Операция «Юродивый»

– Пора. Ни пуха ни пера тебе!

– К черту! – плюнул через плечо Вялов.

Лаврентий Павлович стоял спиной к нему у приоткрытого окна. Несмотря на холодную зиму, в кабинете было очень тепло, даже душно.

– Разрешите, товарищ народный комиссар?

– Да-да, входите, пожалуйста!

Широкая ваза, наполненная фруктами, откупоренная, но полная бутылка грузинского вина, рядом с которой лежит пачка дорогих американских сигарет…

Удивлению Пашки не было предела, ибо всем сотрудникам госбезопасности было хорошо известно, что Берия ведет здоровый образ жизни: не пьёт и не курит.

– Присаживайтесь, Павел Агафонович, – не оборачиваясь, вкрадчиво молвил Лаврентий Павлович. – Выпейте вина. Угоститесь сигаретой.

– Не употребляю! – еле произнёс Павел, у которого от волнения пересохло во рту.

– Похвально, похвально… Ну, как там наш Юродивый? Точнее, детдомовец, призванный играть его роль?

– Молчит как рыба! Это правильно, что пророка заменили немым мальчишкой.

– Значит, вы одобряете решения, принятые моим предшественником?

– По данному вопросу – да!

– А сами верите, что некоторые люди могут предсказывать будущее?

– Не знаю, – пожал плечами Вялов.

– А вы подумайте…

– Наверное, могут… В нашей области народ до сих пор обсуждает пророчества Ванечки, многие из которых уже сбылись.

– Выходит, он действительно умрёт в один день с товарищем Сталиным?

– Это известно только Господу Богу!

– Вы верующий?

– Никак нет! Атеист! Так… С языка сорвалось!

– Но если среди нас есть такие уникумы, как Ванечка, значит, Бог существует?

– Я не готов рассуждать на эту тему. Образование не позволяет! – в который раз использовал коронный приём Вялов.

– А вам интересно, какие предсказания он делает сейчас?

– Не буду юлить. Очень интересно.

– Так вот… Юродивый утверждает, что скоро начнется большая война. Между Россией и Германией.

– Странно. Пока у нас дружба-фройндшафт. Немцы постигают в СССР основы военного искусства, руководители разных отраслей нашей промышленности перенимают передовой опыт на ведущих предприятиях Германии. Хотя… Не скрою. В нападении на Ванечку, о котором вам известно, при желании можно усмотреть след абвера.

– Вы в этом уверены?

– На девяносто девять…

– А что надо для того, чтобы эта цифра достигла ста процентов?

– Свободный доступ к досье всех курсантов из Германии, обучающихся в нашем военно-химическом училище.

– Ну, с этим проблем не будет. Я лично позабочусь о том, чтобы вам ничто не мешало продолжать работы в начатом направлении.

– Спасибо, товарищ народный комиссар. Разрешите идти?

– Идите, товарищ старший лейтенант! Да, кстати, я сегодня же отправлю в Калининское облуправление приказ о присвоении вам этого звания. А то как то некрасиво получается… Поздравляю! – Берия улыбнулся краешком рта и протянул ему потную ладонь.

– Служу Советскому Союзу! – рявкнул Вялов и крепко сжал её.

– Спортсмен? – иронично поинтересовался Лаврентий Павлович.

– Так точно. Мастер спорта по боксу. Чемпион «Динамо».

– Ну иди работай, чемпион!

– Есть!

* * *

Долго задерживаться в столице Вялов не собирался. Тем более что дядя то ли по указанию наркома, то ли по собственному усмотрению услужливо предложил племяннику воспользоваться служебной машиной для поездки домой.

Чтобы произвести впечатление на строптивую невесту, Пашка распорядился остановить автомобиль напротив парадного входа в училище, в котором преподавала его избранница и, выйдя на улицу, столкнулся лицом к лицу с Андреем Сергеевичем Дроздовым – отцом Катюши.

– Куда вы так спешите, Павел Агафонович? – спросил профессор, сразу признавший в молодом человеке ухажера своей дочери, хоть виделись до этого они всего лишь два раза – на демонстрациях, посвященных 20-й и 21-й годовщинам Октября. Впрочем, узнать Вялова было несложно – его сразу выдавал недюжинный – под метр девяносто – рост.

– К Екатерине Андреевне, – засмущался чекист.

– У нее сегодня выходной! – рассмеялся Дроздов. – Машину-то отпустите!

– Езжай! – махнул рукой Пашка.

