22 июня. Анатомия катастрофы

Во всей группировке танковых войск вермахта на Восточном фронте было 707 танков Pz-III с 50-мм пушкой. Но в составе 3-й танковой группы не было НИ ОДНОГО танка этого типа (в соседней, 4-й танковой группе таких танков была всего 71 единица). Танковые дивизии 3-й ТГр (в том числе – и 20-я танковая) были вооружены главным образом чешскими танками «Шкода» образца 38-го года, получившими в вермахте обозначение Pz-38 (t). Это легкий танк с противопульным бронированием, маломощным (125 л/с) двигателем и корпусом, собранным на болтах и заклепках (головки которых при попадании вражеского снаряда отрывались и калечили экипаж). О.Кариус, немецкий танкист, встретивший начало войны в 20-й танковой дивизии, вспоминает:

«…8 июля в нас попали. Мне впервые пришлось выбираться из подбитой машины… Мы проклинали хрупкую и негибкую чешскую сталь, которая не стала препятствием для русской противотанковой 45-мм пушки. Обломки наших собственных броневых листов и крепежные болты нанесли больше повреждений, чем осколки и сам снаряд. Мои выбитые зубы скоро оказались в мусорном ведре медпункта…» (183, стр. 15).

Вооружен Pz-38 (t) был 37-мм пушкой А-7 чешского производства, которая хотя и имела несколько большую бронепробиваемость, нежели немецкая 37-мм «колотушка», но для боя с Т-34 была практически бесполезна. В целом Pz-38 (t) по всей совокупности тактико-технических характеристик соответствовал советскому «безнадежно устаревшему» легкому танку Т-26 и существенно уступал (по вооружению, скорости, запасу хода) скоростному танку БТ-7. Но и этого «чудо-оружия» для вооружения танковых дивизий вермахта не хватило, поэтому в 3-й Танковой группе в качестве линейных танков использовались даже легкие учебно-боевые танкетки Pz-I с пулеметным вооружением, для боя с какими-либо советскими танками непригодные в принципе.

Утром 22 июня на вооружении 20-й танковой дивизии вермахта числилось 44 Pz-I, 31 Pz-II (несколько более мощная танкетка, вооруженная 20-мм «пушкой»), 121 Pz-38 (t) и 31 средний танк Pz-IV (вооружен короткоствольным 75-мм «окурком»; последние модификации имели усиленную до 50–60 мм лобовую броню) (10, стр. 206). Соотношение танкового вооружения 5-й советской и 20-й немецкой танковых дивизий можно представить в следующей таблице:

В условиях встречного танкового боя советские Т-34 и КВ должны были просто расстрелять весь этот немецкий танковый «зверинец», оставаясь при этом почти в полной безопасности. Более того, встречный бой у Алитуса не был вполне «встречным»: немецкая танковая дивизия подошла к городу и мосту через Неман в походной колонне, в то время как советские танки теоретически могли быть развернуты в боевой порядок и заблаговременно (с 19 по 22 июня) замаскированы на подготовленных огневых позициях.

Никакого «двухлетнего опыта ведения современной войны» (о чем так любили поговорить советские историки-пропагандисты) у немецких танкистов не было и в помине: 20-я танковая дивизия вермахта была сформирована в октябре 1940 г.; ни в польской, ни во французской кампаниях она не участвовала, и бой у Алитуса для нее также был первым сражением войны. В упомянутых выше воспоминаниях О. Кариуса читаем:

«…За исключением нескольких офицеров и унтер-офицеров, никто из нас еще не участвовал в боевых действиях. До сих пор мы слышали настоящие выстрелы только на полигоне. Мы верили в старых вояк, имевших Железные кресты и боевые знаки отличия, а они сохраняли полную невозмутимость. У всех прочих не выдерживал желудок и мочевой пузырь…» (183, стр. 11).

Танковый бой у Алитуса (который, скорее всего, был самым первым танковым сражением Великой Отечественной войны) не обойден вниманием советских историков и мемуаристов. Есть, в частности, написанная доктором исторических наук М.В. Ежовым статья, специально посвященная этому трагическому эпизоду войны (178). К сожалению, кажущееся обилие информации отнюдь не способствует установлению истинной картины событий. Скорее наоборот – приведенные факты (если только это «факты», а не выдуманные задним числом «уважительные причины» разгрома мощного танкового соединения) противоречат как друг другу, так и элементарному здравому смыслу. В частности, по имеющимся источникам невозможно ответить на самые простые вопросы: где, когда и какие подразделения 5-й танковой дивизии приняли участие в бою?

