений. Улицы, площади, автострады, объездные дороги, транспортные развязки, железнодорожные ветки. Десятки национальностей – французы, англичане, немцы, испанцы, итальянцы, алжирцы, ливанцы, турки, курды, китайцы, бразильцы, афганцы, малийцы, кенийцы, тунисцы, руандийцы, армяне…

Где спрятать дерево? В лесу…

Он нашел ее номер в справочнике. В красном списке[25] она не фигурировала, но имени тоже не было, только инициал – М. Бохановски. Сервас не сразу решился набрать номер. Она ответила на второй звонок.

– Слушаю…

– Это Мартен. – Он сделал секундную паузу. – Мы можем увидеться? Я должен задать тебе несколько вопросов… о Юго.

В трубке повисло молчание.

– Я хочу, чтобы ты сказал мне правду – немедленно, сейчас: думаешь, это он? Полагаешь, мой сын виновен? – Голос дрожал, напряженный и ломкий, как шелковистая нить паутины.

– Не по телефону, – ответил Сервас. – Скажу только, что все сильнее сомневаюсь в его виновности. Я знаю, что тебе невыносимо трудно, но мы должны поговорить. Я могу быть в Марсаке часа через полтора. Согласна или отложим до завтра?

Он понял, что она размышляет, решил не торопить ее, потом сказал:

– Марианна?

– Прости, задумалась… Почему бы тебе не остаться на ужин? Я успею что-нибудь приготовить.

– Буду с тобой откровенен, Марианна. Я веду расследование и не уверен, что…

– Да ладно тебе, Мартен, ты не обязан оповещать о нашей встрече всех и каждого. Ты сможешь задать все интересующие тебя вопросы. После двух бокалов вина я становлюсь куда разговорчивей.

Неудачная попытка разрядить обстановку…

– Знаю, – буркнул Сервас и сразу пожалел о своих словах: он не собирался ворошить прошлое и еще меньше хотел, чтобы она решила, будто он руководствуется какими-то иными, кроме профессиональных, соображениями, особенно сейчас.

Сервас поблагодарил Марианну, нажал на кнопку и взглянул на высветившийся адрес: Домен дю Лак, 5. Он не забыл географию местности. Марианна жила на западе Марсака, на северном берегу маленького озера, где стояли самые роскошные виллы. Они носили гордые имена «Бельведер», «Ле Мюи», «Антигона» и были окружены просторными лужайками, плавно спускающимися к понтону с пришвартованными швертботами и небольшими моторными лодками. Летом дети богачей учились кататься на водных лыжах и ходить под парусом. Их родители работали в Тулузе и занимали ответственные посты в авиационной электронной промышленности и местном университете. Забавное совпадение: остальные обитатели Марсака окрестили этот райский уголок «Маленькой Швейцарией».

В кармане Серваса зажужжал мобильник. Марго.

– Что это за история с курением? – спросила она. – Почему ты об этом спрашиваешь?

– Нет времени объяснять. Так он курит или нет?

– Нет. Я никогда не видела его с сигаретой.

– Спасибо. Я тебе перезвоню.

У него было несколько часов в запасе. Нужно хоть немного поспать. Нет, не получится. Все мысли заняты Гиртманом.

15. Северный берег

В двадцать часов три минуты он приехал на берег озера, где на сваях, на зеленой воде, стоял ресторан – кафе – концертный зал «Ле Зик». Восточный берег. Сервас обогнул его и поехал на северную сторону. Марсакское озеро имело форму косточки или собачьего печенья и простиралось на семь километров в длину в направлении с востока на запад. Бо́льшую его часть обрамлял густой лес. Урбанизировали только восточную зону. Впрочем, «урбанизировали» – громко сказано: каждая вилла имела идеальные пропорции, внушительные размеры и стояла на участке площадью от трех до пяти тысяч квадратных метров. Нужный ему дом был последним на северном берегу и стоял прямо перед лесом и центральной частью – там, где озеро сужалось, чтобы потом снова расшириться. Дому было лет сто, не меньше: островерхие крыши с коньком, балконы, каминные трубы, увитые диким виноградом стены. «Такой дом слишком велик для матери и сына, его непросто содержать», – подумал Сервас, двигаясь по посыпанной гравием аллее, обсаженной высокими елями. Он поднялся по ступеням крыльца, услышал, что Марианна зовет его, и прошел через комнаты на террасу.