– Катя с мамой пошли по магазинам – Новый год на носу. А у меня есть время – целый час до начала лекции. Так что, если не возражаете, могу организовать для вас ознакомительную экскурсию по нашему учебному заведению.

– С удовольствием.

Андрей Сергеевич провёл своего спутника через сквозной проход сначала на плац, по которому бегали молодые люди в защитных костюмах: бахилы, противогазы и всё такое прочее, затем – на спортплощадку, и остановился у входа в новое многоэтажное здание.

– Это лабораторный корпус. Здесь мы занимаемся научными изысканиями. Как вы, должно быть, знаете, СНК – Совет Народных Комиссаров – периодически принимает постановления о введении и отмене основных научных степеней и званий. Я уже и сам запутался, кто я? Доктор одних наук, кандидат других…

– А чем, простите, вы занимаетесь?

– Катюша вам ничего не говорила?

– Нет.

– Профильными темами. Защитой человеческого организма от химического воздействия.

– И что, есть будущее у химического оружия?

– Несомненно. Только не дай боже, если кто-то применит его в войне!

– Почему?

– Последствия будут ужасающими, – вздохнул профессор. – Вплоть до гибели всего живого на земле… Скажите, вы будете докладывать Катюше о нашей встрече? – он неожиданно сменил тему.

– Как вы сочтете нужным.

– Лучше не говорите ничего, ладно?

– Хорошо. Она, наверное, меня стесняется?

– Это почему же?

– Сирота я. Без роду, без племени.

– А что с родителями?

– Умерли!

– Своей смертью-с?

– Так точно!

– Как-то странно для нашего с вами времени.

– Их голод скосил… Один только мамкин брат в живых остался, да мы с сестрицей…

– Они в Калинине?

– Нина – здесь, а дядя – в Москве.

– Он, конечно же, большой начальник?

– А вы откуда знаете?

– Догадываюсь… Машина его?

– Так точно. Кроме того, я не очень силен в науках, Катюша меня тянет, тянет, а проку мало…

– И вы решили, что профессорской дочери не гоже путаться с малограмотным чекистом?

– Это она решила. Я только «за». Уже три раза предлагал выйти за меня замуж, а Катя – ни в какую…

– А других причин искать не пытались?

– Нет… Вы не думайте, я не тупица какой-нибудь… И всякую науку на лету хватаю. Просто времени на учёбу не остаётся. Но это ничего, правда же? И ещё можно всё исправить?

– Было бы желание!

– А вдруг она, того… профессии моей стесняется?

– Вряд ли. Стеснялась бы – не поехала б с вами в Весьегонск.

– Логично!

– Кстати, что за отпуск у вас такой – целых три месяца?

– Это не отпуск – командировка.

– Секретная?

– Ага…

– Но начальство не возражало против того, чтобы вы отправились на задание с моей дочерью?

– Нет. Напротив.

– А знаете, что, Павел… Можно вас так называть?

– Конечно!

– Приходите к нам тридцать первого декабря. Посидим, отпразднуем вместе Новый год… Расценивайте это как приглашение.

– Но чтобы воспользоваться им, мне придётся доложить Екатерине Андреевне о нашей встрече!

– Что ж, докладывайте, товарищ… – профессор уставился на его петлицы.

– Уже старший лейтенант, – широко улыбаясь, уточнил Вялов.

* * *

– Только, пожалуйста, будь вежливее, – в очередной раз предостерегла Катюша, когда они входили в первый подъезд элитной жилой пятиэтажки в центре города. – Второй этаж, квартира номер шесть.

– Ладно, постараюсь, – буркнул в ответ Вялов.

– В какой руке держать вилку, а в какой нож – помнишь?

– А как же.

– За столом не сморкаться, в носу не ковыряться.

– Есть!

– Про политику не говорить.

– Усвоил…

– Погода, здоровье, способности человека, литература – вот темы, в которых ты неплохо ориентируешься. Мама, как и я, обожает Маяковского, только своё мнение ей навязывать не обязательно.

– Разве у меня может быть своё мнение?

– Твоя трактовка его произведений слишком оригинальна, я бы сказала – фривольна!

– Чего-чего?

– Мягко говоря, она не совпадает с точкой зрения большинства исследователей творчества гениального советского поэта, к которым, в том числе, принадлежит и моя мама.

– Я иначе не умею. Что чувствую – то и говорю.

– А ты лучше помолчи, чтобы не выглядеть дураком в глазах образованных людей.

– Кто дурак? Вялов – дурак?