Главный Маршал бронетанковых войск СССР П.А. Ротмистров встретил войну в звании полковника и в должности начальника штаба 3-го мехкорпуса (а перед этим он несколько месяцев исполнял обязанности заместителя командира 5-й танковой дивизии). Из его мемуаров следует, что лишь несколько подразделений 5-й тд вступили вечером 22 июня в бой с немецкими танками, причем уже на восточном берегу Немана:

«…К вечеру 22 июня вражеские дивизии первого эшелона 3-й Танковой Группы, используя захваченные в районе Алитуса и Меркине мосты, переправились через Неман. Пытаясь задержать продвижение противника на Немане, командование 11-й армии бросило в бой 5-ю танковую дивизию. Командир дивизии полковник Ф.Ф. Федоров успел выдвинуть к мосту у Алитуса только артиллерию 5-го мотострелкового полка (а это всего 4 пушки калибра 76-мм. – М.С.), отдельный зенитно-артиллерийский дивизион и 2-й батальон 9-го танкового полка…» (181).

А вот из описания боя, данного в статье М.В. Ежова, следует, что 5-я танковая дивизия встретила немцев значительно большими силами, причем на западном берегу реки, в середине дня 22 июня, еще до того, как противник форсировал Неман:

«…К середине дня противник сумел прорваться к Алитусу. Тогда по приказу командования 11-й армии 5-я танковая дивизия выдвинулась на западный берег Немана для обороны предмостных позиций (здесь и далее подчеркнуто мной. – М.С.) и с ходу завязала бой с частями 20-й танковой дивизии. 10-й танковый полк 5-й дивизии в трех километрах западнее Алитуса первым встретил и уничтожил передовой отряд фашистских мотоциклистов. Затем танкисты 9-го танкового полка, артиллеристы 5-го мотострелкового полка и отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона 5-й танковой дивизии, подпустив танки врага на 200–300 метров, открыли по ним огонь прямой наводкой. За 30–40 минут боя они подбили 16 вражеских машин. Продвижение танковой дивизии врага было приостановлено.

Тогда на позиции, занятые советскими танкистами на западном берегу Немана, враги обрушили бомбовые удары, огонь артиллерии. Они несли тяжелые потери. Вражеским танкам удалось прорваться через мост на восточный берег Немана южнее Алитуса. Но они были сразу же контратакованы подразделениями 5-й танковой дивизии, которые смяли немецкие танки и ворвались в город…»

По другим источникам, бой также начался днем 22 июня, на западном берегу Немана, причем в нем наряду с танковыми подразделениями принял участие и один мотострелковый батальон 5-й танковой дивизии:

«На предмостное укрепление у Алитуса комдив-5 направил один мотострелковый батальон, усиленный артиллерией 5-го мотострелкового полка. Позже, по мере готовности, в разное время туда подошли и другие подразделения дивизии, в том числе 2-й танковый батальон 9-го танкового полка и отдельный зенитно-артиллерийский дивизион. Уже к полудню 22 июня эти части были втянуты в танковый бой с прорвавшимися к Алитусу 7-й и 20-й танковыми дивизиями противника…» (8).

Есть сообщения о том, что наряду со 2-м батальоном 9-го танкового полка в бою участвовал и 1-й батальон полка (танки Т-28), находившийся в засаде у моста на восточном берегу Немана.

С другой стороны, из воспоминаний О. Кариуса следует, что до Немана танкисты немецкой 20-й тд дошли, не встретив ни малейшего сопротивления:

«…С волнением мы ожидали первого боевого контакта с русскими. Но ничего подобного не случилось. Поскольку наш батальон головным не был, можно было предполагать такой контакт только в том случае, если авангард будет остановлен. Мы без происшествий достигли первой цели нашего движения в тот день – аэродрома в Алитусе. Счастливые, мы скинули с себя пропыленную форму и были рады, когда, наконец, нашли воду, чтобы как следует помыться.