Капли дождя создавали рябь на поверхности озера. Голубые зимородки стремительно пролетали над водой, ныряли и тут же появлялись снова с добычей в клюве и в ожерелье из капелек воды. Слева, над другими владениями, виднелись крыши Марсака и колокольня в завитках тумана. Напротив, на другом берегу, стояла темная стена леса и то, что местные жители помпезно именовали Горой: скалистый массив, возвышающийся на несколько десятков метров над поверхностью воды.

Марианна накрывала на стол. Он на мгновение затаился в тени, чтобы понаблюдать за ней. Марианна надела платье цвета хаки на пуговицах в стиле милитари с двумя кармашками на груди и тонким кожаным плетеным ремешком. Сервас заметил и голые загорелые ноги, и отсутствие украшений. Марианна едва тронула губы помадой и расстегнула верхнюю пуговицу. Из-за жары.

– Чертова погода, – пожаловалась она. – Но мы не поддадимся, правда?

Ее голос прозвучал глухо, как пустая жестянка, а в тоне не было убежденности. Когда она поцеловала его в щеку, он неосознанно вдохнул ее аромат.

– Вот, держи.

Марианна взяла у него из рук бутылку и поставила на стол, едва взглянув на этикетку.

– Штопор там, – сказала она, заметив, что он застыл в растерянности.

Женщина исчезла в доме, а Сервас спросил себя, не совершил ли ошибку, согласившись прийти на ужин. Он знал, что ему здесь не место, что коротышка-адвокат с цепким взглядом не преминет этим воспользоваться, если Юго признают виновным. Кроме того, расследование занимало все его мысли, так что переключиться на разговор о посторонних предметах будет непросто. Он должен был бы допросить Марианну по всей форме, соблюдая процедуру, но не устоял перед искушением. После всех этих лет… Интересно, Марианна осознавала, что делает, когда приглашала его? Сервас, сам не зная почему, инстинктивно насторожился.

– Почему?

– Почему что?

– Почему ты ни разу не приехал?

– Не знаю.

– За двадцать лет ты не прислал ни открытки, ни электронного письма, ни эсэмэс и не позвонил.

– Двадцать лет назад эсэмэс не было.

– Неправильный ответ, господин полицейский.

– Сожалею.

– Этот ответ еще хуже.

– Это не ответ.

– Конечно, ответ.

– Не знаю… это… было давно…

– Ложь во спасение все равно ложь.

Они помолчали.

– Не спрашивай, – наконец сказал он.

– Почему? Я тебе писала. Много раз. Ты не отвечал.

Марианна смотрела на Серваса мерцающими, изменчиво-зелеными глазами. Как когда-то.

– Дело в нас с Франсисом?

Он снова промолчал.

– Отвечай.

Сервас взглянул ей в глаза, но не проронил ни слова.

– Я права… Черт бы тебя побрал, Мартен!.. Ты молчал столько лет из-за нас с Франсисом?

– Может быть.

– Ты не уверен?

– Конечно, уверен. Какое это теперь имеет значение?

– Ты хотел нас наказать.

– Нет – перевернуть страницу. Забыть. И мне это удалось.

– Неужели? Как звали ту студенточку, с которой ты познакомился после меня?

– Александра. Я на ней женился. А потом развелся.

Странно бывает вот так вдруг осознать, что описание собственной жизни укладывается в несколько фраз. Странно и депрессивно.

– А сейчас у тебя кто-то есть?

– Нет.

Еще одна пауза.

– Теперь понятно, почему ты ведешь себя как неотесанный грубиян, – попыталась пошутить Марианна. – Ты похож на старого холостяка, Мартен Сервас.

Она произнесла это делано-легкомысленным тоном, и Сервас был благодарен ей за попытку разрядить обстановку. Вечерний сумрак убаюкивал их, вино расслабляло.