– Ну не кипятись ты так, милый… Я же хочу как лучше!

– Всё. Мы у них в гостях – первый и последний раз. Пусть ко мне ходят. Поняла?

– Куда, в общагу?

– Как только женюсь, руководство обещает отдельную квартиру.

– Вот и женись.

– Выходи за меня, Катя!

– Когда исправишься и перестанешь быть тупым безмозглым солдафоном.

– Ладно, я постараюсь.

– Вот это слова настоящего мужчины. Жми на звонок. Хватит! Хватит!!!

* * *

Дверь открыла Софья Григорьевна.

«Нос крючком, глаза навыкат, смоляные, рано начавшие седеть, локоны волос – ни дать, ни взять – чистая жидовка! – мысленно заключил Пашка, глядя на её холеное, совсем не славянское лицо, порезанное глубокими морщинами. – А у них вопрос родства – того, определяется по материнской линии… Выходит, моя Катя тоже еврейка? И наших общих детей будут дразнить пархатыми? Ничего… Даже в жилах товарища Ленина, поговаривают, текла не только русская кровь!»

– Заходите, гости дорогие!

– Здравствуйте? Как поживаете? – помня о наставлениях любимой, с порога начал любезничать Вялов.

Хозяйка молчала.

– После визита к вашим коллегам по секретно-политическому отделу Софья Григорьевна не знает, как правильно отвечать на такой, вроде бы, совершенно невинный вопрос. Скажешь: «хорошо» – заинтересуется ОБХСС[5], «плохо» – УГБ! – пояснил подоспевший Андрей Сергеевич.

– Это мы можем! – кисло улыбнулся Павел. – Поэтому один мой знакомый, когда его спрашивают о жизни, всегда отвечает коротко, одним словом: «Сокращается!»

Все рассмеялись.

– А ваш друг – философ! – с улыбкой констатировала Софья Григорьевна.

– Не друг он. Пока. Так, старший товарищ, – признался Вялов, вспоминая автора полюбившегося афоризма – отставного капитана Савченко, ныне выдающего себя за Глеба Парфёнова.

– Ну что, садимся сразу за стол или для начала ознакомитесь с квартирой?

– А чего тянуть? – разошёлся гостеприимный хозяин. – Выпьем по пятьдесят – легче будет разговаривать…

– На меня лучше не рассчитывайте! – удивляясь самому себе, пролепетал старший лейтенант, мысленно поклявшийся бросить пить сразу после знакомства с Берией.

У Кати, давно добивавшейся от милого такого решительного шага, глаза полезли из орбит.

– Больной? – не поверил Дроздов.

– Спортсмен! – опроверг его сомнения Павел.

* * *

За минуту до Нового года, своевременность наступления которого гарантировал профессор Дроздов, чуть ли не ежесекундно сверявший время по своим сверхточным, как он неоднократно повторял, часам, Софья Григорьевна предложила мужу откупорить бутылку «Советского Шампанского». Точнее, «Абрау Дюрсо», из старых запасов. Тот переадресовал просьбу младшему по возрасту.

Раньше таким напитком Вялов никогда не увлекался, предпочитая, как всякий русский, «Московскую», по старинке называемую «белоголовкой». Но с заданием справился без видимых усилий. Ровно в двенадцать пробка вылетела из горлышка и устремилась по направлению к высокому номенклатурному потолку.

– С Новым годом, с новым счастьем!

– Ура!!!

Заиграл патефон.

Пашка обнял Катюшу за хрупкую талию и лихо закружил в модном вальсе – еще в училище он слыл одним из лучших танцоров. Рядом с ними неуклюже водил свою супругу Андрей Сергеевич.

– Стоп! Я так не играю! Давайте меняться партнёрами! – запротестовала та, когда Катя пошла ставить другую пластинку.

– Давайте! – с удовольствием согласилась дочь.

– Скажите, Павел, какую литературу вы предпочитаете? – оказавшись в крепких руках кандидата в зятья, забросила удочку Софья Григорьевна.

«Началось!»

– Ясно – советскую!

– Толстого, Горького, Островского?

– Нет. Я поэтов хороших уважаю.

– И кто из них, по вашему мнению, хороший?

– Есенин. Маяковский.

– Лёд и пламень. Тонкий лирик и трибун революции. Две противоположности в искусстве. Как-то неправильно одновременно почитать их обоих.

– Не такие они и разные, как кажется на первый взгляд.