– Совсем неплохо здесь воевать, – сказал со смешком командир нашего танка унтер-офицер Делер после того, как в очередной раз вытащил голову из бадьи с водой…» (183, стр. 12).

Самое же удивительное заключается в том, что ни в одном источнике (включая документы или мемуары солдат и командиров противника) даже не упоминается какое-либо участие в бою у Алитуса главной ударной силы 5-й танковой дивизии – танков Т-34 и КВ! Просто не заметить встречу с «тридцатьчетверкой» немцы не могли. В многократно упомянутых выше мемуарах О. Кариуса «первому знакомству» с Т-34 посвящена целая глава, причем встреча эта оставила у немецких танкистов самые яркие воспоминания:

«…Еще одно событие ударило по нас, как тонна кирпичей: впервые появились русские танки Т-34. Изумление было полным. Как могло получиться, что там, наверху, не знали о существовании этого превосходного танка? Т-34 с его хорошей броней, идеальной формой и великолепным 76,2-мм длинноствольным орудием всех приводил в трепет, и его побаивались все немецкие танки вплоть до конца войны. Что нам было делать с этими чудовищами, во множестве брошенными против нас?»

Вот только событие это, изумившее солдат 20-й танковой дивизии вермахта, произошло не у Алитуса, а в начале августа в районе Ельни! Где же 22 июня были 50 танков Т-34 и несколько десятков КВ из состава 5-й танковой дивизии? Они слишком тщательно замаскировались?

Окончательный разгром 5-й танковой дивизии скорее всего произошел уже на восточном берегу Немана, после того, как к полю боя подошли части 7-й танковой дивизии вермахта, переправившиеся через Неман несколько южнее Алитуса (и также по невзорванному мосту). В мемуарах Ротмистрова это событие описано так:

«…После захвата второго моста через Неман, южнее Алитуса, противник развил стремительное наступление на север и вскоре зажал на восточном берегу Немана главные силы 5-й танковой дивизии с двух сторон. В неравном, крайне ожесточенном бою наше соединение потерпело поражение, потеряв 90 боевых машин, хотя наши воины уничтожили до 170 танков, бронеавтомобилей и бронетранспортеров противника».

В документах противника сам факт танкового боя у Алитуса подтверждается. Правда, цифры потерь совершенно другие. Так, в телеграмме, направленной утром 23 июня 1941 г. штабом 3-й танковой группы командованию Группы армий «Центр», читаем:

«…6. Вечером 22 июня 7-я танковая дивизия имела крупнейшую танковую битву за период этой войны (странное выражение для оперативной сводки, составленной на второй день «этой войны». – М.С.) восточнее Алитуса против 5-й танковой дивизии. Уничтожено 70 танков противника. Мы потеряли 11 танков, из них 4 тяжелых (в вермахте Pz-IV считался «тяжелым танком». – М.С.)» (182, стр. 34).

В том, что реальные потери немецких танков оказались на порядок меньше заявленных Ротмистровым, нет ничего странного – подобное завышение потерь противника является не исключением, а нормой для любых оперативных сводок. Удивительно другое: немцы заявляют о том, что уничтожили в бою 70 советских танков (реальная цифра была, видимо, еще меньше), а советский маршал пишет о потере 90 боевых машин! Формально говоря, термин «боевая машина» не тождественен термину «танк», но в данном контексте Ротмистров, конечно же, имел в виду именно танки. Скорее всего, большая цифра понадобилась мемуаристу для того, чтобы подкрепить свое утверждение о том, что «бойцы и командиры 5-й танковой дивизии, несмотря на всю тяжесть положения, сохраняли мужество и сражались до последнего снаряда, до последнего танка». Однако даже после потери 90 танков в 5-й танковой дивизии должно было оставаться еще более 200 танков! Казалось бы, говорить о «последнем танке» еще рано (далеко не каждая танковая дивизия вермахта к началу боевых действий имела в своем составе 200 танков), тем не менее после боя у Алитуса 5-я танковая дивизия практически перестала существовать как боевое соединение.