– Мне страшно, Мартен, – вдруг призналась она. – Я в ужасе, умираю от страха… Поговори со мной о моем мальчике. Вы выдвинете против него обвинение?

Голос Марианны сорвался. Сервас видел страх в ее глазах и муку на лице. Он понял, что она с самого начала хотела говорить только об этом. Все остальное ее не волновало. Он попытался найти верный тон.

– Если он предстанет перед судьей сегодня, это более чем вероятно.

– Но ты сказал мне по телефону, что у тебя есть сомнения. – В голосе женщины прозвучала отчаянная мольба.

– Об этом пока рано говорить, но мне нужно кое-что прояснить, – ответил Сервас. – А пока… я не хочу подавать тебе ложную надежду.

– Спрашивай.

– Юго курит?

– Бросил несколько месяцев назад. Почему ты спрашиваешь?

– Ты знала Клер Дьемар.

Это был не вопрос – утверждение.

– Мы дружили. Нет, не так – приятельствовали. Она жила в Марсаке одна, я тоже. Ты понимаешь, что я имею в виду.

– Клер рассказывала тебе о своей личной жизни?

– Нет.

– Но ты что-нибудь знала?

– Да. Конечно. Я, в отличие от тебя, не уезжала из Марсака. Я знаю всех, и все знают меня.

– Что именно тебе известно?

– Слухи… О ее личной жизни.

– Какого рода?

Сервас видел, что Марианна колеблется. Когда-то она терпеть не могла сплетни. Но сейчас на кону была судьба ее сына.

– Болтали, что Клер коллекционирует мужчин. Использует их и выбрасывает, как одноразовые салфетки, и ее это забавляет. Что она разбила несколько сердец.

Сервас посмотрел на Марианну. Подумал о сообщениях в компьютере. В них была искренняя любовь – страстная, всепоглощающая, безграничная. Они не укладывались в нарисованный Марианной портрет Клер.

– При всех обстоятельствах она умела хранить тайну. А имен я не знаю.

«А ты, – хотелось спросить Сервасу, – как у тебя с этим делом?»

– Имя Тома тебе что-нибудь говорит?

Она затянулась сигаретой. Покачала головой:

– Нет. Ничего.

– Ты уверена?

Она выдохнула дым.

– Абсолютно.

– Клер Дьемар любила классическую музыку?

– Я не понимаю…

Сервас повторил свой вопрос.

– Понятия не имею. Это важно?

– Ты не замечала ничего необычного в последнее время? – Сервас внезапно сменил тему. – Никто не бродил вокруг дома? Не следил за тобой на улице? Что-то – неважно что, – оставившее у тебя смутное ощущение дискомфорта?

Марианна ответила недоуменным взглядом.

– Мы говорим о Клер или обо мне?

– О тебе.

– Тогда нет. А должна была?

– Не знаю… Но если это случится, сразу сообщи мне.

Она помолчала, но взгляд не отвела.

– А ты… – начал он, – расскажи, как жила все эти годы.

– Ты спрашиваешь как легавый?

Он покачал головой:

– Нет.

– Что ты хочешь знать?

– Все… Двадцать минувших лет, Юго, как ты жила с тех пор, как…

Взгляд Марианны затуманился, померк в затухающем свете дня. Она задумалась, перебирая в уме воспоминания. Потом начала рассказывать. Произнесла несколько тщательно взвешенных фраз. Ничего мелодраматичного. Хотя драма имела место. Скрытая, глубинная. Она вышла замуж за Матье Бохановски, одного из членов их детской банды. «Боха…» – изумился Сервас. Тупица и увалень Боха. Боха – верный и чуточку надоедливый друг, бравировавший нескрываемым презрением к девчонкам, набитый всяческой романтической чушью. Боха – и Марианна, кто бы мог подумать… Против всех ожиданий, Боха оказался добрым, нежным и внимательным. «По-настоящему добрым, Мартен, – подчеркнула Марианна. – Он не притворялся». А еще у него было чувство юмора.