– Ну-ка, ну-ка, это интересно…

– Владимир Владимирович точно такой же хулиган, как и Сергей Александрович. Похабник. Скандалист. Только скрывает это за маской патриота советской власти… На самом же деле он не воспевает, – издевается над нашей социалистической действительностью.

– Например?

Единица! —Кому она нужна?!Голос единицытоньше писка.Кто её услышит? —Разве жена!И тоесли не на базаре,а близко.Партия —этоединый ураган,из голосов спрессованныйтихих и тонких,от неголопаютсяукрепления врага,как в канонадуот пушекперепонки.

– И что крамольного вы нашли в этих строчках?

– Ничего. Но я нутром чую неискренность, лицемерие, насмешку, фальшь… И когда речь идет о пятивершковом бревне, и когда о руке миллионопалой… Мне кажется, это – маска, истинное нутро поэта можно увидеть в совершенно других произведениях.

– И каких же?

– «Я лежу на чужой жене, одеяло прилипло к жопе. Кую кадры советской стране назло буржуазной Европе!» Вот здесь он настоящий! Простите…

– Да уж, – вдохнула Софья Григорьевна, никак не ожидавшая такого вольнодумства от сотрудника доблестных правоохранительных органов. – Но вы неверно продекламировали стих. В оригинале он звучит несколько иначе!

– Возможно. Ведь данного произведения ни в одной книге не найти! А люди, передавая из уст уста, непременно что-то выбросят, что-то добавят, исказят, так сказать, первоначальный оригинальный текст…

– Правильно так, – она ещё теснее прижалась к Павлу хрупким телом и до минимума «убавила звук»:

Лежуна чужойжене,потолокприлипаетк жопе,но мы не ропщем —делаем коммунистов,назлобуржуазнойЕвропе!

– Продолжение знаете?

– Конечно.

Пусть членМой,как мачта,топорщится!Мне все равно,кто подо мной —жена министраили уборщица!

– Что же это вы так стыдливо: «член», Павел Агафонович? Владимир Владимирович употребил другое, более крепкое, но исконно русское, словцо!

– Я не сторонник мата. И ругаюсь только в исключительных случаях.

– Похвально. Однако литературные произведения следует цитировать предельно точно! Как говорится, слов из песни не выкинешь.

– Выходит, поэтам можно всё?

– Почти! Всё в нашей стране нельзя даже гениям и вождям.

– Это ваша личная точка зрения?

– Да. Сейчас я пытаюсь обосновать её научно и защитить докторскую диссертацию. Поэтому – признаюсь – мне ваша точка зрения очень импонирует!

– Спасибо. А Катя считает её ошибочной.

– Время покажет, кто из нас прав.

– Это точно!

– Как бы там ни было, ваша интерпретация имеет право на жизнь. Только вы о ней больше никому не распространяйтесь. Ладно?

– Как прикажете!

После столь любезного и, как оказалось, весьма квалифицированного обмена мнениями о творчестве величайшего пролетарского поэта, Софья Григорьевна прониклась к своему зятю настоящей симпатией и с тех пор больше никогда даже в мыслях не обзывала его малообразованным или тупым.

Так они стали единомышленниками, нет – близкими друзьями на всю оставшуюся жизнь.

* * *

Как только его подчиненные устали отмечать новомодный советский праздник[6], Токарев собрал в управлении весь личный состав. Впереди – Рождество, Василий, Крещение, сам Бог велел усилить бдительность!

Сразу после расширенного совещания, на котором начальство призывало «не допустить провокаций со стороны верующих граждан», Вялов по привычке заперся в персональном кабинете и принялся сочинять очередные предсказания Юродивого.

Как вдруг в дверь постучали.

«Кого еще черти несут?» – с раздражением подумал старший лейтенант.

– Это я, Паша! – словно читая его мысли, подал голос нежданный гость – начальник контрразведки капитан Крутов.

– А… Шура… Заходи. Как погулял?

– Успокойся! Какие гулянья? Работал, как проклятый. Между прочим – на тебя!

– Поясни!

– Накануне Нового года меня вызвал к себе Токарев и приказал в кратчайшие сроки ознакомить Ваше Высочество с досье на всех курсантов из Германии.

– Ну да, было дело, ставил я перед ним подобную задачу…

– Не наглей, Паша! Сам знаешь, у меня документы всегда в порядке. А в конце года, каюсь, запустил работу… Маленько. Пришлось срочно возобновлять базу данных… И были ведь – все пятнадцать были, а коснулось – одного не хватает!

– Позволь, я угадаю его фамилию.

– Не выйдет!