Первый (он же и последний) бой 5-й танковой дивизии завершился не то вечером 22 июня, не то утром 23 июня. В процитированном выше документе штаба 3-й ТГр речь идет о вечере 22 июня. То же самое время указано и в монографии Анфилова («советские танкисты несколько часов вели ожесточенный, напряженный бой с танками противника у переправ через р. Неман, но с наступлением темноты 22 июня они были вынуждены отступить»). Однако в мемуарах Г. Гота, бывшего командующего 3-й ТГр, вполне определенно говорится про утро 23 июня:

«Танковый полк 7-й танковой дивизии, который охранял мосты в Алитусе и ночью был сменен пехотной частью, при выступлении из Алитуса рано утром натолкнулся на подходившую из Варены 5-ю танковую дивизию русских. В «исключительно тяжелом танковом бою», как об этом доложил командир полка, дивизия противника, уступавшего в умении вести одиночный бой, потерпела поражение» (13, стр. 68).

О том, что последний бой 5-й танковой дивизии произошел утром 23 июня, пишут и современные историки (8, 178). Встречаются сообщения и о том, что в ночь с

22 на 23 июня 10-й танковый полк из состава 5-й тд занимался таким странным для танковой части делом, как поиск несуществующего немецкого «парашютного десанта численностью в 660 человек» в районе г. Варена (30 км к юго-востоку от Алитуса).

Столь пристальное внимание к установлению точного времени разгрома 5-й танковой дивизии связано с тем, что уже на рассвете 24 июня командир дивизии полковник Ф.Ф. Федоров вместе с остатками своей дивизии (5 танков, 20 бронемашин и 9 орудий) оказался в районе белорусского города Молодечно, т. е. на расстоянии в 170 (сто семьдесят) км по прямой от Алитуса! Генерал армии С.П. Иванова (в начале войны – начальник оперативного отдела штаба 13-й армии Западного фронта) в своих мемуарах описывает встречу с командиром 5-й тд так:

«…Вошел полковник в форме танкиста и доложил, что он является командиром 5-й танковой дивизии… Танковая дивизия полковника Федорова получила задачу обеспечить отход остатков стрелковых частей и не допустить форсирования Немана гитлеровцами севернее Друскининкая. Однако противник, нанося мощные удары авиацией и артиллерией, не дал дивизии выйти к Неману, и у нее тоже были большие потери. На плечах нашей отступающей пехоты вражеские танки прорвались по двум мостам на восточный берег Немана…

– Это непоправимая беда, – сокрушался танкист, – и мне придется расплачиваться за нее головой» (45, стр. 49).

Впрочем, из документов (Оперативная сводка штаба Западного фронта № 4 от 10.00 24.06.41) следует, что полковник Федоров не только «сокрушался», но и занимался тем, что на языке военного трибунала называется «распространение панических слухов»:

«..4. Командир из 5-й танковой дивизии Северо-Западного фронта доложил командующему войсками 13-й армии, что Вильнюс в 17.00 23.6.41 г. занят немцами, которые продолжают наступление» (186, стр. 37). В данном вопросе командир 5 тд сильно «торопил события» – немецкая 7-я танковая дивизия вошла в Вильнюс только утром 24 июня.

Еще одна группа из состава 10-го танкового полка 5-й тд (порядка 15 танков Т-34 и 14 легких Т-26) к исходу 23 июня откатились в район поселка Вороново (20 км к северу от г. Лида, 80 км от Алитуса), в расположение 37-й стрелковой дивизии 21-го стрелкового корпуса Западного фронта (8). В дальнейшем эта группа была сведена в танковый батальон, который 26–27 июня участвовал в контрударе 21-го СК в районе г. Лида. В мемуарах Г. Гота встречается упоминание о том, что 25–28 июня немецкая 19-я тд в районе Вороново – Трабы «постоянно подвергалась атакам противника при поддержке 50-тонных танков… до 28 июня она отражала атаки с южного направления». Возможно, это были танки из состава 5-й тд, безвестные экипажи которых уже после разгрома дивизии продолжали свою войну…

Командование Северо-Западного фронта потеряло к тому времени всякое представление о том, где находятся остатки 5-й тд. В боевом донесении штаба фронта, направленном наркому обороны СССР в 22.45 24 июня, было сказано: «5-я танковая дивизия в 14.00 23.6.41 г. вела бой с противником в районе Родзишки (30 км юго-западнее Вильнюса. – М.С.). Положение и местонахождение дивизии 24.6.41 г. неизвестно» (19, стр. 66). Впрочем, стоит ли говорить про одну дивизию, если два дня спустя штаб Северо-Западного фронта «потерял» уже всю 11-ю армию!