– На что спорим?

– На бутылку, нет, на ящик «белоголовки»!

– Согласен! Кто перебьёт?

– А зачем? Лишний рот – страшнее пистолета. Ты, надеюсь, мне доверяешь?

– На все сто.

– Я тебе тоже.

– Тогда дуй в магазин!

– Фамилию сначала назови.

– Клейст. Отто Клейст!

– Ну ты даёшь! – ничуть не огорчился проигрышу Крутов. – Похоже, у тебя тоже прорезались пророческие способности. Признайся, это от Юродивого?

– Откуда тебе известно о его существовании?

– Проснись, Вялов… О твоих функциях в управлении знает каждая собака! Скажу больше: многие тебе завидуют. Чёрной завистью. Говорят: Вялов спит, а служба идет. Причём – неплохо. Старлея за такой короткий срок у нас еще никто не получал!

– Спасибо за информацию, Александр Дмитриевич.

– Не за что! Ну, я полетел?

– Куда, сокол ты наш?

– В гастроном, Паша. Где присядем: у тебя или у меня?

– Не пью я, Шура. Слово дал!

– Кому?

– Партии и правительству.

– Это серьезно.

– Но с тобой – выпью. По пятьдесят. Поэтому ты ящик не бери, одной бутылки хватит.

– А…

– Остальное прощаю!

– Ну, спасибо! Ты настоящий друг!

* * *

Вялов пригубил стакан и отставил его в сторону. Крутов, напротив, выпил до дна и сразу налил себе еще.

– Не возражаешь, Паша?

– Нет.

– Что-то ты сегодня необычно щедрый.

– Надеюсь, ты отплатишь той же монетой…

– С этого места, пожалуйста, подробней.

– Расскажи мне всё, что тебе известно про Отто Клейста.

– Родился в 1912-м в Лейпциге. Окончил местный университет. По специальности – историк.

– Чего тогда подался в химики?

– Это ты у него спроси… Член НСРПГ[7] с 1933 года, то есть фактически с момента прихода Гитлера к власти. В Калинин приехал не как все – из Германии, а из советской Карелии…

– Интересно, что он там делал?

– А шут его знает. Нам об этом не докладывают. Я выпью, если ты не против…

– Пей. Только закуси! Вот тебе яблоко – сестрица к Новому году мне целый мешок припёрла.

– Ну, за дружбу! Эх, хороша зараза! Ты что, совсем пить не будешь?

– Нет. Давай дальше. Не томи душу!

– Есть у них в Третьем рейхе один выдающийся деятель – Генрих Гиммлер, между прочим рейхсфюрер СС.

– Слышал о таком.

– Кроме своей обычной работы, он, на общественных, так сказать, началах, возглавляет одну очень интересную научную организацию. «Аненербе» называется. То есть «Наследие предков», ежели по-нашему… Буквально вчера из Берлина пришло официальное сообщение о том, что всю эту шарашкину контору целиком и полностью включили в состав СС, шефом которого и является Гиммлер. Усёк?

– Так точно! Но какое отношение имеет к «Аненербе» Отто Клейст?

– Я выучил назубок его автобиографию… Можно мне слегка отхлебнуть из твоего стаканчика? Дабы освежить память…

– Валяй!

– За тебя, Паша! Эх, мало взяли… Так на чем мы остановились?

– Ты хотел рассказать, какое отношение имеет к «Аненербе» Отто Клейст!

– Так вот… Боссы организации… Босс[8] – это не то, что ты подумал, – «хозяин», «начальник» в переводе с английского…Чуть ли не ежегодно они снаряжали научные экспедиции в разные уголки земного шара: в Скандинавию, на Тибет, на Ближний Восток. Там же бывал и наш герой. Я сопоставил даты его командировок с официальными сроками экспедиций «Аненербе» – они совпали! Точь-в-точь!

– Что это означает?

– Клейст или участвовал в их мероприятиях как историк, или наблюдал, так сказать, со стороны за действиями научных сотрудников. И то и другое подразумевает его безусловное членство в СС, чего Отто, впрочем, никогда особо и не скрывал.

– Откуда ты всё это знаешь, Шура?

– Работа у меня такая…

* * *

Вернувшись в свой кабинет, старший лейтенант решил немедленно доложить дяде о сути предыдущего разговора с Крутовым. Телефонистка быстро соединила его с Москвой.

– Здравия желаю. Вялов!

– А… Паша… С Новым годом!

– Взаимно! Как вы там?

– Да вроде налаживается… А у вас?