В очередном боевом донесении, отправленном в Москву в 20.35 26 июня, читаем:

«…11-я армия – штаб и Военный совет армии, по ряду данных, пленен или погиб. Немцы захватили шифрдокумент. 5, 33, 188, 128-я стрелковые дивизии неизвестно в каком состоянии и где находятся. Много отставших и убежавших, задерживаемых [на] направлении Двинск. Много брошено оружия…» (19, стр. 69).

Остатки 11-й армии и ее штаб (он отнюдь не погиб и не был пленен) искала разведывательная авиация. Не немецкая авиация – наша. 30 июня поиски увенчались некоторым успехом. В этот день из Москвы в адрес штаба Северо-Западного фронта (который именно в этот день «перебазировался» во Псков, т. е. на 450 км от границы) ушла телеграмма, подписанная Г.К. Жуковым: «В районе ст. Довгилишки, Колтыняны, леса западнее Свенцяны (Швенченис), найдена 11-я армия Северо-Западного фронта, отходящая из района Каунас. Армия не имеет горючего, снарядов, продфуража. Армия не знает обстановки и что ей делать…»

В классической советской историографии такую неразбериху принято было объяснять пресловутой «потерей связи» – немецкие диверсанты перерезали якобы все провода, а про радиосвязь в Красной Армии якобы никто и не слыхивал. Связи в частях и соединениях Северо-Западного фронта (как, впрочем, и всех остальных фронтов) действительно не было. Но вот технические средства радиосвязи были. И в немалом количестве. И не только на уровне фронтов и армий. Так, в 5-й танковой дивизии уже в июле 1940 г., т. е. почти за год до начала войны, числились (не считая 120 танковых радиостанций 71ТК):

– 1 радиостанция 11АК,

– 23 радиостанции 5АК,

– 87 батальонных и ротных радиостанций (6ПК, РРС, РРУ, РБ – 22) (179).

Теперь стоит пояснить – что обозначают все эти большие буквы. 11АК – это мощная (500 Вт) радиостанция, перевозимая на двух грузовиках. Она обеспечивала телефонно-телеграфную связь в радиусе 300–500 км. 5АК имела размер большого сундука, перевозилась в кузове автомобиля или на конной повозке. Эта рация имела радиус действия 25 км при телефонной связи и 50 км – при телеграфной связи, т. е. полностью (и даже с заметный перекрытием) обеспечивала радиосвязь в полосе фронта наступления дивизии…

Последнее упоминание о судьбе 5-й танковой дивизии в боевых донесениях командования Северо-Западного фронта датировано 2 июля 1941 г.:

«…5-я танковая дивизия 24.6.41 г. в районе Вильнюс была окружена противником и рассеялась. Оставшиеся бойцы и командиры только 26.6.41 г. стали появляться в районе Полоцк (200 км к востоку от Вильнюса, 185 км к северо-востоку от Молодечно) и 30.6.41 г. в районе Псков. Материальная часть боевых машин полностью уничтожена или оставлена на территории противника. Остатки личного состава и материальной части колесных машин сейчас собираются в районе Псков и Полоцк…» (19, стр. 107).

А вот мрачные предчувствия полковника Федорова («мне придется расплачиваться за это головой») не оправдались. Командира «рассеявшейся» на пространствах в сотни километров дивизии и не расстреляли перед строем уцелевших бойцов, и не отправили рядовым на передовую «искупать вину кровью». Он был назначен начальником Московского учебного автобронетанкового центра, а затем – начальником Соликамского аэросанного училища на Северном Урале. Там, в глубочайшем тылу, за тысячи километров от фронта, его и настигла нелепая смерть от тифа 20 января 1945 г.

«И пошел, командою взметен…»

В реальной истории прорыв немцев на восточный берег Немана означал начало конца Западного фронта Красной Армии. Стремительно продвигаясь по огромной дуге Алитус – Вильнюс – Молодечно, дивизии 3-й танковой группы вермахта вышли к Минску, где 27–28 июня встретились с наступающим вдоль шоссе Брест – Барановичи – Минск 47-м танковым корпусом из состава 2-й танковой группы. В огромном «котле» окружения оказались три четверти соединений Западного фронта. Но 23–24 июня сложившаяся ситуация могла быть оценена совершенно по-иному: немецкие танковые дивизии ушли из района предполагавшегося контрнаступления конно-механизированной группы Болдина, и сокрушительный удар советского танкового «колуна» должен был обрушиться на немецкую пехоту.

Ближе всех к району запланированного наступления находился 11-й мехкорпус Западного фронта (см. Карта № 2). Он и вступил в бой первым. Отрывочная информация об очень коротком боевом пути 11-го мехкорпуса столь же противоречива и маловразумительна, как и приведенные выше сведения об обстоятельствах разгрома 5-й танковой дивизии. Вполне определенно можно констатировать лишь то, что любые упоминания об 11-м МК в традиционной советской историографии сопровождаются потоком горестных причитаний («укомплектован на 23 % танками устаревших марок… укомплектованность автотранспортом и тракторными тягачами составляла 15–20 % от штатных норм… укомплектованность офицерами-танкистами составляла 45–55 % от штата…»). Ну и так далее.

Все это – чистая правда. Вообще. Перейдем теперь к конкретным подробностям. Прежде всего заменим все эти «проценты» абсолютными величинами. Главное вооружение мехкорпуса – танки. Сколько их было?

В исторической литературе встречаются самые разные цифры: 237 единиц (ВИЖ № 4/1989), 360 единиц (интернет-сайт «Мехкорпуса РККА» со ссылкой на ЦАМО, ф. 38, оп. 11373, д. 67), 414 единиц («1941 г. – уроки и выводы»). Автор предлагает взять за основу цифру 331 – именно такое количество танков указано в документе, составленном непосредственными участниками событий. Речь идет про опубликованное в ВИЖ № 9/1989 «Политдонесение политотдела 11-го мехкорпуса Военному совету Западного фронта от 15 июля 1941 г.». Танки в 11-м МК действительно были самыми устаревшими: 242 танка Т-26, 18 огнеметных ОТ-26 и 44 танка БТ старой модификации (БТ-5). Новых танков очень мало: 24 (по другим источникам – 28) средних Т-34 и 3 тяжелых КВ.

К тому же «до 10–15 % танков в поход не были взяты, так как они находились в ремонте».

Итого: порядка 280 боеготовых танков, из них почти все – легкие и устаревшие.

Вопрос: может ли воевать танковое соединение, вооруженное таким «хламом»?

Все познается в сравнении. Десятки лет советские «историки» почему-то игнорировали это простейшее, очевиднейшее правило. Разумеется, 11-й МК был слабым и «недоделанным» – по сравнению, например, с 6-м мехкорпусом Западного фронта или 3-м мехкорпусом Северо-Западного фронта, на вооружении которых были сотни новейших Т-34 и КВ. Но воевать-то предстояло с немцами, а не со своими фронтовыми соседями! С немецкими танковыми соединениями, с их оснащенностью, с их вооружением, с их возможностями и надо сравнивать боевую мощь 11-го мехкорпуса.

В составе войск пяти западных военных округов было 20 мехкорпусов. Если исключить из этого перечня 17-й МК и 20-й МК, в которых было всего 63 и 94 танка соответственно (в Красной Армии про 94 танка говорили «всего 94»), то остается 18 мехкорпусов. А в составе сил вторжения вермахта было 17 танковых дивизий. Вот с ними-то можно и нужно сравнивать наши мехкорпуса, в частности 11-й МК.

Немецкие танковые дивизии и корпуса не имели строго определенного состава. Поэтому возьмем для сравнения самую крупную танковую дивизию вермахта, какая только была на всем Восточном фронте. Это 7-я танковая под командованием генерал-майора фон Функа. Такое сравнение тем более уместно, что 7-я тд входила в состав той самой 3-й танковой группы вермахта, во фланг и тыл которой должна была бы нанести удар КМГ Болдина.

Главное вооружение танковой дивизии – танки. Их в 7-й тд вермахта было 265 единиц. А в нашем «неукомплектованном» 11-м МК – 331 танк. Почему-то принято (среди советских пропагандистов принято) считать, что у немцев ничего никогда не ломалось и число боеготовых танков всегда равнялось общему их числу. Даже если принять на веру это абсурдное допущение, то и тогда 11-м МК превосходил самую крупную танковую дивизию вермахта по количеству боеготовых танков (280 против 265).