– Нормально. Нина всем привет передаёт.

– Спасибо! А Илья?

– Растёт! Такие фортели выкидывает – вы бы только видели!

– Понял… Я приеду. На день Советской Армии. Ты что-то хотел?

– Да. В прошлый раз я докладывал о том, что в порученном мне деле усматривается след абвера.

– Ну…

– Так вот. Скорее всего, нам противостоит не военная разведка, а СС. Подразделение «Аненербе». Слыхали о таком?

– А то как же… В структуре этой организации имеются отделы ботаники, астрономии, геологии, социологии и еще хрен знает каких наук, призванных подтвердить преимущества арийской расы. А также зондеркоманда. То ли «Аш», есть такая буква в латинском алфавите, восьмая, кажется, по счету, то ли «Икс» – мы ещё не разобрались. Кстати, её специалисты в 1937 году побывали в Карелии и на Кольском полуострове. И знаешь, что их там интересовало?

– Никак нет.

– Шаманы, ведьмы… Так что ничего странного в том, что Ванечка привлек их внимание, нет.

– Человек, которого я подозреваю, тоже прибыл в Калинин прямиком из Карелии.

– Значит, твои предположения верны. Кстати, руководит зондеркомандой мой давний знакомый. Доктор Рудольф Левин.

– Еврей?

– Еврей, как и его патрон, и в то же время оберштурмбаннфюрер СС, тьфу ты, чёрт, язык сломать можно! Было бы неплохо, если б ты смог внедриться в эту организацию и каким-то образом выманить её руководителей на нашу территорию. А мы поговорим с ними по душам.

– Я попробую…

* * *

«Итак, теперь уже очевидно, что похищение Ванечки организовал иностранец. Эка невидаль! Я подозревал об этом с тех пор, как только Сизов с Чалым сообщили, что аванс им выдал человек, разговаривавший с лёгким “прибалтийским” акцентом.

Иностранец не простой – агент загадочной организации “Аненербе”. Историк. Химик. Отто Клейcт. Из знатного аристократического рода.

У Шуры было на него досье. Но оно вдруг куда-то исчезло. Капитану пришлось собирать заново все данные о курсанте. Слава богу, память у него на пять с плюсом.

Залезть в кабинет к Крутову могли только свои.

Значит, кто-то из контрразведчиков продался немцам?

Но зачем он умыкнул в общем-то непотребный документ? Который еще сто лет пылился бы в ящике рабочего стола, если б не понадобился мне?

Значит, кто-то подозревал, нет – знал наверняка, что я стану его искать! И теперь хочет пустить меня по ложному следу! Мол, был шпион да сгинул. А в это время его задание выполнит кто-то иной, еще не попадавший в поле зрения советской разведки.

Точно!

У Отто есть дублёр…

Вот почему засветившегося агента так быстро вывели из игры!»

Вялов разложил на столе листы с фотографиями. Фон Визе, Кляйн, Витке, Крюгер… Кто из них работает на зондеркоманду? Кто?

Стоп!

Шура что-то нес о былых визитах Клейста на Тибет и Ближний Восток… Может быть, его участь разделил еще кто-то?

«Фон Визе… Из немецких дворян. В зарубежных командировках не бывал. Кляйн, психолог по первому образованию. Запросто годится в кадры “Аненербе”. Уроженец Верхней Франконии (Бавария), женат, двое детей, 1936 и 1938 года рождения. Нет, некогда ему было мотаться по белу свету… Витке. Известная фамилия! Образование – семь классов. И всё… С таким в научной организации делать нечего. Крюгер. Вальдемар Вольфович. 1909 года рождения. Через месяц ему исполнится тридцать… Многовато для курсанта. Судя по визам в паспорте, с 1935 по 1936 год пребывал на территории Королевства Швеция. Стоп. Один из первых своих походов спецы “Наследия предков” совершили как раз на Скандинавский полуостров! Надо выяснить у дяди, в какой период времени это было!»

Ответ пришёл на следующий вечер.

«“Аненербе” снаряжала в Скандинавию две экспедиции под руководством Германа Вирта. В 1935 и 1936 гг.»

«Похоже, Крюгер тот, кого я искал!» – победно улыбнулся Вялов.

* * *

Занятия военных химиков возобновились только в середине января. Но Крюгер всё равно умудрился опоздать на две недели. Как выяснилось, у него оказалась уважительная причина: Вальдемар принимал участие в традиционном турнире по боксу, ежегодно проходившем на малой родине, и выиграл состязание.